Стая

Глава 2. Поселок.

Некоторое время спустя, как никогда понимающие друг друга, наши хорошие приятели двинулись в свой неблизкий путь единственно известной дорогой, темной извилистой лентой протянувшейся между крутыми отвесными выступами скал, лишь изредка озаряемые тусклым светом керосиновых ламп, закрепленных каким-то чудесным образом прямо тут же, в представленных образованиях всевозможных углублений и трещин этого причудливого туннеля. Огромные, свисающие откуда-то сверху сосульки белого известняка, казалось, своей тенью цепляли путников острыми краями прямо за макушки, скользили поверх человеческих образов, словно большие ножи, проходящие сквозь сливочное масло, будто бы чуточку, лишь на мгновение, прикасаясь к ним в действительности, привольно перебирая волосы легким создаваемым ветерком. Такая дорога вела напрямую под землю, именно в ту ее особенную часть, где и старались укрыться от всевозможных опасностей внешнего мира, более или менее обустроить свою жизнь, оставшаяся немногочисленная группа их соплеменников, которая так или иначе, наперекор всем неприятностям, продолжала бороться за свое существование в этом страшном суровом мире.

Но люди, обитавшие внизу, по крайней мере, двое из них возвращающихся обратно, совсем не унывали от данного печального положения вещей, а скорее напротив, пребывали в довольно возбужденном и радостном состоянии. Николай, немного прихрамывая, как ему казалось в тот момент, старался помочь Андрею нести его тяжелый походный мешок. Хотя со стороны все такие действия выглядели совсем даже наоборот - и уже Андрей вместе с рюкзаком тащил на себе подвыпившего дядю Колю до дому. Тот давно снял свою кепку и, удерживая оную между пальцами, оживленно размахивал ею в разные стороны, перекладывая из одной руки в другую по мере надобности, заодно пересказывая попутчику все собранные сплетни и слухи, возникшие за время его отсутствия.

- И вот, пока ты благоволил шарахаться по разным злачным местам нашего мегаполиса, Оксана своими вопросами всего меня прямо извела совсем. Ты не поверишь. Бегает ко мне каждый день, да не по разу. Как за правило взяла. И, самое главное, все курит и курит, зараза. Ты же знаешь, после того, как я бросил такое грязное дело, совершенно не могу переносить табачный дым этих злосчастных сигарет. Просто всего наизнанку так и выворачивает, - Николай начал изображать, как данный факт стал ему неприятен.

- И какими вопросами, интересно, она тебя мучает в последнее время? - иронично поинтересовался Андрей, почесывая затылок и посмеиваясь над ним себе под нос. - Уж не хочет ли она случаем предложить тебе чего-нибудь эдакого непристойного?

- Да бог с тобой. Оксана просто, таким образом, мужа своего искала. Как ты ушел, тот два дня уже дома не показывается, - в свое оправдание восклицал Петрович, махая руками с испугу от такого смелого предположения. - Вот она его и вылавливала. А я и знать не знаю, куда он подевался. Бегает, ругается, на чем свет стоит, а что сделаешь, если он такой и есть. В поисках весь поселок кверху дном перевернула. Где он, да что с ним? Видели того в баре изначально - так Людмила твоя сказала, сам я придумывать не буду. Затем естественно в гостях у Натальи пропадал, поговаривают. А та, само собой, все отрицает. Здесь Оксана наверняка накрутила больше. Потом еще где-то, я уж в подробности не вдавался. Да еще мать ей на мозги капает. Оксана слушает ее, сам вероятно в курсе, как не бог весть чего. Да еще характер не сахар, так вовсе плохо. Ты же знаешь Оксану, она заполошная, что если задумает, уж никакими силами невозможно переубедить, - тут Николай ухмыльнулся и переместил свою кепку из правой руки в левую. - Еще в прошлый раз, спасаясь от нее, тот в бочку из-под воды залез. Обнаружила ведь, а сейчас два дня уже ищет, не может отыскать. Вот ведь как оно получается.

- А если действительно что-нибудь произошло? - обеспокоенно предположил Андрей, в изумлении поднимая глаза на собеседника.

- Ха, да куда он, небось, денется. Сидит с какой-нибудь очередной компанией, да водочку попивает, - уверенно высказался Николай в его адрес. - Не в первый раз такое дело.

- Ну, а охотников она не спрашивала, может, куда с ними подался?

- Спрашивала, так ведь никто ничего толком и не говорит. Или не знают, или скрывают, помня характер Оксаны, что сами потом крайними и останутся, - Николай задумался ненадолго, а затем мрачно прибавил. - Навряд-ли он сам куда-нибудь из поселка денется, особенно сейчас, в такое нехорошее время. Подобное, мягко сказать, было бы просто неразумным.

- Да пусть погуляет, покуражится. Перебесится, потом все нормально будет, - попытался заверить его Андрей.

- Вот и Оксана второго хочет завести, чтобы как-нибудь мужа своего образумить. А тому все равно. Мама, естественно против высказывается. Говорит, что ежели сейчас ему на них наплевать, и на нее, и на ребенка, то как только будет еще один - он совсем на шею сядет. Это я уж, к примеру, могу пьянствовать, жизнь свою прожил, а ему как-то надо брать себя в руки. С другой стороны, они того просто достали своими придирками. Поливают грязью с ног до головы по всему поселку. Кто же такое способен выдержать? - Николай тяжело вздохнул, обреченно возвращая измятую кепку обратно себе на голову. - Сложная ситуация, без пол-литра точно не разберешься.

Здесь друзья неожиданно притихли, и далее шли молча, видимо собираясь с мыслями, ни о чем, особо не разговаривая, пока тема для их непосредственного общения не нашлась сама собой.

- Ты моих домочадцев случайно не проведывал? - поинтересовался Андрей, с чувством крайне возникшего беспокойства, явно этим вопросом выказывая свою искреннюю заботу об оставленных ближних. - А то, как они тут без меня обходились? Хотя и прошло не так уж много времени, но все равно волнительно. Сам ведь знаешь.

- Знаю, конечно. Вполне понимаю. Заходил естественно, как не зайти, - со знанием дела отвечал Николай. - Все хорошо, и мать и сестра, живы, здоровы. Напоили меня чаем, а я конфеты принес. Ты сам не желаешь конфетку отведать, то они, на всякий случай, у меня всегда с собой? - посмеявшись, предложил он и, не дожидаясь ответа, положил несколько карамелек Андрею в карман.

- Да мне-то зачем? Не нужно, не люблю я сладкого, - запротестовал было тот, попытавшись вернуть гостинец Николаю обратно, но видя, что из этого ничего толкового не получится, он прекратил безуспешные попытки, оставив конфеты в кармане.

- Спасибо, что навестил их, дядя Коля, - напоследок благодарственно высказался он в завершение всех проводимых манипуляций.

- Ой, да какие проблемы. Посидели, чаю попили, о тебе поговорили. Мог бы даже и не спрашивать. Не первый раз так случается. Я всегда знаю, когда ты уходишь...

Они еще долго продолжали рассуждать о разных, абсолютно не существенных в данный момент вещах, жизненных мелочах и проблемах, о которых обычно любят говорить люди, чтобы по обыкновению скоротать время, находясь в процессе какого-нибудь долгого нежелательного занятия. Ведь Николай, по сути дел, был крайне одиноким человеком, хотя и сам определился пребывать подле своей скандальной сварливой жены, подобно тому, как нитка прочно сидит в иголке, особенно в момент восстановления той или иной старой прохудившейся вещи. Так или иначе, он, всеми силами старался в полной мере обрести в лице ее некую дружескую поддержку. Сам того не замечая, тот также очень сильно привязался и к Андрею, испытывая в отношении его, в какой-то степени, вполне полноценные родственные чувства. Андрей даже и не думал противиться этой теплой его восприимчивости, а скорее наоборот, был искренне рад иметь такого хорошего старшего друга, у которого можно было всегда обзавестись нужным советом, и в то же время просто по-приятельски поболтать. Ведь родных детей у Николая не имелось. Один, самый младший из сыновей, трагически погиб на охоте, когда их отряд наткнулся на слишком многочисленное скопище грызунов около поселка, и спасти его просто не представилось возможным. Другой же пропал непосредственно в самой экспедиции. Уходя в Город, он просто не вернулся назад, как такое обычно случается практически со всеми снабженцами в конечном итоге. Может быть, Николай и тешил себя некоторой надеждой на то, что старший сын все-таки когда-нибудь объявится, но почему-то с каждым годом данных иллюзий у него становилось все меньше. Образовавшуюся пустоту должен был кто-то заполнить, и вся забота и внимание с его стороны доставались исключительно Андрею - единственному близкому человеку, такого молодого подходящего возраста.

За проводимыми разговорами, приятели не успели заметить, как вышли из этого угрюмого сумрачного туннеля на открытую местность, преодолев, кстати сказать, довольно значительное расстояние. Поселок располагался, как и было необходимо, на своем привычном месте - в низине некого подземного плато, со всех сторон окруженного высочайшими, скрывающими его истинное нахождение, отвесными скалами. Путники присутствовали внутри огромного, хорошо укрепленного периметра, достойно служившего убежищем для такой, чудом уцелевшей немногочисленной группы людей, защищенных данным оригинальным способом от всех ужасов внешнего мира. Иногда, правда, в обитель наведывались летучие мыши, выискивая, чем поживиться, но данное их нападение не представляло особой проблемы для охотников, дежуривших на своих постах посменно круглые сутки. Грызуны же сюда пробраться не могли по причине того, что просто не умели перемещаться по воздуху, как эти их ближайшие сородичи, упомянутые выше. Да и собственно большего рвения от оных тварей трудно было ожидать, так как вся достаточная техническая оснащенность поселка позволяла жителям чувствовать себя довольно свободно, тем более активность остальных злобных хищников отмечалась значительно меньше ощутимой нормы.

Андрей на секунду остановился, осматривая окрестности с небольшой высоты. Поселок предстал пред ним как на ладони. Повсеместно горели костры, освещая тусклым призрачным светом маленькие убогие хижины, церковь, бар, больницу, а также и иные общественные строения, служившие различным целям, несущие каждый в отдельности свое конкретное предназначение, одновременно в общей совокупности, выполняющие единое дело по поддержанию и обеспечению жизни в поселке. Здания почти все, так или иначе располагались вокруг небольшого подземного озера, служившего источником, столь необходимой людям, чистой воды. Теперь нужно было просто лишь спуститься с этой небольшой горки по тропинке вниз, чтобы как можно быстрее попасть домой. А там уже, как говорится, до родной лачуги будет и рукой подать. Друзья, конечно, поспешили продолжить движение, утопая ногами в мягком песке, то и дело старавшегося затянуть их в свои объятья.

Довольно скоро, наши возвращающиеся путники, усталые, но довольные, оказались возле этого блистающего ровного озера, подобному огромному зеркалу растянувшегося по всей видимой площади своего обозримого пространства. Вода переливалась красноватыми отблесками - отражением горевших костров, словно лучиками проступивших там шероховатых неровностей, игры искривления и преломления света, некого завораживающего причудливого узора, воссозданного природой для истинного восхищения ею. Проплывали, проступали из тумана знакомые до боли ветхие домики соплеменников, сооруженные в основном из камней скал, чередуясь также со стволами деревьев, сухой травой, шкур животных и прочего ненужного мусора. Оград или заборов, хоть как-то разделяющих одно хозяйство от другого не наблюдалось совсем. Впрочем, этого было и не нужно. Люди тут знали друг друга и вполне доверяли любому жителю своего поселка, так как существовали совместно, на благо каждого члена общества.

На улице, тем не менее, в такое время уже становилось пустынно. Хозяева должно быть давно находились в собственных хижинах и занимались какими-нибудь крайне неотложными делами. Рыбаки готовили снасти к завтрашней ловле, либо потрошили рыбу для засолки и дальнейшего ее хранения. Охотники точили ножи, топоры, стрелы арбалетов. Земледельцы раскладывали возле своих жилищ для просушки клубни и коренья растений, чтобы продать или обменять их на небольшом местном рынке. Мясники разделывали туши животных, отделяя по частям шкуру, мясо, кости, внутренности.

- Эй, Петрович, здорово! Как поживаешь? - прокричал вдалеке чей-то звонкий голос, несколько столь бесцеремонно обращаясь непосредственно к Николаю.

Тот поднял руку в знак приветствия, поворачивая одновременно голову из стороны в сторону, пытаясь оглядеться и определить, откуда именно доносится такая речь. Но ничего толкового так для себя и не уяснив, он махнул рукой и с некоторым нескрываемым чувством сожаления направился дальше.

Андрей же остановился. Обернувшись назад, он заметил, что невдалеке начал прорисовывался некий женский силуэт, который достаточно быстро, можно сказать с невероятной скоростью приближался именно к ним. Как определил наш экспедитор, это и была та самая Оксана, которой они с дядей Колей дорогой перемыли все косточки. Если судить по внешности, то на первый взгляд она могла видеться девушкой вполне обычной, лет тридцати отроду, невысокого роста, хотя при всем представленном, имеющая определенно особенно крепкое телосложение. Лицо ее выглядело несколько смуглым с чуть выступающими на его поверхности веснушками. Волосы оказались коротко подстрижены, вполне приятного каштанового цвета, но, к сожалению, они отсвечивали еще каким-то нехорошим темно-рыжим оттенком. Однако ежели выпало вам чести мало-мальски близкого общения с ней, то можно было сразу выявить отдельную странность в ее поведении при разговоре, беспричинную суетливость, беспокойство, неудовлетворенность сложившимися жизненными обстоятельствами, а также постоянный страх остаться без необходимых средств к существованию. Даже в одежде чувствовалась какая-то излишняя предусмотрительность. Несмотря на то, что в поселке на данный момент почти не ощущалось холода, на ней заранее уже были надеты теплая куртка-ветровка, тяжелые ватные штаны и кожаные зимние ботинки на прочной толстой подошве.

- Привет, Андрюха! - немного запыхавшись, проговорила она. - Только что из Города объявился? Что-то поздновато для такого возвращения! Где же ты задержался, позволь полюбопытствовать?

Естественно, не дождавшись от него вразумительного ответа, либо уж скорее, от своего врожденного нетерпения, или больше от желания поделиться с еще одним встреченным ею знакомым собственными истинными переживаниями, которые так сильно переполняли всю ее душу в тот момент, она, негодуя, продолжила:

- Ты знаешь, что мой муженек, аж целых два дня дома не ночевал. Вот же, скотина, какая! Сегодня под вечер только объявился. Дядя Коля, наверное, тебе все рассказал. Вообще обнаглел, прямо не знаю, что с ним и делать.

- Ага, я говорил, что он никуда не денется, а ты все беспокоиться изволишь, - воротившись немного назад, вмешался в разговор Николай Петрович. - Сама-то, что тут делаешь, так поздно? Опасно сейчас так запросто по вечерам выходить.

- Да вот, думала вас встретить, а то мой суженный наконец-то уснул, - не торопясь отвечала она. - Что я буду дома одна сидеть? Хотела еще к Любашке зайти поболтать.

Тут она достала сигарету, затем закурила, много раз перед этим процессом, суетливо чиркая зажигалкой в темноте.

- Знаешь, Андрей, а ведь говорят, скоро конец света неминуемо наступить должен. Ничего об этом не слыхивал? - продолжила Оксана, выпуская изо рта очередную порцию дыма. - Не наблюдал по дороге каких-нибудь изменений, предзнаменований, возникших из ниоткуда? Может в Городе, что необычное появилось?

- Чего это ты вдруг данным заинтересовалась? - настороженно и в то же время удивленно спросил Андрей, но после, видимо, срочно опомнившись, возмущенно прибавил. - Да какой конец света, Оксана! Кто тебе подобное мог сказать? Бог с тобой! Все стоит на своих местах, как и положено.

- Вот-вот, она последнее время мне все уши этим прожужжала, - громко произнес Николай, указывая рукой непосредственно в ее сторону с чувством необычайной скорби на лице, как будто именно в таком вопросе и заключался весь смысл его дальнейшей жизни. - Как только у нее на болтовню сил хватает.

- Нет, а все-таки? Что вы по данному поводу думаете? Ведь наверняка, находитесь давно в курсе происходящего, - тем не менее, не унималась она, но поглядев на недовольные лица обоих собеседников, все же, отступила. - Ну, хорошо, хорошо, спрошу уж как-нибудь в другой раз, если ко мне такое негативное отношение испытывается.

Однако ее любопытство продолжало неистовствовать и далее, завлекая включаться уже в совершенно другую область расспросов:

- А что ты принес, Андрей? Наверняка, нечто полезное. Вон рюкзак - забит под завязку. Давай наймем экспедицию до ближайшего поселения. Я еще чего-нибудь эдакое раздобуду. Можно обмен хороший сделать. С соседями как раз торговать нужно и выручка неплохая получится.

- Ты опять о своем. Завтра поговорите, то видишь, Андрей сильно устал с дороги, - хитро улыбаясь, вступился за него Николай. - Ему отдохнуть нужно, выспаться, как следует, а ты так сразу прямо на него и насела.

- Хватит тебе, дядя Коля, ворчать. Мы и тебя, если хочешь, с собой возьмем, за компанию. Все равно, как-нибудь дорогой, да пригодишься, - она попыталась в очередной раз его немного успокоить, и этим, несомненно, разозлила еще больше.

- В качестве кого, интересно? - тот усмехнулся, совсем уж подозрительно относясь к подобному высказыванию. - Пойдем-ка Андрей, а то утром впрямь, нужно вставать пораньше. К чему нам слушать такие несносные речи.

- Хорошо, Оксана, давай уж, действительно, до завтра отложим все дела. А то я сейчас уже точно, очень плохо соображаю, - произнес Андрей, признательно глядя на Николая Петровича, чувствуя, как усталость медленно, но неотвратимо расползается по его телу.

- Ну, правильно, потому что ходишь один. Вот если бы вместе с кем-нибудь, да еще полной экспедицией, тогда было бы намного легче...

Андрей повернулся в направлении Оксаны, хотел что-либо добавить в свое оправдание, но, к сожалению, данную интересующую личность уже не увидел. К удивлению многих, за ней водилось подобное необычное свойство, довольно часто происходившее именно с ее организмом в целом. Каким-то странным неведомым образом, она просто-напросто исчезла с поля зрения, хотя стояли они сейчас определенно на открытой местности. Как бы особо куда скрыться, забежать, например, за скалу, спрятаться в пещере, либо войти в дом, она явно не могла в силу элементарного отсутствия таковых укрытий поблизости. Ее, как говорится, и след простыл.

"Просто мистика какая-то, - размышлял Андрей, следуя за идущим по дороге, Николаем. - К ее внезапному исчезновению мне никогда не привыкнуть будет. Как так ловко у нее это получается?"

Догнал он дядю Колю только возле своего дома. Тот довольно-таки проворно для своего почтенного возраста и плохенького состояния убежал далеко вперед, на слишком уж приличную от него дистанцию.

- Хорошо, отдыхай, как следует. Завтра зайду обязательно, тебя навестить, - обратился Николай к нему напоследок, медленно, как заклинание, напутственно проговаривая сказанное. - А я к Василию еще заскочу. Поговорим с ним, о том, о сем, о делах наших насущных...

"Ох уж, знаю я все ваши разговоры, - думал Андрей, направляясь к своей хижине. - Ищите, с кем бы выпить, Николай Петрович?!"

Однако он остановился на минуту и посмотрел уходящему дяде Коле вслед. Тот, прихрамывая, не торопясь, шел по тропинке, все дальше и дальше от него отдаляясь. Андрею в очередной раз стало не по себе. Ведь все эмоции Петровича выглядели несколько натянуто - откровенно острые шутки, громкий поставленный голос, искренний смех, но в глубине души он все-таки оставался грустным и несчастным человеком. И пил-то он в основном от одиночества. Он вполне мог бы сидеть дома, как, к примеру, его друг Василий, но данное решение было уж точно не в его характере. И дело заключалось совсем даже не в материальной заинтересованности. Николай хотел общения, желал что-либо делать, чем-нибудь заниматься, участвовать в жизни поселка в полном объеме и быть хоть немного полезным обществу.

Андрей зашел в дом и зажег лампу. Все выглядело, как прежде, когда он уходил, и оставалось не тронутым. Справа от двери, у единственного в хижине окна, затянутого пленкой, находился небольшой деревянный стол с двумя табуретами. Напротив, чуть дальше, за ним располагалась печка, сложенная из камня, с вмонтированной в нее плитой для приготовления пищи. Рядом с печкой, возле стены стояла кровать, безусловно являющейся сейчас для него на данный момент самым важным предметом интерьера из всего перечисленного.

Он снял рюкзак, оставив тот стоять в углу возле дверей, затем вышел во двор, набрал немного дров, после - воротился обратно и затопил печь. В доме сразу возникло ощущение уюта и тепла. Андрей поставил на плиту чайник. Затем он принялся разбирать содержимое рюкзака, установив тот возле себя на табурет, выкладывая на стол всевозможные железные и пластиковые предметы. Там было несколько бутылок подсолнечного масла, пять упаковок яиц, около двух десятков жестяных банок тушеной говядины и зеленого горошка. Достал Андрей также хорошо запаянную в упаковке колбасу, уже нарезанную и очищенную, различные специи в пакетиках: перец, укроп, петрушку, чеснок. Тут была и головка сыра, хорошо облитая воском, сахар-рафинад, немного чая и кофе, и, конечно же, несколько блоков сигарет и бутылок коньяка, имеющие гораздо более высокую ценность, чем все остальные продукты.

Совершенно обессиленный, но определенно, очень довольный, наш успешный экспедитор хотел сразу же, как ни в чем не бывало, отправиться спать, но переполнявшее чувство голода оказалось сильнее. Он открыл одну из бутылок с маслом и налил немного на сковороду, находившуюся тут же, прямо на плите, добавив в нее предварительно порезанную крупными кусками луковицу. Чайник уже закипел, и Андрей скорее положил в стоявшую на столе именно для этих целей банку несколько чисто вымытых небольших кореньев, залил их кипятком, предварительно вылив в помойное ведро испорченное ее содержимое. После того, когда лук поджарился до золотистого цвета, он вынул из коробки десяток яиц и разбил их прямо туда так, чтобы желток оставался целым. Потом достал из шкафчика, висевшего возле печки, соль, захватив щепотку, дополнил вслед к уже приготовляемому продукту, уделяя особое внимание желткам. Так же, он насыпал в конце и черного молотого перца, который только что принес с собой.

Спустя несколько минут, Андрей уже сидел за столом, предварительно освободив его от ненужных вещей, ловко орудуя ножом и вилкой, закусывая яичницу ломтем засохшего серого хлеба и запивая, даже не успевшим завариться, как следует, отваром. Он обмакивал хлеб в желток, отрезал куски белка, неспешно поглощая приготовленное, получал несказанное удовольствие, наслаждаясь естественным процессом принятия пищи, чувствуя, как необходимая жизненная энергия расползается по его телу, оставляя след удовлетворенности и насыщения. Все данное блаженство навалилось таким чрезмерно-большим грузом усталости, что он, даже несколько не закончив свою трапезу, быстро прошел до кровати, упал на нее так до конца и не раздевшись, не чувствуя ни рук ни ног, уносясь куда-то в необычайные глубины обволакивающего мертвецкого сна. Реальность для него на время перестала существовать.

Сначала пред его глазами стояла кромешная темнота, абсолютно полная, настоящая, без каких бы то ни было проблесков света, не позволяющая хоть немного отслеживать происходящие в ней события. Затем она растворилась, рассеялась, словно утренний туман с наступлением первых лучей солнца. Все стало ярким и красочным, будто на картине, нарисованной художником мазками кисточки на прозрачном стекле. Появился знакомый лес, до боли известный и исхоженный им вдоль и поперек, смешанный, лиственно-хвойный, с березами, осинами и соснами. Встречались также дубы и клены, но крайне редко, чаще всего на полянах и пустошах, иногда попадавшихся когда-либо движущемуся путнику по протоптанной тропинке навстречу. Изображение быстро ползло вперед, чуть наклоняясь то вправо, то влево, дрожа от напряжения и постоянно периодически обновляясь, словно кадры знакомого кино, однако с ужасно низкой частотой разрешения и почему-то характерно полосатой интерлейсной картинкой.

Он понял, что убегает, только вот от кого, точно определить по началу так и не мог. Скорее всего, это был тот самый проклятый грызун-одиночка, верно поджидающий и преследующий его время от времени по мере возвращения назад, но никак не решающийся напасть полной силой. Он испытывал пристальное пожирающее слежение того на себе каким-то шестым чувством, не понятным и пугающим, зная, что именно это ощущение заставляет бежать вперед без оглядки. Данный резкий взгляд, словно впившийся острый клинок, так и пронизывал его между лопаток своим смердящим веяньем близкой кончины. Хотя сегодня можно было легко и свободно передвигаться, и рюкзак уже не казался таким тяжелым, нежели в иные обычные дни, тем более там практически ничего не имелось, кроме нескольких блоков несчастных сигарет, добытых им не совсем нормальным путем. В этот день, как иногда случалось, все магазины оказались закрытыми, за исключением одного привокзального киоска, да и то, в котором такого товара было довольно незначительное количество, какое он и забрал все под остаток.

"Не знаю, может другим экспедиторам повезло больше, - мелькнула мысль у него в голове. - Но Город один на всех. Слава богу, что хоть это успел взять, и то хорошо. Не с пустыми же руками возвращаться обратно".

Он еще успевал размышлять о своих припасах, когда нужно было больше заботиться о собственной безопасности. Из оружия в кармане лежал только нож, да и то с обломленным кончиком, нарушенный им так в процессе безуспешных попыток получения каких-нибудь продуктов питания. Таким же образом, тот хотел захватить, на худой конец и других промышленных товаров, но и эта затея также не увенчалось успехом. Другие средства защиты он совершенно не брал с собой в целях экономия места, да и знал, что те окажутся абсолютно бесполезными при нападении грызуньей стаи в полном их численном количестве. Подтверждая сказанное, сзади уже раздавался, разрывающий тишину, звериный рев, заставляющий невольно обернуться назад. То, что тот смог увидеть и уже в полной мере почувствовать, оказались лишь огромные белые клыки хищника, вонзающиеся прямо ему в плечо. Повеяло горячим дыханием - ледяным холодом смерти, исходящего именно от этого злобного существа, попытавшегося свалить его на землю и затем уже там, не торопясь, прикончить совсем. Боль пронзила все тело, будто поражая неким разрядом электрического тока, невольно заставив перейти к активным решающим действиям.

Возможно, грызун промахнулся, желая вцепиться чуть повыше, куда-нибудь в область шеи, таким образом, сломив проявляемое сопротивление одним ударом своих мощных широких челюстей. Но человек, на удивление, оказался проворнее и, изловчившись, моментально воткнул обидчику в грудину оставшийся кусок ножа. Удар оказался такой силы, что сумел к счастью пробить крепкую шкуру животного, погружаясь, хоть и ненамного, в его мясистую плоть, изливая наружу темно-бордовую кровь, хлынувшую из образовавшейся раны буквально ручьем. Хватка грызуна ослабела, и тот быстро отпрыгнул в сторону, спешно отползая от места атаки и после убегая прочь. Человек попытался догнать грызуна, но не смог, так как собственная рана выглядела на самом деле намного серьезнее, чем он предполагал это в порыве битвы. Он вынужден был волей-неволей останавливать кровь.

"Эх, не везет мне сегодня, мясо прямо из рук выскользнуло. Бывают же такие неудачные дни, - думалось ему, пытающегося еще в данный момент иронизировать". Путник вытащил между тем из походного мешка кусок тряпки и крепко затянул им плечо.

Но не повезло ему еще куда сильнее, когда пройдя буквально несколько сот метров от места произошедшей схватки, он обнаружил, чуть показавшихся на горизонте, аж целую стаю этих злобных хищников, как будто только его и дожидавшихся здесь. Грызуны бросились к путнику с разных сторон, повалив на землю варварским способом, и начали тут же словно растаскивать того буквально по кусочкам. Однако совсем добивать его они почему-то не стали. Только зловеще стояли, склонившись над телом, уткнувшись вытянутыми мордами прямо в лицо, будто дышали весенним дуновением ветра, тихонько подвывая, пели свою прощальную песню.

На удивление, он, словно начал улавливать такую музыку, даже возгласы, произносимые в процессе данного действия. Их речь точно записывались прямо в его подсознание, как на магнитофонную ленту, становясь отчетливее и громче, заставляя вслушиваться в нее и понимать сказанное, подчиняясь тем самым навязываемой воле свыше.

"Быстрее, ложи его на носилки, - чудились крики, звеневшие в ушах, словно набат колоколов. - Мы еще успеем его спасти"...

Дальше опять проступила тьма, все более нарастая и всецело поглощая в себя оставшееся сознание, так и не успевшее нужным образом сформироваться, принадлежащие только ему, потерянные мысли, упущенные из-под необходимо-должного контроля и возможно, ушедшие из памяти уже навсегда.