Тамтамы до сих пор звучат

Cogito, ergo sum[20]

«Я мыслю, значит существую». Как давно произнес эти слова французский философ Ренс Декарт. Удивительно, что мудрость его пережила столетия и не потеряла своего смысла и значения в наши дни. Вместе с читателем мы проехали по многим городам и селениям Западной Африки. Камера зафиксировала на пленке природу континента, быт и нравы его народа; перо описало все, что мы увидели и услышали. Но одного никогда не удастся отснять, не удастся записать на магнитофон или выразить словами. Речь идет о способе мышления, о специфике и судьбе народа. Ведь без собственного мышления, мировоззрения человек не вправе называться человеком.

То, что Африка сегодня становится на самостоятельный путь, говорит о ее собственном мышлении и делах. Однако существует большая разница между тем, что думает житель старушки Европы о мыслях и делах африканцев, и тем, что они представляют собой в действительности. Некоторые европейцы до сего дня приезжают в Африку, серьезно рассчитывая увидеть там голых людей, танцующих около костров и поклоняющихся анимистическим фетишам. На деле им приходится остерегаться не людоедов, а возможности сесть в лужу в сделках с африканскими торговцами или опозориться в споре с африканскими интеллигентами о произведениях Шекспира или Мольера. Есть и такие, кто приезжает в Африку с убеждением, что попадет на континент услужливых и покорных белым господам подданных. Но и они, как только выйдут за порог отеля, убеждаются в своей ошибке. Случается, что европейцы рассчитывают натолкнуться на ненависть африканцев к белым вообще.

Считают, что эти люди постоянно размахивают ручными гранатами и стреляют из автоматов или луков вместо приветствия.

Однако многие теперь уже понимают, что африканская действительность гораздо сложнее, что африканцы мыслят в определенном направлении: они пришли к выводу о том, что принадлежность к какой-нибудь партии, цвет кожи или происхождение — еще не гарантия хороших или плохих намерений. Правда, они ненавидят всякого рода дискриминацию. Приятно это или неприятно, но очень быстро приходится убедиться в том, что африканское умение безошибочно распознавать замыслы людей и их характеры быстро будет проверено и на вас.

Африканцы умеют очень искусно выбрать из своего окружения именно то, что им кажется приемлемым. Они твердо следуют тому, что считают правильным, особенно унаследованному от своих предков. Эти черты проявляются особенно ярко, когда речь идет о выборе пути, по которому пойдет современная Африка.

За прошедшее столетие в истории Африки можно отметить несколько периодов.

Сто лет назад шел процесс наиболее бурного порабощения Африки. В это время на Гвинейском побережье еще существовали сильнейшие державы, которые в конечном итоге пошли по пути самостоятельного, подлинно национального движения. Были здесь и небольшие полуфеодальные государственные объединения. В горах Камеруна и Того существовали селения, которые сохраняли свой собственный уклад. В тропических лесах Либерии попадались деревни, где не знали металла, где каменный век не был еще историческим периодом.

На психологию и мышление африканцев, которые попали в различные общественные условия, оказали большое влияние прежде всего те события, которые совершались в узких рамках их племени, народности или государства. Если общество находилось на таком уровне, для которого историки напрасно искали бы подходящее название, переживало период, когда совершался переход от общинного владения к частному, безусловно, все происходящие в нем изменения оказали огромное влияние на образ мыслей и мировоззрение каждого его члена. Появилась, например, убежденность, что присвоение чужого имущества — не воровство, а просто награда за то, что кто-то сделал что-либо в свое время «для общества». Это уже не считается чем-то предосудительным, скорее наоборот — почетным. Если же общество находилось на стадии перехода от матриархата к патриархату, то понимание роли и значения женщины совершенно отличалось от нашего мировоззрения, так же как психология африканок того времени не имела ничего общего со взглядами на жизнь европейских женщин. Речь не шла об эмансипации женщин, более сложным оставался вопрос определения степеней родства и взаимоотношений между родственниками. Они бывают иногда столь сложны, что определить их могут только самые старые члены семьи.

Совершенно отличные от наших условий и законы жизни рождают целый ряд других сложных явлений в мышлении, которые ни в коем случае не следует упрощать. Например, если люди жили, не зная чувства собственности, то это обстоятельство удивительным образом сказывалось на психологии — оно освобождало их от многих забот. Африканцы радовались простым жизненным явлениям, веселились, как малые дети, — для этого им было достаточно легкой шутки, немного ритмичной музыки, танцев и песен.

Африка доколониального периода шла по своему собственному пути, отстаивала свой образ жизни, свою веру даже в те времена, когда перед ней стоял вопрос: «быть или не быть?» Сколько мифов и легенд о возникновении мира рассказывает африканский народ, мира, поднявшегося с морского дна и сотворенного из глины у берегов Нигера! Сколько создано им различных идолов, которым приносились жертвы: вода, пища, дичь, а зачастую и люди!

Очень часто европейцы акцентировали особое внимание именно на поклонении идолам, на человеческих жертвоприношениях, принимая их за основу психологии и мышления африканцев. Эти верования, в которых было больше чувств, чем мыслей, очень часто использовали в качестве аргумента, стремясь оправдать порабощение континента. При этом забывали, что анимизм не только религия, что наряду с религиозной основой в нем есть нечто от желания на практике изучить мир, который знаешь так мало. Еще до вторжения европейцев в Африку туда уже начали проникать две совершенно различные и чуждые друг другу системы верования и мировоззрения. Караванными путями через большую пустыню пришел в Африку ислам. С юга, из европейских крепостей на побережье, из портов, куда приходили большие парусники, распространилось христианство.

Обе эти религии принесли — и, собственно говоря, до сих пор приносят — в Африку чуждое ей мировоззрение, мысли и чувства другого континента.

Христианская и мусульманская религии распространили свое влияние на многие части света. Обе они считают свое учение единственно правильным и доказывают это как мирным, так и насильственным путем. Ислам в первый период своего проникновения в Африку охватил огромные территории: большую часть саванн и тропические джунгли, но далее, до берегов Гвинейского залива, ему дойти не удалось. Даже после религиозной войны фульбе не сумели донести туда слово Аллаха. Там, где ислам встречал сопротивление местных властителей, где брат, принимая новую религию, отрекался от брата, где большие и могучие государства распадались и только тогда забывали свою веру, — там проникновение ислама останавливал враг намного более коварный и более опасный — сонная болезнь. Туда, где свирепствовала муха цеце, не могли пройти стада и кони фульбе. А следовательно, и ислам.

Христианская религия оказалась в еще более трудном положении и была тесно связана с работорговлей, с ней в определенной степени отождествлялось и колониальное порабощение. Кроме того, христианство было верой более далекой от Африки и более чуждой по своему отношению к анимизму, чем ислам. По своему мировоззрению оно в корне противоречило понятиям африканцев о семье, об отношении к женщине, к детям, к родству. Эта религия была им чуждой прежде всего своими религиозными представлениями, различными ограничениями, «возвышенным» пониманием души. Правда, со временем, где официально, а где чисто практически отклонившись от своих догм, христианство сумело завоевать доверие части африканцев.

Однажды вечером я сидел на веранде отеля. Вдруг откуда-то послышался щелкающий звук, напоминающий постукивание кастаньет. Через минуту к нему присоединился барабан — и зазвучала мелодия. Мне показалось сначала, что рядом, в ресторане или в баре, играет оркестр. Но вот раздалась песня. С удивлением я услышал слова «Бог — мой пастырь…». Ритм все убыстрялся. Я вышел на улицу. Звуки песни неслись из белого круглого здания, которое можно было бы принять за какое-то учреждение, ресторан или в крайнем случае элеватор. Даже самый ярый атеист никогда не посчитал бы это сооружение за церковь. Я вошел и укрылся в темноте, чтобы никто меня не заметил. Церковь была очень проста: обыкновенные скамьи, стулья по стенам, маленькое возвышение, где стоял священник. За его спиной на небольшом органе играла женщина. Около двери мужчина раздавал всем входящим какие-то погремушки, с помощью которых молящиеся отбивали такт в ритм песни. Вперед прошла молодая африканка с ребенком на спине. Она тоже получила погремушку и, уже проходя по церкви в поисках свободного места, начала напевать все ту же мелодию: «Бог — мой пастырь, бог — мой пастырь…».

Маленькому верующему, пристроившемуся за спиной матери, это, конечно, страшно нравилось. Тут мужчина, стоявший у входа, заметил меня и предложил пройти в церковь:

— Входите, входите, господин, это неважно, что вы придерживаетесь другой веры. Разрешите представиться: Кваме Дадсон, вот моя визитная карточка.

Визитная карточка гордо гласила:

М-р Кваме Исаак Дадсон

Такси драйвер. К⁰ Ивэнджелик Мишн Адабрака

Я был посрамлен. Во-первых, можно было предположить, что меня привело сюда нездоровое любопытство, а во-вторых, у меня не было визитной карточки. Однако я прошел внутрь и прослушал все богослужение.

Проповеди шли на четырех африканских (фала, га, эве и тви) и английском языках. Все это сопровождалось необыкновенно оригинальной музыкой в ритмах румбы, самбо и других, мне незнакомых. Когда пастор рассказывал об аде, я смотрел на женщину с ребенком. Она слушала его с расширенными от ужаса глазами, в то время как маленький человечек спокойно спал у нее за спиной.

Давайте теперь вернемся к началу главы и вспомним изречение: «Я мыслю, значит существую», которое дало ей название.

Обе религии были в конце концов приняты в Африке и оказали влияние на мировоззрение и чувства ее народа, хотя восприняли их африканцы по-своему — многое было переосмыслено и изменено. Поэтому в Африке ходят сейчас в мечети и посещают церкви. Но при этом никто не забыл веры своих отцов. Около креста нередко можно увидеть фетиши предков; наряду с освещением парохода, автомобиля или плотины совершаются жертвоприношения и другие обряды.

Сто лет назад Африка принадлежала французам, англичанам, немцам, мировоззрение которых не могло не оказать влияния на континент и которые в своей совокупности создали нечто общее. Они привнесли с собой оценку мира и его ценностей в той мере, в какой это было принято в XIX — начале XX века. Они привнесли бурные темпы вечно спешащей Европы с ее техникой, с ее высоким экономическим и промышленным потенциалом. И в то же время привнесли амбицию богатства и скорбь бедности. Все это было необычно для Африки. И законы, по которым мужчина мог иметь только одну жену и одну семью, и порядок, когда отец и мать точно знают число своих сыновей и дочерей и, учитывая материальные возможности семьи, даже прикидывают, сколько детей смогут иметь, и значение денег в жизни общества, и понятие собственности.

Нельзя, однако, сказать, что европейцы оказали только отрицательное влияние на Африку, хотя об этом сейчас предпочитают не говорить. Ведь Европа имела богатое классическое наследие, знакомиться с которым африканцы начали как в школах, так и на театральных подмостках, где они впервые познакомились с Шекспиром на своем родном языке. Присущие французам восторженность и вдохновение восприняла, например, современная поэзия революционных поэтов Африки. Французская традиционная революционность проявляется и сейчас в политике бывших французских колоний[21], а отвращение французов к расизму африканцы восприняли скорее, чем что-либо другое[22].

В Африке можно наблюдать и влияние английского консервативного мышления. Так, в бывших английских колониях до сих пор сохранилось левостороннее движение. Большое воздействие оказал консерватизм и на африканскую интеллигенцию.

Наступили 60-е годы XX века. Западная Африка в основном освободилась от колониальной зависимости. Один мой африканский приятель когда-то в шутку заметил, что Африка всему научилась у колонизаторов и даже тому, как от них избавиться. У французов с помощью революционных референдумов (Гвинея, 1958 год), у англичан — путем демократических выборов, в ходе которых победили кандидаты, стремящиеся к независимости, и потерпели поражение противники. Характерно, что этому не мешало даже то обстоятельство, что некоторые кандидаты находились в тюрьме. Англичане здесь вынуждены были считаться со сложившейся ситуацией, когда кандидат в депутаты прямо из тюрьмы направлялся в здание министерства. Подобные истории, ставшие легендарными, известны не только в Западной Африке. Португальцы, захватившие власть в Африке насилием, в ответ получили то же самое. Каждому по заслугам!

Мир был вынужден заново перетасовать свои политические карты. В новые столицы отправились европейские послы и дипломаты, пришлось говорить об экономическом и политическом соперничестве.

Иногда дипломатам приходится ломать головы над тем, что думает современная Африка. Лозунг «Африка пробуждается!» ныне уже устарел. Она давно пробудилась, и теперь нам следует проснуться, изменить свое отношение, по-новому смотреть на этот огромный континент.

О мыслях и мировоззрениях людей, которые действительно существуют, потому что думают, лучше всего можно сказать словами современного африканского поэта: