Тамтамы до сих пор звучат

В путь

Прекрасные асфальтированные дороги, по которым беспрерывно проносятся как новенькие, так и видавшие виды переполненные автобусы. Около шофера в униформе сидят несколько пассажиров, которые с недовольным, унылым видом обозревают окрестности и время от времени поглядывают на часы, чтобы убедиться, приедут ли они на конечную остановку или на ту, где придется сделать пересадку, без опоздания.

За последние десятилетия Европа обогатилась современными транспортными средствами. Поезда, самолеты, автобусы и пароходы следуют точно по расписанию. А пассажир везде ищет то, к чему привык. Так и я первые дни безуспешно искал на придорожных столбах африканских городов таблички с расписанием движения грузовых автомашин, которые тут носят экзотическое название «мамми-лорри», а в тропических джунглях, на станции в Дагомее, я буквально извелся, ожидая опаздывающий поезд. Не случайно поэтому положение с транспортом в Тропической Африке меня так заинтересовало.

Шоссе там покрыты асфальтом и зачастую не уступают европейским дорогам. Машины летят по ним с огромной скоростью. Чаще всего это потрепанные грузовики английских или американских марок. На них установлена деревянная конструкция, представляющая собой сооружение из нескольких столбиков, укрепленных по углам, на которые кладется крыша. В кузове установлены скамейки из неоструганных досок для пассажиров. Пока машина оставляет за собой километры, пассажиры развлекаются: время от времени из кузова раздается пение. Слегка раскачиваясь, они сопровождают песню ритмическими ударами в ладоши. И шофер, если у него хорошее настроение, принимает в этом веселье деятельное участие. В кузов свалены узлы, пакеты с покупками, корзины и наполненные до краев тазы, которые, по мнению африканцев, так удобно носить на голове.

Машина разрисована и расписана со всех сторон. Встречаются надписи: «Бойся женщины!», «Всегда лучше быстрее, чем медленнее!», «Осторожность — мать мудрости!», «Мальчик из Такоради», «Черная жемчужина», «Бог — мой пастырь!», «Привет! Странствующий мусульманин!», «Я люблю тебя», «Всегда с улыбкой!» и т. д. Однако вы никогда не увидите таблички с указанием конечной остановки, а с расписанием тем более. В больших и маленьких городах Западной Африки машины этого типа обычно отправляются с базара. Здесь его иногда называют по-английски «лорри-парк». Украшенные веселыми надписями автобусы стоят на площадке, пока водители зазывают пассажиров.

Вот как рассказывает об этом писатель Хини Ахеб в одной из своих книг: «Водители поняли, что люди охотнее садятся в автобус, где большая часть мест уже занята (если, конечно, он пойдет примерно в том направлении, куда им надо), так как пассажиры надеются, что такая машина скорее тронется. Поэтому предприимчивый водитель за небольшую плату нанимает «пассажиров-статистов». В Западной Африке на каждом базаре можно найти безработных, которые готовы любое время сидеть в кузове машины. Надо только оставить несколько «последних» мест свободными. Пассажиры замечают обман слишком поздно, когда нанятые статисты, получив обещанную плату, покидают машину и исчезают в толпе…».

Однако теперь и эта уловка не помогает. Пассажиры стали опытными и, прежде чем сесть в автобус, смотрят, есть ли багаж у расположившихся в машине людей.

Иногда возникают комические сцены: группа пассажиров стремится, к примеру, уговорить шофера изменить направление. Начинается длительная торговля, результаты которой никому не ясны. Во всяком случае, водитель усаживает в машину всех желающих, садится за руль и автобус, как молния, срывается с места. Пока направление, избранное шофером, устраивает всех пассажиров, в машине царит прекрасное настроение, никто не думает ни о расписании, ни о трассе. Но вот автобус подъезжает к перекрестку — и сразу же возникает необходимость принять решение. Я стал как-то свидетелем подобного случая. У дороги стоял человек и отчаянно махал водителю. Автобус остановился. Уже через минуту всем пассажирам стало известно, что недалеко отсюда у дяди их нового спутника, в деревне, родился сын. На торжество были приглашены все пассажиры. Ведь это так близко, всего две мили в сторону… Никто не протестовал. «Лорри», трясясь по проселочной дороге, добралась наконец до деревни, где пассажиры до самого вечера любовались новорожденным и искренне веселились в связи с его появлением на свет.

Кое-где так ездят и до сих пор (чаще всего в бывших английских колониях Западной Африки — Гане, Нигерии и Сьерра-Леоне). Теперь скорость этих размалеванных во все цвета машин ограничена, но в те времена они мчались как бешеные, не соблюдая правил движения. Водитель подчас не имел никаких документов, занимаясь главным образом перевозкой различных контрабандных товаров. Белые тоже могут пользоваться этим видом транспорта, но, как правило, только теоретически. За все время моего пребывания в Африке я видел в «мамми-лорри» всего нескольких европейцев и двух молодых американцев.

Когда я впервые захотел поехать на такой машине, водитель-африканец, посмотрев на меня, спросил:

— Тебя, видно, ищут?

Напрасно я пытался его переубедить. В конце концов шофер сделал вид, что поверил мне. Однако всю дорогу многозначительно усмехался.

Интересно, что в бывших французских колониях Западной Африки такие машины встречаются крайне редко, да и размеры у них совсем не те. Видимо, это объясняется тем, что здесь дорог много меньше и состояние их значительно хуже. Асфальтированные шоссе тут редкость, проложены они только на основных направлениях. В бывших же английских колониях сеть дорог достаточно разветвлена и в основном покрыта тринидадским асфальтом, который выдерживает все капризы местного климата, включая жару и периоды дождей.

Некоторые африканцы объясняют это явление иначе. Так, один из моих приятелей, получивший воспитание в бывших французских колониях, говорил, что «эти люди из английских колоний любят переезжать с места на место. Не успеешь оглянуться, раз-два — и их уже нет!». Он выразительным движением руки сопроводил слова «раз-два», как бы стремясь доказать, что речь шла отнюдь не о медленном передвижении.

«Раз-два — и их уже нет». А кончается все это часто в придорожной канаве или еще в каком-нибудь подобном месте. Люди попадают либо в больницу, либо домой, в зависимости от того, повезет им или нет, а машину обычно бросают там, где произошла авария. Влажный африканский воздух быстро делает свое дело: машина ржавеет и красочные надписи сходят с нее. Водители, проезжая мимо, на несколько секунд сбавляют бешеную скорость, но уже через какую-то минуту шофер снова дает газ — и машина несется дальше. В Африке не ездят медленно, медленно только ходят.

На «мамми-лорри» перевозят не только людей, но и грузы.

Грузовые машины выглядят проще, ведь из-за одних ящиков нет никакого смысла раскрашивать борта. В бывших французских колониях длинные грузовики с высокими бортами, груженные различными товарами, постоянно курсируют по дорогам от побережья до побережья.

Каждая область страны в определенное время года нуждается в сбыте своего «сезонного» товара, поэтому движение на дорогах не прекращается круглый год. В сезон сбора арахисовых орехов машины проезжают по дорогам из Зиндера и дальше на запад, бороздя огромными колесами дороги, оставляя после себя мелкие кусочки проволоки от пневматических шин. Горе тому, кому они встретятся на пути!

От Ниамея до Досо 135 километров. Мы умудрились трижды проколоть шины на этой дороге, и каждый раз виной тому была та самая проволока, которую оставляли большие грузовики. Во время сбора арахиса они ездят тут и днем и ночью, нарушая тишину саванн.

И еще об одном парадоксе африканского транспорта: старые политические границы, которые существовали в колониальный период, до сих пор не утратили своего значения и затрудняют перевозки. Не будь этого, в Форт-Лами, Зиндер и Маради можно было бы, например, намного быстрее проехать через Нигерию по ее асфальтированным дорогам, проложенным от моря к северным границам. Но еще в 1962 году на север ездили через Дагомею (через Ниамей) по трассе, которая в большей своей части не покрыта асфальтом. Поэтому если минеральная вода на побережье стоит 200 французских франков, то в Ниамее цена ее возрастает до 300, в Догондучи — до 400, а в Маради — уже до 550 франков. В Форт-Лами цена воды и виски одинакова: разница здесь выравнивается за счет доставки, так как бутылка минеральной воды больше и тяжелее бутылки виски. Контрабандная же вода намного дешевле, что известно всем, в том числе и таможенникам.

Не лучше обстоит дело и с авиацией. Так, даже в 1962 году нельзя было перелететь из Ниамея или Зиндера прямо на ближайший большой аэродром в Кано. Приходилось летать через Котону, Лагос, облетать половину Западной Африки или же продвигаться на автомобиле, на лошади, а го и на традиционном транспорте — верблюде или осле. Причем старый летный состав не признавал новых границ сфер влияния, установленных европейскими авиакомпаниями. Говорят, что всего несколько лет назад из Аккры в Бамако или в Ниамей было быстрее всего лететь через Лондон и Париж. Колониалисты создали собственные магистрали внутри своих владений, как в рамках бывшей федеральной Французской Западной Африки, так и в Британской Африке — Гане и Нигерии. По договоренности и с выгодой для обеих сторон приняли одно исключение, сохранив дороги, связывающие Южную Гану с Южной Нигерией (Аккру с Лагосом) через Того и Дагомею. В других направлениях транспортное сообщение почти не развивалось. Международные авиалинии связывали — да и до сих пор связывают — только столицы.

Вот и получалось, что из Ганы и Нигерии было удобнее лететь до Лондона, из Лондона в Париж, а из Парижа обратно в области бывшей Французской Западной Африки. Так было и безопасней. Ведь на магистральных заграничных авиалиниях действовало регулярное расписание и обслуживали их современные самолеты. На местных же линиях — если такие вообще существовали — уровень обслуживания был очень низок.

Рассказывают анекдот об одной частной авиакомпании, которую возглавляли два летчика времен второй мировой войны. Они летали по трассе, которая впервые связала две территории, относившиеся ранее к различным колониям. Может быть, они летают там и по сей день. Машина у них была старая, время от времени из строя выходил то один, то другой мотор, но это им 10 не мешало. Самолет совершал посадку и продолжал свой путь дальше с одним действующим мотором. Никаких жалоб! Летчики и пассажиры смеялись: все в полном порядке, и лишь европеец, попавший впервые на эту трассу, бледнел от страха. Но, наверное, зря. Ведь до сих пор самолет всегда долетал до цели. Правда, иногда с большим опозданием, на день или на два, но какое это имеет значение в Африке!

Служащий этой крохотной компании как-то говорил мне:

— Самолет у нас маленький, а небо большое. Нет ничего удивительного, что он иногда заблудится и долго не может найти дорогу.

Но чаще всего самолет и не пытается искать дорогу, он летит против ветра на одном моторе или же сидит на каком-нибудь захолустном аэродроме, где несколько механиков копаются в его внутренностях. Как-то раз из строя вышел один мотор, потом второй. К счастью, самолет оказался невдалеке от аэродрома, и летчик сумел дотянуть его туда. Когда же он наконец приземлился, почему-то посыпались жалобы…

Путешествовать вдоль побережья можно еще и по воде: ведь здесь есть море, а по морю плавают пароходы. Судов было бы достаточно, да портов мало. На всем западноафриканском побережье всего несколько хороших заливов, которые используются в качестве портов: таков Фритаун, который Англия, владычица морей, в период торговли рабами избрала первым портом для своей сторожевой флотилии. Создание других портов стоило труда, денег и пота. Так за последнее время выросли Дакар, Конакри, Абиджан, Лагос, Такоради и уже совсем на глазах — порт Тема, самый новый в Гане. Таким же образом строились порты в Котону и Ломе.

Где не было порта, там создавались сооружения, которые носили название «пристань». Фактически — это длинный помост на сваях, уходящий далеко в море и заканчивающийся там, где сваи уже не могут достать дна. На самом конце помоста над водой склоняется подъемный кран, который разгружает небольшие пароходы, перенося грузы и людей с помощью крюков или корзин.

Обычно по помосту прокладывают рельсы. Большие океанские пароходы бросают якоря далеко в море и не могут подойти близко к берегу, потому что сильный прибой с волнами в несколько метров высотой вынес бы их на мель. Поэтому людей и грузы доставляют на «пристань» маленькие пароходики. Почти каждый приморский город в Африке имел раньше такую «пристань». Там, где не было помоста, пароходы не могли подойти вплотную к берегу, грузы намокали, да и пассажиры не оставались сухими. Так высаживались на африканский берег первые европейцы, так же приходилось переправляться на борт невольничьего судна рабам, которые часто кончали свое путешествие раньше, чем оно начиналось.

Теперь, когда построены первые современные порты, помосты уже почти не используются. Фонари на них погасили почти по всему побережью.

Большой современный порт более безопасен. Вместе с «пристанями» в прошлое Африки ушли и времена морских пиратов и рынки рабов. Пароходы общества «Фрасинет» и других компаний до сего дня плавают между Лагосом, Котону, Ломе, Такоради, Абиджаном, Конакри, Дакаром, Лас-Пальмас, Касабланкой, Марселем, Бордо, Лондоном, Ливерпулем и Саутгемптоном. Создаются новые пароходства и молодыми африканскими государствами, однако судов, плавающих под африканскими флагами вдоль Гвинейского побережья, еще очень мало. Чаще всего вам встретится только один флаг — либерийский, но к Либерии эти пароходы не имеют почти никакого отношения. Известно только одно: их владельцы платят более низкую пошлину. По этой причине они и предпочитают плавать под либерийским флагом.

Я часто вспоминаю один случай, связанный с первыми шагами африканских пароходных компаний. Я впервые приехал тогда в Такоради. Был поздний, но очень жаркий вечер. Гостиница находилась недалеко от берега, и я решил выкупаться. Полоса пляжа — неширокая, справа и слева ее ограничивали скалы и большие камни. Я отплыл недалеко и тут увидел, как по берегу, покачиваясь из стороны в сторону, шел мужчина с полупустой бутылкой джина в руке. Он присел около моей одежды и время от времени прикладывался к бутылке. Мне стало не по себе — незнакомец не отходил от моих вещей — и я предпочел вылезти на берег.

— Жаль, — сказал он, — что вы не попытались заплыть подальше, туда, где я вчера уже побывал…

Задрав рубашку, мужчина показал свою спину, на которой красовался огромный кровоподтек, и рассказал, что заплыл очень далеко. Его ударило о скалы. Слово за слово, мы разговорились и выпили остатки джина. Незнакомец оказался голландским морским офицером, поступившим на службу во вновь созданную пароходную компанию Ганы. Плавал он на одном из первых больших ганских пароходов.

Узнав, что я чех, моряк сразу же заговорил на ломаном польском языке. Во время второй мировой войны он перевозил беженцев на маленьком катере через пролив в Англию. Однажды немецкие сторожевики задержали катер и всю команду отправили в Бухенвальд, где голландец попал в один барак с поляками.

Пусть же ему хорошо и счастливо плавается под африканским флагом!

Хуже всего в Африке обстоит дело с железнодорожным транспортом. Если посмотреть на карту, то видно, как красные линии, обозначающие железные дороги, уходят от побережья только в одном направлении — к большим городам в центре континента. Из сенегальского Дакара железная дорога ведет к Бамако, из Абиджана — к Уагадугу, из Конакри — к Канкану, из Котону — к Порто-Ново и Параку. Сравнительно разветвленную сеть дорог имеют Гана и Нигерия, тогда как в Либерии вообще нет ни одной железной дороги.

Если лететь с большого аэродрома в Робертсфильде (близ Монровии) до Абиджана, то под крылом самолета вы не увидите ничего, кроме однообразного зеленого массива тропических джунглей. Становится как-то не по себе, когда убеждаешься, что последняя полоса бетона кончается сразу же после взлета и появляется вновь только за границами Либерии. Пока самолет не поднялся очень высоко, можно еще различить одиночные островки среди моря зелени, а затем все исчезает в дымке серо-зелено-голубых испарений — первом приветствии девственной старой Африки. Там, внизу, живут люди, не знакомые с металлом, а в нескольких тысячах метров над ними летит самолет — самый современный вид транспорта, с флагом свободного африканского государства на фюзеляже. Это тоже Африка.

Конечно, либерийские джунгли не показательны. В Африке есть области с довольно широко развитой сетью дорог. Характерно, однако, что большая их часть ведет с севера на юг или с юга на север. Современных дорог, которые шли бы в направлении с запада на восток и обратно, все еще очень мало. Так обстоит дело повсюду — в тропических джунглях и саваннах. На севере, в пустынях, среди дюн и прибрежных лагун по-прежнему сохраняется традиционный способ передвижения — пешком или в повозке. В качестве тягловой силы используют домашних животных. В более или менее отдаленных районах можно встретить африканцев с дорожной сумкой, рюкзаком, узлом на голове и большой палкой в руке для защиты от змей, проходящих так десятки и сотни километров. Юноши из Бирнин-Конни ходят на работу в Ниамей, преодолевая расстояние, равное примерно 419 километрам. Идут, пока хватает сил, а когда наступает вечер, находят пристанище в ближайшей деревне. Ночлега в деревнях саванн не приходится долго просить, люди тут намного ближе друг к другу, чем в водовороте современных городов.

Знатным и богатым считается тот, кто восседает на коне. Начальник из рода фульбе на чистокровном скакуне — воплощение подобного понимания. Лошади, сытые и холеные (а иногда и не совсем сытые), преодолевают как близкие, так и далекие расстояния. Поэтому лишь по количеству и весу груза можно определить, как далеко собрался отправиться путник.

Менее знатных мы увидим верхом на осле или — что чаще — бредущих за ним, ибо на осле положен тяжелый груз, и он не в состоянии тащить на себе еще и хозяина. А если тот все же рискнет побеспокоить своего осла, то ведет себя весьма скромно и устраивается лишь на самом кончике его спины. Ну, уж коли зашла речь об ослах, я не могу не высказать своего уважения к этим милым и умным животным.

Хочется рассказать три случая, которые остались у меня в памяти.

Первый произошел в небольшом местечке в Нигере. Каждый день здесь появлялась тележка с бутылками молока, запряженная осликом. Как-то раз хозяин тележки провел бурную ночь, отмечая какое-то событие, и утром уснул на козлах. Осел продолжал ездить по знакомому маршруту и развозить молоко. Он останавливался около дома, терпеливо ждал, пока покупатель не возьмет свое молоко, выразительно поглядывая при этом то на него, то на хозяина, который продолжал мирно посапывать на козлах, встряхивал презрительно головой и шел дальше. И никто никогда не брал с тележки ничего лишнего!

Свидетелями второго случая мы оказались на проселочной дороге. Когда последняя деревня осталась далеко позади, а следующей не было отмечено даже на карте, на совершенно пустой дороге неожиданно появился осел, который медленно, с достоинством двигался нам навстречу. Через спину его были перекинуты мешочки с солью и орехами кола — самыми дорогими продуктами в этих местах.

Я напрасно искал глазами погонщика и, удивленный, спросил Ауду — одного из своих африканских друзей:

— Где же его хозяин, неужели он не боится, что осел придет домой с пустыми мешками?

Мой друг молча остановил машину и движением руки пригласил понаблюдать за ним. Обойдя осла, он начал осторожно подходить к мешку с орехами и совсем уж было протянул к нему руку. Тут осел моментально остановился, смерил человека глазами, потом, словно сосчитав про себя до трех, бросился с места и лягнул его копытом. Счастье, что Ауду это предвидел и сумел вовремя отскочить в сторону. Осел, однако, не стал его преследовать. Он постоял еще немного, посмотрев на «вора» так, словно хотел сказать: «Так что, дать тебе еще разок или этого с тебя достаточно», — и важно зашагал по дороге, как будто бы здесь ничего и не произошло.

Мы тоже тронулись в том направлении, откуда пришел осел, и, проехав значительное расстояние, увидели двух мужчин, обсуждающих какие-то новости. Водитель остановил машину, и после традиционных приветствий я спросил у одного из путников, не знает ли он, чей осел идет там по дороге.

— Конечно же, мой! — воскликнул он. — Я тут немного заболтался, а он потащил домой кое-какие вещи. С ним что-нибудь случилось? Это было бы удивительно, он всегда был аккуратнее меня!

Третий случай зафиксирован мною на пленку, как наиболее выразительный.

В знойный полдень я оказался как-то на перекрестке улиц одного из маленьких выжженных солнцем городков Нигера. На этой крохотной площади сохранилось лишь одно-единственное местечко, где можно было найти тень. Она падала от глиняной стены против ресторана. Нам, десятерым африканцам, одному чеху, одному французу и двум англичанам из Нигерии, страшно хотелось пить, но еще больше хотя бы на минуту спрятаться от палящих, безжалостных лучей солнца, просто постоять в тени. Именно это и оказалось невозможным. Место в тени было занято двумя ослами, и никто в мире, ни за какие блага не смог бы их сдвинуть с места. Поэтому нашей компании ничего не оставалось, как выпить на солнцепеке теплого пива и следовать дальше.

На севере, там, где постепенно замирает жизнь, начинается пустыня. Но теперь уже и через пустыню по направлению к озеру Чад ходит белый автобус Трансафриканской компании. Издалека он кажется огромным танком, за которым тянется хвост коричневой пыли. Правда, это единственный автобус, который идет здесь по расписанию. Маршрут у него большой, так как автобус связывает главные города. Проезд стоит не очень дорого, а название автобуса — «трансафриканский» — обладает поистине магическим действием. Еще немного глубже в пустыню — и там только на отдельных участках попадаются огромные тяжелые грузовики. Основной транспорт здесь — верблюды. Когда в центре столицы Ниамее медленно и важно большой караван верблюдов переходит перекресток, кажется, что ты попал в далекое прошлое. Они идут плавным шагом, так, словно идут по сыпучему песку среди дюн большой пустыни. Похоже на то, что асфальт, машины и светофоры совершенно им не мешают. На все то время, пока караван переходит на другую сторону, полицейский открывает ему «зеленую улицу».

Это очень красивое зрелище, и никто — ни полицейский, ни водители — не возмущается вынужденной остановкой. На их лицах написано уважение к кораблю пустыни, уважение, унаследованное от далеких предков. Ведь европейский светофор существует здесь всего несколько месяцев — а когда появились верблюды?