Едва забравшись в кабину, я поняла, что идея взять с собой Матти была прямо-таки гениальной.
Гидроплан ощутимо покачивался на волнах, и панель управления тоже качалась перед глазами — укоризненно, словно намекая, что лицензию все-таки стоило обновить, прежде чем лезть за штурвал. В кабине было просторнее, чем в шаттле, но это только осложняло дело: конструктор хозяйственно заполнил все имеющееся пространство кнопками, тумблерами, проводками и заговорщически перемигивающимися датчиками — причем реальными, а не проекцией, как в «Королевне» или «Фалконе-I», и в первое мгновение у меня с непривычки закружилась голова.
Зато Матти легко впрыгнул в кресло и тут же не глядя потянулся за ремнями, выдавая немалый и, что немаловажно, недавний опыт. Ростислав предпочел вообще не соваться в рубку, а сразу устроился на пассажирском сиденье, с нескрываемым удовольствием вытянув ноги в узкий проход. Я выглянула из-за спинки пилотского кресла, неопределенно хмыкнула и вывела на главный экран маршрут полета.
С одним нам точно повезло: возле искомой деревушки грязно-коричневой змеей изогнулась речка с труднопроизносимым названием и очень многообещающей широкой излучиной аккурат напротив скопления домиков, которые с орбиты выглядели неряшливой свалкой стройматериалов. Матти тут же немного скорректировал трассу, обозначив конечной целью водную гладь. Встроенный голосовой помощник тут же любезно пересчитал время полета, сократив его аж на три минуты и одну авиакатастрофу.
Впрочем, в последнем я усомнилась, едва Матти попытался набрать скорость.
Гидроплан тарахтел, бестолково подскакивая на волнах, и его постоянно кренило почему-то именно вправо. Когда он все-таки оторвался от водной поверхности, я выдохнула с облегчением — и тут же задумалась даже не о том, как спасать Миту, а о собственной шкуре, потому что в воздухе гидроплан держался не лучше, чем на волнах. Но Матти крепко держался за штурвал и обеспокоенным не выглядел, и я заставила себя сидеть смирно и не подавать виду.
О том, чтобы подкрасться к деревеньке незаметно, речи не шло: едва ли в такой глуши жители успели притерпеться к звуку работающих двигателей настолько, чтобы воспринимать как фоновый шум. Когда несколько часов спустя мы все-таки каким-то чудом приводнились, опасно чиркнув правым поплавком по отмели, на берег речки уже высыпала чумазая детвора, и несколько загорелых до черноты мужчин изо всех сил делали вид, что пришли созерцать красоты природы и присматривать за детьми, а вовсе не пялиться на гидроплан.
Я отстегнула ремни и глубоко вздохнула, подыскивая нужные слова, но Матти меня опередил.
Переговоры он начал с того, что пальнул в воздух.
От неожиданности съежилась даже я, а Ростислав, который как раз примеривался к автоматическим сходням, едва с них не сверзился, но вовремя вцепился в поручень и одарил друга укоризненным взглядом. А я покосилась на дружно присевших мужчин — и одобрительно хмыкнула.
Логично, вообще-то. Если уж здесь не постеснялись силой удерживать девушку, то меня едва ли сходу воспримут всерьез. А вот огромные белые мужики с пистолетом, пусть и одним на двоих, — это, как ни крути, аргумент.
Я все-таки вылезла из рубки на сходни и тоже пошатнулась, как Ростислав, но по гораздо менее уважительной причине: после кондиционируемого салонного воздуха, прохладного и сухого, джунгли ошеломляли особенно — и влажной, липкой жарой, и запахом. Пахло так, словно кто-то шутки ради подогрел болото в микроволновке и вылил на захоронение пластиковых отходов.
Выглядело так же.
Буйная, сочная зелень подступала со всех сторон, маскируя в цветах и листьях недостроенные кирпично-красные домики под какими-то совершенно несерьезными крышами. Где-то цвело что-то с оглушительно сладким ароматом, дивно неуместным среди прочего амбре, а с единственной улочки густо пахло специями и раскаленным маслом: несколько изможденных женщин в выцветших розово-желтых сари сидели вокруг черного от нагара котла и, судя по всему, готовили ужин. Две бело-коричневые козы с выкрашенными в лиловый цвет рогами не скрывали алчного интереса, но их никто не гнал: женщинам было не до того, а мужчины вовсе игнорировали повседневную рутину, сконцентрировав внимание на агрессивном чужаке.
— Мы здесь, чтобы забрать Миту Кумар, — коротко объявил Матти. — Будьте любезны пропустить ее к гидроплану, и мы улетим, не причинив никому вреда.
Просто забрать Миту и улететь — это был хороший план. Разумеется, претвориться в реальность он не мог никак.
Мужчины на берегу переглянулись с заметным недоумением. Детвора, убедившаяся, что чужак если и настроен пострелять, то точно не в них, кралась к воде, потихоньку подбираясь к сходням.
— Вы говорите по-английски? — задался, наконец, правильным вопросом Матти.
Но тут я все-таки справилась с онлайн-переводчиком, и мой смартфон затянул плавную, певучую фразу, которую я понимала исключительно постольку-поскольку и очень надеялась, что местный диалект за последние пятнадцать лет не слишком далеко ушел от догри, на котором Мита говорила, когда попала к нам.
Судя по тому, что лица озадаченно внимавших индийцев расцвели широкими белозубыми улыбками, диалект был все тот же. Онлайн-переводчик, увы, тоже недалеко ушел от баз пятнадцатилетней давности.
Но потом до них дошел смысл сказанного, и вперед вышел подтянутый парень в рваных джинсах — и соорудил такую скорбную и укоризненную физиономию, что я мысленно реабилитировала переводчик и скорее включила на нем голосовой ввод. Вовремя: парламентер разразился пламенной речью втрое длиннее моей.
— Что ты им сказала? — озадаченно спросил Ростислав вполголоса, придвинувшись ближе, когда индиец умолк.
Переводчик озадаченно гонял светлячок по окружности значка загрузки. Я виновато улыбнулась и призналась:
— Что мы пришли купить Миту Кумар, известную своим дурным нравом, — я помолчала, потому как переводчик все-таки ожил и выдал несогласованный набор слов. Смысл, впрочем, улавливался: парень рассказывал, какая у него чудесная красивая сестра и что он никак не может отдать ее чужакам. Даже напрокат, если чужаки именно это имели в виду. Именно это же, да? — А он решил поторговаться, — хмуро заключила я и застучала по клавиатуре.
— Выходит, он знает, кто ты? И что Мита является важным свидетелем? — сквозь зубы уточнил Матти, не спеша убирать пистолет в кобуру.
— Вероятно, он догадался даже, кто ты такой, — хмуро заметил Ростислав и тоже полез за смартфоном.
Я поймала его за предплечье. Из всех людей на берегу смартфоны на запястьях были только у двух мужчин, и вид чужого благосостояния наверняка увеличил бы цену Миты в разы — а наличными у меня была не такая уж большая сумма, собранная со всей станции: в последние годы бумажные ассигнации гораздо чаще встречались в музеях, чем в кошельках. Но здесь-то едва ли были в ходу платежные системы.
Поэтому для начала я озвучила десятую часть имеющейся суммы, чем, кажется, едва не убедила любящего братца, что его сестра чужакам понадобилась на часок-другой, чисто развеять скуку в дороге и, может быть, прояснить пару вопросов для следователя. Спрашивать, кто привез Миту, явно не имело смысла: переводчик обрезал фразы и коверкал идиомы до полной неузнаваемости, и еще не факт, что мы бы все правильно поняли, — не говоря уже о том, насколько легко солгать в таких условиях. Плюс ко всему, братец мог рассчитывать на то, что он продаст Миту, а потом его сообщники выкрадут ее снова. Слишком выгодно, чтобы сдавать кого-либо.
На шум и веселье постепенно подтягивались остальные жители деревеньки, и вести переговоры становилось все сложнее: голосовой набор с равным успехом улавливал и реплики торговца живым товаром, и насмешливые выкрики из толпы. Я машинально выцепила взглядом знакомые черты лица в самой гуще людей — но это оказался пожилой мужчина, просто очень похожий на Миту. В торги он включился с особым жаром, и прежний «продавец» почтительно затих, предоставляя слово старшему родственнику.
Я постаралась сделать вид, что меня вовсе не тошнит. Но тошнило страшно и, судя по каменным лицам Матти и Ростислава, не меня одну.
В конце концов пожилой «торговец» крикнул что-то в толпу, и та разразилась хохотом и повторениями — но прежде, чем онлайн-переводчик наконец-то вывел значение фразы, на берег вытолкнули-таки Миту, бдительно придерживая ее за локоток. А я подавилась вздохом.
Предмет торгов явно пытались приукрасить, чем смогли. Для нее отыскалось даже относительно яркое сари (цену за него озвучили отдельно) и объемный розовый платок, чьи концы спускались на шею и грудь, удачно маскируя и синяки, и выдранную прядь на макушке. Мита дернула рукой, но провожатый только крепче стиснул пальцы на ее плече.
Я понимала, зачем это было сделано. Но все же подняла цену.
Миту со смехом толкнули вперед, в воду. От неожиданности она поскользнулась на мокрой глине и едва не ухнула в реку с головой, но все же успела ухватиться за сходни и всего-навсего намочила сари.
Ростислав молча протянул ей руку и помог подняться в салон. Толпа на берегу что-то кричала; я посмотрела на пылающие уши Миты и отключила голосовой набор онлайн-переводчика. Меня и так одолевала гадливость — и мучительно хотелось в душ, чтобы смыть с себя каждый взгляд и каждое слово.
Обсуждать произошедшее ни у кого не было сил. Я молча залезла обратно в рубку и пристегнулась. Матти задержался, чтобы проследить, как сходни втягиваются в круглое брюхо гидроплана, попинал погнутый поплавок и легко впрыгнул в салон.
Только когда гидроплан, вихляясь, набрал высоту, Мита сжалась в комочек в пассажирском кресле, притянув колени к груди, и тихо заплакала.