1923 (СИ)

Глава 15

Николай мучился над листом бумаги, проклиная себя, советское высшее образование, перестройку, кредиторов и множество других элементов его существования. Он пытался найти слова, чтобы продолжить то, что начал в Петроверигском ещё вчера. Но за десять лет капитализма он отвык от марксистского «новояза». Поэтому слов и аргументов особо не было, и это злило неимоверно.

Надежда ушла куда-то с Линем писать сценарий грядущих мистерий, оставив на Николая главное — предсказание будущего.

С этим тоже было туго. Всё, что он мог выковырять из памяти о 1923 годе он тщательно достал и обыграл уже раз двадцать. Вещать как пророк на года вперёд было не сложно, но это не дало бы нужного эффекта. Эх, если бы вспомнить когда в Германии марку стабилизировали — мечтал он. В «Чёрном обелиске» Ремарка описывалась именно это время, но убей бог, он совершенно не помнил дат. Да и их наверное в романе и не было. Ещё помнился толстенный том Ганса Фаллады. Но оттуда полезных знаний было ещё меньше.

Ладно, что ни будь придумаем, тоскливо подумал он и снова уткнулся в белый листик. Всё было логично, но только с точки зрения торговли. Мы Вам Европу — Вы нам кредиты… А с точки зрения марксизма и мировой революции пока получалось не очень.

Вскоре пришла Надя. Работа её захватила и она сразу начала показывать какие-то наброски и даже карандашные эскизы. Кстати, отметил Коля, в последнее время она здорово раскрепостилась. Ушли скованность и напряженность, она стала веселее. Практически исчез профессиональный наигрыш по-типу «мужчина, угостите даму папироской». Вот, подумал Коля, я нашёл правильные слова — она стала естественной. Впрочем, сейчас проверим. Он вернул ей листики и сказал.

— Смотри сама. Мы должны воздействовать на большую группу интеллигентных мужчин с воображением. Они должны получить за свой деньги всё — и музыку, и танцы и женщин. Поэтому посмотри на всё ещё и с этой точки зрения.

Её глаза на секунду заледенели. Так, подруга, всё ясно. Стадия привыкания прошла, по морде никто не бьёт, теперь хочется уважения. Значит, будем бороться с памятью о прошлом. Какие всё таки бабы одинаковые. Впрочем, мужики наверное тоже.

Он взял её за руку и развернул.

— Слушай, солнышко. Давай не сверкай глазами. Мы с тобой делаем работу. Пока, всё что должно, ты делала хорошо и от нашего общения всем получалась только радость и взаимная польза. Если ты сейчас будешь думать только о том, как бы создать «образ твой, мучительный и зыбкий» у нас появятся проблемы.

Как и ожидалось, она заплакала. Привыкла уже к спокойной жизни.

— Не реви. Моё уважение к тебе не зависит от твоей прошлой жизни. Оно зависит от того, как ты умело справляешься с делами. А сколько и чего нам пришлось пережить — это дело глубоко личное. Поэтому выбрось из головы всю эту ерунду. Или ты замуж за меня захотела?

А всё-таки приятно, когда женщина оправдывается, подумал Коля. Правда, как показывает опыт, мужикам это всё равно потом отольётся полной меркой.

— Всё, солнышко, кончили. — он привлёк её к себе. Примирение лучше завершать сексом — так у женщин остаётся впечатление победы.

Закончив обсуждать сценарий, Николай поехал на Петроверигский. Там был Сушин, который диктовал машинистке отчёт о проделанной работе. Аршинов, как вспомнил Коля, сейчас осматривает темницы Бокия. Вчера он передал Степану свой загранпаспорт с фотографией и сказал, чтобы тот узнал о медальоне, который был у Василия. Это можно было обыграть в будущих представлениях.

— Лешь, а в партии восточными делами кто заведует? — он подождал пока наступит пауза в диктовке.

— Рудзутак. Он Туркестаном занимается. А что?

— Да вот ищу людей, с которыми можно о Китае поговорить.

— Он, да Петерс из ЧК. Ещё можно в военную академию, на Восточный факультет обратиться. Ты скажи, я звякну.

— А в армии кто организует посылку военных на помощь Гоминдану?

— Вроде бы Склянский.

— А ему можешь позвонить?

В это время вошёл секретарь и сказал прямо как в кино.

— Товарищ Сталин у аппарата.

Сушин пошёл разговаривать, а Николай остался думать свою невеселую думу о китайской революции.

Алексей довольно быстро вернулся.

— Приглашают в ЦК сказал он. Поедем?

— Конечно. В ЦК начальство, а его надо слушаться.

Он до сих пор не разобрался в логике взаимоотношений Сергея и Фонда в целом с местной властью. Было похоже, что друг от друга они не зависели, но как — то сосуществовали. Но понять логику этого сосуществования не представлялось возможным. Скорее всего, думал Николай, фонд должен поддерживать Сталина, как будущего сильного человека — это раз и как реальную альтернативу курсу Троцкого, который делал ставку на войну в Европе. Только что они хотели в этой каше? Денег? Или спасали ценности, которые были в достатке награблены в годы гражданской войны? Не разберёшь.

— Товарищ Николай, сказал Генеральный Секретарь ЦК РКПб, должность в те годы чисто техническая и незаметная, — на Вас поступают заявления. Информаторы пишут в ОГПУ о Вашей активности. Особенно упирают на Ваши переговоры с немцами.

— Что же тут странного, Иосиф Виссарионович? Моя работа в этом и заключается, чтобы вызвать огонь на себя. Я человек беспартийный, условностями марксистской фразеологии не связан. Мое дело делать дело.

— Да, именно так мы и договаривались с товарищем Сергеем. Он помогает нам и мы помогаем ему. Но для того, чтобы лучше защищать Вас перед лицом нетерпеливых и неумных товарищей из разных органов, мне бы хотелось понимать вашу позицию по основным вопросам.

Вот так- так. Товарищ Сталин выстраивает линию соподчинения. Понятно.

— Моя позиция проста. Это поддержка Вас и Вашего курса, как единственно верного в современных условиях.

— Поясните, какой курс Вы имеете в виду?

— Хорошо. Попытки товарища Троцкого вызвать революцию в Европе провалились. Даже готовящийся переворот обречен на провал. По крайней мере, я говорю это от лица руководителей немецкой армии и государства. Переданные ими документы показывают степень информированности немецкой стороны. Я думаю, что обречены и попытки на Балканах.

— А в чём причина Вашей уверенности?

— Общее изменение ситуации в мире, в Европе, да и России в частности. Капитализм переживает краткий период стабилизации на фоне освоения военного передал карты мира. В этих условиях попытки развязать военное противостояние в центре будут приводить только к ненужным осложнениям.

— Мне кажется Вы правы. Но Ваша вчерашняя беседа с товарищем Красиным остаётся в отдельных местах мне не понятной.

Мы уже и это знаем? Оперативно работают.

— Почему же. Исходя из того, что победить не удаться, надо прекратить попытки наступления и сделать маленькую передышку. Подготовиться, перегруппировать войска, наладить снабжение и лечение раненных бойцов. Но, сделать это надо с максимальной выгодой. Наша наступательная политика имеет громадный потенциал, и это серьёзный ресурс в области международной торговли. Я предлагаю продать Западу эту нашу вынужденную передышку.

— Вот эта часть беседы мне понятна. Я, в целом, придерживаюсь такого же мнения. Может быть на столь цинично, как Вы. Понятно, что сейчас нельзя отказаться от революционной риторики. Однако начать переговоры с буржуазией и выторговать себе преимущества в случае провала — необходимо. В этом я с Вами полностью согласен. Но, м не не ясна роль Китая во всём этом. Зачем нам оказывать массированную помощь в непонятных и запутанных китайских делах, когда ситуация в стране требует сконцентрировать все силы на решении внутренних проблем. Если мы будем укреплять страну как центр мирового коммунизма, то логичнее делать это изнутри, а не распылять ресурсы.

— Совершенно правильно, товарищ Сталин. Только Вам хорошо знакома логика внутрипартийной борьбы. Второй год как кончилась война. Армия сокращена до 500 000 человек. Но далеко не все бойцы и партийцы нашли себя в мирной жизни. Кое кто по прежнему грезит романтикой боёв и походов. И эти люди — политический резерв Льва Давыдовича. Именно они могут выступить в поддержку его лозунга «перманентной революции». Поэтому надо выбить это знамя из его рук. И Китай, бескрайний и далёкий может как раз стать тем местом, куда можно направить их энергию. Китай и Дальний Восток. Всё ж подальше, чем Берлин и София.

Сталин стал набивать трубку. Николай знал, что он думает в эти паузы.

— У Вас интересная логика. Она действительно позволяет взглянуть на привычные вещи с совершенно новых позиций. А как Вы думаете, есть ли реальные шансы на победу в Китае?

— В обозримом будущем — нет. Но даже если они и победят, то китайцы всегда останутся китайцами. Управлять этой страной можно только изнутри — всё остальное они поглотят и не заметят.

— Значит Вы уверены в поражении германского восстания? — после недолгой паузы спросил вождь.

— Уверен, Иосиф Виссарионович. И я думаю, что этот позор ляжет на Троцкого, Склянского и Уншлихта. Если уж собираются воевать, то делать это надо гораздо лучше. А то только ленивый не знает про германскую революцию.

Выйдя из кабинета, Николай пошёл в буфет. Уж слишком непростой вышел разговор. Сталин был сильный собеседник и слава богу, подумал он, что в беседе не пришлось врать. Это было бы тяжело. Беря свои стакан чая и рыбку он прокручивал сталинские вопросы, старясь запомнить всё, до мельчайших интонации. Но в целом, он остался доволен.

За время разговора у него родилась одна мысль. Он зашёл в орготдел и нашел там Алексея.

— Я тебя про Склянского спрашивал. Ты можешь с ним договориться о встрече?

— Он сейчас здесь, у Короткова. Принёс документы на Уншлихта — его планируют на пост начальника армейского снабжения. Так что пойдёт по пути товарища Эйсмонта.

А ведь это война, — с ужасом подумал Николай. Чёрт его разберет с исторической последовательностью событий. Троцкий всерьёз взялся за германскую революцию. Назначить её организатора главным снабженцем — это признак его готовности к войне. Это же даже не поддержка восстания. Это прямая война. С Польшей, скорее всего. Он не хочет повторить ошибок польского похода. Понятно. Но как красиво они сделали Сташевского. Это же класс.

Стоп. Надо разобраться. В его, Николая будущем никакой войны не было — был провал восстания и эпизодические вспышки борьбы где-то на Балканах. Это Коля помнил ещё со студенческой юности — романтика революции увлекала. Но события последних дней перевернули всё в его представлении о реальности. Кто его знает, что будет. Может быть так как у Николая в 2001 году, а может быть и по другому. Как у Шредингера — разветвления реальностей. Да, задачка. Он мысленно плюнул, но тут мысли его приняли иное направление.

Как там говорил один мой приятель «А нельзя ли этом как-нибудь поднажиться?». Надо будет зайти к Перовскому, поболтать на эту тему. Уж больно она интересная по-моему с точки зрения заработать.

В это время неугомонный Алексей привел человека в военной форме. Он представил Николая Склянскому и тут же куда-то убежал.

— Я имею опыт работы в Китае и частично владею языком. С кем я могу переговорить о моём участии в работе военных советников при штабе Гоминдана?

Вопрос Склянского не удивил. Нравы тогда были просты и понятны— раз человек в ЦК и его представляют ответственные работники, значит с ним можно иметь дело.

— С Блюхером. Сейчас он в Питере, сдаёт дела. Недели через две будет в Москве. Он формирует состав. Но я бы рекомендовал не торопиться. Возможны другие фронты.

Понятно — это он про Германию. Сейчас проверим.

— Поляков у Вас и без меня хватает. А вот Восток дело тонкое. Да и потенциал там, на мой взгляд побольше.

— Судьба революции будет решаться на Западе — это аксиома.

— Конечно. Но поддержка пролетариата крестьянством Востока может сильно помочь делу. А кого Сун Ятсен планирует на приезд в Москву как представителя партии? — Николай решил проверить оперативность немецких связей. Интересно, как они общаются между Европой и Дальним Востоком?

— Чан Кайши. Это у него один из командующих.

— Я знаю его. Он серьёзный организатор, но не коммунист — Коля решил развить успех. Но Склянский был готов к этому повороту.

— А где на всех коммунистов найдёшь? Надо радоваться, что в Китае хоть это есть. А компартия там малюсенькая. И без поддержки практически. Так что будем работать с тем, что дают. Общайтесь с Блюхером. Подойдёте ему — мы Вас живенько мобилизуем — у нас специалистов не хватает.

— Я его видел пару раз на Дальнем Востоке. Дайте записочку, я найду его в Питере.

Заручившись запиской Коля поехал на Солянку. Опять события начали нестись стрелой. В условиях надвигающейся войны всё ставало с ног на голову. И надо было определить своё место.

— Значит Вы говорите, Чан Кайши?

— Да, он будет не позже начала осени. Но у руководства страны сейчас другая забота — они готовятся к войне с Западом. Приготовления уже зашли слишком далеко. С этого пути так просто не свернёшь.

— Почему? Невозможность победы должна отрезвить горячие головы.

— Линь, Вы толкнули шарик по этому столу. И он будет катиться. Пока не остановиться. У каждого явления есть своя инерция движения. А большевики сильно раскачали этот курс, чтобы в день всё переменить. Это раз. И второе. Это партия подполья. Которая имеет огромный опыт борьбы с превосходящими силами. В начале 1917 года Социал-демократы Ленина насчитывали чуть больше 20 000 человек. И они сумели взять власть. В это никто не верил, но они победили. А до этого было 25 лет поражений и отступлений. Так что бороться они научились и отступать не умеют.

— Да, это очень решительные люди.

— В случае начала войны Россия не сможет выйти победителем. Объединённые силы Антанты сомнут наше сопротивление. А тогда в Китае исчезнет очень мощный фактор силы и существующее равновесие нарушится.

— Война в Европе никому не нужна. Это попытки склеить разбитый кувшин. На что рассчитывают большевики? На единство их армии с немецким народом, который должен восстать против Версаля? Но даже в этом случае они обречены на поражение — слишком несоразмерны людские и материальные ресурсы. Я спрошу богов — нет ли здесь злой воли.

— А что, это можно понять?

— Можно. Можно ритуалами и кровью вызвать такую помощь, которая уравновесит всё преобладание противника. И можно победить, но эта победа обернется поражением и народ заплатит за это миллионами жизней. Окончательно может победить только терпение и доброта.

— Ну, это в далеком итоге. А нам жить сегодня и завтра. Я взял записку к Блюхеру — это видный военный. Он будет главным военным помощником Гоминдана и станет формировать армию. Он сейчас в Питере. Нам есть, что ему сказать?

Перовский ждал его с готовым планом создания клуба для иностранцев. Николай просмотрел его диагонали, а потом более внимательно. Всё было разумно. Надо было только получить согласие властей. Этим я займусь завтра. Затем поработать с немцами. Имеет шанс на реализацию. Вполне имеет.

— Кстати, а как Вы относитесь к идее о возможности вступления России в новую войну? — как бы невзначай спросил Коля.

— Не дай бог — Перовский перекрестился. Это было бы катастрофой.

— Почему?

— Экономика в развале, да и страна устала от войн. Народ не поддержит большую войну. А что, есть намерения?

— Знаете, Вы проверьте по своим каналам объём и качество закупок армии. Я понимаю, она на рынке должна быть крупным игроком. Значит кто-то фиксирует её закупки. Вот и сами всё определите.

— Хорошо. Только время для начала войны уже прошло. Это надо делать весной или летом.

— У Вас устарелые понятия. Красная Армия способна наступать по любой погоде. И в любое время. А пока, предварительно подумайте, что мы должны сделать, если война всё таки будет. Ну на крайний случай — полная мобилизационная готовность к ней.

— Хорошо. Сделаю. А что будем делать с клубом — я уже разговаривал с рядом крупных рестораторов — они готовы.

— Я поговорю в Центральном Комитете. Если они одобрят у нас не будет проблем. А немцы денег дадут. Им здесь скучно.

— Хотелось бы. Кстати — вот Ваша доля — в рамках наших договоренностей.

— Прекрасно. А Петю не обидели?

— Шустрый паренёк. Его разве обидишь. Свое получил. Продолжает у ГУМа крутиться. Мелковат он ещё для крупных дел.

— Тогда передайте ему пусть сворачивает мою комнату в пансионе. Я тут перебрался к китайцам на Солянку. У них поспокойней.

— Я знаю — очень серьезные люди.

Николай удивился.

— Они что, в коммерции?

— Да, и весьма активно. У них это хорошо получается. При капиталах, и торгуют талантливо.

— Да уж, да уж. За ними две тысячи лет. Можно накопить определённый опыт.

Коля сидел за столиком в ресторане и размышлял. Он договорился встретиться с Шевырёвым, но тот должен был освободиться через два часа — у него были лекции. Так что время было. Аршинов ещё не приехал со своей инспекции, Надька писала сценарий вместе с китайцами. В кои веки он оказался предоставлен сам себе. Можно было и подумать. Только думы не получались.

Войны не хотел никто, кроме фанатиков и профессионалов Троцкого. Но это их способ жизни. А остальные хотели мирного труда. Тем не менее, страна шла к противостоянию с Антантой. Не мелкие и шустрые отряды профессионалов, как писал в своё время Суворов, а страна. А это значит, что в ответ будет не полицейская операция, а военная акция. То, что большевики не боятся крови они доказали всей историей своей партии и правления Россией. Но ведь тут шансы заведомо не равны. В 20 году армия не справилась с Пилсудским, и его допотопными кавалеристами. Конечно, говорили, что не Пилсудский выиграл эту войну, а Тухачевский проиграл. Но и сейчас русская армия не очень поменялась. И откуда — промышленность не работает, разве что завод в Филях, который должен с немецкой помощью делать самолёты. Но это же единичная продукция. А войны сейчас массовые. Значит, с винтовками на танки?

Может быть они рассчитывают на поддержку пролетариата Англии и Франции? Но если революция планируется в Германии под лозунгами «убрать диктат Версаля», а иначе немцы не поднимутся, то для Антанты это будет национальная война со своим старым противником. И никакой пролетариат мировую революцию не поддержит.

Тогда на что же рассчитывает Троцкий?

А может быть правы китайцы? — эта мысль посетила Николая и он чуть на рассмеялся настолько она показалась абсурдной. Большевики достают из небытия демонов и натравливают их на буржуазию. Хорошая тема для карикатуры. А она борется с ними святой водой. Хотя чёрт его знает. Он внутренне усмехнулся каламбуру.

Подводим итоги — кто у нас объективно за мир? Сталин, Каменев, Зиновьев — они противники Троцкого и с удовольствием подставят ему подножку. Но сами сейчас не выступят против революции в Германии — позиция марксизма держит их крепко. Ещё кто? Красин, Чичерин — это понятно. Дзержинский с его ЧК? Вот ему по большому счёту без разницы — у него работы и здесь найдётся. Разве только национальные корни будут толкать на освобождение Родины.

А кто против? Троцкий и высшее армейское руководство. Но наверное не всё. Скорее всего не всё. Должны же быть здравые люди. Главразведупр наверное весь. И всё? Эта небольшая кучка? Да, прав был Базаров «От копеечной свечи Москва сгорела». Или войны зарождаются вне логики и без оглядки на желания людей? А уже потом люди придумывают им оправдалки. Но ведь как идёт работа. По записке Байера 300 партизанских отрядов в Германии уже сформировано. Деньги бросаются туда немалые.

В чём же дело? Как Троцкий аргументирует возможность победы? Наверное он всех берёт на эдакое марксистское слабо и никто не желает первым выступит в роли защитника буржуазии.

Так он съел весь обед, но ничего не придумал.

Шевырева он застал на Стромынке. Тот как раз кончал лекцию и выходил из аудитории.

— Ведь каникулы? — удивился Николай.

— Это руководители производства. Партийцы. Их послали на хозяйственную работу, а знаний, конечно, не хватает. Вот и приходится учить азам политэкономии. Но есть очень вдумчивые люди.

— Ну что ж, они обеспечат будущий подъём государства. Так что Вы закладываете основы будущего величия России.

— Ну, ладно, что Вы право. С чем пожаловали?

— Да вот, никак не могу разобраться в нескольких вопросах — пришёл посоветоваться.

— Я готов — сказал Шевырёв усаживаясь на стул, начинайте спрашивать. Тем более, что у Вас очень интересные вопросы, вроде бы простые, а начинаешь думать над ответом — глядишь и всё не так просто.

— Хорошо. Вопрос первый. Какие силы в России социально заинтересованы в войне с Западом.

— Никакие. Разве что крайние белогвардейцы, которые хотели бы на штыках Антанты прийти к власти. Как Бурбоны. Но их в стране не так много, чтобы учитывать их в социальном раскладе. А остальным от войны хорошего ждать нечего.

— Хорошо, а эти Ваши промышленники? Военные заказы и всё такое.

— Ну, они может быть поддержали бы войну с Персией, или Афганистаном — там есть шансы на победу. А в войне с Западом шансов нету — не выстоим.

— Даже в союзе с Германией?

— Тем более в союзе с Германией. Столь неудачный выход из войны оставил Россию без компенсации за четыре года кровавой бойни. Народ проливал кровь, но страна не получила ничего. Поэтому под каким видом пойти защищать немцев — я думаю, даже большевики этого не объяснят.

— Ну хорошо. А в случае интервенции?

— В этом случае народ поднимется как это делали всегда. Только зачем Антанте интервенция? Они могут жить спокойно, нас не замечая. И всё у них идёт вполне нормально. Наше место в мировой торговле займёт, к примеру, Канада. Это лес. Зерно — США и Аргентина.

— То есть, Вы считаете, что в случае волнения в Германии, Антанта введёт туда свои войска, и нам придётся топать через всю Польшу на помощь немцам?

— А что, в Германии планируются беспорядки? — Шевырёв задумался. Помолчал, что-то просчитывая, потом сказал.

— Да, скорее всего будет такой сценарий. А он, как Вы понимаете, поддержки в народе не найдёт. Пока крестьянство не освоит землю, полученную от раздела помещичьих земель, его с места не сдвинешь. А это задача минимум как на поколение.

— Тогда что же толкает большевиков на экспорт революции? Ведь нет никаких оснований надеяться на победу. Это просто пустой расход ресурсов и людей?

— Большевики, милый Николай, вообще странные люди. Они пока ещё не живут в мире реальности. Они живут в какой-то своей, выдуманной картине мира. Это часто случается с маленькими сектами, в руки которых случайно попадает власть. Они так этому удивляются, что объяснение находят прежде всего в божьей помощи — в нашем случае — в гениальности их теории. Потом это всё уйдёт, и их либо отодвинут более прагматичные люди, либо они сами воспитают их в своей среде. И за внешними клятвами в верности учению будет лежать самый циничный расчёт. Поэтому искать в их действиях логику согласованности с внешним миром надо очень аккуратно.

— Ну, они не так уж оторваны от действительности как Вы думаете.

— Это два или три направления, не больше. Причём вопросы связанные с одной темой — темой власти. Здесь они держат нос по ветру. Вы не обращали внимание на полемику против Зиновьева в прошлом году?

— Нет, а что?.

— Так вот. Ульянов говорил, что из России нэповской будет Россия социалистическая. Зиновьев, а Вы знаете, он прекрасный оратор, на митинге скорее всего ошибся и сказал «Из России нэпмановской будет Россия социалистическая», за что и был подвергнут жесточайшей критике.

Николай не понял. Попытался вникнуть, но особой разницы не уловил. Может с обеда спать хотелось?

— И в чём же тут соль?

— Нэпмановская Россия, по нормам русского языка, это страна, которая принадлежит нэпманам. А этого большевики допустить не могут даже в форме оговорки. Поэтому Зиновьеву и досталось.

Вообще то он прав. Вопрос власти для партии — как красная тряпка для быка. Причём вопрос политической власти. Это когда они поймут значение власти экономической. Тогда и произойдёт перестройка — неожиданно понял он. Всё таки они не марксисты. Те всё таки из примата материи исходили. А для Этих воистину «Винтовка рождает власть».

— Значит Вы считаете, что действия большевиков объясняются двумя моментами — внутренней логикой теории и отношением к власти?

— Вы странно выразились — внутренней логикой. Вы гегельянец? Это у него — внутренняя логика предмета. Но отразили идею верно.

— Вы знаете анекдот? На сборище нумизматов все стоят, смотря на монеты, меняются, покупают и продают. И вот какой-то человечек тоже активно в этом участвует. Завсегдатай спрашивает его — простите, Вы тоже нумизматик? А тот отвечает, нет, я сифилитик, но просто интересуюсь.

Профессор рассмеялся.

— В целом Вы правы. Ими руководит сейчас догматически понимаемая теория и кровная заинтересованность в сохранении власти. Без неё они ничто. Но со временем, я надеюсь, всё изменится.

— Понятно. Тогда вопрос второй. Вы можете на политэкономическом уровне посчитать последствия активной подготовки к войне для хозяйства в России. Влияние этого на товарный рынок, например, на кредитную политику и прочие соотношения.

— Значит вопрос о войне не праздная болтовня? Мы попробуем просчитать в конъюнктурном институте. Я обязательно ознакомлю Вас с выводами.

От профессора Николай уходил успокоенный. А то бредовая идея китайцев уже крепко начала действовать ему на нервы. Действительно, логика теории гонит большевиков поступать так, а не иначе. И пока эта теория не будет заменена другой, дело не сдвинется — они так и будут топтаться в попытках взять капитализм с наскока. Через несколько лет Сталин сформулирует идею построения социализма в одной стране, и тогда получит теоретическое право на передышку. Ну а пока он должен дудеть в ту же дуду, что и товарищ Троцкий.

На Петроверигском Аршинов сидел в своём кабинете, а на сушинском диванчике сидел Васька и увлеченно читал какую- то книжку. Он выглядел таким же, только чуть похудел. Но вид имел бодрый.

— Здравствуй, Вася! — с улыбкой облегчения сказал Николай. Наконец-то. А я уже вовсю горюю — куда же ты делся и как тебя оттуда вытаскивать.

— Привет, Коля. Ты то здесь какими судьбами?

— Да вот, всё тебя ищу. Ты наверное голодный? — Николай словом выделил направление движения. Пошли, пообедаем, а то отощал ты на чекистских харчах.

Он обернулся к Степану.

— Степан, ты волшебник. Я давно это говорил, теперь готов ещё раз повторить.

— Это не ко мне. Это к хозяину. — Аршинов кивнул головой вверх. Он постарался.

Коля обратил внимание, как это слово пришло к месту. Действительно хозяин, и это чувствовалось даже в 23 году, когда влияние Сталина в партии было очень невелико. А может просто наш народ не может без хозяина? — в который раз за свою жизнь подумал он.

Они поехали с Васькой в ресторан. Тот с видимым удовольствием вертел головой, рассматривая неказистые и грязные домики центра столицы. Москва в этот день казалась скучной и серой, обычные облака царапались о шпили церквей и соборов, ещё не снесенных. Как историк Николай не любил сносов и перестроек, но сейчас не мог сказать, что от Сталинского плана реконструкции столицы в тридцатых годах город многое потерял. Даже видневшийся вдали храм Христа Спасителя не возбуждал ностальгические чувства и гнев против злодеев большевиков.

В ресторане они наконец сумели переговорить по нормальному. В целом всё было примерно так, как предполагал Коля и Аршинов. Потерял сознание, очнулся в больнице, долго ничего не понимал, а потом началось странное.

Вот уже несколько лет он носил медальон в виде буддистского знака. И почему-то вежливые люди в ЧК сильно спрашивали его о происхождении этой железки. Но он был готов, и всё, что было связано с работой излагал довольно подробно. А на все остальные вопросы объяснялся наличием травмы головы и контузиями. Люди заставили его написать все характеристики раскопа и даже приводили каких-то специалистов, которые с допотопной терминологией и методами грабителей гробниц вели с ним профессиональный разговор. Разговор, похоже их удовлетворил, потому что они прислали Ваське книжки, которые он от нечего делать изучал.

Его психическое состояние было вполне сносным, произошедшее с ним он воспринял спокойно почти что сразу, а за время содержания под стражей свыкся с мыслью, что затерялся в этом времени навсегда. Постепенно он увидел в этом ряд видимых преимуществ, и визит Аршинова оказался как раз в тот момент, когда он раздумывал как эти преимущества реализовать. Ему было проще. Подводник, он служил на атомной субмарине и получил в своё время травму, связанную с радиоактивностью. Поэтому семью до сих пор не завёл. Родители умерли, а с роднёй, которая жила в деревне где-то на Байкале отношения поддерживал только тогда, когда они приезжали в Улан Удэ и им было негде остановиться. Так что в XXI веке его ничего не держало.

— Ты понимаешь, Коля, — горячо говорил он. Это же непаханая целина. Археология здесь ещё не наука. Они работают по методе Шлимана — роют без ума и плана. Тут можно пахать и пахать. И опять же, деньги под это дело готовы давать.

— Подожди, подожди, встрепенулся изумлённый Коля. Подо что тебе готовы давать деньги?

— Под бронзу и буддизм. Их здорово интересует Бурятия, Монголия и Китай. Я так понимаю, что экспедицию организовать им без проблемы.

— А о чём подробно они тебя спрашивали?

Василий стал излагать что-то сугубо археологическое, пересыпаемое терминами и ссылками. Коле стала понятной позиция спецотдела — под такие знания грех было не дать денег. Хотя он так и не понял практической ценности раскопок. Но, если люди готовы давать деньги и ресурсы, значит они однозначно что-то хорошее видят в конце. Надо переговорить со Сталиным под каким видом он его забрал. Васька явно нужен спецотделу. Как бы не возникла склока.

— А ты то как здесь очутился? — наконец кончил своё высоконаучное объяснение Василий. Похоже, что он впервые обратил внимание на эту проблему, потому что Коля ожидал этого вопроса гораздо раньше. Вкратце рассказав свою историю, Николай удостоился восторженного присвиста в свой адрес. Успехи Коли на путях международных отношений однозначно впечатлили археолога.

— Я всегда знал, что у тебя большое будущее. Давай, рули. Может быть мир под твоей рукой станет чище и добрее. Но я вижу, ты неплохо здесь устроился. Вон, Сталина знаешь, при деньгах, уже и машину персональную имеешь. Смотри, станешь тайным советником вождя.

Это книжка такая была в первые годы перестройки. Бред, конечно, но выдавался чуть ли не за мемуары.

— Лады, Вась, спросил под десерт Николай. Их довольно сумбурный разговор уже подходил к концу и своё представление о том, что будет делать дальше он уже имел. Надо было только услышать Васькину позицию и начинать работать. — ты то что делать собрался. Назад возвращаться будешь?

— А ты денег дашь? Со Сталиным познакомишь?

— Почему нет. Деньги есть. Со Сталиным познакомиться не сложно. Он ещё не очень большая шишка. Только польза ему от тебя — всего ничего. Но так как мужик грамотный — запряжет в политику и будешь ты «Советскую Археологию» строить, а буржуазную громить. А эти игры дело опасное.

— Дак а может с деньгами за рубеж. В Штаты, например, пуэбло копать, или в Перу — там ещё Мачу Пикчу стоит нетронутый. По-моему даже Картер своего Тутанхамона ещё не трогал.

— Васька, да ты, блин, романтик. Думай, решай. Денег дам. На миллионера конечно не потянешь, но жить можно будет лучше чем на гранты. Правда, если останешься, надо будет с Бокием разобраться — что он от тебя хотел. А то Спецотдел — люди серьёзные.

— Погоди, погоди, это какой Бокий? Который у Юлиана Семенова?

— Тот самый. Чистые руки, холодный ум и прочая лабуда. Ты это в реальности испытал.

— Ну, в ментовке хуже бывает. Впрочем хрен с ним. Какая разница, что и где копать. Остаюсь. Денег ты мне дашь, я думаю фонд за моральный ущерб подбросит. А я ведь, представляешь, голову ломал и завидовал всерьёз — как это они такие точки указывают. А тут всё просто. Съездил, закопал, потом отрывай.

— Ну смотри.

Они поехали в пансион, дабы дезавуировать прежние решения об отмене аренды. Житьё в Замоскворечье Василия не обрадовало, поэтому пришлось заглянуть к Федотычу и шепнуть тому пару слов.

Тот был ласков до приторности. У Николая мелькнула мысль поискать Надькиного дитенка, но он её отбросил. На эти дела есть Аршинов — ему это и проще и сподручней. Надо только не забыть заняться.

Устроив Ваську, он поехал на Солянку. Надо было продолжать китайские разборки. Потому что там всё было совсем непонятно. Но двигаться можно было только вперёд. Меморандум ждал, а мыслей всё ещё не было. Эх, подумал он, лучше надо было учиться. Сейчас горя бы не знал.