Закуси горе луковицей

Глава 19 Радуга — к удаче

С этих пор весь жизненный уклад Некрасовых был подчинен интересам стройки. Завтраки у них превратились в планерки, ужин — в подведение итогов. И первоочередными статьями расхода стали траты на малышей и стройку.

Уже на следующий день они решали отнюдь не пустяковый вопрос — как рубить стены: «в лапу» или «с остатком»? В первом случае углы красивее, а во втором — теплее. Еще полтора года назад Зоя посчитала бы свое участие в решении этой проблемы полнейшим бредом, но не теперь. Сейчас она — мать, и продуваемые углы ее ничуть не устраивают. Поэтому практичность взяла верх.

Не менее десяти дней потребовались Володе на то, чтобы вымерить и обтесать заготовленные для сруба бревна. А их концы помогли ему опилить ребята. Зоя не переставала удивляться, откуда у него столько терпения и упорства. Ведь каждое бревно ему нужно было выволочь из кучи, подтащить к своей узкоколейке и ровнехонько уложить его вдоль нее. А потом, скользя вдоль всего бревна на тележке, через каждые полметра то, ставя ее на тормоз, то, снимая с него и орудуя штыковой лопатой, ему нужно было очистить бревно от коры настолько, насколько возможно. Затем, используя лом, лебедку и свою смекалку, Володя поворачивал бревно к себе неотесанной стороной, и все повторялось снова.

Зою очень раздражало то обстоятельство, что возле их дома, как бы невзначай, подолгу задерживались односельчане. А некоторые вообще приходили как на оплаченный аттракцион и откровенно пялились на то, как работает Володя. Вот кого не мешало бы пугануть ружьем!

Бабушка с удовольствием возилась с правнуками, но ее немощь не позволяла Зое полностью полагаться на нее. Да и работы ребятишки задавали столько, что и трем нянькам не управиться. А тут еще и хозяйство.

Когда у них появился канат, стрелу журавлика тут же сняли, снарядили ее и водрузили на место. И тут же опробовали подъемник. Механика творила чудеса. С ее помощью даже Зоя сумела поднять бревно над землей.

В то утро для вырубки первого венца все было готово. Во дворе стоял стойкий сосновый дух. Настроение было под стать моменту — приподнятое.

И вдруг в течение каких-то двадцати минут погода переменилась, пошел сильный дождь. Некрасовы спрятались в коридоре. Зоя с тревогой глядела на Володю. У него был вид обманутого ребенка. Но постепенно взгляд мужа стал теплеть, в нем просыпался лирик.

— Зоенька, неси-ка сюда наших малышей. Пусть посмотрят на этот замечательный ливень.

Сначала Зоя собрала Артемку и вынесла его Володе, а потом поставила рядом с коляской стул, сходила за Аленкой и тоже села. У малышей на личиках читалось сильное удивление, особенно у Артемки. Он забавно хмурил свои едва обозначившиеся бровки и смешно таращил глазенки. А Володя рассеянно гладил ребенка своими мозолистыми исколотыми щепой руками и целовал его в макушку. О чем он думал?

Между тем с неба протянулись к земле тысячи бледно-серых нитей. Их становилось все больше и больше, пока они чудесным образом не сплелись в колышущийся полупрозрачный занавес, который постепенно отгородил их от всего мира.

Некрасовы сидели и смотрели на этот ливень. И Зое вдруг вспомнились море и первая встреча Владимира с тетей Машей.

— Батянька, все забываю тебя спросить: — сказала она, — при встрече с тёть Машей вы как-то по-особому тепло улыбнулись друг другу. Что это было?

Володя посмотрел на нее. Лицо его посветлело.

— Видишь ли, — ответил он, — для воспитанника детдома слово сынок носит глубоко личностный оттенок. Я невольно отреагировал на него. Тетя Маша удивилась моей реакции, а потом она все поняла, и мы, снимая это недоразумение, улыбнулись друг другу. Вот и вся тайна.

— Теперь ясно. А ты бы хотел найти свою мать? — спросила Зоя.

— Да. Долгие годы я мечтал о ней. Мне казалось, что ей было так же плохо без меня, как и мне без нее. И только непреодолимые обстоятельства мешают ей приехать за мной. В отрочестве у меня был период ненависти к ней. А теперь, когда я нашел своё счастье, мне снова хочется увидеть ее. Вот такой парадокс.

Да когда ж он кончится? — забеспокоился Володя.

И тут… выглянуло солнце. И снова стали видны тысячи ниточек, но уже не блеклых, а по-праздничному ярких, светоносных, с оранжево-жемчужным оттенком.

— Это же грибной дождик, — обрадовалась Зоя. — Дай-ка мне сюда и Артемку.

Она подхватила малышей на руки и, выскочив с ними под дождь, весело запрыгала.

— Дождик, дождик, не зевай, ребятишек поливай! А вы растите! Растите! Растите! — приговаривала Зоя.

— Вот шалунья! Довольно прыгать! Ребята уже вымокли. Прячься под крышу! — весело кричал Володя.

— Повезло нашим крошкам, — сказала Зоя, возвращаясь на место. — Уж теперь-то они быстро вырастут.

А дождь, словно у него только и было заботы, что окропить их малышей, тут же стал стихать и вскоре прекратился вовсе. Солнце продолжало улыбаться. Над крышей Моховых стелился голубоватый парок. От запаха земли, острого аромата цветов и промытой листвы пощипывало ноздри.

Некрасовы всем колесным транспортом выкатили на волю. Воздух, полный испарений, солнца и отблесков мокрой листвы, на время стал заметнее глазу. И тут за рекой, словно цветной фонтан, проявился на небе сноп радуги. Он стал расти, насыщаться светом и, будто от тяжести, неотвратимо клониться к земле, пока где-то вдали за лесополосой не коснулся ее.

Души молодой семьи наполнились тихой радостью. Минут двадцать Некрасовы наблюдали за этим нерукотворным великолепием, удивляясь богатству красок и гармоничности их перехода от одного цвета к другому. Постепенно заречный край арки стал утолщаться, и вот уже целые пространства вблизи земли оказались заполненными сказочно цветным воздухом: оранжевым, зеленым, фиолетовым. Красота непередаваемая!

— Хороший знак для нашего почина, правда, Володя?

— Надеюсь, что так.

По тротуару к ним неспешно приближался Терентий Пасько. Этот невысокий благообразный совершенно седой, но еще крепкий старик с большими жилистыми руками доводился им дальним родственником. У него было умное, располагающее к общению лицо и доброжелательный характер.

Дойдя до завалов бревен, он остановился. Некрасовы поспешили поприветствовать его:

— Здравствуйте, дедушка!

Дед приветливо улыбнулся.

— Здравствуйте, хозяева. Как дела на вашей стройке?

— Продвигаются понемногу, — ответил Володя.

— Может, помощь нужна какая? — заботливо осведомился он. — Скажи.

— Спасибо. Пока сами справляемся.

— Смотри. А то мужики уважают тебя, придут. Ты им, лежебокам, добрый пример подаешь. Молодец.

— Нет, дедушка, у меня хватает помощников.

— Эти, что ли? — смеясь, кивнул он на ребятишек. — Или Анфиска?

— Мне друзья помогают. Ну и, конечно, все мои помаленьку.

— Ты уже срубы ставил?

— Пока не приходилось, но поставлю.

— Смотрю — отважный ты человек. Однако пригласил бы кого знающего. В таком деле помощь не зазорно принять. Стены рубить — не шутки шутить.

— Я знаю, Терентий Григорьевич, это нелегко. Но, думаю, что у меня все получится. Однажды я наблюдал, как это делают, хотя и не долго. Да и книжку в свое время полистал о строительстве — кое-что запомнилось. Раз начал — бросить характер не позволит.

— Похвально. Характер здесь нужон. Но советом не пренебрегай.

— На это и надеюсь. Я ведь не в пустыне буду строить. Здесь есть у кого спросить и кому поправить меня.

— Согласен, — улыбнулся старик. — Мне твой настрой нравится.

И без всякого перехода спросил:

— Как собираешься тесать бревна на окладный венец?

Володя, ни на секунду не задумавшись, ответил:

— На два канта: одним — вовнутрь, другим — к фундаменту.

— А где будешь выбирать пазы для сплачивания венцов?

— С нижней стороны бревен, сантиметров по пятнадцать шириной в виде полуокружности.

— В простенки замки собираешься ставить?

— Да. По три шипа поставлю один над другим.

— Хм. Правильно. Когда начинать думаешь?

— А вот немного пообветрится и начну.

— Ну, ладно, внучек, удачи тебе.

— Взаимно, дедушка.

Старик оглядел их малышей и сказал:

— Славные у вас ребята растут. Ну, прощайте.

— До свиданья, Терентий Григорьевич, — попрощались Некрасовы.

Старик потихоньку тронулся дальше.

С полудня Володя приступил к работе.

Признаться, я, как автор, в некотором затруднении оттого, что не знаю, как мне сейчас поступить. То ли в дальнейшем не утомлять вас большинством технических подробностей строительства, которыми до предела был насыщен каждый день Некрасовых. То ли сохранить их, чтобы наиболее стойкие из вас смогли хоть приблизительно осознать трудности, с которыми пришлось столкнуться этой молодой семье. Не знаю. Ну уж, как Бог даст.

Прошло немало времени, и Владимир приноровился к топору и своей высокой тележке, способной проезжать над бревном. Он ложился на нее грудью и орудовал топором. Опыт только нарабатывался, и в ход шли все подручные средства.

Когда у Зои случалась свободная минутка, она с интересом наблюдала за работой своего любимого. Он же, принимая ее внимание за любопытство, спешил рассказать ей об особенностях строительного процесса. Так, сама того не желая, Зоя была в курсе всех его дел.

Чтобы можно было использовать лебедку с любой стороны сруба, понадобилось в разных местах вбить в землю до десятка железных клиньев, великодушно сделанных знакомым Володе кузнецом. К ним же при необходимости закреплялся тяговый конец журавлика с поднятым им бревном. В конце концов на строительной площадке всему нашлось свое применение. А к исходу месяца из самых толстых бревен Некрасовым был выложен нижний венец.

Последний августовский денек был ярким и безоблачным. Володя в мокрой от пота линялой футболке и пляжной кепочке примеривал бревно на второй венец. В глубине двора в тени вишневого деревца на скамейке дремала бабушка. Рядом с ней в коляске спали малыши. Зоя не переставала удивляться, тому, что их близкое соседство друг с другом не только не мешало им, но, напротив, действовало на них успокаивающе.

На улице послышались крики. По голосам она узнала одну из самых скандальных пар поселка: здоровяка и красавца Максуда и его сожительницу, тоже красивую и непутевую Лидку Глазунову. Этот узбек несколько лет подряд с небольшой бригадой наезжал в поселок на сезонную шабашку, да однажды влюбился в Лидку и остался у нее. Но их любовь оказалась несчастливой. Ревность Максуда, кстати, своей огромной кудрявой головой напоминающего знаменитого мавра, подогреваемая вином и сплетнями, не имела себе равной.

Когда Зоя вышла на улицу, Лидка уже пробежала мимо их двора. За ней, разгоряченный погоней, размашисто шагал Максуд. В руках у него был топор.

— Лидка, стой! — сквозь зубы кричал он. — Поговорить надо. Чего ты все убегаешь, дура? Ты же знаешь, я тебя не трону.

— Как же, не тронешь! А зачем топор с собою тащишь? — срывалась на визг Лидка. — Выброси его! Тогда остановлюсь.

— Максуд! — крикнула ему Зоя. — Оставь топор. Я тебе его верну.

Он, словно споткнувшись, на миг остановился. Через плечо косо взглянул на нее и, клокоча от ярости, бросил:

— Не встревай, женщина. Дешевле будет.

Лидка, затравленно оглядываясь и стараясь, во что бы то ни стало удержать безопасную дистанцию, то и дело переходила на бег. Дойдя до угла, повернула налево — в сторону пруда.

«Бедная Лидка, она слишком обольстительна, чтобы быть счастливой. Хоть бы этот Отелло не догнал ее. Чем же помочь ей?»

— Володя, я к Загорулько сбегаю, вдруг он дома.

— Хорошо. Только будь осторожней. Помни — мы тебя ждем.

— Ладно.

Загорулько дома не оказалось. И Зоя не смогла просто так взять да и вернуться домой. Ее неудержимо повлекло вслед за ними. Переулок окончился. И тут метрах в трехстах от себя Зоя увидела сидящую возле пруда Лидку.

«Слава Богу! Жива! — успокоилась она и, уже не спеша, продолжила путь. — Ну и где тот изверг? В пруду охлаждается, что ли? А ему бы не повредило это».

Девчонка на шорох Зоиных шагов испуганно оглянулась. Она была в слезах.

— Где Максуд?

Лидка медленно, как под гипнозом, подняла руку и указала пальцем на воду. Зоя осторожно подошла к обрыву. До поверхности воды — метра три. Вода спокойная — ни пузырька. У нее мгновенно ослабели ноги. Зоя начала было нерешительно стаскивать платье.

— Не надо, — жестом остановила ее Лидка. — Это опасно. Он с топором… и глубоко здесь.

Зоя огляделась: до пологого берега далеко, а здесь его точно не вытащить. Она присела на корточки.

— Что же вы наделали?

— Я его не толкала, честное слово, — зарыдала Лидка. — Он сам свалился!

— Да верю, верю, — устало отмахнулась Зоя. — Успокойся. Запомни это место. Вставай и пошли отсюда.

Некрасова приобняла ее, и они направились в поселок.

— А ведь он мог и меня утопить, — вздохнула Лидка.

— Как так?

— Сегодня Максуд загонял меня до изнеможения, — утомленно сказала она. — Уже никаких сил не было. Я бежала вдоль обрыва, по самому краешку, и мечтала, чтобы он свалился в воду. А когда вдруг он упал, мне его жалко стало. Я сразу же захотела спрыгнуть к нему. И тут он кричит:

— Лидка, вот шлюха, это ты меня заманила сюда! Теперь уж точно зарублю!

— Сначала выберись, — кричу.

А он матерился, матерился, а потом давай орать:

— Вытащи меня, я плохо плаваю.

— Врешь ты все! — отвечаю. — Ты сам вчера говорил, что как рыба плаваешь. Вот и плыви к тому берегу! А он, дурак, взял да утонул. И что мне теперь делать?

— Иди к Загорулько, сядь на скамейку возле его двора и жди, пока не вернется. Приедет, все расскажешь, как было.

— Зоя, а что мне теперь будет?

— Не знаю. Думаю, все обойдется. Ты только не болтай лишнего, сообщи лишь факты. И скажи, что помочь ему не смогла. Тут, пожалуй, и мужик бы ничего не смог сделать.

— Хорошо.

Владимир в ожидании жены и сам испереживался, и бабушку всполошил.

— Зоенька, родная. Ну, разве можно так поступать? Убежала — и думай что хочешь. Надеюсь, все обошлось?

— Нет, не обошлось, — вздохнула она. — Максуд утонул. В пруду.

— Проклятье!

— Ой, божечко! Беда-то какая! — всплеснула руками бабушка. — А ведь он был таким молоденьким.

Вся эта история закончилась тем, что Максуда похоронили по христианскому обычаю, а его гибель отнесли к несчастному случаю. Что, в сущности, и было. Несчастная любовь сама по себе — уже несчастный случай.

Строительство дома продолжалось. У Владимира появился навык. И дело пошло веселей. Он поднимал бревно на примерку, очерчивал места вырубок и, опустив его, «брал в работу». С каждым таким бревном он работал с раннего утра и допоздна, а иногда и дольше, делая все основательно и аккуратно. Много времени уходило у него на подготовку любой самой незначительной операции. Видя, каких это усилий стоит ему, Зоя не только не торопила, но нередко и сдерживала его.

Однако сруб вскоре подрос, и ему пришлось делать «козлы» — подставку под его «узкоколейку». На дальнем конце настила он закрепил блочок — колесико с желобком, перекинул через него веревку, а Зоя заправила ее. И с помощью этой веревки по наклонной доске он легко въезжал наверх.

Впоследствии козлы приходилось то и дело перетаскивать, наращивать им ножки, придумывать что-то еще и еще. И что поразительно, это его не раздражало. Зоя с удивлением замечала, что Володя творчески подходит ко всякой работе. Например, к этим самым козлам он сделал четыре комплекта ножек, которые то привинчивал к первым все длиннее и длиннее, то снова снимал их. Он словно не строил, а играл в стройку. И чем больше возникало всякого рода трудностей, тем задорнее он становился. Было заметно, что ему нравится преодолевать их.

В первую субботу сентября внезапно нагрянули их друзья. Целыми семьями. И до четырех часов выкопали всю картошку. И это притом, что у них самих еще не убран урожай на огородах.

Собрали на стол, разместились. Пища не отличалась особым разнообразием: борщ, белое вино, салаты да кое-что принесенное гостями. Однако все были довольны. И дело было не столько в угощении, сколько в хорошем настроении. Как известно, альтруисты живут дольше, но, возможно, из гостей Некрасовых никто об этом и не слышал. Просто помогать другим — это их образ жизни.

Нянек у малышей было хоть отбавляй. Таня и Варя, как следует, рассмотрев малюток, сошлись во мнении, что сынок похож на Зою, а Аленка — вся в отца. Для их с Володей это не ново. В этот день все хорошо, по-доброму посидели, пообщались и от души напелись песен.

Выложив пять венцов, Владимир пометил номерами каждое из бревен и раскатал их. На площадке он вновь собрал верхний венец. И снова бесчисленные примерки, врубки, выборка пазов и сплотка венцов. И так все светлое время суток. Иногда без перерыва на обед. Когда Зоя чувствовала, что не удастся уговорить его сесть за стол, подавала ему миску с едой прямо наверх. Владимир, наскоро поев, продолжал работу. Причем съедал он, как правило, что-нибудь одно. Иначе, говорит, отяжелею и свалюсь.

Заканчивался сентябрь. Друзья, видя, что Володя всерьез рассчитывает сложить сруб уже в этом году, наведываться стали чаще. В воскресенье с утра приехал Женя и с УАЗа выгрузил два тюка рубероида. Через полчаса подошли Сережа с Сашей и вместе с Володей уже к исходу дня из красного кирпича выложили цоколь. Сделали его невысоким и аккуратным.

За ужином ребята обсуждали проблемы стройки.

— Митрофаныч, — подал голос Женя, — твои успехи — налицо. Но хорошо бы до затяжных дождей поставить сруб на его законное место и укрыть. Признавайся, чем тебя можно стимулировать?

Володя только усмехнулся.

— А давайте ему присвоим почетное звание «мастер своего дела», — предложил Саша.

— Хорошая мысль, — согласился Женя. — Одобряю. Кто «за»? — Единогласно. Поздравляем. Отныне ты, старина — Мастер. Носи, но не заносись, — с шутливым предостережением пожал он руку Володе.

— Гордись, — поздравил его и Саша.

— И трудись, — добавил Сергей. — Ох, и работы у тебя, Вовка, — жуть.

— Чепуха, — отмахнулся тот, — страха нет, один задор.

С этого момента ребята стали называть Володю мастером. Все началось с обычной дружеской шутки, но вскоре иронический оттенок как-то само собой исчез, и осталось вполне уважительное обращение.

Владимир, поверив в точность своего глаза и силу рук, работал куда рациональней, чем вначале. За неделю он теперь успевал выложить два венца. Зоя замечала, как по утрам он растерянно разминал ослабевшие за ночь руки. А когда сила возвращалась в них, заметно веселел.

Ей в это время тоже скучать не приходилось: занималась консервацией. И она, мечась как угорелая между домом, кухней и садом, только и успевала, что отметить про себя те или иные перемены. Уже было довольно прохладно, временами моросил дождик, но Некрасов работу не прерывал. И Зоя, обнаружив Владимира внизу, тут же заставляла его переодеться в сухое.

В середине недели Данилов привез и сбросил с кузова четыре огромных тюка пакли и несколько больших кусков битума. А накануне выходных Володя с Сашей, дымя на всю округу, растопили этот битум. И на поверхность фундамента из рубероида и досок, покрытых смолой, они уложили гидроизоляцию. Вымазались как черти.

В субботу после обеда собралась вся мужская компания, и уже к пяти вечера половина сруба, вся лохматая от пакли, стояла на своем законном месте. А верхний венец оставили на площадке в качестве основы для последующих.

Осень в этом году была удивительно мягкая, пронзительно ясная. Всюду было такое великолепие, что от восторга душа замирала. Казалось, что каждый листочек, перенасыщенный солнцем, сам становился источником некого волшебного свечения. Зоя часто гуляла с малышами. Иногда к ним прибегала Светланка и предлагала свою помощь.

А Володя все эти дни работал как одержимый. Он похудел, лицо его обветрилось. Но глаза были веселые. Он уже понял, что успевает. Ближайшие соседи просыпались, а иногда и спать укладывались под стук его топора. И вот двадцать третьего октября Владимир закончил рубить последний венец. Этот момент ребята держали на контроле, и в тот же вечер их усилиями стены сруба были возведены.