Глава 10

— Фигассе, там орут, даже на улице слышно, — сказала Лариса, крепко ухватившись за руку Бельфегора. Мой рыжий субтильный приятель сразу так гордо приосанился, готовый защищать свою даму сердца. Все-таки удивительно милая получилась парочка, даже неожиданно. Борис так трогательно на моей сеструхой ухаживал, а Лариска в ответ на это дома почти перестала устраивать типичные подростковые сцены, спорить с матерью по любому поводу и, грохая дверью, скрываться в своей комнате. Только загадочно и мечтательно улыбается.

— Может надо милицию вызвать, а не в дверь стучать? — проговорила Ева.

— Зачем вы сразу плохое думаете? — я пожал плечами, шагнул на невысокое крыльцо и постучал в дверь. — Может там просто кто-то глухой, вот и приходится…

Дверь открылась так резко, что я даже подпрыгнул от неожиданности.

— Здравствуйте, — вежливо сказал я, еще не успев разглядеть фигуру того, кто был за дверью. Ясно только, что не Наташа, ее тонкий силуэт ни с кем не спутаешь.

— Как звать? — резко и громко спросила пожилая невысокая женщина в пестром фланелевом халате и намотанной на голову полотеничной чалмой.

— Владимир! — бодро отрапортовал я. — А это Ева, Борис и Лариса. Мы бы хотели забрать Наташу на репети…

Дверь с грохотом захлопнулась.

— Вот и поговорили, — нервно хихикнул Бельфегор.

— И что теперь? — нахмурилась Ева.

— С первого раза не сдаемся! — ответил я и постучал еще раз. Более требовательно. Крики в доме смолкли. Вообще было непонятно, что именно там орут. Голоса только женские. Сколько их там всего — сложно сказать. И даже не очень понятно, ругаются там или…

Дверь снова открылась. На этот раз на пороге стояла другая женщина, помоложе. И больше похожая на Наташу, хотя и отдаленно. Худая, высокая, но лицо не такое инопланетное.

— Чего вам? — спросила женщина.

— Мы коллеги Наташи и ждем ее, чтобы пойти на репетицию, — быстро ответил я, чтобы успеть до того, как она захлопнет дверь на полуслове. А то как идиот в такой ситуации себя чувствую. Но она не захлопнула. Склонила голову и разглядывала меня подозрительным взглядом с ног до головы. Прямо-таки глаза-рентген, под таким взглядом возникает ощущение, что у меня голова прозрачная. Я когда-то встречался с девушкой с такими же точно глазами. Как у охранника в супермаркете. Приходишь домой, и сразу хочется начать оправдываться, что ты ничего не сделал и ни в чем не провинился.

— Я же говорила, что это ко мне, тетя Вера! — раздался пронзительный голос Наташи. И она сама тоже появилась в дверях, оттирая женщину-рентген в темную часть прихожей.

— А откуда ты знаешь, что он не маньяк? — требовательно спросила она. — Какая еще репетиция?

— Эй, дома есть кто-нибудь? — Наташа потрясла свою тетю за плечо. — Я музыкант! А музыканты, если что, иногда на сцене выступают.

— Чтобы к девяти была дома! — раздался голос другой женщины, которая первая дверь открыла.

— Ага, счас, — буркнула Наташа, выскочила на крыльцо и захлопнула дверь. Чуть не прищемив нос женщине-рентгену. Вышла она так быстро, что отскочить я не успел, так что на крыльце мы оказались лицом к лицу, практически вплотную. И оказалось, что она выше меня примерно на полголовы. А я так-то не то, чтобы маленького роста… Какой же тогда рост у нее? Метр девяносто пять?

— Привет, — сказал я, разглядывая ее губы. Без всяких эротических мыслей, просто накрашены они были в той самой дурацкой манере, которая сейчас была в моде у тетенек средних лет — контур обведен карандашом другого цвета, чем помада. Об этого губы выглядели совершенно неестественно. Будто наклеенные на лицо. Не знаю, какая из модных тенденций не нравилась мне больше — розовая перламутровая помада или вот это… — Ну что, потопали?

— Ага, — кивнула Наташа и размашистым шагом устремилась к открытой калитке.

Мы с Евой переглянулись. «Вот она странная…» — прошептала одними губами моя муза. Бельфегор и Лариса вообще выглядели слегка пришибленно и помалкивали.

Я ускорился и поравнялся с Наташей.

— Наташ! — окликнул я. Она шагала с целеустремленностью строительницы коммунизма с раннесоветских плакатов. Даже платок на голове имелся для полного сходства.

— Слишком быстр иду? — встрепенулась она, замедляя шаг. — Прости, привычка! За мной почти никто не успевает!

Говорила она громко, почти кричала. В прошлый раз вроде ничего такого не было, она показалась гораздо более… адекватной что ли.

— Эмм… А сильно нетактично будет попросить тебя чуть понизить тон? — осторожно произнес я.

— Счас, еще минуту! — она снова ускорила шаг, пришлось почти бежать, чтобы успевать за ней. Приостановилась она, только когда мы перебежали дорогу. Остальные наши прилично так отстали. — Все! Прости еще раз. Бабуля глухая, нужно кричать, чтобы она услышала. А у тетки… Ну, ты видел. Так что когда вырываюсь, всегда стараюсь отойти максимально далеко.

Она улыбнулась. Уже вполне по-человечески так. Уф, у меня даже отлегло! Все-таки с наглухо шизанутыми людьми иметь дело сложнее, чем просто с теми, кто с небольшими закидонами. А Наташа все-таки из вторых, а не из первых.

— Да ладно, ты спрашивай, не стесняйся! — она заговорщически подмигнула. — Я же вижу, что тебя распирает. Как и других-прочих, когда они со мной общаются.

— Так, первое и самое главное! — моментально принял приглашение я. — Что за фигня была во время телефонного разговора? Зачем ты просила меня три раза повторить? Чтобы тетя и бабушка могли послушать?

— Не угадал, — фыркнула Наташа. — Я тренировалась трактовать расклады.

— Что, прости? — недоуменно нахмурился я.

— А, ты не знаешь! — Наташа снова широко улыбнулась. Ее улыбка была какой угодно, только не обаятельной. Чем больше я на нее смотрел, тем больше восхищался. Эта девушка явно понимает, что природа наградила ее совершенно дикой внешностью. Но явно по этому поводу не комплексует, а использует на полную катушку. Одевается так, чтобы выглядеть еще более худой, чем она есть. Носит сапоги на платформе, чтобы казаться еще выше. И улыбается… Восторг просто, а не типаж!

— Существуют такие специальные карты — Таро, — рассказывала она, активно размахивая руками. — Там тоже есть масти, но только не черви-пики и все такое, а жезлы, кубки, пентакли…

Про Таро я знал, ясен пень. А кто про них в двадцать первом веке не знает? Некоторые конторы даже должность штатного таролога учреждают… Но в девяносто первом они еще не были особо распространены.

— В общем, когда ты позвонил, — продолжила объяснение Наташа. — Я как раз сделала расклад. И по нему выходило, что прямо сейчас должно произойти очень важное событие, от которого будет зависеть моя дальнейшая жизнь. Только было как-то непонятно, как именно все поменяется. А в книжке сказано, что чтобы уточнить подробности, нужно вытащить еще карту. Я вытащила. Но там выпало колесо фортуны. Так что я попросила еще раз повторить, чтобы как-то понять… Ой, я только сейчас поняла, как странно это звучало, наверное, — она хихикнула. — Но я так увлеклась, что не думала об этом.

В этот момент нас нагнали Ева, Бельфегор и Лариса. Я забрал у Бельфегора его чемодан, и оставшуюся дорогу до овощехранилища мы прошли уже в нормальном темпе, безо всяких рывков и ускорений.


О себе и своей семье Наташа говорила охотно, безо всяких стеснений и ужимок. И вообще в общении изо всех сил старалась произвести впечатление «своего парня». По ней было заметно, что она волнуется, что очень хочет, чтобы все получилось, даже заметил пару раз, как она скрещивает пальцы. Впрочем, это могло означать все, что угодно, вплоть до того, что про себя она все наврала.

Итак, пока мы включали свет, стаскивали с себя верхнюю одежду, и Бельфегор настраивал аппаратуру, Наташа успела про себя рассказать, следующее.

Ее мать-кукушка укатила куда-то на Дальний Восток устраивать свою личную жизнь. А до этого она то же самое делала в паре других мест, изредка понаезжая в Новокиневск. Дочку свою она оставила в обществе своей сестры и матери. Сестра — старая дева, в свои сорок никогда замужем не была, все еще убеждена, что ее принц где-то бродит и вот-вот за ней примчится. Бабушка обеих дочерей родила без замужества, мать и сестра, вроде как, от одного и того же деда, но в глаза его никто из них никогда не видел. Сама же Наташа любила фантазировать, что он капитан дальнего плаванья или полярник. И в школе даже часто выдумывала, что он ей присылает письма о своих приключениях, которые сама же себе и писала.

Бабушка Наташи — женщина принципиально неграмотная, и очень этим гордится. Бесит всех бюрократических работников тем, что ставит вместо росписи крестик. Тетка от нее недалеко ушла, школу как-то с грехом пополам закончила и теперь работает уборщицей в поликлинике. А вот Наташа с первого класса была девочкой целеустремленной. Сама пришла в музыкалку, чтобы учиться играть. Потом сама же пришла в художку. Обе школы закончила, музыкалку даже в двух классах — флейты и аккордеона. И еще немного фоно. Самостоятельно учит немецкий и французский, и в позапрошлом году поступила в институт культуры на библиотечный факультет.

— Читать очень люблю! — призналась она. — Очень! Хотя не уверена, что хочу быть библиотекарем… Вообще-то я хотела быть актрисой, но это надо было ехать поступать в Москву или Ленинград, а на кого же я брошу наше женское царство?

Мужчин в доме Наташи боялись и считали вселенским злищем. И когда Наташа превратилась из некрасивого тощего ребенка в некрасивого тощего подростка принялись при любом удобном случае читать нотации о коварстве и порочности мужиков. Возможно, библиотечный факультет она выбрала, чтобы бабушку и тетю не нервировать — у них на весь курс нет ни одного парня.

— Раз-раз-раз! — сказал в микрофон Бельфегор. — Я все настроил, можете уже приступать.

Мы с Наташей встали с низенькой скамейки и забрались на сцену. Я молча оглядел помещение, крутя в руках микрофон. Бывшее овощехранилище, ясен пень, не превратилось волшебным образом в ночной клуб в стиле «гранж» или «лофт», даже затхлые запахи еще, кажется, не все выветрились. Но вид уже приобрело такой, что мой внутренний эстет был доволен. Именно в таком месте я легко мог представить себе концерт панков, немелодично орущих в микрофоны под какофонию расстроенных инструментов.

Да, пожалуй, это оно самое…

— Ау? — помахала рукой Ева. — Вы как там, будете начинать?

— Здрасте, товарищи рокеры! — рявкнул я в микрофон. — К борьбе за дело панков и металлистов будьте готовы!

Поливокс под пальцами Бельфегора издал пару скрежещущих звуков, а потом зазвучали первые ноты гимна Советского Союза.

— Ты что, серьезно хочешь так начать? — Наташа посмотрела на меня круглыми глазами. — Может тогда еще и пионерские галстуки наденем? И я еще могу косынку повязать красную и орать!

Наташа открыла рот и издала громкий вопль. Хорошо, что не в микрофон, а то у меня и так барабанные перепонки завибрировали.

— Да не, я пока просто настраиваюсь, — усмехнулся я. — Хотя галстуки можно взять, конечно… Наташ, у тебя если есть идеи, ты высказывай, мы с тобой в равном положении. Пока концепция такая, что нам нужен максимально всратый конферанс…

Я вспомнил того парня, из омерзительного цирка… Потом Горшка из «Короля и шута».

— Ева, а ты можешь включить камеру? — сказал я без микрофона. — Хоть буду знать, как со стороны выгляжу.

Ева показала мне большой палец и принялась рыться в сумке.

— А у нас есть что-то типа программы? — спросила Наташа. — Или нам нужно будет импровизировать?

— Второе, — сказал я. — Принципиально не хочу составлять список. Но есть пара вещей, которые нужно будет сказать обязательно. Представить Женю Банкина и порекламировать журнал «Африка». В остальном можем хоть маршировать, как пионеры, хоть стриптиз танцевать…

— Стриптиз… — Наташа изогнулась, но в ее случае это смотрелось не эротичными изгибами, а угловатым зигзагом. Она приблизила губы вплотную к микрофону, почти засунув его себе в рот и заговорила низким голосом с манерным придыханием. — А сейчас на нашу сцену поднимется Евгений Банкин! Если кто-то в этом зале его не знает, то вам лучше пойти купить ружье и выбить себе мозги! Потому что если бы не он, то мы с вами до сих пор ходили бы строем и слушали Муслима Магомаева. О, да!

Она изобразила протяжный эротичный стон и задрала подол своего длинного платья почти до талии.

Снова ожил поливокс Бельфегора, издав несколько протяжных звуков, сливаясь с которыми стон Наташи стал похож на брачный рев мифического чудовища.

— Наши тайные осведомители выяснили, — подключился я, заткнув себе нос, чтобы голос звучал гнусаво. — Что объект Евгений Банкин состоит в тайной секте, поклоняющейся хтоническому божеству, имя которого нельзя называть, потому что ничем другим объяснить гениальность Евгения невозможно…

Под конец фразы я зарычал, вывалил язык и, вращая глазами, рухнул на колени, рванув воротник своей рубашки.

— Вот он, наш величайший гений и магистр рок-н-ролла! — заорал я.

Потом не выдержал и заржал, упав на спину.

— Сильно глупо выглядит, да? — сказал я, глядя на бетонный, покрытый пятнами потолок.

— Офигенно! — Лариса захлопала в ладоши.

— Потом сам посмотришь, — хихикнула Ева. — Вы давайте, не останавливайтесь там!

— Проходка нужна! — сказала Наташа. — Бельфегор, дай какой-нибудь ритмичненький маршик. Велиал, вставай! У меня смотри какая идея. Когда музыканты отыгрывают свою часть, или нам они надоели и хочется их прервать, включается Бельфегор, и мы с тобой выходим, обязательно под музычку. И можно еще в ритм читать это… Ну, ты вроде заикался про детские стишки-страшилки, это же в силе?

— Гм… — я оперся на руку и поднялся с дощатой сцены. — Понял идею, ага.

— Ну, в смысле, импровизация — это, конечно, хорошо, но когда есть заготовки… — продолжила объяснять Наташа. И тут Бельфегор заиграл что-то скрипяще-бравурное. — Вот! Вот! Что надо! Делай, как я, Велиал!

Наташа выпятила подбородок вперед и пошла, качая руками как мультяшка из египетских фресок. Подача была понятна, я моментально пристроился за ней, повторяя ее движения. А Бельфегор добавил в мелодию пару каких-то восточных ноток.

— Хм, это ведь практически кабаре получается! — сказал я, изображая руками древнего египтянина.

— Рок-ка-ба-ре… — по слогам проговорила Наташа. — Мани мэйкс зет уорд гоу эраунд…

Творческий процесс сдвинулся и помчал теперь уже весьма задорно. Мы кривлялись, кричали кричалки то каждый в свой микрофон, то вместе в один, изображали зомбические танцы, маршировали, высоко задирая колени, потом принимались обсуждать, что за реквизит нам понадобится и какие костюмы надеть.

Потом я вспомнил, как тот чувак из омерзительного цирка рвал на себе одежду, и Наташа попыталась порвать на мне футболку. Но та оказалась прочной и как-то не захотела эффектно рваться, затрещала только.

— Надо подготовиться! — Наташа с размаху села на комбик и закинула ногу на ногу. — Сделать надрезов незаметных и горловину вырезать. И тогда я в порыве страсти рррразорву…

— Но-но, вы там со страстью аккуратнее! — смеясь, вмешалась Ева.

— Что это вы такое про меня удумали, дамочка! — визгливым голосом трамвайной хамки заявила Наташа и картинно подбоченилась. Уперев острый кулак в острое же бедро. — Это страсть к искусству! Ради нее можно не только футболку порвать… Блин, Велиал, можно я еще раз попробую?

— Вы какие-то сумасшедшие… — простонала Лариса. — Я уже больше смеяться не могу, у меня скоро живот лопнет…

— В общем, кажется, что-то получается, да? — спросил я без микрофона. — Главное нужную волну поймать на концерте.

Громко лязгнула входная дверь.

— Ты что, вход не закрыл? — испуганно спросил Бельфегор.

— Вроде закрывал… — задумчиво проговорил я, пытаясь рассмотреть во мраке, кого там к нам принесло внезапно.

Загрузка...