Время вороньих песен

5.5

Нос мне будто прищепкой прижали, а потом резко и сильно дунули в рот, как мехами в гончарную печь, плотно прижавшись ртом, я дрыгнулась и наподдала локтем. Хотела еще и тростью добавить, но сообразила, что трости у меня нет, потому что Пешта, гад, веле ее… Пешта!

– Это вместо спасибо? – с оскорбленным видом заявил ведьмак, потирая ушибленную скулу. Надо было сильнее вломить…

– А что, вонючая дрянь закончилась? Лучше она, чем ваши… действия по спасению.

– Вы в любом месте скандал устраиваете, или это только мне так везет?

– Потешьте свое самолюбие, представьте, что только вам, – огрызнулась я, вставая с дивана, куда меня уложили. – Где я?

– Это кабинет советника по магическим аномалиям магистра природной магии вне категории некоего В.Пешты. Знаете такого?

– Забудьте, что я сказала про самолюбие, вы лопнете, если добавить еще хоть каплю.

Пешта посмотрел с непередаваемым выражением, встал, обошел меня, открыл конторку в углу, прятавшуюся за стеллажом с одинаковым книжными корешками, позвенел и побулькал там, хмыкая и покашливая, со стаканом в руке прошел к окну, сунул руку за занавеску, открыл створку, отдернул занавеску, оперся свободной рукой в узкий подоконник, глубоко вдохнул рвущийся с улицы холодный сырой воздух – я мгновенно расцвела мурашками – опрокинул стакан залпом, сжал посудину в руке. Мне подумалось, что он сейчас этим стаканом в окошко швырнет, но нет, отнес обратно, где взял, порылся в столе, бросил в рот что-то вроде пастилки или леденца и только потом ко мне повернулся. На нем не было пиджака, и алый камербанд смотрелся вызывающе. Почти так же, как мое красное платье на этом приеме. И если открытые плечи еще хоть как-то вписывались в дресс-код при общей скромности наряда, то голыми руками без перчаток я просто плюнула приличиям в лицо.

– Холодно, – сказала я, – можете прикрыть окно?

– Обойдетесь.

– Вам же претит шмыгающий нос, – ляпнула я, и застыла, сообразив, что выдала себя с потрохами.

Пешта подобрался, как гончая, вставшая на след, только что воздух носом не пробовал. Что делать, если сейчас спросит про освидетельствование? Спросил.

– Вы мне все время платки суете, вот я и подумала.

– Вранье.

– Вранье, – созналась я. Ну, раз уж у меня сегодня вечер откровений… Вон про бал ему растрепала и про танцы, про Холина с Асгером он и так знает. Он вообще про меня много чего знает, причем такого, чего я сама о себе даже не подозреваю, а это несколько несправедливо, будто я – та красная сфера на доске, все норовят пнуть в свое удовольствие и к своей пользе, а потом избавиться, как от балласта.

– Что там произошло? – спросил ведьмак. Занавеска рядом с ним вздымалась и опадала, и казалось, что кто-то большой и темный дышит с улицы и только и ждет, когда Пешта скомандует “ату”.

Я пожала плечами, обняла себя и заозиралась в поисках чего-нибудь… А вот и пиджак, небрежно свернутый и сунутый бессознательной мне под голову. Натянула на себя.

– Когда начался шум, у меня даже сомнений не было, что причина – вы. Лежите почти на полу и не дышите.

Очуметь! Полный зал, мать их, магов всех цветов и категорий и хоть бы одна скотина… Ну, ладно… Одна скотина нашлась.

– Это все Лар.

– Какой Лар?

– Он так себя назвал. Темный. Некромант. Он за столиком сидел, когда вы… когда я… Сидел за столиком. Лицо такое, будто я его видела уже, только вспомнить не могу, где и когда. Предложил в сферы играть. Объяснил правила. У меня случилось… Не знаю, как в храме, я видела… чудовище, и все были, как куклы на нитках и… Потом вы на меня набросились.

У Пешты в руках был блокнот и ручка. Вот когда он все успевает? Хотя, если у него столько всяких должностей, он просто обязан все успевать.

– Опишите. Подробно.

– Темный, – снова начала я, – некромант, от него пряностями пахло, кориандром. Все некроманты пахнут пряностями?

– Любопытно. Что значит “все”? Ммм… министр Питиво?

– Кардамон и душистый перец, – не раздумывая ответила я.

– Холин?

– Гвоздика, еще сирень и… карамель, – на карамели я покраснела.

Пешта смерил меня уничижительным взглядом и велел вернуться к Лару. Но кроме волос с проседью и того, что я его уже видела, я никак не могла больше ничего вспомнить, хотя видела очень близко. Я начинала вслух несколько раз, пока Пеште не надоело и он меня не прервал.

– Так действует заклинание личины.

У меня возникла странная мысль… Может я поэтому Огаста не воспринимала как личность? Но ведьмак меня разочаровал, подтвердив, что господин Арденн и был такой никакой.

– Огаст! Вот кого он мне напомнил!

– Заклинание личины, – попугаем повторил Пешта. – Цепляется за самый невыразительный образ.

– Нет! Вы не поняли! Огаст не всегда был такой, – говорила я и вспоминала наверное в тот же момент, как слова срывались с губ, или наоборот, сначала вспоминала… и по коже вновь драло ознобом, только открытое окно было здесь ни при чем, и казалось, что как в день отъезда из Дат-Кронен, из-под пола тянет свечным воском и тленом.

– Какой? Когда? – спокойно и холодно уточнил Пешта, и меня выдернуло оттуда, куда я едва не провалилась.

– Тогда. Когда он… они ко мне приходили. Не всегда, но такого я помню.. Вспомнила… Один… Был… запрещал закрывать глаза, когда…

– Лицо, как выглядел?

– Скулы такие, как лезвия и пальцы тонкие и улыбался словно… вампир.

– Дивно… А теперь опишите мужа.

От этого безразличного голоса отчего-то сразу становилось легче. Не совсем, однако.. Я припомнила подробно и поняла, что описала разных, но похожих мужчин, братьев или близких родственников. У Огаста только скулы и были хороши, и наверное, брови, почти ровные, а к краю – резко вниз и чуть вдавленные в череп виски.

– Характерные черты для Крево, – поделился Пешта.

Я встала, прошла мимо него к вместилищу спиртного и под пристальным взглядом плеснула себе в ближайший стакан. Даже если из него уже пили – все равно продезинфицируется. На вкус оказалось куда лучше тролльего самогона. Может мне тоже шмыгающий нос претит, потому что это, в первую очередь, мой нос.

– Так он действительно его бастард? – чувствуя, как меня окончательно отпускает, а по телу разливается тепло, спросила я и, за неимением лучшего, запила водой из стоящего рядом графина.

Ведьмак отложил блокнот и теперь, опершись о подоконник, внимательно наблюдал за мной поблескивая глазами. От взгляда стало жарче, будто я еще немного выпила.

Галстука на Пеште тоже не было, верхняя пуговица рубашки – расстегнута, а остальные… ткань натянулась и казалось, будто они вот-вот выскользнут из петелек… Я выдохнула и отошла подальше, за стол. Чтобы он нас разделял. Стол разделял, а взгляд – притягивал.

– Могли бы и поинтересоваться экстерьером будущего супруга. Вы настолько нелюбопытны?

– Не хочу остаться без носа.

– Проявлять любопытство не значит совать вышеозначенный орган во все доступные… – он замолчал.

– Что?

– Прекратите так смотреть.

– Как?

Я даже пискнуть не успела, как Пешта, словно притаившийся в засаде кот, рванулся, скогтил меня, прижал к стене и впился в рот поцелуем, будто укусил или пометил. Затем рывком задрал алые шелка, бисер и кружева, сжал жесткими горячими пальцами бедра, затем подхватил мою ногу под коленкой, приподнял, устроил у себя на талии и так, придерживая, прижался теснее. Чтобы я почувствовала. И все это молча, не моргая и не отводя жадного взгляда. Дрожь желания пробежала по нам одновременно. Как сигнал…

– Я вас ненавижу, – с чувством проговорила я некоторое время и некоторые действия спустя, слегка стыдливо (хотя к чему уже!) поправля те части туалета, которые под платьем прячутся. Для этого пришлось встать с дивана. Да. Это опять был диван, хоть началось все немного в другом месте.

– Ну-ну…

– Мне все время хочется пнуть вас чем-нибудь тяжелым.

– Если это доставит вам удовольствие.

– В чем подвох?

– Я сильнее. И ваши пинки закончатся примерно тем же, с чего все сейчас началось. Вы посмотрите, я вас прижму… куда-нибудь и… вы снова будете говорить, что ненавидите меня.

– Я вас ненавижу.

– А я о чем.

– Вы испортили мне единственное приличное платье, – шнуровка едва держалась, и я решила на всякий случай не делать резких движений.

– Скорее неприличное… Купить вам новое?

– Еще не хватало, чтоб вы мне платья покупали.

– Как хотите. Можете снова надеть мой пиджак.

– И что обо мне подумают, если я выйду в вашем пиджаке?

– Все уже все подумали, когда вы только в зал вошли. А кто не успел, подумали после того, как я вас унес, потому что нас нет уже больше часа. – Пешта направился к столу, забрал что-то из верхнего ящика, сунул в карман брюк, вернулся, набросил мне на плечи свой пиджак и шагнул к двери.

– Вас домой отвезти или здесь заночуете?

Я решила, что лучше промолчу. Просто возьму и молча пойду следом, а все, что я тут натворила, пусть тут и останется. Да, так будет правильно. И когда калач явится с инспекцией, за порцией крови или еще за каким-то демоном, просто сделаю вид, что ничего не было. Совсем. Ничего. Не было. Я молча спускалась за ним по служебной лестнице, цепляясь за перила и упрямо игнорируя его руку, пока он не поступил со мной, как в доме. В холле он взял мое пальто, и я молча его надела и так же молча села все в тот же экипаж, и мне было начхать, какая у возницы шляпа. Я снова сделала это с Пештой! А ведь он мне даже не нравится! Или нравится? Черт… Черт… Черт…

– Стадия уничижения уже дошла до мыслей о самоубийстве?

– Вам бы в радость, не так ли?

– Признаю, это избавило бы меня от множества хлопот. Вы самое невыносимое наказание, которое я когда либо получал.

– И чем же вы так провинились? Нахамили, кому не следует?

Пешта хмыкнул. Кажется, я угадала. Тьма… Я же собиралась молчать… Ну вот и помолчу. Потом мы приехали. Дом приветливо зажег свет на первом этаже. Мне подали руку, чтобы выйти. Когда я утвердилась на земле обеими ногами, Пешта потянул воздух носом, дернул бровью.

– В чем дело?

– От вас бренди пахнет, – заявил калач, полез в карман, и протянул мне жестянку с пастилками. На крышке среди колючек и листьев порхали колибри, а внутри были маленькие красноватые леденцы.

– Это барбарис, – сказала я.

Пешта кивнул и похабно ухмыльнулся. Блестели темные глаза-бусины, клювом выдавался острый нос, ветерок ерошил жесткие черные волосы-перья.

– Я вас ненавижу.

Я содрала с руки браслет, пришлепнула ему на грудь, развернулась и ушла, не заботясь, успел он подхватить украшение или нет. А поорать и внутри можно, аккуратно прикрыв за собой дверь.

Дом услужливо приглушил мои вопли. Надеюсь, что приглушил.