Улыбка зверя

ПРОЗОРОВ

Возвратясь после речной прогулки, Ада вдруг почувствовала болезненную усталость, а потому быстренько приняла ванну и забралась в постель. Прозоров же уселся на табурет и до поздней ночи, почти не меняя позы, просидел на кухне в одиночестве.

Взгляд его был рассеян, одна угловатая и тяжкая как булыжник дума ворочалась в голове и не было у этой беспросветной думы ни исхода, ни разрешения. Стучали часы на стене, стихал городской шум за окном, а Прозоров все сидел и сидел, уставившись в одну точку, в след сигаретного ожога на клеенке, и точка эта то раздваивалась, то вновь сходилась в округлую коричневую кляксу…

Когда он поднялся и прошел в спальню, Ада давно уже спала и дыхания ее не было слышно. Мерцал пустой экран телевизора, наполняя комнату тусклым светом, отчего она показалась Ивану Васильевичу похожей на реанимационное отделение. Прозоров выключил телевизор, услышал тихий вздох Ады. Он тоже вздохнул и, не раздеваясь, прилег на самом краешке постели, подложив под затылок сцепленные кисти рук. Точно в таком же положении он очнулся на рассвете. За окном ровно шумел дождь и Прозоров остро ощутил, что лето прошло окончательно и бесповоротно, что впереди тусклая осень, а за ней сырая бесконечная зима…

Он покосился на спящую Аду. Тонкое лицо ее было бледно и спокойно, и как ему показалось, на нем лежала печать какой-то покорной беззащитности…

“И все-таки, нет, — подумал он. — Поеду к Романовскому. Он зубы съел на этих лейкозах… Надо же хоть что-то делать, в конце концов…. Старик опытный, что-нибудь да подскажет…”

Прозоров, стараясь не шуметь, отправился в ванную, умылся, затем, не включая света в прихожей, нащупал плащ, сунул ноги в ботинки и вышел на лестницу, осторожно прихлопнув за собой дверь.

“Зонт забыл, — спохватился он, но не решился еще раз щелкать замком. — Пес с ним. Только бы Романовский был на месте”, — думал он, застегивая на ходу плащ, и пускай иллюзорно, но явно ощущая, как вся тяжесть его надежд, сомнений, тоски и упований как-то сама собою перекладывается отныне на сутулые хрупкие плечи Романовского — старичка-онколога из знаменитого военного госпиталя. И от того, будет ли он на месте, зависела жизнь Прозорова, — так по крайней мере, ему казалось…

Ровно через три часа промокший до нитки Прозоров, не дожидаясь блуждающего где-то на верхних этажах лифта, бодро взбежал по лестнице, погремел ключами, выискивая нужный, несколько раз ошибся, но наконец дверь поддалась.

— Ты где пропадал? — выглядывая в прихожую, сонно спросила Ада.

— Все отлично, малыш! — улыбаясь, воскликнул Иван Васильевич, сделал шаг навстречу и, подхватив ее на руки, закружил в тесном коридоре. — Все в полном порядке! Молодец, старик! Умный старик! Ай да Романовский!

— Ты что, Прозоров? — слабо сопротивлялась Ада, пытаясь выскользнуть из его крепких объятий. — Пил с утра?

— Пьян, Ада, пьян как сапожник, — проговорил Прозоров, осторожно опуская ее на пол. — Вот что… У тебя заграничный паспорт есть?

— Да, — сказала Ада, пристально вглядываясь в лицо Прозорова.

— Отлично! И у меня есть. Визы нам сделают. В три дня…

— Какие визы?

— В Германию. В фатерланд! Клиника “Эйзель”. Немцы, Ада, все-таки великая нация! Правда, берут дорого, но зато надежно. Денег у нас хватит, а не хватит — добудем! Семьдесят процентов излечения. Так что твоя лейкемия — тьфу! Мираж…

— Это тебе Романовский сказал? Кто он?

— Гениальный врач. Практик. Он весь подводный флот лечил, он все знает!

— Что знает?

— Абсолютно все знает! Чудак, я ему доллары сую, а он матерится… Пришлось за коньяком бежать. И не устоял старик, взял. Как миленький взял. Кто ж перед настоящим французским устоит? А он, я тебе доложу, великий любитель выпить. Профессионал, знаток вин и прочих напитков. Он, Ада, все знает… — Прозоров трещал без умолку, его распирала деятельная беспокойная энергия, хотелось немедленно собрать вещи и бежать в аэропорт, лететь в клинику “Эйзель”…

— А как же Ферапонт? — напомнила Ада.

— К черту! Времени нет. Пусть живет и дышит.

— Нет, Прозоров… Нельзя оставлять долги без оплаты…

— Ах, Ада, долги, конечно, отдавать следует, но нет времени. Пока его вычислишь, отследишь, подготовишься… Месяц уйдет. Если бы можно было как-нибудь, мимоходом, попутно…

— Телефон, — сказала Ада.

— Не понял…

— Телефон, — повторила она, снимая трубку и подавая ее Прозорову. — Межгород, судя по звонку. Я чай поставлю, ты вымок весь…

— Алло, слушаю, — весело крикнул в трубку Иван Васильевич. — Кто это? Как это неважно, еще как важно…

— Иван Васильевич, — сквозь дальний шорох и треск говорила трубка. — Мы с вами позавчера разговаривали…

Сердце Прозорова гулко и тревожно стукнуло, улыбка сошла с лица. Они сумели вычислить его домашний номер! А значит, и адрес, и фамилию… И все, все, все… И, может быть, даже причастность к ситуации с “курьером”… Но — как?! И зачем они ему звонят?

— Прошу вас, не бросайте трубку, — вежливо продолжал голос. — Я надеюсь, мы с вами договоримся… Алло, вы слышите?

— Слышу, — глухо ответил Прозоров, бегло оглядывая прихожую, мысленно собирая необходимые вещи и прикидывая, сколько времени потребуется на спешную эвакуацию.

— У меня к вам, как к отменному профессионалу, есть очень конкретное предложение, — выговаривал между тем голос. — Я очень рассчитываю на вашу помощь в одном деликатном деле…

“Западня!” — стукнуло в голове у Прозорова.

— Во-первых, уважаемый Иван Васильевич, отбросьте сразу же все ваши подозрения, — успокоил голос. — Вы же сами понимаете, что у нас было достаточно времени и благоприятных обстоятельств для того, чтобы, не обнаруживая себя… В общем, вы понимаете…

— Хорошо, — сказал Прозоров. — Давайте дело.

— У вас в почтовом ящике пакет. Потрудитесь спуститься и забрать его. Не откладывайте. Мало ли какому хулигану придет в голову мысль взломать ящик… В пакете вы найдете ответы на вопросы и, надеюсь, все сомнения ваши благополучно разрешатся сами собой… До свидания.

— Прозоров, — позвала Ада из кухни. — Скидывай сейчас же мокрую одежду и иди пить чай. Кто это был? Жена?

— Хуже, — сказал Прозоров. — Погоди, Ада, я сейчас…

Загнав в ствол “стечкина” патрон, он осторожно вышел из квартиры, замкнув дверь на ключ, спустился по лестнице к почтовому ящику. Извлек из него плотный тяжелый пакет. Опасаясь взрывного устройства, тщательно и аккуратно прощупал его. Затем аккуратно надорвал край. Из дыры выпали две пачки стодолларовых купюр в банковской упаковке.

— Деньги к деньгам… — мрачно пробормотал Иван Васильевич, заглядывая в конверт и вытаскивая сложенный в четверть лист бумаги. — Та-ак, стало быть, и план прилагается… Лихое начало…