1923 (СИ)

Глава 4

Он проснулся в пять. Уже рассвело, и птички начали своё чириканье, очень напоминавшее трели звонка в его московской квартире далёкого будущего. Он похмыкал, пытаясь разобраться в мыслях, но дальше тривиального «и чёрт с ним» дело не пошло. «Мы жили тогда на планете другой» — вот и всё. И прав был классик — война всё спишет. А нравы тут весьма и весьма патриархальны. Из противозачаточных средств — разве что аборт.

Елена, измученная прошедшей ночью, спала рядом. Она была красива необычной для этих мест красотой. Сколько Николай вчера не смотрел, в Москве всё таки преобладали типичные комсомолочки с плакатов 30 годов — деревенские девки, по типу актрисы, которая играла в «Холодном лете 53 года». Всё при них — в общем, по Чернышевскому — красота должна быть функциональна.

Поэтому и Ленка видать доходила до меня нетронутой. Не в масть шла — худосочная слишком на фоне местных красавиц. Ну да ладно. Мне же лучше. Он погладил девчонку, чувствуя, что начинает возбуждаться. Рука прошла по лицу, скользнула к груди. Лаская её, он левой рукой приподнял голову и осторожно поцеловал в краешки губ. Она открыла глаза и чуть улыбнулась. Николай улыбнулся в ответ и поцеловал уже всерьёз.

Потом они лежали, и Николай просто смотрел на неё. Они почти не говорили ночью, да и сейчас слова как-то не находились. Просто было хорошо и спокойно.

— Ну, я пойду — шепнула она, делая попытку выскользнуть из под его руки.

— Хорошо. Вечером придешь?

— Приду.

Елена стала одеваться, впрочем с её набором одежды это было не сложно. Николай тоже поднялся, и подойдя к пиджаку, достал из портмоне деньги.

— Купи себе что-нибудь из тряпок. Так, чтоб в ресторане было комфортно. Может поужинаем вечером, если успеем.

Она покраснела, но деньги взяла. Вот и хорошо — подумал он целуя её на прощанье.

К восьми тридцати он пошёл столу. Там уже был Петюня, а на столе стоял чай и какие-то бутерброды. Раскрытые «Известия» отражали высокий накал политической жизни.

— Надо бы нам зонт купить — сказал Николай, глядя на низкие тучи, закрывающие небо. А то под дождём скакать совсем невесело будет. И, кстати, мне бы нужен партийный наряд — куртка, френч, галифе. А то я как белая ворона. И кобура нужна. Боковая, а то рву карманы.

— Купим — ответил Петя — За зонтом надо в ГУМ, а остальное я к вечеру принесу. Вот только с кобурой пока не знаю, но я поспрашиваю. Как у Вас дела-то?

— Дела у меня хорошо. Потихоньку двигаемся. Вот ещё. Нам бы с тобой связь держать надо. У тебя телефон есть?

— Нету.

— А кого — ни будь с телефоном ты знаешь?

— Барышня одна в учреждении работает. У неё телефон есть.

— Тогда так. Ты мне даёшь номер, я звоню и оставляю для тебя информацию. Ты раз в два часа даме перезваниваешь и всё узнаёшь. Если я информации не оставил, значит ты свободный до следующего звонка.

Он уже допивал чай, когда в дверь вошёл дворник, игравший в учреждении роль охранника и, понизив голос, сказал.

— Николай Эдуардович, — Вас там спрашивают. На моторе приехали.

Николай поднялся.

— Всё, Петечка. Делай что поручено, вещи закинешь в комнату.

У ворот стоял автомобиль, марку которого он определять даже не пытался. Кивнул шофёру и сел на заднее сидение. Вопреки представлениям, машина мягко завелась, и подпрыгивая на рытвинах, поехала к набережной. У ЦК они были минут через пять. Шофёр поставил автомобиль, что-то сказал охраннику с винтовкой и повёл Николая в неприметный подъезд со стороны Ильинки.

В комнате за столом сидели три человека. Короткова Николай знал, остальные были незнакомы. Он представился и подошёл к столу.

— Ксенофонтов, Иван Ксенофонтович- старший кивнул, а это товарищ Сушин. Кисилёва вчера убили — без предисловия начал он. Утром нашли на улице. Нам позвонили из милиции. Забрали деньги, оружие, документы бросили недалеко. Это либо ограбление, либо, как всегда это было у Сергея, дела серьёзные. Тогда ты заварил кашу, Николай.

— Скорее вскрыл нарыв. Кисилёв нашел что-то важное, раз его убрали. Если конечно это не обычное ограбление. Но не очень похоже. Он парень здоровый, могли поискать и добычу помельче- вмешался Сушин.

Ему было лет тридцать, он был одет в полувоенную форму и выглядел уверенным в себе. В мыслях крутилось дурацкое — надо было просить у Сергея Федоровича больше. Как круто пошли события. Ничего, выживу — попрошу..

— Ну и что будем делать? — спросил Ксенофонтов.

— Обратимся в ЧК, пусть займутся.

Вот сейчас и введём в игру Степана.

— Не надо ЧК. Кисилёва убили после того, как он туда пошёл, поэтому тут возможны варианты. Вчера он нашёл человека, организовавшего облаву на Пятницкой. Это некто Аршинов, он из бывших. Спец нормальный, умеет и готов работать. В политическую сторону его посвящать не надо, а по расследованиям он специалист. Тем более, что дело в области уголовной. Или нас хотят заставить в это поверить.

— Он что, жандарм?

— Нет, уголовников ловил. Раз в милицию брали, наверное смотрели, что за человек.

— Разумно. Мы посмотрим, что вчера Кисилёв делал в ЧК, а он пусть чисто по убийству поработает. Вот что, Николай. Посмотри-ка своей стороны на это дело. Правильно говорит Алексей, может мы задели кого-то за больное место. Проверь по каналам Сергея. Ты как, стрелять-то умеешь?

Не хватало ещё, чтобы мне хвост приставили.

— Нет. Но пушку ношу. С охраной у меня проблем нет. Машину я тоже обеспечу.

Похоже, что Сергей отучил местный народ соваться в его дела. Николай ждал борьбы, но Иван Ксенофонтович только буркнул.

— Смотри сам. От нас этим будет заниматься Сушин. Если будут вопросы он тебе и будет помогать.

Они вышли в коридор. Мимо шёл Мехлис. Ксенофонтов сидел на пятом этаже, где, как помнилось, был кабинет Сталина.

— Здравствуйте, Лев Захарович! — схулиганил Николай. Надо было поднимать свой статус. Сушин Мехлису кивнул, тот поздоровался в ответ.

— Товарищ Сушин, а как тебя зовут?

— Алексей.

— Вот и прекрасно, Алексей. Поехали в милицию. Будем ставить им задачу.

Пока Алексей отмазывал Аршинова у Хвесина и выяснял в какой морг отвезли тело Сергея, Николай провёл с тем краткий инструктаж.

— Тебя отзывают в распоряжение Управления делами ЦК. Убили Кисилёва, это который вчера тебя нашёл. Возьми профессионалов, лучше из старых спецов. Чтобы к вечеру картина убийства была ясной. Особый вопрос — случайно это или бил человек знающий. Встречаемся в пять, у третьего подъезда — это на Ильинке. С собой бери кого сочтёшь нужным, мы тебя поддержим. Давай работай в темпе, секретариат ждёт результатов. Да смотри, поосторожней вишь как всё лихо пошло крутиться. И вот ещё. Надо под этим соусом освободить некоего Корнеева Петра Алексеевича. Он проходит по уголовке и сидит у Вас. Вербовать его не надо. Как выпустить — сам разберешься, только часам к двенадцати пусть выходит. Когда будут выпускать пусть намекнут, чтоб Федотычу свечку ставил. Связь будем держать как договорились — через Перовского. Всё.

— Зачем выпускать Корнеева? Ему есть за что сидеть. Вам зачем-то нужен Федотыч?

— Да. Я остановился на Лаврушинском и не хочу неприятностей. Надо помочь.

— Это не лучший метод. Сядут на голову.

— Вот Вы потом и отрегулируйте. А пока попробуем. Или сильно не по душе?

— Да, в принципе, без разницы. Просто порядок должен быть.

— Степан Терентьевич. Без Вашего ведома в последний раз. Договорились?

— Договорились — усмехнулся Аршинов.

— Как с авто и охраной? Узнавали?

— Подъезжайте в Перовскому часам к двум. Я вчера переговорил кое с кем. Вас жандарм устроит?

— Он стрелять-то умеет?

— Покажет. А авто через Перовского наймём. Так что будет Вам и шофёр и телохранитель в одном лице.

— Лады. Тогда всё.

Так, это сделали. Работа пошла. Теперь надо заняться Горностаевым. Как бы это сделать пограмотнее. Пусть это делает Надька. Она его знает, пусть выцепляет и даёт координаты для встречи. Плохо, всё-таки без радиотелефона. Совсем связи нету. Что дальше. Дальше сменовеховцы. На кой чёрт они Сергею. Но надо встречаться. Вот что. Сейчас в Замоскворечье на Толмачёвский и к Федотычу. А то покоцают девок-то. Пришьют им сотрудничество с властью, как пить дать пришьют в натуре. Надо их перевозить.

Сушин подошёл.

— Всё. Я отбил Аршинова с правом привлечения других сотрудников. Но спорили сильно.

— Понятно. Когда людей хватало? Теперь слушай. Нам нужен телефон куда можно будет сбрасывать информацию. Сможешь у себя организовать?

— Смогу. Посадим кого-нибудь, пусть слушает и отвечает.

— Вот правильно. Я заеду и ты дашь мне номер. И ещё мне нужны адреса людей по этому списку.

Лестница как всегда скрипела, и поэтому Николай не удивился, когда дверь открылась ещё перед тем, как он постучал. Открыла Надька.

— Ну, здравствуй, выдумщица.

— Здравствуйте, Николай Эдуардович.

— Ленка-то где? Спит поди.

— Да. Совсем Вы девчонку измучили. — с профессиональной интонацией сказала она, и кокетливо посмотрела ему в глаза. Взгляд должен был бы что-то обещать и манить, но Николаю было уже под сорок. От женщин он ничего хорошего не ждал, поэтому во взгляде читал расчёт. И ещё надежду.

— И это не предел. Ладно. Давай к делу. Я с Федотычем переговорил — больше тебе туда ходить не надо. Переедешь отсюда, куда-нибудь в район Патриарших. В общем в Центр. Комнаты сейчас вроде бы сдают. Надо две — три. Сама справишься или Петьку попросим?

— Справлюсь. А что с отъездом?

— Отъезд надо ещё заработать. Мы люди серьёзные и поэтому работы у нас много. Хватит на всех.

— Понятно, — вздохнула она. Что делать — то?

— Найдёшь Горностаева и договоришься с ним о нашей встрече. Пусть выберет когда и где ему будет удобно. О результатах позвонишь — он дал ей телефон Перовского. Просто попросишь записать для меня время и место. Вот тебе деньга на съём. Адрес тоже оставишь по телефону. Всё, давай.

В Лаврушинский он пошёл через флигель. Его записка сиротливо торчала в двери. Ладно. Нет так нет. Работаем дальше. Кисилёв явно что-то зацепил, только как это соотносится с поисками Василия. Может быть у них очередная склока, а я, со своим медным счастьем, опять посерёдке. Федотыча я спросил. Обещал к вечеру дать ответ. Если Васька шёл по Замоскворечью, то его кто-то видел. Примета простая — зимняя одежда летом. По ней и будут искать.

В ЦК Сушин развернулся. Он выбил две комнаты с телефоном и организовывал перевоз туда персонала. Похоже, что события задели Управление делами всерьёз, потому что кроме Сушина переезжали ещё человек пять. Двое из них были с винтовками. Они деловито расставляли столы и колотили что — то на подоконнике. Самого Алексея не было — он поехал в ЧК искать концы Кисилёва.

— Как со списком? — спросил Коля, уворачиваясь от огромного сейфа, который вносили аж четыре человека. Помощник Алексея дал ему бумажку с адресами, рабочими и домашними. Фамилии и должности впечатляли. Помощник, понизив голос, сказал, что с ними надо поаккуратнее. Они конечно буржуи, но сейчас взята установка на привлечение специалистов.

— Вот что, сказал Николай. Если не трудно, обзвоните кого можно и узнайте, когда к ним можно подъехать. Я буду занят с двух до четырёх. В остальное время — свободен.

Он вышел в коридор, и пошёл в буфет. Надо было подумать. Он совершенно не представлял, о чём можно говорить с Алексеем Толстым. Что может объединять этих людей. Интеллигенты. Сменовеховцы. Часть вроде как вернулась из эмиграции. Про других просто не знаю. Ладно. Начнём разговор, а там посмотрим.

Работа по списку принесла свои плоды. Заместитель начальника Валютного управления Наркомата Финансов Леонид Наумович Юровский сидел недалеко, на Ильинке и был готов принять хоть сейчас. В начале 21 века просто зайти в Минфин было большой удачей. Это была чрезвычайно сплочённая корпоративная структура, которая резко отторгала чужих. По ЦК я походил. Теперь походим по Минфину. Кому расскажу — не поверят. Хорошо бы денег попросить, машинально подумал он, и эта мысль увлекла. Пока шёл через улицу, представлял как получает деньги и отправляет их в Швейцарию. А там можно будет снять. Во как круто.

Юровскому он представился как работник Управления делами ЦК, благо звонок был оттуда. Что-то вроде будущего куратора. Отсюда и интерес.

— Леонид Наумович, я не исключу, что нам придётся довольно часто встречаться в будущем. Поэтому Вы не могли бы описать те дела, которыми занимаетесь в последние полгода.?

— Ну, молодой человек, это будет длинный список.

— А нас никто и не гонит — Николай достал красивый блокнот и карандаш.

Беседа заняла чуть больше часа. И это только конспективное описание обязанностей. Как и предполагалось, сфера обязанностей затрагивала в основном внешние сношения государства. Кое что удалось узнать про соотношение курсов основных валют. Но вопросов было больше, чем ответов. Ясности пока не прибавилось.

К двум часам Коля был на Мясницкой, у Перовского. Там все было красиво, и как говорили в конце 20 века, стильно. Даже секретарша за огромной машинкой и та радовала глаз.

В кабинете Перовский познакомил его с человеком лет сорока пяти. Выглядел тот вполне профессионально и интеллигентно. Почему то Коля ожидал шофёрских очков и больших перчаток до локтя. Очков не было, перчаток тоже, а вот кобура с пистолетом просматривалась.

— Знакомьтесь, это Александр Петрович! Он у нас сыщик. Всё умеет и в морду дать и машину водить. Москву знает как никто. Не раз помогал мне в серьёзных делах. Так что самые лучшие рекомендации.

— Прекрасно. Меня зовут Николай. Если Вы будете меня охранять, то мы много времени будем проводить вместе. Поехали, по пути познакомимся.

Впрочем, сделать это было не просто. Машина была открытой, поэтому всё время надо было говорить на повышенных тонах. Трясло страшно, но ехали быстро — Александр действительно знал Москву. Следующий по списку сменовеховец преподавал на Стромынке, как видно в будущей Плехановке. Как разговаривать с ним тоже было не понятно. Если Юровский был человеком государственным, то профессор экономики мог и послать подальше. Поэтому основной путь они проделали в задумчивом молчании.

Профессор Шевырёв был явным монетаристом. Поэтому пришлось минут двадцать посвятить изложению взглядов Маркуса Кейнса, дабы вызвать нешуточный интерес собеседника. Профессор всерьёз залез в дебри политэкономии, причём явно не марксистской. Надо было переходить к делу.

— Я прошу прощения, улучив момент сказал Николай. Но я к сожалению по делу. Хотя наш с Вами очень интересный разговор мы конечно продолжим. Я не во всём с Вами согласен, но всё-таки давайте о делах. Вы конечно понимаете, что курс, взятый партией на привлечение лучших сил российской интеллигенции к государственной работе, и активное проведение в жизнь Новой Экономической Политики не может не вызывать сопротивления определённых слоёв современного общества. После каждой революции всегда остаются группы, которые считают, что их обделили при делёжке. Поэтому, мы в Центральном Комитете не можем не учитывать этого. И, я думаю, что естественным объектом провокации будут являться лучшие представители интеллигенции, решившие разделить судьбу своей страны и своего народа. Да и, как Вы понимаете, усиление России, и сама угроза её возвращения в клуб Великих Держав не может не вызвать определённой реакции наших старых, я бы сказал, естественных противников.

По лицу собеседника Николай понимал, что выбрал верный тон. Уважение, ласка и национализм — вот что должно привлекать эту группу людей. Поэтому будем развивать тему внешней угрозы вкупе с ненавистью в ЧК.

— У одного из сотрудников Главного Политического Управления, подозреваемого в связях с Лондоном, мы нашли вот этот список. Поэтому моя задача, понять, что объединяет Вас и всех этих людей. То ли Вы выбраны объектом политической провокации, то ли дело гораздо серьёзнее. Вряд ли англичане стали бы размениваться на мелочи.

— Может быть ЧК хочет найти очередной заговор? Помните заговор Таганцева? Классовая ненависть и всё такое…

— Не надо о больном. Мы не успели тогда спасти Гумилёва, а такого удара по русской культуре даже Петр Первый не наносил. Но если Вы помните, это вызвало отъезд Горького и Вернадского, а в итоге привело к пароходу философов. Страна лишилась мощного интеллектуального потенциала. Впрочем, Вы знаете, предположений может быть множество. Но Вы человек науки. Поэтому давайте подойдём к делу системно. Если Вас не затруднит, то пожалуйста, напишите на бумажки все Ваши крупные дела за последние полгода. То, участие в чём и привлекло внимание к Вашей персоне.

— Хорошо. Вряд — ли список будет таким уж большим. А что Вы будете делать дальше?

— Дальше я возьму списки такого рода у остальных лиц, указанных на этой бумажке. По пересечению дел мы и найдём тот проект, который хотят поломать.

— Нас итак объединяет единая позиция по отношению к существующему положению вещей. Ничего и не надо придумывать. Берём и формируем заговор против Советской Власти.

— Любая фальсификация должна иметь процентов сорок реального дела. Иначе она не будет иметь развития. Вы же понимаете, что кроме противников нынешнего курса, есть и его сторонники. И сейчас они занимают лидирующее положение в партии. Чтобы получить их согласие на расправу с вами, надо будет представить очень серьёзные доказательства. Не забывайте — нам будут противодействовать люди иного, более мелкого уровня.

— Молодой человек. Вам надо заняться наукой. У Вас научный стиль мышления. Вы бы много достигли.

— Да. Моя мама считает также.

По результату беседы Николай уезжал окрылённый. В кармане был не только список дел профессора, но и рекомендательная записка к остальным членам группы. Это было удачей. Тем более, что уже из двух списков можно было сделать определённый вывод.

В кабинете Ксенофонтова было душно. Похоже, что обещанная утренними тучами гроза всё же будет — подумал Николай, глядя в окно. Николай по прежнему ничего не понимал. Ни как искать Василия, ни почему убили Киселёва, ни что будет с ним, Николаем, допустим через час. Это ж надо — блин, моё медное счастье — как только ухватил за кончик хоть какой ниточки, то сразу всё рвется. Причём рвётся в наихудшем варианте — убийства и всё такое. Степан Терентьевич продолжал докладывать, и это запутывало ситуацию ещё больше. По его словам выходило, что это чисто уголовное убийство. Местные жители видели несколько человек, одного из них можно было определить, и помощники Аршинова этим занимались. Всё шло к тому, что к вечеру всё будет ясно, бандита установят и его можно будет брать. Ксенофонтов кивал и делал заметочки на маленьком листике бумаги.

— Алексей, у тебя что? — обратился он к Сушину.

Тот встал и одёрнув гимнастёрку сказал.

— Кисилёв отнёс в канцелярию ОГПУ запрос на бланке Орготдела за подписью товарища Кагановича. Потом разговаривал с комендантом внутренней тюрьмы. С ним мы поговорили, его показания сейчас изучаются. После этого, поехал в Таганскую тюрьму. Оттуда в морг, договариваться о похоронах Сергея. Затем домой. Сейчас снимаем показания с коменданта Таганки.

— А что думает товарищ Николай?

— По моему направлению пока ничего нет. Я задал вопросы, но надо ещё опросить ряд человек, да и время нужно, чтобы получить необходимые данные. Я до сих пор не понимаю, что может привести к убийству серьёзного человека. Поиск археолога явно этого не вызывает.

— Хорошо. — Ксенофонтов встал, подводя итоги. По моему становится ясно, что это просто совпадение. Кисилёва убили уголовники и это никак не связано с поисками археолога Василия Конева. Поэтому Вам, Степан Терентьевич, надо продолжить работу по установлению и аресту бандитов, а тебе, Алексей, надо свести показания комендантов внутренней и Таганской тюрьмы и сделать справочку. Закончим с этим и будем искать твоего пропавшего.

Выйдя из кабинета, Николай набрал номер Перовского. Приятная барышня сообщила ему, адрес на Трехпрудном и что Горностаев ждёт сегодня в «весёлой собаке» с 9 часов. Всё понятно. Будем встречаться.

Дом на Трёхпрудном переулке был знаком. Когда-то, в начале перестройки, Николай пытался снять там комнату, но что-то не сложилось. Широкие окна с витражами и огромные лестницы тем не менее запомнились.

Он с трудом нашёл нужный подъезд. Лифт работал, и, покрутив ручку механического звонка с надписью «Прошу крутить» он оказался в большом коридоре. Прислуга явно одобрительно оценила его пиджак и галстук.

— Мне к Синицыным — вальяжно сказал он, и, получив указание про вторую дверь направо, решительно постучал.

Внутри всё было чрезвычайно будуарно. Какие-то рюшечки, салфеточки и прочие вязано — вышитые вещи. Среди этого великолепия сидели сёстры и пили чай с каким-то печеньем в жестяной коробке. Они приоделись и спинки держали прямо, как на смотру.

— Николай Эдуардович, — радостно сказала Ленка и сразу смутилась.

Было видно, что в чувствах своих она не разобралась, и как себя вести не понимает. Но в целом ей это всё больше нравится, чем не нравится и сильно возбуждает. Перемены, произошедшие в жизни за последние два дня были явно к лучшему, и ей наверное, как и всем в молодости, казалось, что так будет всегда. Надежда смотрела настороженно. Она — то уже понимала, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке, и что это всё великолепие может кончиться так же резко, как и началось.

— Здравствуй, зайчонок, — сказал он, обращаясь к Елене. Я обещал сводить поужинать, а вы тут чай пьёте. К 9 часам нам к этой самой «Весёлой собаке». Так что собирайтесь.

— Ой, здорово, снова не выдержала младшая и выбежала из-за стола.

Николай поймал её за руку и серьезно спросил.

— А поцеловать?

Она почему — то покраснела и довольно неуклюже чмокнула его в щёку.

— Во первых, я тебя чему учил — и он поцеловал её так как следовало.

Как и в прошлые разы она сразу перестала сопротивляться и покорно прижалась к нему. Было слышно, как стучит сердце. Николай возбудился и выразительно глянул на Надьку. Она, кивнув, вышла в соседнюю комнату, закрыв за собою дверь. Молодец, подумал Коля, держит себя очень достойно. Ясно, что Серёга в ней нашёл.

Он снова поцеловал Ленку. Его рука скользнула вниз, стараясь прижать сильнее, чтобы она почувствовала его твёрдость. Снова он ощутил её покорность и это возбуждало ещё сильнее. Он приподнял платье и начал медленно проводить руками от колен к бёдрам. Кожа была мягкой и шелковистой. От ласки она прерывисто задышала, её руки гладили его по голове и плечам. Он зацепил панталоны и начал медленно снимать их. Потом наклони девочку к столу, задрав платье сзади. Ноги были красивые, стройные с высоким подъёмом. Он ещё раз провёл по ним рукой, и осторожно раздвинул.

Они немного не совпадали по росту, поэтому поначалу не получалось. Ленка не понимала, что нужно делать, но Николай поставив её на цыпочки медленно вошёл в неё. Потом он убыстрил темп, возбуждаясь от её стонов. Он видел, как напряглись её руки, как побелели костяшки пальцев. Голова моталась в ритм толчков и внезапно девочка стала шептать «Ой» при каждом движении. Она говорила всё громче и громче и вдруг как-то очень низко она закричала и обмякла. Николай тоже был близок к концу. Он наступил как всегда, с резким подъёмом силы наслаждения. Сжав её бедра, он держал её, дёргающуюся в такт последним, самым упоительным движениям.

Внезапно всё кончилось и наступила усталость. Он вздохнул и наклонился к её опущенной голове.

— И во-вторых. Я твой мужчина. Никаких Эдуардовичей. Николай, Коля, можно Коленька. Всё ясно?

— Ясно — прошептала она и потёрлась щекой о его руку.

— Тогда иди, одевайся, вздохнул он.

Приведя себя в порядок, он поднял заложенный томик в синем переплёте. Это было «Жизнеописание Людовика XIV» на французском языке. Французского Коля не знал, поэтому печально положил книгу обратно. Ну Надежда, подумал он. Ты мне всё очень подробно расскажешь. Путана фигова — ночная бабочка, никто не виноват. Со знанием французского. Что ещё у нас в запасе? Суахили?

Девицы вышли одновременно. Было видно, что деньги на одежду потрачены не зря.

Публика в «Весёлой собаке» была насквозь богемная. Кто-то читал стихи, кто-то пел под гитару. Кормили неплохо, поэтому Коля больше налегал на еду, ожидая приход таинственного Горностаева. На небольшой сцене в это время кто-то с подвыванием начал читать «Трамвай» Гумилёва. Ему засвистели и зааплодировали одновременно. В общем, не нравилось Николаю в этой самой собаке. Как бы по морде не получить. Александр правда, сидел за соседним столиком, но скандала не хотелось. Вдруг, неожиданно, после «Трамвая» стали читать Есенина, и приглядевшись, он ахнул — это был автор. Читал он хорошо, с чувством.

— Здравствуйте. — Горностаев подошел незаметно и уселся на специально оставленный для него стул. Налил грузинского вина, предусмотрительно заказанного Надеждой и внимательно посмотрел на Николая.

— Я за Сергея — решительно начал тот. Его убили день назад. Я должен подобрать знамя, выпавшее из ослабевших рук. Поэтому давайте общаться.

— Мы можем оставить дам одних? — Горностаев был явно не готов говорить в обществе.

— Можете, сказала Надежда с интересом глядя на сцену и поэта. Нас не обидят.

— Тогда мы пойдём, погуляем.

Они вышли из кабачка и пошли по вечерней Сретенке к Бульвару. Там чинно ходили прилично одетые люди, на лавочках сидели старушки и собаки в ошейниках носились по траве. Горностаев остановился около ограды. Судя по молодости лет вряд ли он занимал видные посты. Поэтому ритм и направление беседы были понятны сразу.

— Как Вы докажете, что Вы от Сергея.

— Я не от Сергея. Я от его хозяев. А доказывать я ничего не буду. Насколько я знаю общую политику наших хозяев, они строят свои отношения на основе взаимной выгоды. Давайте разберёмся, где и в чём Ваша выгода. Если я смогу чем помочь — помогу. А потом Вы поможете мне. Поймите, если бы Сергей успел передать мне все связи, я бы не искал Вас таким странным образом. И не вёл бы бесед эдакого философского содержания. Мы обсуждали бы сейчас конкретные проблемы. А я просто собираю все известные мне связи. Я даже не знаю Вашего имени — отчества, ни тем более, где вы работаете. И совсем я не знаю о Ваших совместных проектах. Если Вам интересно продолжить сотрудничество — давайте продолжим. Если нет, разбежимся.

— Вы одинаково с Сергеем говорите. Он тоже любил эти слова: «совместные проекты», «взаимная выгода».

— Ну вот видите. Была эта самая совместная выгода то?

— Была.

— Тогда решайте. Одно могу сказать. Сил у нас много. Ресурсы есть.

— Ну, мы тоже не бедные. Он промолчал, потом, по видимому, нашёл приемлемое решение. Попинав зачем-то столбик оградки, он сказал.

— Вы скажите, что Вас интересует в нашей системе. А я посмотрю, смогу ли Вам чем-нибудь помочь.

— Хорошо. Не секрет. Я ищу одного человека, который вполне может быть в ваших застенках.

Николай вкратце описал злоключения несчастного Василия, не преминув отметить, что прямые поиски привели к такому плохому результату. Упоминание фамилии Ксенофонтова вызвало некое движение на лице Горностаева.

— Давайте так. Завтра в час в «Весёлой Собаке». К этому времени я попытаюсь что-нибудь узнать.

В ресторации было по прежнему шумно и весело. Перед сценой танцевали пары и Николай решил, что это фокстрот. У девиц горели глаза и покраснели щёчки. Им тут явно нравилось, судя по тому, что Надежда лихо отплясывала с немолодым человеком самой поэтической наружности. Ленка сидела с бокалом красного и жадно смотрела на разворачивающееся вокруг мельканье рук, ног и лиц.

— Коля, а может потанцуем — робко спросила она.

— Не-а, солидно ответил Коля. Я на колчаковских фронтах раненный.

Он улыбнулся ассоциации и спросил.

— Ну что, нравится?

— Очень! — ответила девчонка. У нас на Толмачёвском скучно было. А тут весело. И стихи хорошие. Я чуть не заплакала.

Надежда подошла вся смеющаяся над какой-то шуткой кавалера. Тот подставил ей стул и поклонился.

— Ищенко Сергей, корреспондент «Труда».

— Ой, а Булгакова из «Гудка» знаете? — мгновенно отреагировал Николай.

— Мишу-то? Конечно. Я с ним ещё с Киева знаком.

— Постойте, постойте. Это не Вам по наследству достался дом в 16 году.

— Мне, мне. Зато погулял. Сейчас так не гуляют. Не та нынче молодёжь пошла. Не та.

Что-то наверное отразилось на его лице. Он заметил пристальный взгляд Надежды.

— А не подать ли нам ещё вина. Сергей, давайте к нам, мы тут недавно пароход продали, так что гудим по полной. Надя, Сергей удивительный человек. Ему в 1916 году по завещанию от тётки достался 6 этажный доходный дом в Киеве. Так вот он умудрился за год его прогулять. Все вокруг ходили и дивились такой глупости. Но тут грянул 17 год. И все ходили и дивились его предусмотрительности. — Николай с ходу рассказал еще пару анекдотов такого толка с целью направить разговор на предстоящее веселье. Уж очень ему не понравилось взгляд Надежды.

Выходя из ресторана, он спросил Александра.

— А как в городе с горячей водой?

— То есть, удивился тот.

— Мне нужно найти место где есть душ с горячей водой. И где можно побриться, — Николай машинально провёл рукой по двухдневной щетине. А то не комильфо.

— В общем-то есть кабинеты. Там парная и душ. Ну и побрить кому найдётся.

— Вот и прекрасно. Он подошёл к Ленке.

— Зайчонок, поехали в номера с душем, а то я не мылся уже два дня.

Надька отреагировала быстрее. Повернувшись к нему, она скромно спросила.

— А мне можно? Я тоже хочу.

— Поехали — кивнул он Александру. Будем мыться.

Баня оказалась где то в районе Басманных. Без привычных ориентиров Николаю было трудно разобраться в ночной Москве, да и фонари горели далеко не везде. Но было похоже, что проезжали мимо Елоховского Собора. Впрочем, в Москве 23 года было такое количество церквей, которые он не знал, что ошибиться было не трудно. Пока телохранитель решал вопросы, Коля осмотрел своих дам и с грустью подумал, что выспаться, наверное не удаться. Экология, что ли здесь такая, что на подвиги тянет.

Баня напомнила великий анекдот про двух украинцев, приехавших в Штаты на заработки. Получив первую зарплату, один из них говорит другому «Дивись, Никола. Ихние доллары прямо як наши баксы». Ихняя баня была точно как наша Сауна. Те же предбанники с диванами и столами, такие же угодливые банщики. Оставив девиц раздеваться, Николай быстро скинул одежду и пошёл в парную. Там залез на самую высокую полку и с наслаждением лёг. К этим процедурам он относился спокойно, здоровье, сильно расшатанное ещё при рождении, почему то это вполне позволяло. Скоро, правда, дверь открылась и девушки грациозно пошли к нему. Надежда была сильно похожа на сестру, по общей конституции, с поправкой, конечно, на переход от подростка к женщине.

— Садитесь, садитесь — в ногах правды нет, — расслаблено сказал он, лёжа на локте- Выше, как уже давно я выяснил её тоже нету.

Надька демонстративно легла на среднюю полку, вытянувшись во всю длину и закинув руки за голову. Товар демонстрируем лицом. Или чем? — лениво подумал Коля, не отрывая, тем не менее глаз. Сквозь тусклый свет лампы за стеклом в углу, Николай видел темную полосочку от пупка к низу — то ли рожала, то ли поздний аборт. Грудь у неё тоже была в маленьких беленьких шрамиках.

— Ленка, ползи ко мне, я подвинусь — решил подразниться он. Та, не очень ещё разбирающаяся в этих играх, резво полезла наверх. Николай подобрал ноги и девчонка стала устраиваться у него за спиной, ежась от близости горячей стенки. Надежда улыбнулась, видимо решив, что всё ещё впереди.

Бассейна при парной не было, а кидаться согласно рекомендациям классиков, в снег тоже не представлялось возможным — всё таки лето. Поэтому открутив холодный кран он стал под душ. Потом, подбавив горячей, долго мылся, размачивая щетину, которая при бритье обычно сдиралась вместе с кожей. Езда по городу в открытом автомобиле сказалась на рубашке, и её надо было менять. Завернувшись в простыню, он пошёл к банщику. Тот вдумчиво покивал, и усадив в кресло стал брить. Это было лучше, чем в первый раз на Кузнецком. Его плотно спрыснули одеколоном, и благоухая непонятным ароматом, Николай вернулся в предбанник.

Девчонки сидели вымытые, на столике стояла какая-то закуска и чай. Он ухватил кусочек колбасы, и кивнул Ленке в сторону двери, за которой была кровать. Та дёрнулась, но старшая всё тем же примерным голоском сказала.

— Николай Эдуардович, ну совсем замучили девчонку. Дайте передохнуть. А я не хуже справлюсь. Довольны останетесь.

Какое-то издевательство всё равно прорывалось, несмотря на попытки выглядеть пай девочкой из замоскворецкого трактира. Или может быть не понимал Николай чего-нибудь в интонациях двадцатых годов. Дают — бери, подумал он. Война всё спишет.

— Какой разговор. Пусть отдыхает. Пошли.

Она сразу скинула простыню и подошла к нему. Провела рукой по лицу и искательно заглянула в глаза.

— Что такое минет знаешь? — спросил он, возбуждаясь от близости и доступности женщины. Она кивнула, и развязывая его простыню, стала опускаться на колени. Простыня упала на пол, и охватив его бёдра, Надежда осторожно провела языком по встающему члену. Он замер. Руки опустились на её плечи и он стал осторожными движениями ласкать их, шею и затылок. Она кашлянула, принимая член во всю длину, но, не сбившись с ритма, продолжала работать языком и губами. Николай гладил её плечи и волосы, ему было хорошо и он чувствовал, как волна наслаждения начинает подниматься, охватывая его всё сильнее и сильнее. Девушка тоже задышала глубоко, кончики ушей у неё покраснели, руки стали дрожать. Мысли его стали путаться и метаться, а наслаждение рвалось из него, и уже не в силах сдерживаться, он кончил бурно и сильно, но она была готова и держала его, пока напряжение конца не покинуло Николая.

Надежда подняла лицо. Оно было красным, она прерывисто дышала, но в глазах билось торжество. Поднявшись с колен, она спросила тем же невинным тоном прилежной школьницы.

— Тебе было хорошо?

— Да. Но не зазнавайся. У Ленки тоже большой потенциал.

Вообще-то, в обычной жизни Николай не любил обижать людей, но тут он чувствовал, что надо показывать, кто заказывает музыку. Почему то ему казалось, что такой стиль отношений будет ей больше понятен. Вряд ли жизнь проститутки изобилует нежностью и пониманием. А может просто не хотел давать надежд. Просто сам не знал, что будет дальше с ним в этом полу знакомом для него мире. Как с «Алхимией финансов» — все слова знакомы, а в смысл надо врубаться дополнительно.

— Ты молодец — сказал он и погладил по щеке. Мне приятно смотреть как ты держишься. Ты сильная женщина, но пойми одно — в это время ничего нельзя обещать наперёд. Кто знал, что Серёгу так нелепо грохнут? Все под богом ходим. Будет возможность помогу. Но надеется надо только на себя.

На глаза навернулись слёзы, но девушка, не отрываясь смотрела на него.

— Я всё сделаю, — хрипло сказал она. Я тебе рабой на всю жизнь буду, только помоги нам уйти. Ты не пожалеешь. Меня возьми, Ленку возьми, мы всё отработаем. Мы ещё молодые, за нас много будут давать.

— Ох, стрекоза — только и сказал он — я ж не отказываюсь.