1923 (СИ)

Глава 14

Они проснулись в другой комнате. Это был не подвал, так как через зашторенное окно пробивалось солнце, на улице орали птицы и какие-то лошади били копытами про брусчатке. Надежда уже проснулась и молча смотрела на него. Николай глянул — на стуле висела одежда. Она была выстирана и выглажена, кобура с браунингом лежала аккуратно лежала отдельно на низком столике, среди мелкой китайской туалетной мишуры.

Он чувствовал себя отдохнувшим. К удивлению, ничего не болело, хотя и возраст и здоровье предполагали обратное. Надежда смотрела не отрываясь, словно пыталась навсегда запомнить его.

— Ну, что глядишь, как не родная — пошутил он, раздумывая чтобы такое сделать.

Надежда молчала — то ли не хотела, то ли не могла говорить. Он погладил её по плечу. Потом по шее. Она не шевелилась, потом неожиданно сказала.

— Я хочу не забыть этого.

Николай молча кивнул. Этот опыт потряс даже его, несмотря на совершенно другое воспитание и сексуальные привычки конца века. Как он помнил, культура отношений в России начала революции была весьма пуританской, несмотря на попытки феминисток найти новые формы и позиции. Тем более в среде Замоскворечья, чей народ ещё великий драматург, уроженец тех мест обозвал «Тёмным царством». Тем не менее, намёк был понятен, и легко став с кровати Коля стал одеваться. Когда они подошли к двери, молодой послушник предупредительно распахнул её.

— Наставник Линь ожидает Вас за завтраком — церемонно сказал он и указал рукой в сторону широкой двустворчатой двери. За дверью стоял низкий широкий стол, весь уставленный чашечками, тарелочками и другими кулинарными причиндалами.

— Наша китайская пословица гласит: «Завтра съешь сам, обед раздели с другом, а ужин отдай врагу». У Вас была тяжёлая ночь — Вам надо теперь подкрепит силы.

— Спасибо, кивнул Николай усаживаясь на низкую подушку.

Сидеть было не очень удобно, но подогнутые ноги не болели.

— Я понимаю, что Ваше здоровье Николай подорвано войной и другими испытаниями.

Действительно, шрамов на его теле хватило бы на пятерых ветеранов малых войн конца XX века, но к боевым действиям они никакого отношения не имели.

— Вы должны пройти курс лечения — продолжал Линь. Наши врачебные знания позволят Вам быстро встать на ноги.

— Если это не будет мешать нашим планам, то я готов — с благодарностью сказал Коля. Подлечит здоровье действительно не мешало.

После небольшой паузы, которую заполняли лишь стук палочек о края тарелок с едой, Линь спросил.

— Удалось ли Вам приблизиться к пониманию вчерашних вопросов.

— Да, святой отец.

Это обращение удивило Линя, и он еле заметно улыбнулся.

— Я рад, сказал он, что у Вас это получилось. Не всем это удаётся. Значит Ваша душа чиста — если Вам разрешили прикоснуться к запретному.

Это заявление сильно удивило Николая, так как насчёт чистоты его души у него были свои, причем весьма сильные сомнения. Он знал, что сделал много ошибок, и его поведение в определённых ситуациях резко отличалась от того, каким он хотел бы его видеть. Тем не менее, подумал он, со стороны виднее.

Они закончили завтрак, прерываясь на разговоры о мелких деталях взаимодействия. Потом Николай с Надеждой пошли на Петроверигский, где их должен был ждать Саша. Он действительно стоял около особняка, деловито занимаясь бесконечным шофёрским трудом — что-то внимательно рассматривал в моторе. Они поздоровались, и Коля пошёл к Сушину.

К его удивлению, Алексея в кабинете не было. Зато там сидел молодой человек, и как водится, читал какие-то бумажки. Увидев Николая тот сразу приветливо закивал головой и сказал.

— Алексей Николаевич уехал в ЦК. Он сказал, что Вы можете подъехать туда, как только будете готовы.

Это пожалуй к лучшему, подумал Коля — папочка с документами Байера по прежнему лежала у него. Он решил, что её надо передать руководству — пусть они дальше разбираются в своём гадюшнике чья гадюка главнее.

Зато Аршинов, получив новую должность и кабинет, сидел на месте. Ничего не читал, просто пил кофе. Увидев Николая, он обрадовался и стал расспрашивать, как провели выходные. Коля поднял вверх большой палец и этот жест был понят. Степан понимающе улыбнулся и сказал.

— А у меня тоже новости. К Френкелю приходили очень интересные люди. Мы посадили своих людей на его квартире — ведь официально он в командировке. Так вот, аккурат в субботу вечером к нему пришёл человек. Ему конечно всё объяснили, но сфотографировали. И кто бы это был, как Вы думаете?

— Ну, если Вы радуетесь — значит человек, которого Вы лично знаете и по фото опознали. Кто же сей запечатленный? Впрочем, давайте догадаюсь. Это Ваш знакомый. Видных чекистов Вы не знаете и они сами бы и не пошли. Приход Вашего сослуживца не укладывался бы в схему за исключением единственного случая — если этот сослуживец однозначно связан либо с бандитами, либо с иностранными организациями. Выходит — либо бандит, либо человек из Варшавской или Лодзинской уголовки.

— Вы остро мыслите.

Ещё бы. После такой ночи. Мне бы в телеигру «О счастливчик», может с долгами бы рассчитался.

— Действительно — работник Варшавского отделения. Я с ним работал в 1912 году.

Николай потянулся. Хотелось бегать.

— Значит, поляки. Вот посмотрите — и он дал Аршинову папку. Тот явно владел немецким, потому что не стал ничего спрашивать, а быстро просмотрел одинокую пару листиков.

— Одно к одному. Что будем с этим делать?

— Поедем к начальству — пусть оно решает. У него голова большая, как у лошади. А потом это вопрос политический. А наша заповедь какая — мы работаем, а они принимают решения. Вот и разыграем этюд на тему нашей политической безвредности и покорности.

В ЦК они пошли прямо к Ксенофонтову, потому что искать Сушина было трудно. Того тоже не было, и немного подумав, Николай повёл Аршинова к Сталину. Молодой секретарь — Коля не знал кто, попросил подождать минут сорок. Порешали, что они будут в буфете, и товарищ за ними подойдёт. В буфете взяли себе по чаю и стали обсуждать возможный план действий, если Сталин скажет «Фас» по польскому следу. В итоге план был набросан. Он не баловал разнообразием подходов — за поляком следили и выяснили, где он остановился.

Будущий вождь был в традиционном френче и в сапогах.

— Здравствуйте, товарищ Николай, Здравствуйте, Степан Терентьевич — с чем пожаловали? Надеюсь, что то очень интересное?

— Вот, в субботу передали немецкие военные. Господин Байер — Николай протянул Сталину папку. Тот взял и увидев немецкий текст вопросительно глянул на Николая. Коля в смущении развёл руками и перевел стрелки на Степана. Тот быстро перевёл. Помолчав некоторое время добавил.

— Здесь в Москве к Френкелю приходил бывший чиновник для особых поручений при варшавском генерал-губернаторе господин Сташевский.

— Это, что резидент поляков?

— Возможно. Мы отследили и установили место проживания. Он живёт под другой фамилией.

— Значит всё-таки иностранный заговор — Сталин задумчиво повертел в руках папку. И что же собираетесь делать?

— Товарищ Сталин, вмешался Николай. Мы ждём указаний. Наша задача донести до Вас информацию, а так как это вопрос политический, то Вам и принимать решение. А наша задача его грамотно выполнить.

— Вот как? — Сталин внимательно посмотрел на Аршинов, потом на Николая.

— Именно так. Если Вы дадите политическую директиву, мы будем действовать дальше в её рамках самостоятельно.

— Это и Ваша позиция? — Сталин смотрел на Аршинова.

Ну, Степан, не подкачай. От этого вся судьба твоя зависит.

— Иосиф Виссарионович. Я розыскник. Это как собака. Я умею идти по следу и гонять хоть волков, хоть зайцев. Могу и с кабаном справиться. Но политика не моё дело. Скажут «Фас» буду кусать. Скажут сидеть смирно — буду сидеть смирно. Начальство зачастую имеет свои резоны, нам не всегда понятные.

— И что же, Вы совсем не имеет политических взглядов?

— Иосиф Виссарионович, я, как и всякий русский хочу видеть свою страну сильной и могучей державой. Царское правительство просрало страну, поэтому большевики и пришли к власти. У меня от распада Империи душа до сих пор болит. Вот, пожалуй и всё.

Товарищ Сталин немного помолчал. Затем сказал.

— То, что в Москве действует польская резидентура — это большая недоработка ОГПУ. И было бы неправильно в грубой форме нашего вмешательства указывать Феликсу Эдмундовичу на его ошибки. Поэтому Ваша, Степан Терентьевич, задача осторожно, через третьих лиц намекнуть чекистам о действиях польской разведки. Я потом уточню, как конкретно это надо будет сделать. А Вас. Николай я попрошу, как человека не связанного с партией, человека постороннего — встретиться с польским резидентом и убедить его, что курс на сотрудничество с военной разведкой и Товарищем Троцким — курс неправильный. Нам нужны мирные отношения с поляками, а не их вмешательство в наши дела. Я думаю, у Вас получится.

Он завершающе кивнул. Николай и Степан Терентьевич поднялись, отодвигая стулья, Что-то додумав, он напоследок сказал.

— Вы знаете, Николай. Мы получили решение Секретариата на инспекцию работы спецотдела. Завтра мы будем посылать туда комиссию — надо проверять, как расходуются партийные деньги. Вы хотите войти участником?

— Нет, Иосиф Виссарионович — Коля понимал, что его появление там поломает работу с китайцами и совсем не обязательно позволит вытащит Ваську. Я думаю, что в моем появлении на спецобъекте не будёт пользы. Вот если Степан Терентьевич — это было бы другое дело. А я пока поищу подход к Глебу Ивановичу с другой стороны. Мне кажется, что может получиться гораздо интереснее.

— Ну что же, пусть будет по Вашему. И Вы правильно сделали, что сразу пошли ко мне с этими вопросами. Я думаю, так надо будет поступать и в дальнейшем.

Николаю потребовалось некоторое время, чтобы привести мысли в порядок и подумать, что и как он будет делать. Решение вопроса с Васькой он признал правильным — чего ему светиться на спецобъекте, когда он собирается проникнуть туда в результате мистерии. Это даст ему возможность выполнить заказ китайцев — выйти на злодеев, которые балуются с восточными культами. Сделать это и получить Василия — гораздо более полезное дело, чем просто вернуться с Васькой в 2001 год. Лучше иметь китайцев союзниками — прикосновение к тайнам Востока, которое произошло ночью не давало ему покоя. Правда, с трезвости, всё могло носить более прозаическое объяснение — накачали наркотиками — вот всё и перестало болеть. Тоже самое и с сексом — говорят, что весьма способствует. В общем, в этом надо разбираться — подумал он. Это не сейчас. Сейчас с поляками, Что же нам делать с господином Сташевским. Он случайно не Влад — пронеслась мысль. Это было бы весело. Он бы нам чего-нибудь спел.

Эти интересные размышления прервала мысль, что Фриц звал его на 12 часов к себе. Чёрт, немцы, они не любят, когда опаздывают. А это тебе не 21 век, на пробки не сошлешься. Быстренько закинув Аршинова на Петроверигский и договорившись, что он берет Сташевского ласково и со всей вежливостью, а Николай звонит о результате, он понесся на Никольскую. Надо было ещё захватить Надежду, которую Саша отвёз на Трехпрудный, пока Коля был в ЦК.

Фриц был взволнован и это было заметно. Он безостановочно взад вперёд по комнате и резко крутил глобус, когда оказывался рядом. Наконец он справился с собой и приступил к беседе.

— Я заказал Вам чай, а Вам, дама Надежда кофе. Мы не замучили Вас своими скучными разговорами?

Увидев, что Надя уже готова уходить, Николай вмешался. Сейчас, после вчерашней ночи она могла чисто искренне подыграть в Коле в его рассказе про чудеса Востока.

— Вы Фриц, ещё не знаете Надю. Я боюсь, что скоро Вы будете называть её удивительноё женщиной и мы с ней составим удивительную пару.

— Фриц не понял, но решил, что пусть будет как хотят гости. Он опять резко крутанул глобус и сказал.

— Николай, а Вы никогда не задумывались над словами, которые Вам сказали на Востоке по поводу смерти вождя?

— Это какого? Там их много говорили.

Фриц дёрнулся. Чувствовалось, что ему ужасно хотелось знать всё.

— Про Ленина. Про болезнь нового мира.

— Ну, это просто. Он ведь создал новый мир — эту новую Россию. Это новая цивилизация, которая полностью отрицает весь старый опыт развития человечества. Вот и заболел от напряжения.

— Нет, нет — Фриц от возбуждения почти кричал. Когда Вы вчера сказали мне это, я сразу задумался. Это было как-то знакомо. Какая-то зацепочка. И прямо вчера я спросил нашего врача. Он хороший специалист, он помогал немецким профессорам, которые приезжали лечить Ульянова. Так вот — Фриц наконец то успокоился и сделал выдержанную паузу — Ульянов болен люэсом. В последней стадии.

— И что? — не понял Николай. Только потом он вспомнил, что так почему-то называли сифилис. Вот ты и попался. Прямо на крючок. Всё, что я хотел, ты проглотил.

— Так ведь люэс и есть болезнь Нового Мира. Это его привёз Колумб из Америки, которая является Новым Светом. «Nuevo Mundo» — по-испански так и переводится «Новый мир».

Вот только без Твардовского. Неожиданно он вспомнил анекдот, что при поступлении в ИФЛИ Твардовскому попался экзаменационный билет по «Стране Муравии». Жаль, что не расскажешь.

— Вы думаете, с сомнением постарался протянуть он.

— Да, да, это точно. Совершенно точно. А что они говорили ещё?

Я бы знал, что так будет, хоть бы учебник по истории прочитал — печально подумал Коля. Ну что делать, что я ничего не помню про 23 год. Про Россию даже не помню, не говоря уже о других странах. Ну, в Германии инфляция — об этом Ремарк писал в «Чёрном обелиске». Франция стоит в Руре — так выйдет. Ну ни фига больше не помню. Он уже с явным сожалением развёл руками.

— Извините, Фриц. Не помню. По поводу смерти — это слова единственные.

Герхард покачал головой.

— Эх, Николай, удивительный Вы человек. Вам удалось заглянуть в будущее, а Вы ничего не помните. Я знаю кучу людей, которые бы полжизни отдали бы за то, чтобы оказаться на Вашем месте.

Кажется меня снова подкупают. Это здорово. Привыкну ведь, как в 21 веке буду. Измучаюсь и умру. Настроение мгновенно испортилось. При мыслях о кредиторах снова заболело сердце. Из этого мира, где он играет такую интересную роль снова в позицию должника без надежд на отдачу денег — это не сильно радовало.

— Фриц, а давайте спросим Надю. Мы с ней сегодня участвовали в некоей мистерии, и вот она молчит уже четыре часа. Давай Надя, расскажи.

— Дама Надя- пожалуйста, расскажите — поддержал Фриц.

Надька изумлённо посмотрела на них.

— А о чём?

— Что ты видела сегодня ночью, если видела конечно.

— Я видела своего сына. Я думала, что он умер. В 19 году было очень тяжело, и, я ничего не помню, как рожала. Потом мне сказали, что он умер. А сегодня я увидела его. Он уже такой большой. Он бегал по улице, по деревенской улице, и смеялся. И звал меня. Я теперь точно знаю, что он жив. Я буду искать его и найду. Он будет со мной. Ему без меня плохо.

Вот это да — как-то в прострации подумал Коля. Если это не наркотический бред, то всё тогда серьёзно, очень серьёзно. Нет, жизнь явно пробует меня на способность удивляться. Наверное ждёт, когда же перестану. Он погладил Надю по плечу. Она не плакала. Просто он понял, что странное выражение лица, которое было у неё с утра — это выражение удивления и привыкания к этой новой реальности её жизни.

— Извините, Надя — мягко сказал Фриц. Мы не должны были… — Он замолчал.

В эту эпоху войн и революции каждый человек в Европе, наверное потерял кого-нибудь. Даже в далёкой от битв Испании, вспомнил Коля куча народа погибла от простого гриппа. Он тогда так и назывался «испанка».

— Вы знаете, Фриц, это действительно иногда может бывать опасно и больно для человека. Впрочем, Вы знаете, у меня есть вопрос, даже два — Коля пресек видимое желание Герхарда более подробно узнать, что творилось сегодня ночью.

— Первое: Мне бы встретиться с господином Байером. У меня к нему есть интересный разговор.

— Он до двух часов будем в НАРКОМВОЕНМОРЕ, а потом приедет сюда.

— Вот и прекрасно. Я тогда вернулся бы часам к трём — четырём. Пусть он меня подождёт. И второе. Как Вы относитесь, что бы открыть небольшой ресторан для своих. Допусти, чтобы только иностранцы могли там собираться. С немецким, к примеру, колоритом. С вашей стороны деньги, с моей разрешения и персонал. Мне кажется, идея не лишена разумности.

— А что, пожалуй. Место где можно будет собираться, приёмы устраивать.

— Деловые встречи — вставил Коля. Может даже, что-то вроде клуба. При нём гостиница и всё такое.

— Да. Это весьма интересная мысль. Я думаю её надо разработать. Деньги под это можно найти. Клуб, поле под ипподром, дача где — ни будь в деревне. Это очень интересно — все больше воодушевлялся он.

— Ну ты даешь, подруга, только и сумел сказать Николай, когда они вышли на улицу. И что же ты теперь будешь делать?

— Не знаю, Коленька — Надя покачала головой. Я должна быть с тобой. Вот кончишь дела, и я буду искать маленького.

— Ладно, что-нибудь придумаем. Поехали к Перовскому. Поговорим с ним про ресторан. Он мужик умный, может чего придумает.

Перовский с интересом выслушал эту мысль.

— А что, это весьма привлекательно. Только будет трудно получать разрешения от властей.

— Вот это как раз проще простого. Спросите вот Сашу, любой тайный полицейский знает, что лучше всех держать под контролем в одном месте, причём люди там будут чувствовать себя в безопасности и расслабленном виде. Они насуют в обслугу своих людей и все будут довольны и иностранцы. Которые будут отрываться по полному, и ОГПУ, которая будет фиксировать их встречи и разговоры. А мы будем получать денежки.

— Вот кстати, а где их брать на открытие — то?

— Немцы дадут. Они тут пристроились всерьёз и надолго. Значит им нужен маленький кусочек родины. Знаете, это их дурацкое шавинфёст, октоберфест, — вот и будут веселиться по своему. Они уже размахнулись на дачу, ипподром и прочие увеселения.

— Если будут деньги, организацию мы потянем. Только властей на себя берёте Вы — слишком много в этом политики.

— Договорились. Пишите план действий — расписывайте на меня, Вас и немецкую сторону.

Николай позвонил Аршинову. Его не было и Алексей сказал, что он как раз поехал брать Сташевского. Тот был на месте, так что вряд ли дело должно было сильно затянуться.

Байер ждал его всё у того же глобуса. Только теперь он не вертел его, а покровительственно хлопал по нему рукою. Глобус вздрагивал и немного проворачивался. Но Байер возвращал его в прежнюю позицию и снова хлопал. Николай, приглядевшись, понял, что тот хлопает по Англии.

— Добрый день, перевела Надежда.

— Добрый день, Оскар. У меня к Вам вопрос — мы вышли на польского резидента в Москве и мне поручено произвести с ним беседу, дабы объяснить всю пагубность их поведения. В общем, на меня возложена роль учителя, который должен сказать «Дети, не балуйтесь». У Вас есть интерес поучаствовать?

— Вы будете его вербовать?

— Бог с Вами. Зачем он мне. Нет, только объясню, что так нельзя.

— Тогда давайте вместе. Вы правильно рассчитываете — это произведёт на него впечатление.

Минут через сорок Аршинов привез поляка. Спокойно беседуя они прошли в комнату. Герхард распорядился чаем и кофе и вышел, оставив всю компанию разбираться самим.

— Господин Сташевский. Я думаю, Вы понимаете, что Вам придётся сегодня же покинуть Москву. Но перед тем как посадить Вас на поезд, мы бы хотели разобраться в нескольких вопросах — начал Николай вступительную беседу. Бывший чиновник по особым поручениям был человеком безусловно смелым и умным. Он не корчил из себя святую невинность, он сидел и был готов делать дело — отыграть свою партию так, как он это видит.

— Я готов, господа.

— Прекрасно. Я в данный момент, представляю Россию, если хотите Советский Союз. Вам совсем не нужно знать, кто я такой. Скажу одно — я не член партии и не участник власти. Но как Вы обратили внимание, обладаю кое какими полномочиями. Представитель немецкой стороны представится сам.

— Я помощник главы рейхсвера, господина фон Секта — сказал Байер.

Аршинов просто развёл руками — дескать и так знакомы.

— Мы собрались в этой компании с единственной целью — показать Вам, что слухи о готовящемся разрыве между Россией и Германией — не соответствую действительности. Просто некоторые силы готовятся продолжать политику рывка к Варшаве и всячески стараются осложнить положение Вашей страны на мировой арене. Вас натравливают на Германию, одновременно с этим ухудшая и без того не простые отношения с Восточным соседом. Чем Вам объяснили желание наших военных сотрудничать с Вами против немцев?

— Они сказали, что у них не хватает сил в сельскохозяйственных районах Силезии, где наши позиции наоборот сильны.

— Логично — вмешался Байер. А что они сказали по поводу перспектив такой политики?

— То, что в результате инфляции и французской оккупации Рура в Германии начнется социальный взрыв, и она будет поглощена внутренними проблемами, и тогда мы сумеем реализовать свои намерения относительно Западных территорий.

— А на то, что действия большевиков по дальнейшей дестабилизации обстановки может привести к их победе и захвате власти в стране — они конечно не сказали. — Оскар был саркастичен.

— Я не специалист по Германскому вопросу. У меня несколько другая специализация.

— Хорошо — сказал Коля, а такой вариант, что наоборот, в решающий момент большевики уходят в сторону, и Польша остаётся инициатором социального и политического кризиса в Германии. Как Вы думаете, как к этому отнесётся кабинет во Франции. Нестабильная Германия не радует французов, и уж тем более англичан. В случае развития событий по тому или иному сценарию Вы сильное рискуете.

— Ну это общее место. Любая активная политика будет вызывать подобные нарекания. Опасность есть всегда. Тем более, что ваши построения сугубо теоретичны.

— Почитайте — Байер протянул Сташевскому свою очередную папочку. Тот минут пять внимательно листал её.

— Как впечатление? — спросил Николай.

— Это впечатляет.

— Вот и прекрасно. А теперь вопрос из учебника — опишите пожалуйста стратегическое положение Польши в случае этой победы коммунистов.

— Запад не допустит этого.

— Вы плохо знаете Запад, продолжал давить Николай. А может быть они как раз и решат разменять Германию на Польшу. Коммунисты делают уступки на Рейне, а Запад закрывает глаза на Польское государство. Кто важнее для Антанты — Вы или Германия?

Сташевский долго молчал.

— Вы считаете, что я должен донести эту точку зрения до нашего правительства?

— Я ничего не считаю. Мы знакомим Вас с информацией. А как Вы ей распорядитесь — это сугубо Ваше дело. И ещё один вопрос — как Вы думаете — кто Вас сдал? Вы понимаете, мне ваш ответ не нужен — просто подумайте на досуге. Господин Байер — у Вас есть ещё вопросы?

— Пожалуй нет. Умный поймёт, а дурака не научишь.

— У Вас, господин Сташевский?

— Это беседа официальная или я могу рассматривать её как дружескую услугу?

— Как услугу. Просто в России есть силы, которые делают ставку на прекращение политики экспорта мировой революции и мирное хозяйственное развитие страны. Мы, в данном случае, выражаем их интересы. Но есть и другие, которые крайне заинтересованы в дестабилизации обстановки везде, где только можно. Они считают, что не получили того, что должны в результате прошедшей революции и готовы двигать её и дальше. На мой взгляд, очень жаль, что Вы пошли на сотрудничество с этими силами. Они используют Вашу страну как инструмент для подрыва ситуации в Германии, точно также, как население Восточных областей Польши для её подрыва. Одни и те же люди ведут «активную разведку» в Галиции и Германии.

— Давление на Польшу — традиционная политика российского империализма, в этом нет ничего нового.

— Звучит логично. Но история покажет, что только Советский Союз может быть гарантом независимости Вашей страны.

— Хорошо. Я найду способ донести эту позицию до нашего правительства.

— Хорошо бы еще и до французского — меланхолично сказал Байер. Их это тоже может заинтересовать.

— Извините, а как можно связаться с Вами в Варшаве? — Николай знал, что запас карман не тянет, а польский резидент казался весьма разумным человеком. Тот написал на бумажке адрес и передал его Степану. Когда Аршинов со Сташевским ушли, Николай с удовольствием потянулся.

— Кажется мы сделали полезное дело. По крайней мере он задумался, а это может в решающий момент сыграть свою роль. Как Вы думаете, может быть стоит подумать о сотрудничестве с ним?

— Если Ваши мысли дойдут до него и он воспримет их как руководство к действию, то почему нет?

— Значит будет доводить его до ума. Ладно. Скажите, Оскар, а у Вас есть связи с сильными антикоммунистическими кругами?

— Ну, в принципе я знаю ряд непримиримых политиков этого направления. Но они не пользуются авторитетом в стране. Понятно. А как бы отнёся Рейхсвер к возможности организовать обкатку своих кадров на полях сражений?

— Я думаю положительно. У нас как и у Вас есть реальная проблема задействовать пришедших с фронта людей в мирной жизни. А что Вы предлагаете — устроить маленькую войну?

— Нет. Я отрабатываю то, о чем мы говорили в Берлине — я ищу аргументацию по поводу переноса активности коммунистов прочь из Европы.

Николай отправил Надежду домой, а сам поехал на Петроверигский. Надо было привести в порядок мысли. А их было много. Развитие событий не замедлялось, а наоборот, скорее набирало обороты. В этом надо было разбираться, и разбираться вдумчиво. Пока было ясно одно — наиболее серьёзными и, надо признать загадочными, союзниками являются китайцы. Именно и только они могут реально помочь Василию. Значит, надо сделать им приятно и показать работу лицом. Но пока что вся работа идёт на немцев. Пока боремся исключительно за их интересы, и, на что надо обратить внимание особо, ничего с этого не имеем. Это надо менять — это плохо.

У Сушина он наконец-то сел в свой кабинет и, достав листик, стал набрасывать меморандум на тему «Зачем нам нужен Китай». Через час он пошёл к телефону и позвонил в НАРКОМВНЕШТОРГ, товарищу Красину.

Леонид Борисович согласился его принять в гостевом особняке Наркомвнешторга в восемь вечера. Он долго извинялся, что не может пригласить Николая к себе в «Метрополь», где у него были три комнаты с ванной — по тем временам чудо из чудес. Коля пошёл в Аршиновский кабинет и лег на мягкий диванчик, который тот успел сорганизовать. Он быстро уснул и очень не хотел вставать, когда сушинский секретарь его разбудил в назначенное время.

До особняка НАРКОМВНЕШТОРГА было недалеко. Николай в очередной раз подивился архитектурным вкусам большевистской элиты. Поднимаясь по вычурным залам здания на Пречистинском переулке, Коля думал сколько же таких особняков отобрали у законных хозяев. По аналогии вспомнился анекдот про Лукашенко, который при виде «новорусских» домов обозвал их будущими детскими садиками, про что хозяева, правда, еще не знают.

Нарком был как и в прошлый раз вальяжен и очарователен. Он угостил чаем и коньяком с бисквитами и лимоном. Было видно, что проблемы голода, так трогательно описываемые в советской печати все Николаево детство сюда на добрались.

Коля постарался быстро перейти к делу. Завести наркома было не сложно.

— Россия всегда, я повторяю, всегда была активно включена в Мировую Торговлю. Русь как государство было создано на основе потребности в обслуживании и содержании торгового пути из Варяг в Греки. И даже после разрыва, вызванного татарами, когда путь в Китай лёг южнее, всё равно были найдены формы использования уже собственно российских ресурсов. И поэтому в 16 веке, когда англичане приплыли в Архангельск, страна могла предложить лес, пеньку, ворвань, и главное — зерно. Всё последующее время наша экономика формировалась с учётом внешнего спроса и предложения. Сейчас, когда произошло резкое свёртывание внешней торговли, вызванное позицией непризнания Советской России, экономика страны страдает чрезвычайно. Мы теряем гигантские возможности для получения денег, получения кредита, для развития целых отраслей промышленности. На этом наживается узкая кучка спекулянтов, сконцентрированная в Берлине. Они берут себе очень немалую разницу между вынужденной ценой нашего предложения и ценами Мирового рынка, на который они выводят наши товары, но уже под своей маркой. Только прорыв блокады даст нам возможность ускорить темпы нашего хозяйственного развития. Тогда решаться и социальные вопросы — прежде всего вопрос безработицы. А это уже проблема нашей опоры — рабочего класса. Будет эта самая работа — будет формироваться и укрепляться его сознательная часть, а значит партия будет сильнее, шире её социальная и политическая опора.

— И, наверное, развитие индустрии даст возможность усилить наши позиции в мире — провокационно спросил Коля. Зная наперед результаты дискуссии о путях развития теории «мирного сосуществования» говорить правильные вещи было не трудно.

— А усиление нашей позиции в мире — это укрепление армии, укрепление страны, как базы для дальнейшего развития революции в других странах — продолжал он.

Леонид Борисович внимательно посмотрел на него. То, что излагал Николай было практически внове в партийной элите. В это время господствовала теория «мировой революции», которая предполагала активную подрывную работу в Европе, ибо, считалось, что без победы там построить социализм в крестьянской России будет невозможно.

— Мне, как практическому хозяйственному работнику хорошо видно, что реализация курса на мировую революцию сильно мешает установлению политических и экономических связей — сказал он, по прежнему не отрывая взгляд от Николая. Он осторожно взял рюмку с коньяком и сделал микроскопический глоток. Было видно, что он активно размышляет.

— Понятно. — сказал Николай и перешёл к главному. — А если предложить Западу компромисс в виде свёртывания революционной активности в Европе? Как он отреагирует на это?

— Однозначно положительно. Но он болезненно отнесётся к нашим попыткам начать революционное движение в странах, которые они относят к зоне своих интересов.

— Понятно. Англичане боятся за Индию. А за Китай?

Красин понимающе кивнул.

— Китай необъятен и на данном этапе он для них безразличен, особенно его внутренние районы. На побережье они будут бороться за торговые привилегии, а вот Внутренние территории, Хинтерланд, как ныне модно говорить — для них белое пятно на карте.

— Значит, если мы покажем свёртывание революционной борьбы в Европе и перенос её тяжести на Дальний Восток, Англия, и я думаю, Франция будут довольны.

— Для них политическая нестабильность в Китае — давно ожидаемое благо. Распад единого государства и внутренние междоусобицы делают его легкой добычей в глазах колонизаторов. Тем более, что на торговле традиционными китайскими товарами это не скажется — как чай продавали, так и будут. Может быть даже произойдёт улучшение их позиций — правители районов будут искать их поддержки в деле поставок оружия прежде всего.

— Значит усиление войны в Поднебесной будет ими даже приветствоваться?

— Ну, без особой афиши. И если конечно, усиление одной из сторон не нарушит стратегического равновесия. Я думаю, что в целом Вы правы, и перенос борьбы в Китай и на Дальний Восток обеспечил бы поступательное движение нашей революции, но Троцкий и его военные делают ставку на европейский фронт, по крайнему случаю, Ближний и Средний Восток.

Коля помнил, что известный авантюрист того времени Блюмкин активно скакал по Палестине примерно в это время. Он подивился грандиозности планов будущего вождя IV Интернационала. Нет, подумал он, прав был товарищ Сталин. Этот столько бы крови пролил — куда там Гитлеру.

— Но это же не значит, что этот курс единственно верный. Мне бы хорошо понимать — поддержать ли Великие Державы поворот революционного удара из Европы в Азию, и сумеете ли Вы извлечь из этого политические и экономические дивиденды.

— Дальний Восток — традиционное направление российской экспансии и Запад с пониманием относился к действиям Империи в этом районе. А насчёт дивидендов, то я думаю — мы с Чичериным справимся. А что, этот курс уже нашёл своё оформление в Политбюро? Я думаю, что серьёзные круги на Западе не препятствовали бы такому движению в нашей политике.

— Ещё нет, но ведь всё когда-то начинается. Даже Волга, как известно, начинается с маленького ручейка в районе Валдая. Вы не бывали там? Прекраснейшие места.

Красин был опытным политиком. Они сказали друг другу очень много. Теперь надо было думать о поисках других союзников и координации действий.

На Солянке всё тот же молодой послушник без лишних слов повёл Николая вглубь этого бесконечного подвала. Линь уже привычно сидел за столиком. Он коротко поклонился и предложил присоединиться к скромному ужину.

За едой Коля начал рассказывать об успехах.

— Мы обратились к нашим немецким товарищам и они организуют приезд видного деятеля из Гоминдана в Москву. Если Вы можете помочь в этом вопросе — присоединяйтесь.

— Наши позиции в обыденной жизни страны не такие сильные, как нам бы хотелось. Мы практически не имеем контактов с правителями районов и армий. Поэтому Ваша помощь нам чрезвычайно необходима.

— Хорошо, буду стараться. Дальше. Я переговорил с людьми в руководстве страной и предложил им обратиться к Западу с предложением поменять курс «мировой революции» с Европы на Восток с целью получить за это признание и расширение торговли. Как в этом направлении?

— Надо подумать. У нас есть контакты в Англии, прежде всего. Но в любом случае Ваш подход верен. Он имеет возможность исполнения. Я рад, что в Вас не ошибся.

— Спасибо. Теперь надо начать массированную пропагандистскую компанию на тему, что именно в Китае «мировая революция» осуществит прорыв капиталистического фронта. У Вас есть пара человек, владеющих марксистской риторикой? Организуйте несколько статей в теоретические журналы. Как Ваши контакты в Японии?

— Очень хорошие. Я понимаю, что надо резко усилить давление с целью захвата континентального Китая? Это придаст стимул работе Москвы — я понимаю. Но мы уже это делаем. Ничего так не сплачивает народ как зверства чужеземных варваров.

— Вот видите, мы и мыслим одинаково. Как там моя Машка?

— Девочку обучают и она старается. Но в отличие от Вашей более взрослой женщины, ей не хватает внутренней силы. Она не умеет одна.

— Ну, может быть она просто маленькая?

— Это часть души и никак не зависит от возраста. Оно либо есть, либо нет. Но, тем не менее она будет готова уже завтра.

— Понятно. Вы придумали ритуал?

— Надо внести некоторые изменения в наши традиционные обряды. Я понимаю, Вы хотите дополнить их чисто европейскими позициями — девственной кровью, петухом или козлом?

— Похоже, Вы хорошо знаете религии мира. Да, надо добавить идею совместного совокупления, что-то вроде единой на всех женщины как гаранта причащения. Это будет действовать сильнее.

— Хорошо. Кто у Вас думает над исполнением обряда?

— Наверное, Надежда.

— Пусть она приходит завтра с утра — мы познакомим её с нашими идеями. Кстати, я рекомендую Вам остаться ночевать у нас. Вы стали слишком видной фигурой и затронули многие интересы. Поэтому у нас Вам будет безопаснее.

— Хорошо. Пусть только привезут Надю. А то могут быть проблемы. Кстати, она очень впечатлена вчерашней ночью. Я боюсь как бы этот опыт не отравил её последующую жизнь — все таки у нас разные культуры.

— Оставим женщинам женские проблемы. Такое как вчера случается очень редко.

— Наверное. Если можно, распорядитесь чтобы мне дали бумаги и комнату, где есть европейский стол, каллиграфию я пока к сожалению не освоил.