Стая

Глава 5. Переход.

К собственным вылазкам, именно к таким сумасшедшим экспедициям я готовился по обыкновению еще с самого вечера. Заваривал в термосе несколько отборных кореньев, самолично, без посторонней помощи, которая естественно оказывалась здесь излишней, добавляя туда, конечно, для вкуса немного чая, сахара и несколько листочков дикой смородины. Все перечисленные мною компоненты придавали отвару характерный кисловато-сладкий вкус, и он получался в конечном итоге на редкость крепким и бодрящим, как раз именно таким, какой и действительно требовался для предстоящих путешествий подобного рода. Но по-настоящему отвар должен был завариться только на следующий день, настояться, как следует, чтобы оказывать свое истинно правильное освежающее действие. Несоблюдение этих правил, пренебрежение необходимыми рецептами, порядком производимых действий грозило довольно нежелательными, крайне неприятными последствиями для нарушителя, вздумавшего, как есть, без какой-либо защиты посетить такой Город. Ведь всем было известно, что данного рода процедура подобна определенному священному ритуалу, после проведения которой, человеку позволялось видеть некую незримую, невидимую постороннему глазу область, лишь на незначительный момент предоставившее единственное право такого вторжения в святая святых всей немыслимой ее системы жизни, присутствовавшей именно там, за существующей гранью человеческого понимания.

Но, если находиться ближе к земному, житейскому, то, как и задумывалось, выходил я слишком рано по всем мыслимым и немыслимым меркам, которые можно было для себя хоть как-нибудь устанавливать. Чтобы напрасно не терять время и силы на переход по пещере, я уже с вечера находился в бункере, устраивался там поудобнее в комнате отдыха и спал так спокойно всю ночь, пока охранник по моей же личной просьбе не будил меня и не выталкивал за ворота, которые он закрывал всегда быстро и уверенно, не давая толком опомниться. Ведь просыпаться, да еще и идти куда-то в такую рань откровенно признаться не очень-то и хотелось. Вся данная процедура, разумеется, сопровождаясь мрачным и зловещим скрипом тех самых ужасных металлических дверей, от звука которых по спине всегда пробегал холодок, таким привычно-жутковатым образом провожающий меня далеко в мир иной.

Своих коллег-экспедиторов в этот день я почему-то никого совершенно не приметил. Ни одиночек, как и сам, ни вооруженных до зубов групп на собачьих обозах, предпочитавших пробираться к Городу очень медленно, с возможными происходившими ночными стычками, естественно собирая по пути подвернувшиеся под руку трофеи. Может быть, подводы ушли далеко вперед или вовсе даже и не думали выступать сегодня. Тем не менее, их нигде не было видно. Только уж не знаю, что выглядело более рискованным: идти одному быстро и незаметно, прячась за каждым кустом или деревом, как сайгак, перебегая от одного укрытия до другого, нежели неторопливо тащиться вместе с остальными, зато быть защищенным как положено, с головы до ног. Ведь, если говорить начистоту, выходя из бункера, я обычно прибегал к некоторого вида уловке, используя группы своих же соплеменников как отвлекающий щит. И пока внимание паразитов было направлено в их сторону, тихо и бесшумно пробирался к поезду, который уже в середине дня проходил с небольшой минутной остановкой через ближайшую станцию. Тут само собой никак нельзя было опаздывать, как бы такое не казалось позволительным.

Давно известно, что грызуны почти не обращают внимания на человека, осторожно идущего по лесу, ну ежели конечно он сам собственно не спровоцирует их на нападение. Заметив паразитов первым, следовало остановиться и переждать, пока те не пройдут мимо. Хотя, мало кто рисковал подобным образом передвигаться по окрестностям днем. Да, да, именно в дневное время суток. Ну, а если ночью вы изволили выйти, то сами понимаете, подобное дело никак не останется незамеченным, без должного непосредственного в нем участия хищников. Путешествие абсолютно точно закончится весьма печально. И уж не обессудьте, если минут через десять от вас один ремешок останется. Днем же, напротив, зрение и обоняние этих тварей существенно притупляется. Тут главное - заметить грызунов первому, если вам вообще посчастливится их увидеть, так как они пребывали совершенно не в восторге от прямого солнечного света непременно попадающего на их дьявольские сущности.

Однако, несмотря на отсутствие спасительных групп, я все-таки вышел в экспедицию, и первый этап пути состоялся для меня вполне нормально. Незамеченным я добрался до станции и, остановившись по обыкновению возле знакомого дерева, стал ждать скорого прихода поезда. С утречка могло показаться несколько холодновато и даже очень не уютно, но постепенно ближе к обеду делалось совсем уж жарко. Да, по мне было лучше, когда подмораживает, и это определенно придавало больше уверенности, бодрости духа, нежели изнывать от невыносимого пекла палящего солнца, хотя, как говорится, жар костей не ломит, но все равно, такое состояние ощущалось тут крайне неприемлемым. Лед, скопившийся за ночь на почве и перроне станции, давно растаял, образовывая эдакой массой жуткую слякоть, грязные бесформенные лужи слизи, испаряемые постепенно большим красным солнцем, к полудню занимающим уже практически полнеба, бесщадно своими лучами испепеляя все живое, так или иначе попадающееся ему на обозрение. Пройдет еще час, полтора, и от грязи не останется и следа - она полностью высохнет и превратится в пыль.

Станция, если можно было ее называть таковой, представляла собой небольшую площадку железобетонных плит, лишь в некоторых местах частично залитую асфальтом, над которыми водружалось каменное полуразрушенное здание, или, точнее сказать - навес, куда естественно, в силу различных появляющихся здесь ниоткуда, некоторых неприятных вещей, следовало не заходить вовсе. Отдельные сгустки потусторонней разрушительной энергии так и норовили выползти здесь в реальность из всевозможных данных укрытий, пытаясь как можно сильнее ужалить исподтишка, абсолютно внезапно и непредсказуемо. Асфальт же на самой платформе нагревался до такой степени, издавая в процессе испарений неприятный специфический запах, что на него просто невозможно было ступить. Конечно, предвидя перечисленные особенности, я старался держаться снаружи, находясь неподалеку от места остановки поезда в спасительной тени большого дерева.

Совершенно оказалось странным, что на станции не присутствовало никого из экспедиторов-одиночек. Может быть, это было мне только на руку, но находиться тут одному становилось уж крайне жутковато и одновременно довольно скучно. Возможно, сегодня я являлся единственным пассажиром данного вида транспорта, так как все желающие уехать, безусловно, пребывали бы на остановке уже давно. Ведь никому не хотелось опаздывать на поезд и продолжать жариться под этим палящим полуденным солнцем, тем более, возвращаясь обратной дорогой назад, можно было и вовсе, не найти таковую в действительности. Состав же должен непременно подоспеть очень скоро, если судить по часам, показывающие здесь естественно условное время, то минут уже через двадцать или тридцать, когда как, но всегда именно в этом промежутке времени, каждый день, точно и без опозданий.

Разумеется, он вскоре так и прибыл, сперва лишь ненамного появившись на горизонте, сверкая издали светом единственного прожектора головной части, рассекая горячий воздух и отбрасывая оный от себя в обои стороны по ходу движения. Изображение расплывалось, растекалось по воздуху, видевшимся поначалу каким-то неестественным и призрачным, со временем, все более материализуясь, превращаясь во вполне реально ощутимую, груду ржавого металлолома, несущегося по имеющимся внизу стальным рельсам, пересекая белесые железобетонные шпалы навстречу недостигаемой неизвестности. Подходя к платформе и снижая скорость, тот, наконец, остановился, испуская клубы пара и дыма, словно огнедышащий дракон, решивший именно в этом месте немного передохнуть. Автоматические двери открылись и я, конечно, устремился прямо к ним, стараясь как можно скорее попасть внутрь, обходя нагревшуюся до предела платформу со стороны насыпи щебня. Очутившись точно перед поездом, я вскочил на первую, попавшуюся металлическую лестницу, ведущую наверх, затем поднялся, открыл двери тамбура и вошел в вагон.

Долгожданная прохлада ударила мне прямо в лицо. В салоне, на удивление, жары почти не ощущалось. Кондиционеры работали тут необыкновенно стабильно. Людей, как и на станции, особо никого практически не наблюдалось, за исключением нескольких человек, расположившихся непосредственно в самом конце, и бывшими, по всей видимости, такими же экспедиторами, как и я, только уже из другого поселка, следовавшие напрямую в Город. Выглядели оные совершенно неважно - какими-то крайне ободранными и грязными. Эти люди, как часто бывает, наверняка попали по дороге в некоторую значительную переделку. Однако стараясь не привлекать особого внимания с их стороны, я как обычно устроился на одно из многочисленных пластиковых сидений, размещенных в два ряда вдоль вагона, после без какого-либо сожаления посмотрел в окно, прокручивая в голове дальнейшие варианты развития событий.

- Осторожно, двери закрываются. Следующая станция..., - протрещал в динамике знакомый женский голос проводника.

Далее она пожелала всем доброго пути, еще всяческие непонятные вещи, которые говорила всегда одинаково, почти на каждой встречаемой поездом станции, что не следует курить, сорить в вагонах и тамбурах, соблюдать правила проезда, провоза багажа, и далее, сходную этому, никому совершенно не нужную, неизвестную информацию, каждый раз автоматически и монотонно произнося данные высказывания, вылетающее из уст ее, словно магические заклинания, неведомым способом старавшимся зомбировать или, по меньшей мере, одурманить всех присутствующих здесь людей. Однако в силу некоторой возможной испорченности оных, никто вовсе и не собирался даже исполнять указанные требования или хотя бы всерьез прислушаться к данного рода советам. Для кого только предназначались подобные сведения, ни один из проезжающих толком не знал. Даже малейшего понятия не имелось на этот счет. Состав тронулся и я, устроившись на сидении поудобнее, как только такое можно было себе вообразить, подготавливаясь к дальней дороге, собирался вздремнуть. Поспать мне конечно не дали.

Буквально уже через минуту после отправления случилось довольно странное обстоятельство, абсолютно выходящее за рамки какого-либо здравого смысла или разумного объяснения. Прямо предо мною можно сказать претвориться в жизнь, буквально возник из пустоты совершенно обезумевший от жары грызун, непонятно каким образом вообще появившийся здесь. Возможно, он неведомо как, все-таки смог открыть двери тамбура и проникнуть внутрь. Довольно мрачная картина предстала на обозрение. Густая белая шерсть этого животного выглядела сильно взъерошенной, засохшая грязь свисала с нее большими кусками, что смотрелось довольно отвратительно, хотя, данный факт естественно особо никого не обеспокоил. Длинный хвост существа подергивался в разные стороны, резко ударяясь о стены вагона, то и дело, оставляя повсюду значительные отпечатки, как от металлического троса - некого бикфордова шнура, готового в любую минуту вспыхнуть от напряжения. Вытянутая зубастая морда водила носом, втягивая широкими уродливыми ноздрями воздух, раздуваясь еще больше от видимой бешеной злобы и ненависти ко всему окружающему миру. Шевелящиеся усы казались безжизненными, напоминая данным представленным видом, когда-либо еще встречавшуюся в Городе толстую стальную проволоку. Красные глаза, которые, как чудилось от неожиданности, горели изнутри самым настоящим пламенным огнем, безумно блуждали из стороны в сторону, высматривая подходящую добычу для нападения. Такой их взгляд естественно остановился на мне, находившемуся на данный момент к этому свирепому чудищу ближе всего.

- Держись приятель, сейчас я его подстрелю, - раздался чей-то громкий голос из-за спины, но я уже конечно ничего слышать не мог, полностью поглощенный происходящим действием, готовясь к бешеной атаке разъяренного хищника.

Тут мне пришлось достать с пояса короткий нож, висевший здесь именно для таких непредвиденных обстоятельств. Одновременно другой рукой я постарался выставить вперед перед собой полупустой рюкзак, зажимая тот неким определенным способом, чтобы удар зубов пришелся именно на него. Стрела арбалета, выпущенная откуда-то из глубины вагона, знакомо пропела, рассекая воздух, и, видимо недостаточно разогнавшись, буквально отскочила от головы грызуна в сторону, не причинив тому практически никакого вреда. Он лишь на секунду замер в оцепенении, вероятно, оценивая силу пришедшегося на него удара, осознавая его и оскаливаясь всеми дарованными природой белыми, словно точеный мрамор, острыми зубами, что дало мне еще немного времени на подготовку. Тут уже другая стрела полетела вслед за первой и довольно прочно вонзилась прямо в мясистое тело хищника, все-таки сумев худо-бедно проткнуть его плотную шкуру, однако, к сожалению, таким образом, разозлив еще больше.

Грызун взревел от боли, и весь его гнев обрушился именно в мою сторону, выразившийся, несомненно, в крайне яростном нападении. Зубы существа пронзили рюкзак, чуть не задев и мою поднятую руку в придачу. Он стал таскать мешок, словно куклу из стороны в сторону, мотая головой то вправо, то влево, пытаясь каким-нибудь способом добраться и до меня. В ответ на эдакую неслыханную наглость он заслуженно получил между ребер лезвие специального ножа, изготовленного именно для таких случаев, острого как бритва, с положенным отверстием для стока крови, чтобы нападавший как можно скорее начал терять свои силы. И попал, вероятно, я ему прямо в сердце, так как кровь хлынула ручьем из образовавшейся раны, быстро заливая пол вагона под ним, брызгая летевшими каплями даже на стены. Хватка грызуна слабела с каждой секундой, пока он, наконец, обессилев, не рухнул вниз, совсем не оказывая сопротивления, чуть только подергиваясь в предсмертных конвульсиях.

- Вот ты как управился. Отличная работа. Смотри, какого матерого завалил, - восхитился незнакомый стрелок, подходя ближе и как можно тщательнее осматривая добычу. - А ведь это самка, да еще и брюхатая к тому же, сразу видно - место искала получше, где ощениться. Вместе с нами в Город хотела пройти, точно говорю. Они всегда туда желают попасть любыми возможными способами.

- Да уж, и откуда, только она взялась на мою голову, - медленно опускаясь на скамейку, тяжело дыша от всех ранее произведенных манипуляций, проговорил я, доставая из разодранного рюкзака тряпку, чтобы ею хоть немного убрать с себя налипшую кровь. - Первый случай за все время, пока езжу.

- Да ну? А я постоянно такое встречаю, заскакивают в поезд только так. Тут нужно в оба смотреть, чтобы они тебе чего-нибудь ненароком не отгрызли, - проговорил в ответ незнакомец, протягивая руку для приветствия. - И не такое увидишь, совсем уже обнаглели, сволочи. Неплохо ты ее оприходовал, да не одну, а сразу нескольких, сколько их там могло на свет выродиться? - он рассмеялся, показывая свои белые ровные зубы. - Тоже в Город, за товаром? Куда деваться, если кушать хочется. Правда?

Я развернулся полностью в направлении неизвестного мне человека, и уже вовсю рассматривал того оценивающим пристальным взглядом, прямо сказать, с головы до самых пят. И к величайшему своему удивлению, облик его показался мне довольно знакомым. Ну да, конечно, этот бритый затылок я уже видел где-то и раньше. Его волосы сзади были коротко подстрижены, спереди же напротив, представлялись намного длиннее, выглядев неким небольшим оставленным чубом сверху. Из-за этого, наверное, и смотрелся мужчина относительно молодо, лет так на тридцать пять, не более того, однако казался очень уж небритым и грязным, возможно из-за смуглого, почти черного цвета кожи. Вопреки же всему такому облику на нем красовался, даже несколько определенно был ему к лицу, абсолютно чистенький и свеженький джинсовый костюмчик, довольно приличного вида и состояния. Да и новенькие, будто только что взятые из магазина, коричневые армейские ботинки с массивной передней частью выдавали в нем далеко незаурядную личность. Вряд ли данный факт мог остаться без должного внимания. Говорить же об особенностях характера в явившемся предо мною образе этого человека явно не имело никакого смысла, так как тот помимо прочего всегда сам рассказывал о себе очень много занятного и больше совершенно не по делу.

Узнать его также было не сложно по своеобразно ярким привычкам, постоянно то и дело проявлявшимся в процессе общения: резкие движения рук, некая кажущаяся наигранность при разговоре, ухмылка лица с особенно резко прорисовывавшимися в такой момент чертами восточного типа. Самое выразительное, что несомненно в нем присутствовало, так это - темные, почти черные глаза, чуть узковатые, с характерной натянутой верхней векой, встречающихся у представителей подобных национальностей. Взгляд их выражал какую-то ледяную холодность, остроту и в то же время настороженность ко всему происходящему, какая бывает только у людей, по профессии, либо в силу каких-либо других жизненно-важных обстоятельств часто приходящихся сталкиваться со смертью, тем или иным образом вынужденных убивать своих же собственных соплеменников. Прочувствовав собственным телом этот тяжелый взгляд на себе, взгляд мудрого волка-одиночки, пронзительно впивающийся в тебя и выворачивающий все внутренности наизнанку так, что мурашки бежали по коже, я после, ни с каким другим взглядом перепутать не мог. Мне как-то сразу стало уже немного не по себе.

Данную личность, как я мог тогда полагать, судя по слухам и различным россказням, знали все ближайшие селения и отзывались о ней далеко не с лучшей стороны. В свое время тот, за какую-то неизвестную провинность был изгнан из родного племени и теперь наверняка скитался с одного места на другое, в поисках пропитания, не имея постоянного пристанища. Но человек, как мне виделось со стороны, был вполне здравомыслящим, отнюдь не простым, но довольно-таки дружелюбным по своей натуре. Не знаю, что уж он там натворил у себя на родине, но относился ко всем вполне нормально и с должным уважением. Хотя и присутствовал у него некоторый ярко выраженный недостаток - склонность к умелому патологическому обману, или попросту говоря - вымыслу, выражавшемуся в повествовании событий, которые на самом деле не могли происходить в действительности. Он превозносил свою личность в некую степень невозможной значимости, возможно, мнил себя очень влиятельным, могущественным человеком, хотя на самом деле, что рассказывал, просто не могло быть в реальности уж абсолютно точно, как подтверждалось впоследствии.

Сочинял же он совершенно без всякого повода, умысла или какого другого целенаправленного свойства и, что самое странное, полностью верил и сам в то, что говорил. Это выглядело так уверенно и правдоподобно, что отличить правду ото лжи казалось совершенно невозможным. Можно вполне было предположить, что с головой у него состояло не все в порядке и уже давно. "Раздвоение личности - пароидальная шизофрения, - комментировала такие способности Леночка, - В несколько запущенной форме, хотя, лечению вполне поддался бы, все равно. Довольно противоестественное состояние, но ничего, и не такое видали. Обычно шизофреники несколько просты и наивны в своих суждениях и выдумках. Представляют себя другими людьми, либо рассказывают явные небылицы и вычислить их довольно просто. Однако, что не говори, а этот случай все же совершенно особый. На нем психиатрам можно себе карьеру сделать. Человек живет в каком-то придуманном им самим, мире, хотя и придумывать тут особо ничего"...

- Так говоришь, ты за товаром едешь? - вполне дружественно переспросил он, глядя на меня с некоторой излишней осторожностью, словно данным действием, пытаясь контролировать каждое произнесенное мною слово.

- Ну да, конечно. Зачем же еще? - сказал я, сжимая в ответ протянутую им ладонь с плотно стиснутыми вместе пальцами, которая на редкость оказалась твердой и уверенной, выдавая характер ее обладателя. - Можно, думаю, и без этого всего прожить, хотя довольно сложновато будет. Ведь города же не зря существуют. Именно затем, наверное, чтобы их посещать. Не только одни продукты производятся там, но еще и вся необходимая нам одежда, медикаменты, да и другие, прочие вещи без которых естественно не обойтись.

- Да уж, такое верно подмечено, - не сразу, немного помолчав, отозвался незнакомец. - Если бы не грызуны, так позволительно было совершенно туда не ездить, а просто жить там. Все условия созданы. Как только вот этот в поезд пробрался непонятно, ведь я же самолично весь состав пересмотрел. Я, конечно бы и третью стрелу выпустил, но боялся в тебя попасть. Довольно плотновато вы сцепились. Кстати сказать, нужно будет нашего паразита как-нибудь с поезда-то скинуть при первой такой возможности, ну если тебе самому что-либо от него не нужно. А то ехать дальше станет довольно неприятно.

- Скоро поезд остановиться, примерно минут через двадцать, тогда его и выбросим, - согласился я в ответ, неторопливо взглянув на часы. - Ты бы сам его забрал. А то, что зря пропадать добру, пожалуйста, разделывай, как хочешь. Я, определенно не за ним сюда забирался.

- Такого добра везде полно, вот если бы свинины, какой попробовать. Хотя шкуру я и не прочь взять. Она крепкая и прочная, да возиться не очень хочется, если честно. А мясо у него - просто гадость редкостная. Собачий корм, иначе не назовешь, - он поморщился и, как будто, прочитав мои мысли, весело прибавил. - Вообще-то я в Город поразвлечься еду, так сказать. Надоело уже дома сидеть. Надо хоть как-то косточки свои размять, наконец. Да и скучновато стало. Мог бы, конечно, совсем в Городе этом поселиться, знакомых везде дополна, да все как-то не решаюсь. Позволили бы остаться, никто уж и слова не сказал против.

Рассказчик тут ненадолго замолчал, достал сигарету и неспешно ее подкурил, присаживаясь на скамейку напротив. Проворно забросив ногу на ногу, он глубоко затянулся, выпуская слишком уж большое количество дыма.

- Скажу правду. Я знаю в Городе некоторых местных жителей, ну тех, которые весь этот хлам производит, который вы домой таскаете. Там ведь он никому абсолютно не нужен, так только для отвода глаз. Могу предложить совсем другой товар, не бесплатно, конечно. Такого ты явно нигде еще не встречал. Великие дела делать можно. Не один поселок ваш к рукам прибрать.

- Да что ты. Какие странные вещи ты говоришь. Не знаю, уж зачем это нужно. Мне бы себя как-нибудь прокормить, да семью свою, многого-то и не требуется, - ошарашено вымолвил я, несколько насторожившись такому откровенному предложению.

- Ну а что, там у вас в поселке борьбы за власть не случается? Или не до этого пока? В жизни ведь все может пригодится. Но если не хочешь, то и не нужно тебе такое знать, - несколько резковато изрек тот. - Было бы предложено, но если передумаешь, все в лучшем виде организуем. С нужными людьми в Городе познакомлю, ну и так далее, как пожелаешь. Ты вот за каким товаром обычно ездишь?

- Ну, когда как, по-разному бывает, иногда вещи, одежду там разную везу, - я начал для большей убедительности что-то показывать руками в воздухе. - Сейчас вот за продуктами выехал. К зиме подкупить нужно, а то потом и вовсе не выберешься.

- И из продуктов кое-что тоже имеется. Такого на прилавки не выкладывают, - настойчиво проинформировал навязчивый попутчик. - Ну ладно, думай пока, время еще терпит. То скажешь, что я к тебе навязываюсь.

Он отвернулся и посмотрел в сторону окна, будто бы несколько даже обидевшись на такой уж категоричный отказ, поступивший с моей стороны.

- А там, что за люди с тобой? - указывая в конец вагона, спросил я, стараясь как-то переключиться на другую тему разговора.

- Да я и сам не знаю. Ты зачем спрашиваешь? Так, попутчики какие-то, просто по дороге попались, - уже более раздраженно, чем в прошлый раз отвечал он, сразу зачем-то соскакивая со своего места.

- Однако скоро станцию будем проезжать. Давай вытащим пока грызуна в тамбур. Хватай его за лапы, нужно подготовиться, чтобы не суетиться после.

Мы волоком потащили тело к выходу. То ощущалось довольно тяжелым, несмотря на сравнительно небольшие размеры. Еще не успевшая просохнуть за время нашего разговора кровь широкой лентой потянулась вслед за нами, окрашивая пол в темно-бордовый, если не сказать черный цвет. Смотрел я на это с нескрываемым отвращением.

- Ничего, не беспокойся, - проговорил новый знакомый, видимо явно заприметив все мои эмоции. - Уберут в Городе, как следует. Вагон будет выглядеть совсем как новенький. Даже и не заметишь, что тут ранее подобное происходило.

Мы вышли в тамбур и прикрыли за собой дверь.

- Не куришь? - произнес собеседник, доставая очередную сигарету. - Зря, лишаешь себя удовольствия.

- Сигареты укорачивают жизнь, - несколько нравоучительно выразился я, недовольно качая головой. - Да и что может дать курящий человек другому, кроме того, чтоб закурить?

- Это ты так не скажи. В процессе рождается разговор, общение, люди обмениваются информацией так сказать в неформальной обстановке. Ну, если ты хочешь жить вечно, то, пожалуйста? Но тут у нас такое навряд ли получиться: атмосферный фон, перепады температур... А коренья, которые вы завариваете, думаете, вас спасут?

- Но мы пока что еще живы, - попытался возразить я ему, будто бы оправдываясь за приведенные им самим же, доводы.

- Ну да, конечно. Если ты в это веришь, то почему бы и нет, - надменно только посмеялся он.

- Кстати, у меня где-то термос есть с отваром, не хочешь попробовать? Я принесу.

- Не стоит. У меня имеются на счет этого другие специальные и более весомые средства - сигареты, некая новейшая разработка ученых, - он достал из нагрудного кармана небольшую черную пачку с необычно странным рисунком на этикетке в виде круга с тремя желтыми треугольниками в центре и протянул ее мне. - Нейтрализуют невидимую заразу, которая в нас проникает, полностью всю без остатка.

- Очень интересно, как такое может быть? И ты куришь эту дрянь, чтобы выгнать другую дрянь из своего организма? - я даже не удосужился взять предложенную упаковку в руки, о чем очень пожалел впоследствии.

- Точно! Именно так оно и есть, - проговорил тот, возвращая сигареты обратно в карман.

"Однако странно, - думалось мне, и я уже начал сомневаться в таком своем категоричном к нему отношении. - Говорит он вполне твердо и уверенно, словно так оно и должно быть. Но данная информация что-то не сильно походит на правду. Какие-то неизвестные ученые в Городе, люди, которых никто там никогда и не видел. Местные жители? Да он мне просто лапшу на уши вешает. Все эти его разговоры - полная чушь".

Но спорить с ним по данному поводу я не стал. Вряд ли это было сейчас правильно. Тем более поезд начал уже притормаживать, стараясь более замедлить свой ход, пока не остановился и вовсе. Автоматические двери открылись, и горячий воздух из песка и пыли ворвался внутрь, бросившись нам прямо в лицо.

- Давай, толкай ее поскорее! - отплевываясь от всего сущего и закрывая рукой глаза, выкрикнул незнакомец, еле-еле удерживаясь на своих ногах.

Мы дружно навалились на тушу животного, и грызун полетел вниз, под откос, бросаясь, будто в бешеном припадке из стороны в сторону, подпрыгивая на каждом камне или кочке, увлекаемый вниз естественной силой гравитации. Не став дожидаться, пока закроются двери, мы вернулись обратно, отряхиваясь по дороге от насевшей на одежду пыли и песка.

- Скоро уже приедем, - постарался я подбодрить своего попутчика. - Примерно часа три осталось, не более того. Пока можно немного вздремнуть.

Поезд тронулся дальше, все, более набирая положенную скорость. Менялись картинки за окном, воссоздавая разнообразие этого покинутого мира. Непроходимый смешанный лес, хвойный и лиственный: сосны, ели, березы, осины, неслись мимо, чередуясь с зарослями густой, высокой травы полей, лугов, вперемешку с завораживающим душу цветочным массивом, раскрашенных обильным количеством богатого спектра красок, отражавшихся от их поверхностей яркими, приятными для лицезрения, насыщенными оттенками, тем самым услаждая взоры наблюдающих людей совершенно немыслимым собственным благоуханием. Деревья полностью отличались представленной структурой и, что самое странное, в кой-то веки, оказывались совершенно не похожими друг на друга. Стоявшие вместе они выглядели слишком тонкими и стройными, ветвями и листьями на них, уходя куда-то далеко в небо. Цвет стволов удивительно менялся в процессе такого осмотра от почти черного у основания до светло-коричнево у самых призрачных вершин. Растущие же одиноко, другие деревья казались, напротив, с виду довольно невысокими, однако очень статными, могучими корнями прочно и уверено упираясь в некоторую единую точку на земной поверхности, раскинув при этом в ярком великолепии свои богатые сказочные ветви широко и беспорядочно. Все деревья, что большие, что малые, так или иначе, были сориентированы исключительно только в одном верном для них направлении, с одной стороны разросшись густо и обильно, с другой, как положено - совсем редкостно и скудно.

К удивлению, тут попадались некоторые незначительные пустоши, целиком и полностью состоящие из одних равнин соли и песка, на которых в силу понятных сложившихся обстоятельств, практически ничего не росло. Только огромные желтые кактусы с длинными черными иголками населяли их, горделиво стоя поодиночке, несколько обособлено, как друг от друга, так и от всех остальных не столь уж многочисленных здешних колючек. Местные растения на данном участке местности старались хоть как-нибудь сохранить глубоко внутри себя, от вечно палящего солнца, столь необходимую для своей жизнедеятельности влагу. Все выглядело абсолютно сухим и безжизненным, словно более и не существовало той незабываемой живописной природы, стоявшей за окном буквально каких-нибудь пять минут назад, своим красочным блистательным пейзажем до глубины души поражавшее всех вокруг.

Встречались в пути также и крайне заболоченные места. Это были озера, неумолимо затянутые какой-то непонятной по внешнему виду и составу светло-зеленой пленкой из растущих водорослей с неизвестными белыми цветами на их поверхности, черной тиной около берегов, и стоящими прямо там же, в воде, трухлявыми березами, совсем гнилыми и безжизненными, своими черно-белыми стволами, мрачно подпиравшие, нависшее над всем этим омерзительным благолепием небо. Чем вызывались такие слишком противоречивые природные отклонения, конечно, не знал никто, и лишь только некоторые из них вполне могли догадываться, что тут явно не обошлось без каких-либо особых сверхъестественных вмешательств.

Кто-то твердой и уверенной рукой тронул меня за плечо.

- Очнись, приятель. Скоро будем уже на месте. Сейчас никак нельзя спать.

Я открыл глаза, поднялся со скамейки, спросонья не совсем понимая, что происходит вокруг. Передо мной стоял человек, с которым мы ехали вместе в поезде, только почему-то оказавшийся закутанным с ног до головы в толстое шерстяное одеяло.

- Где твой горячительный отварчик, а то меня чего-то немного морозит с непривычки. Да и сам тоже его попей, а то до перехода осталось совсем мало времени.

Тут я уже окончательно проснулся, пошарил рукой в рюкзаке и, нащупав термос, подал тот ему. Попутчик отвернул крышечку и осторожно, словно боясь обжечься, налил немного жидкости себе в стакан.

- Хорошо-то как, - произнес он, понемногу выпивая содержимое и наслаждаясь приятным ощущением тепла, сразу быстро расходящегося по всему его телу. - Заварен, что надо. Сразу видно работу профессионала.

Я забрал термос непосредственно к себе, сделал небольшой глоток горячего напитка из самого горлышка, взял протянутую незнакомцем пустую крышку, изготовленную необычайно удобным способом - вместе с герметичной пробкой внутри, для того, чтобы та вероятно случайно не потерялась, и наглухо закрутил ее, вращая по удобной плотной резьбе. Буквально сразу же после этого стены и пол вагона начали неестественно содрогаться, совершенно немыслимо искажаясь и представляясь нам уже в каком-то странном преломленном свете, будто все вокруг находилось глубоко под водой. Предметы стали растекаться, расплываться по воздуху, постепенно теряя свой первоначальный облик.

- Ну вот, началось, наконец, - голосом, донесшимся, словно из-под земли, сказал мой невольный попутчик. - Держись крепче за сидение и сгруппируйся.

- Без тебя знаю... - беззвучно, одними губами, только лишь смог выговорить я в ответ.

Чувствовалось, словно тысячи иголок впились в меня в один момент сразу и по всему телу. Но это совершенно не причиняло какого-то ощутимого дискомфорта или боли, а скорее наоборот, было даже несколько необычайно впечатляюще. Я словно разлетался на тысячу маленьких кусочков собственного составляющего, чтобы потом, будто бы сызнова, соединиться обратно в нужном времени и пространстве. Сердце, замерев в ожидании чего-то неопределенного, подпрыгнуло высоко вверх, зависнув непосредственно где-то в области шеи, застряв там большим комом в горле, и никак не хотело опускаться обратно, точно самостоятельно и без всякого на то разрешения определенно захотев вырваться из моей грешной сущности наружу. Такое состояние полета, как мне тогда смутно представлялось, продолжалось довольно долго, пока я уже совсем и бесповоротно не покинул этот реально существующий мир, окончательно потеряв всяческую способность к его восприятию.