1923 (СИ)

Глава 11

Сушин был как всегда в кабинете. Он спал на диване, который похоже, не так давно там появился. До отлёта его ещё не было. Стол был завален бумагами. Недопитый стакан чаю стоял на подоконнике. Николай подёргал Алексея за плечо.

— Держи бумажку, Лёша.

— А, Коля, привет. Давно приехал? Что за листик?

— Заверения, что ребята которые на нас напали в Берлине работают на армию.

Алексей потер глаза. Потом посмотрел на бумажку.

— Это серьёзно. Блин. И неприятно — это факт. Поехали к Ксенофонтову.

— Сейчас, я только с Аршиновым переговорю.

— А его нет. Бегает как заводной по больницам, ищет твоего Василия. Приедет к вечеру. Так что поехали.

— Подожди, а что у тебя по письму из Москвы в Берлин?

— По линии НАРКОМВНЕШТОРГА нет ничего. А в армию лезть не разрешают. Скорее всего, оно по армейской линии и пошло.

Ксенофонтов послушал Николая, а потом вышел. Через пару минут в комнату вошёл незнакомый молодой парень и пригласил пройти. Через три двери был кабинет Сталина. Товарищ Сталин был такой, каким его показывают в фильмах, только значительно моложе. И глаза добрые — добрые.

— Здравствуйте, товарищ Николай — с ощутимым акцентом сказал он.

Мы наслышаны о Ваших успехах. Впрочем товарищ Сергей тоже хорошо и успешно работал и сильно нам помогал. Я надеюсь на такое же плодотворное сотрудничество. Расскажите пожалуйста о результатах Вашей поездки.

Николай вкратце повторил общие выводы расследования.

— Значит, Вы считаете, что это может быть согласованная операция военной разведки товарища Троцкого?

— Судя по небольшой сумме кражи можно подозревать и деятельность одиночек. Но для того, чтобы решиться на наше физическое уничтожение, необходима санкция сверху. Или из Москвы, или из верхушки резидентуры в Берлине.

— Иван, — обратился Сталин к Ксенофонтову. Ты сможешь доказать причастность Эйсмонта к этой операции?

— Нет. У нас только показания Френкеля, а они не будут приниматься в расчёт. Начнётся расследование и в конце концов дело сведут на пару технических работников, которые сговорились за спиной у руководства.

— А Вы, Николай, сможете доказать участие военных в этом деле?

— Нет. Я бы на их месте всё отрицал, на худой конец сказал, что перепутали машины. А ссылка на немецкие документы только ухудшит дело.

Сталин задумчиво вертел в руках карандашик. Было видно, что аргументацию он воспринимает и внутренне соглашается. Более того, скорее всего, это он всё давно продумал, а слова присутствующих просто подтверждают его мысли.

— Значит, мы находимся в положении умной собаки — всё понимаем, но высказать не можем? Тогда мы не будем дразнить гусей. Я думаю, господин Френкель будет являться организатором этой провокации. Его надо будет убедить в этом и передать в руки ОГПУ. Собственно, это их дело. Бандитов, убивших нашего сотрудника — уже наказали. Кражу денег предотвратили. Что остаётся?

— Остается раздать награды, Иосиф Виссарионович — сказал Ксенофонтов.

— Ну, товарищ Сушин — наш опытный работник. И этот случай — не первый, когда Орготделу и Управлению делами приходится заниматься несвойственными для них функциями. Я считаю, что надо создать при Управлении новый отдел, назовём его Особым отделом. Иван, приготовь бумаги на Секретариат. Во главе надо поставить Алексея, а его замом — этого бывшего полицейского — Сталин глянул в бумажку — Степана Терентьевича Аршинова. Он умеет хорошо искать и допрашивать. А Алексей будет учиться и решать организационные вопросы. Как, Иван, отдашь сотрудника?

Ксенофонтов кивнул, а Сталин повернулся к Николаю.

— А Вам, товарищ Николай, какой награды Вы ожидаете. Вы нам очень помогли и вправе рассчитывать на наши ответные услуги.

Неожиданно молчаливо сидящий Алексей сказал.

— Пока Николай думает, у меня вопрос есть. Не нравится мне эти ребята. Уж больно они шустрые. Я не за себя боюсь, я боюсь, что крупная стрельба возникнет.

— Мы вчера удалили товарища Эйсмонта из Москвы. Товарищ Эйсмонт поехал на Кавказ руководить хозяйством. Там у него не будет времени лезть во внешнюю политику страны. Мне кажется, что те круги, которые задумали осуществить эту комбинацию, прекрасно поняли наш намёк, и вряд ли они пойдут на обострение.

Все последние пять минут Коля думал о том, что попросить. Мыслей особо не было. В голове вертелся старый рассказ, как однажды Фадеев, Тихонов и Соболев были у Сталина, и тот обратился к ним с подобным вопросом. Соболев попросил машину — ему дали машину. Тихонов — дачу — ему дали дачу. А Фадеев попросил «Вопросы ленинизма» с автографом вождя. Ему дали «Вопросы ленинизма», а заодно новую квартиру, машину и дачу. Поэтому Коля решил, что скромность всегда украшает.

— Помощь в решении оперативных вопросов разве что. А так как в Греции, всё есть.

— Это естественно и в рамках нашей договорённости с Сергеем. Вы помогаете нам, а мы вам. А у Вас лично есть просьбы.

— Товарищ Сталин — решился Николай — Я сейчас ищу одного человека. По моим данным он находится в спецотделе у Бокия. Это археолог, который должен дать возможность найти могилу Чингисхана. Мы с Сергеем давно планировали эту экспедицию. Если есть возможность, помогите.

— У товарища Сергея всегда были сложные задачи. Но я подозреваю, что с легкими он справлялся сам. Мы попросим главу нового, Особого отдела помочь Вам. А если у Вас не получится, и потребуется наше вмешательство, мы позвоним Феликсу Эдмундовичу и Ваш археолог будет освобождён. Но мне почему-то кажется, что Вы вполне справитесь сами.

Старая площадь была как всегда, оживлённой. Рабочий день кончался, и народ потихоньку, расходился по домам. Николай пошёл на Мясницкую пешком — Саша с машиной должен был ждать его там. После Берлина Москва казалась низенькой и чуть потускневшей.

Какой-то мальчишка пристал, прося копеечку, но Коля денег мужчинам не давал уже давно.

Перовский поздоровался радостно. У Николая мелькнула идея познакомит его с Лембертом. Возможно они нашли бы общий язык и интересы. При ближайшем рассмотрении мысль понравилась. Перовский вообще был ему симпатичен. Выжить и заниматься бизнесом после революции и гражданской войны — тут требовалась смелость и большая доля авантюризма.

— А что, Алексей Павлович, спросил он Перовского — немецким языком владеете?

— Владею — ответил тот — Как и всякий интеллигентный человек. А что?

— Да вот есть идея поработать вместе с немцами. Они должны быть сильно заинтересованы в местных кадрах — торговля то нарастает, а Наркомат наверняка со всем не справляется. Пока они наладят работу — нам самое место помогать немецкой стороне.

— Что — поставки леса, наверное? Если лес, то дело знакомое.

— Там много всего будет. И лес, и металл. Политики кстати будет много.

— Нет, политика это не для меня. Торговать я умею и люблю. А политика на Руси обычно плохо кончается.

На выходе Николая задержала секретарша и сказала, что был звонок и товарищ ждёт его на старом месте от 9 до 11 часов вечера. От Горностаева — понял Коля. Надо бы зайти в «Собаку» попозже вечером.

Саша повёз его куда-то в район Тишинки. Там должен был быть Аршинов. Коля с интересом разглядывал знакомые места, но ничего знакомого в них не находил. Разве что, в оформлении Тишинской площади проглядывались знакомые мотивы — да и то, пара домиков. Николай подумал, что если бы не заезжали от Пресни, правая сторона которой практически не поменялась, то можно было бы и не понять, где находишься. Район был всерьёз перестроен в будущем.

Степан Терентьевич сидел в небольшом трактире на пять столиков. Несмотря на конец рабочего дня народу в нём не было, поэтому было ясно, что Трактир был не простой.

— Чем кончилась Ваша поездка? — спросил Аршинов, подзывая полового.

— Дело закрыто, виноват во всём Френкель. Более верхних людей решено не трогать.

— В России ничего не меняется. Надо было положить столько людей и развязать Гражданскую войну, чтобы ещё раз убедиться в этой простой истине?

— Не всё так однозначно. Но об этом позже. А пока я поздравляю Вас с новым назначением. Вы теперь у нас работник Центрального Комитета Российской Коммунистической партии большевиков. Сушину отписали Особый отдел, а Вас к нему замом по розыску.

— Я же беспартийный — хмыкнул Степан.

— Вот и будете партийцев гонять. Эта структура как раз и должна бороться с разложением в партийной среде. Но самое главное — Вы же розыскник. Нашли, доложили начальству, а уже оно будет делать соответствующие выводы.

— Что-то подобное мне говорили в Министерстве Внутренних дел, году эдак в 1903, аккурат перед японской войной. Тогда меня это волновало, теперь я постарше. Скажут ловить — буду ловить. А кого ловить — это мне без разницы. Я давно понял, что умение и профессионализм — вещь гораздо более надёжная, чем народная любовь, которую так ищут политики. Как и всякая любовь она быстро проходит. Тут Вы правильно говорили — надо просто подобрать серьёзного хозяина, чтобы рос. А здесь я могу полагаться на Вас.

— Я постараюсь не ошибиться. Что у нас с Василием?

— Я нашёл его следы. Правда пришлось обойти все больницы. Его подобрали добрые люди и отвезли в клинику на Мытной. Там его стали лечить, но он очень странно себя вёл. Возникло мнение, что это результат удара по голове. Его передали психиатрам он был, как это у них говорят — неадекватен. Там им занялся доктор Шанцев — стал лечить его гипнозом. Я как раз договорился встречаться с ним. Поэтому сижу. Жду Вас. Можно идти к нему, у него частная практика тут недалеко — угол Малой Грузинской и Большого Тишинского переулка.

Этот дом как стоял так и будет стоять до начала следующего века. Тогда он был жилым и вполне ухоженным. Они поднялись на второй этаж и позвонили в дверь, на которой было написано «Доктор Шанцев приём открыт».

Шанцева звали Петром Евгеньевичем, и это был сухонький старичок невысокого роста. Увидев бумаги Аршинова он заметно поскучнел, но остался вежлив и спокоен. Было видно, что работа с психами наложила свой отпечаток на человека, и он морально готов к любому развитию событий. Когда Николай сказал, что их визит можно рассматривать как платную консультацию по высшему тарифу, он оживился. Наверное представил, что его врачебный диагноз подтвердился — в ЦК партии коммунистов полно сумасшедших, и они наконец-то прибегли к его услугам. Он сразу узнал Василия по описанию, и увлёкшись, стал с подробностями рассказывать. Как выяснилось, его доставили с ушибом головы и неадекватным восприятием реальности. Так он называл несуществующие адреса, номера телефонов и названия учреждений. Но потом, под воздействием лечения, стал постепенно приходить в себя. К концу первой недели пребывания он уже вполне ориентировался в окружающем мире.

— И что же случилось дальше?

— Понимаете, я занимаюсь теорией и практикой гипноза, поэтому у меня много знакомых в самых различных областях жизни. Они тоже интересуются этими вопросами, поэтому мы изредка собираемся и обмениваемся информацией. Один из моих знакомых, Фёдор Павлович Завершинский — он работник исторического музея, зашёл ко мне в больницу и случайно увидел медальон, который пациент носил на шее. Он очень заинтересовался этим медальоном, расспрашивал меня, потом Василия. В итоге приехали люди из ОГПУ и оформили изъятие больного и медальона.

— Понятно. Вы подвергали Василия гипнозу?

— Да, это и дало положительный результат. Он стал чётче ориентироваться в реальности. Правда он начал жаловаться на пропажу памяти и сильные головные боли. Но я думаю, что это последствия травмы.

Ай да Васька! — восхитился Николай- Ловко он сориентировался. Это же надо — провалы в памяти и сильные головные боли. На это что угодно можно списать. Молодец.

— А дело, сопроводительные документы у кого?

— У нас осталась. В больнице.

— Я думаю, нам придётся их забрать. А что касается личных вещей?

— К нам он поступил в казённом больничном белье.

Аршинов поехал с доктором в больницу, забирать карточку. Завтра была суббота, и они решили встретиться вечером на Петроверигском.

— Если новостей не будет, Вы просто отзвонитесь — сказал Коля.

Сам он решил заехать к Шевырёву. Надо было поставить точки в этой истории. И ещё его очень интересовало мнение профессора об эзотерике и Фрице Герхарде. Шевырева и на этот раз не было дома. Он был на заседании исторического общества. Как раз, кстати, в Историческом музее. Это очень интересно — подумал Коля. «Узок их круг, страшно далеки они от народа» — процитировал он по памяти великого историка, который, как неожиданно подумал он, гнил в данный момент, от сифилиса в Горках.

К началу заседания он конечно опоздал, поэтому поплутав по коридорам и залам музея, подошёл уже к середине. В небольшой комнате сидело человек двадцать людей с бородками. Но в отличие от Берлина, этих спутать с заседанием Политбюро было нельзя. Не хватало чего-то в воздухе.

Всё- таки власть — это материальная структура, решил Николай. Она рассыпана в воздухе, как феромоны. И знающие люди это чуют.

На заседании было весьма интересно. Высокий худощавый мужчина стоял за кафедрой и хорошо поставленным голосом читал доклад. После нескольких предложений, Коля решил не вытаскивать Шевырёва, а посидеть, послушать.

— Период становления русского самодержавия — это начало всех начал политической истории нашего государства. Середина 15 — конец 16 веков — чрезвычайно интересное время для исследователя. Посмотрите сами. Иван Третий, практическими мирными средствами проводит политику присоединения Северо-западных территорий в Московскому княжеству, оформляя тем самым ядро будущей Российской Империи. Обратите внимание — мирными средствами. Его походы на Новгород не привели к тем разрушительным последствиям, что походы его внука столетие спустя. На территории княжества наступает процесс мощного хозяйственного развития. По данным архивов, на Севере — вплоть до будущего Архангельска наступает мощный подъём. Увеличивается население, запашка. Страна переживает бурный расцвет. Он продолжается вплоть до конца 50 годов следующего века. Как продолжение такой политики происходят крупные присоединения земель на Юге и Юго-востоке страны. Происходит событие гигантского исторического значения — присоединение Сибири, пушной промысел которой не дал стране исчезнуть в тяжёлую эпоху Смутного времени. Как продолжение усилий Ивана III происходит кодификация законов, создаётся первое правительство — Избранная Рада. Однако неожиданно всё меняется. Начинается опричнина, уничтожается лучшая часть тогдашней политической элиты, начинается процесс разрушения крепкого крестьянского хозяйства. Это всё общеизвестно. Но до сих пор учёные спорят о причинах такого поворота. Я считаю, и это суть моего сегодняшнего доклада, что Иван Грозный, опираясь на духовенство совершил свою, самодержавную революцию, уничтожил представителей старой, ещё родовой аристократии, и создал новую систему управления страной как своим удельным княжеством. Таким образом можно сказать, что абсолютизм в России вырос на месте полностью уничтоженного слоя старой элиты. Старый политический порядок управления страной князем и Боярской Думой был заменён на новый, самодержавный, по-гречески, автократический. Получается, что Октябрьский переворот большевиков имеет глубокие корни в нашей истории. Тогда, в 16 века, Грозный сумел уничтожить старые роды, создав централизованное государство, не скованное даже тем традиционным «общественным договором», который был характерен для государств Запада. И причина того, что этот переворот удался лежит в основе русской культуры, да и всей жизни народа. Это православие. С момента падения Константинополя в 1453 году Москва осталась единственным центром греческой ортодоксии в окружении чуждых религий. Это вызвало два последствия: первое — резко усилилось влияние церкви на повседневную жизнь и политику. Религия, а не государство стала основным идентификатором народа. Православный, а не русский — так определялась принадлежность человека практически до наших дней. Второе — это то, что страна превратилась в осаждённую крепость по своему мировосприятию. С одной стороны латинство, с другой — ислам. Эти прозелитические религии определялись народом как враждебные. Поэтому когда духовенство поддержало Грозного и выдвинуло идеологию сильной власти, как единственного способа выживания народа — всё было решено. Остается вопрос — а почему церковь приняла именно такую позицию, позицию безоговорочной поддержки власти. Сейчас нам понятны все ужасные последствия этого шага. Церковь утратила роль духовного лидера народа, что привело к атеизму XIX века и, в итоге, к кровавым событиям последних лет. Ответ на него заложен в церковной дискуссии, которая началась ещё при Иване III, а закончилась при его внуке. Поддержав программу нестяжателей об отказе церкви от земных благ, Иван III, привёл к усилению позицию иосифлян, которые в итоге, борясь за поддержку власти в деле сохранения монастырских земель, выдвинули лозунг о божественности царской власти его внука. Это и поставила всех противников Грозного в предатели национальных интересов. Более того, взаимная поддержка церкви и Грозного довела тогда страну до национальной катастрофы. Логика провозглашения Москвы Третьим Римом требовала своего направления экспансии — на Запад, с целью сокрушить проклятое «латинство» и восстановить сияние православия на исконно христианских землях. Тем самым было загублено столь успешно начатое Адашевым и Избранной Радой продвижение на Юг. Более того — крымская и ногайская орда, воспользовавшись тем, что армия завязла в Ливонской войне и была качественно ослаблена опричниной дошла до Москвы, сожгла её и разорила самые плодородные земли страны. Центр разорила опричнина, а Юг татары. Такой демографической катастрофы страна не испытывала больше никогда.

Доклад был, мягко говоря скандальным. Дискуссия разгорелась нешуточная, и Николай отдыхал душой в этой интеллектуальной грозе.

Шевырёв вышел из аудитории возбуждённый. Было видно, что доклад его заинтересовал, да нешуточно.

— Здравствуйте, здравствуйте, Николай Эдуардович. Вы уже вернулись или ещё не ездили?

— Уже вернулся. Может быть пойдём в ресторацию, поужинаем? А я Вам расскажу о берлинской жизни.

Они пошли во всё тот же ресторан на Никольской. От музея это было недалеко.

— Ну и каковы результаты расследования? — поинтересовался профессор.

— Самые интересные. Похоже, что это всё-таки спланированная акция, только спецслужбы не иностранные, а наши.

— Позвольте — удивился Шевырёв — зачем большевикам воровать деньги у самих себя?

— Вы когда уехали в эмиграцию?

— В 1918, в начале.

— Понятно. Для Вас большевики все ещё выступают сплошной единой массой. На самом деле это не так. Они расколоты на множество групп и направлений. Вот в борьбу между ними и попал вопрос о германском кредите. Кстати, Вам привет от господина Лемберта.

— Вы с ним виделись? Какое он произвёл впечатление?

— Это крупный финансист. Скажите, а какого Вы мнения о Фридрихе Герхарде?

— Ну, это просто демоническая фигура. В российско-германских отношениях он везде и всюду, как Фигаро. Он обладает гигантским потенциалом в решении разнообразных вопросов и широким кругом знакомств.

— Меня немножко удивляет его интерес к Востоку и всей сопутствующей ему эзотерике.

— О, это очень модное поветрие в кругах России и Германии. Англичане переболели им на сто лет раньше, да и для них Восток не экзотика, а головная боль, с которой надо справляться. Вы посмотрите, что делает Ганди. Он ведь поднимает страну, а власти ничего не могут. Для нас же это пока ещё экзотично. Я прекрасно понимаю немцев — страна в пучине национального поражения, отсюда надежда на чудо. Хочется, знаете ли, резкого изменения судьбы. Но к сожалению, в истории так не бывает. Причём обратите внимание, многие связывают возможность изменить мир с научно-техническим прогрессом. С успехами химии, например. Но опыт Мировой Войны показал, что использование химии в военных целях не дало ничего, кроме тактического, местного успеха. Так же и в жизни. Ну, появятся новые материалы, новые технологии — а жизнь в целом останется прежней.

— Ну, не скажите. Впрочем, как Вы считаете, это увлечение Фрица Востоком может находить понимание в серьёзных кругах?

— Да. Всегда найдутся люди, готовые исследовать неведомое. В том числе и в высших эшелонах власти. Эзотерика манит. Она ведь предлагает легкий выход. Тем более немцы подготовлены Ницше к мудрости Востока. Поэтому весь этот бред ложиться на подготовленную почву.

— Вы что-нибудь слышали про подобное здесь?

— При царе был широко известен кружок Петра Бадмаева. Туда входили весьма влиятельные люди. Он был крестник Александра III, поэтому Николай прислушивался к нему. Был даже ряд весьма разумных экономических проектов — железная дорога в Китай, или развитие порта на Северном Море.

— Архангельска, что ли?

— Нет, Порт Романов. Это более удобное место.

Николай в недоумении задумался. Потом вспомнил — это же Мурманск.

— Вполне разумно и дальновидно. Ну, а что большевики?

— Ну, большевики тоже проявляли большой интерес к наукам о Востоке. Это легко объяснимо — ведь именно туда был в последние сто лет направлен вектор нашей экспансии. Может быть, они сами этого не понимают, но заложенная логика строительства империи будет управлять ими также как Скобелевым и Муравьёвым-Амурским.

Николай слушал профессора, а сам думал, что тот сказал очень интересную вещь. Немцы заинтересованы в переводе рельсов советской экспансии на Восток. Россию, по словам профессора, туда толкают исторические направляющие. Значит, надо использовать эти тенденции. Например, берём Герхарда со всей его пробивной мощью. Если он знает Бокия — прекрасно. Если не знает, то создаём ситуацию, при которой он стремится с ним познакомиться. А я рядом с ним. Тогда всё логично.

— Мы генетически более близки к Востоку — продолжал Шевырёв. Вы обратите внимание — наше оружие, парадное платье до Петра — всё оттуда. Даже трон и тот царю подарила Армянская Торговая Компания.

Этот трон Николай видел в Оружейной палате. Он не знал, существует ли она сейчас, поэтому не встревал с комментариями.

Расставшись с профессором он поехал в «Весёлую собаку». Там в разгаре было веселье иного толка. Посетители много танцевали, читали стихи и вообще вели себя богемно. Николай сел за столик, и почти сразу появился Горностаев. Они пошли на бульвар, где уже ощутимо темнело.

— Вот список объектов спецотдела. По крайней мере которые числятся на нашем обслуживании, завтра мне принесут список содержащихся там лиц — он передал небольшую бумажку. Коля посмотрел и сунул в карман — в это были два служебных здания в центре и одно в окрестностях Москвы.

— В центре это гараж и лаборатория. А в Монино дача. Наши там почти не бывают, но судя по количеству продуктов, которые они берут, там содержится много людей.

Понятно, подумал Николай. Где же ещё не разбойничать спецотделу, кроме как не вдали от начальства. Поди разберись, что там они накручивают с такой автономией. Да, я бы тоже всякую лабуду делал на даче.

— Что касается противодействия германскому кредиту. У нас есть данные о польской активности в этом направлении. По крайней мере Второй отдел их Генштаба работал для его срыва.

— У поляков сильные позиции в России?

— Да, налаженная структура жизни. Много поляков осталось здесь.

— В том числе и в ОГПУ.

— Вы что, наши люди проверены революцией!

— Яша, Вы ещё очень молоды. Представьте себе ситуацию, когда Ваши цели и цели Вашего противника совпадают. Пошли бы вы на сотрудничество? Вот так. А основной аппарат управленцев состоит у нас их партийцев с дореволюционным стажем. Для которых решение таких проблем было повседневностью. Их использовала охранка для сведения своих счётов и они использовали охранку, сводя уже свои счёты. Так что, не пугайтесь. Подумайте, кому в республике может быть выгоден срыв кредита.

— Не знаю. У нас говорят, что поляки — это французы.

Сначала Николай не понял, но потом сообразил. Из Великих держав единственно Франция могла быть стратегической союзницей Польши. Из-за Германии. Англичане, те больше хотели повернуть немецкую экспансию против России. Но ведь на пути стоит Польша. Впрочем сильные позиции польской разведки внутри СССР вызывали заметный интерес спецслужб.

Они перебросились ещё парой фраз и Горностаев пошёл в сторону Мясницкой. Николай стоял и думал. Какая-то мысль не давала ему покоя. Но он её так и не ухватил. Плюнул и пошёл к машине.

Николай попросил отвезти его на Басманные, в баню. Он чувствовал себя усталым и грязным после всех поездов и самолётов. Да и побриться не мешало.

В бане он расслаблено лежал на полке и думал. Думал обо всём и ни о чём. Например, он совсем не понимал, что за медальон вмешался в дело. У Васьки вроде никакого медальона не было. Так в чём же вопрос? — как говорят в Одессе. Раньше всё было логично — Василий бредит про будущее и его ловит спецотдел. А теперь его берут из-за какого-то медальона. Мы конечно завтра проверим этого Завершинского. Историк. Стукач хренов. Увидал вещицу и сразу побёг к Бокию. Ох и любит наша интеллигенция спецслужбы. Впрочем, что странного — у тех власть и блага. Значит, что-то может перепасть. И с другой стороны, в собственных глазах растёшь. Что ещё у нас на повестке дня?

На повестке дня оставался подход к Бокию через религию.

Блин. Адрес бон не отработан, а уже неделя прошла. Завтра же займусь. И завтра надо зайти к Герхарду. По моему они клюнули на китайскую наживку. А быстро они состряпали статью. И опять же ловко. Надо сформулировать эту восточную идею. Близость нашу надо им дать. Им интересен Восток, Бокию интересен Восток. Вот пускай вместе и занимаются этим самым Востоком.

Лежать стало совсем невмоготу, и он побежал под душ. Банщик вошёл, когда Николай ахал, уворачиваясь от ледяных струй, которые никак не хотели переключаться на горячую воду. Он решил проблему и, расставляя закусочки и чай, доверительно спросил.

— Массажик.?

— Обязательно — благосклонно сказал растирающий себя полотенцем Николай.

— Я бы ещё девочку порекомендовал. Для предварительного расслабления. У нас контингент проверенный.

— Не откажусь.

— Помоложе, поопытней? — продолжал допрашивать банщик.

— Помоложе — вкусы Николая были самыми простыми, без изысков.

Он пошёл побрился, негодуя на фирму «шик», точнее на её отсутствие в это время. Как-то всё это было неприятно, даже когда опытный человек тебя бреет. Он выпил чаю и закусил колбаскою, удобно расположившись на диване.

Пока он лежал и ждал девицу, он продолжал думать о спецотделе. Связка Бокия и Герхарда начинала интересовать его всё больше и больше. На первом свидании Фриц говорил о своих возможностях в советских верхах. Оба увлекаются Шамбалой. Может они знают друг друга? Тогда легче.

Банщик заглянул, и получив одобрительный кивок запустил в комнату стайку девочек самого разнообразного возраста.

Так вот куда фильтруются девицы с улиц — ошарашено подумал он. Да, не ожидал. Нравы здесь самые простые. Он вспомнил своего приятеля, коренного москвича, который в оценке нижнего возрастного предела говорил «Если два пуда набрала — трахать уже можно», и подумал, что любая пословица и поговорка имеет свои исторические корни. Девицы были очень разные, самой молодой было наверное лет восемь. Коля конечно, сам хотел помоложе, но не да такой же степени. И что характерно — губы были намазаны у всех, да так ярко, как у вампиров.

Он выбрал девицу с огромными глазами в пол-лица.

— Как зовут тебя, чудо чудное?

— Маша. — девица не могла оторвать взгляд от тарелки с закуской, которая стояла на низком столике, около дивана.

Не кормят их, что ли?

— Садись, Маша, поешь. И что ты умеешь делать?

— Я, дяденька, здесь совсем недавно, и ничего ещё не умею. Мы раньше в другом конце жили, в Хамовниках. Отец у нас недавно помер. — Она говорила степенно и раздумчиво. Было видно, что она очень голодна и таких вещей, которые на столе, просто ни разу не видела. Но не торопилась и старалась грамотно к ним подобраться.

— А когда совсем голодно стало, мать меня и отвела к Клавдии Степановне. Сказала, чтоб я её слушалась. Я там и жила два дня. Ничего, кормят хорошо. Вот Клавдия Степановна сегодня собрала нас всех и отправила сюда. Сказала, чтобы делали всё, что скажут, а то побьет. А так, говорит, если всё сделаете, конфет получите. И платье новое справят. Да и девки говорят, что только в первый раз больно. Зато голодной ходить не будешь, и опять же семье можно помогать. А то как мать одна-то.

— Сколько годков то тебе — Николай не очень привык ещё к подобным историям и поэтому почувствовал себя неуютно. Он ожидал всё — таки чего-то повзрослее и без историй. Так, подвариант массажа. Ну да ладно, назвался груздем — давай, работай. Он мысленно представил, что если волосы обрезать, глаза оттенить, подкормить опять же не помешает — и очень даже будет ничего.

Девица поела и встала. Она аккуратно оставила на тарелке больше половины.

— Спасибо большое, дяденька- сказала она и начала раздеваться.

Фигура у неё была совсем мальчишеская, и это почему-то здорово возбудило Николая. Он погладил её по груди, по бёдрам, затем попытался приподнять. Пожалуй, два пуда уже нагуляла, подумал он. Он поставил её на пол и повернул спиной, легонько наклонив. Бёдра у неё были ещё тонкими, и похоже, только-только начали оформляться. Он стал её пристраивать поудобнее, но тут ему в голову пришла одна идея.

Как давно доказала наука секс и мышление сильно мешают друг другу. Но ввиду того, что мысль показалась ему чрезвычайно интересной, свершилось редкое явление в истории человечества — возбуждённый мужчина отказался от самки, дабы додумать эту самую мысль.

— Знаешь что, ну-ка, пройдись.

Машка прошла немного и остановилась оглянувшись на него, не понимая, что же делать дальше.

— Давай, давай, еще немного подбодрил Коля. Походка была у неё ничего, даже несмотря на неразвитость форм, чувствовалась женщина.

— Так, шпагат сделать сможешь?

— Я не знаю, дяденька. Я раньше этим не занималась.

Николай встал и попытался показать. Когда-то это у него неплохо получалось, да и сейчас после бани, мышцы позволяли.

— Ну-ка повтори, и пониже, пониже.

Девчонка села на шпагат свободно. Он помог ей встать и стал поднимать ногу.

— Будет больно, скажи, но девица молчала до самого конца.

— Так, теперь помаши ногой, потом попляши.

Он не очень разбирался в танцах, но пластика девицы его удовлетворила. Теперь надо было всё обдумать.

— Иди-ка, подруга, помойся, кивнул он в сторону душа и лег на диван.

Идея была интересной. Если играть в восточные игры, думал Николай, то пусть всё будет по правилам. У нас есть врач — гипнотизёр. Это раз. У нас есть девственница — это два. Она довольно пластичная — это три. Вокруг этого можно закрутить какой-нибудь ритуал. В Восточном стиле. Он сразу представил — желто — синие одежды, курильницы, маски и чего-то вешающая в гипнотическом трансе Машка. А что, на это могут клюнуть. Надо только найти тему поинтереснее. Он стал думать о теме, но в это время Машка вышла из душа и подошла к нему. Запах вымытого тела возбуждал, да и массажик был вроде как прописан для расслабления. Он погладил её, потом поставил на колени.

— Поцелуй его — хриплым от желания голосом сказал он.

Оставив девчонку доедать закуску, он пошёл к банщику. Цены на живой товар были не высоки, и это подтвердило Николая в правоте его решения. На крайний случай — верну в Хамовники, подумал он. А пока пусть побудет со мной. В целях сохранения девственности для ритуалов Востока. Завтра надо будет свозить её к Шанцеву, проверить на гипнабельность.

Он вернулся в комнату и посмотрел на девчонку. Она закуталась в полотенце и тихо сидела в углу. Было видно, что ей хочется спать.

— Останешься со мной. Зовут меня Николай Эдуардович. Мы с тобой будем работать. Будешь слушаться — дам денег для матери. Всё ясно?

— Ясно, Николай Эдуардович. А что делать-то? Я всё умею и полы помыть, и еду сготовить и с ребёнком сидеть.

Где ж ты раньше была, такая умелая — года эдак два назад. Теперь то дочка ходит в садик, а раньше были проблемы с нянькой. Да и умение мыть полы и готовить тоже нашло бы своё применение. Он представил себе это всё в натуре, и аж от удовольствия зажмурился. Никаких тебе проблем с хозяйством. Да ещё трахать можно. Интересно, жена одобрила бы или нет?

— С ребёнком это не ко мне. Потом объясню. А пока спи вон на кресле.

Массажист был здоровый и крупный. Он разложил Николая по лавке, и как Медведь Корнея Чуковского «стал бить его и ломать его». Приговаривая какие-то прибаутки, меняя рукавицы, веники и прочие профессиональные причиндалы. Два раза он сгонял Колю в парную, три раза облил ледяной водой. Проехался по нему какими-то чрезвычайно острыми колёсиками. Под конец, отправил на кровать и сказал спать крепко.

Он, уснул и действительно спал крепко.