Адвокатская этика (СИ)

16

Андрей

— Слушаю тебя, Оля.

Ярцева медленно опустилась на стул и протянула мне серую кожаную папку для бумаг.

— Я думала над твоими словами, — начала она. — Ты прав, Лиза действительно ещё молода и, скорее всего, наивна.

Не отрывая глаз от Ольги, я принял в руки папку.

— Ты предупреждал, что ею движет страх. Это так, — согласилась она, чем вызвала во мне приятное удивление. — Если боишься, что страх спадёт, так давай сделаем так, чтобы этого не случилось.

Моя задумчивость сменилась настороженностью. Я нахмурился, слушал Ярцеву очень внимательно.

— В этой папке то, что вызовет у Лизы Антиповой смертельный ужас. После такого она вряд ли решится простить своего мужа.

— Ярцева, ты хочешь прибегнуть к манипуляции?

— К шоковой терапии, — поправила она. — Я хочу, чтобы Лиза раз и навсегда убедилась, каким чудовищем был и остаётся Антипов.

Я потянулся к язычку молнии, чтобы открыть папку, но Оля меня остановила:

— Подожди, не открывай, — сбросив показное самообладание, попросила она. — Я уйду, и тогда посмотришь.

Я выполнил её просьбу, отложил папку на край стола.

— Что там, Оля?

— Копия уголовного дела, которое завели на Антипова после нападения.

— Ого… И откуда оно у тебя?

— Оттуда, — ушла от ответа. — Просто покажи ей некоторые фотографии, а, заодно пусть прочитает медицинское заключение.

Я понял, о каких фото она говорила. Смелый шаг, решительный. И болезненный.

Выставить себя напоказ — это непросто, тем более для такой железной леди, как Ярцева.

— Покажи это только Лизе.

— А если потребуется заверить и использовать эти документы в суде? Ты на это пойдёшь? -

спрашивал наперёд.

— Давай сначала доживём до этого.

Я кивнул, перестал настаивать. Если понадобится, вернёмся к этому разговору позже.

— Хорошо, — сказал я негромко и указал на папку. — Спасибо, это пригодится.

Ольга поджала губы и, опустив глаза, робко кивнула. Ей было неуютно, я считывал это с её тела: опущенные плечи, пальцы — бледные и напряженные, словно она мысленно держала себя в руках.

Нужно было как-то разрядить атмосферу, и я разрядил:

— Кстати, я кое-что узнал о твоём бывшем муже.

‘Ольга вскинула голову, впилась в меня любопытным взглядом.

— Навёл справки и выяснил, что Антипов никакой не бармен, а охранник. Устроился в небольшую частную типографию, их офис находится на Ордынке. По ночам ведёт дежурство.

Кстати, сегодня его смена, и я планирую его навестить.

— Ты так быстро всё узнал? — поразилась она.

— Получилось бы быстрее, если бы мой приятель не затупил, — издал я лёгкий смешок, посчитав, что шутка в этом разговоре не помешает.

Оля улыбнулась, и нам обоим сразу стало легче.

— Ты молодец, Андрей.

— Ты тоже.

Мы обменялись улыбками и добрыми взглядами, словно забыли, что когда-то были врагами, когда-то мечтали стереть друг друга в порошок, устранить конкурента. Дух соперничества заставлял нас обоих расти в нашей профессии, вот только с годами он не потух, лишь усилился.

Настало время закопать топор войны. Не враги мы друг другу. Да и не были ими никогда по большому-то счёту, сами придумали эту игру, сами же в неё поверили.

— Позвонишь мне после того, как встретишься с Дмитрием?

— Я планирую подъехать к нему часов в одиннадцать, как долго мы будем беседовать — не знаю, но особо разглагольствовать я не собираюсь.

— Я буду в фитнес-клубе в это время.

— Что? — удивился я. — Так поздно? Или твой тренер по самообороне только в это время освобождается?

— Нет, просто у меня сегодня много дел, а вечером очень хочется сходить поплавать.

Люблю бывать в бассейне одна, никто не подгоняет, не толкается. Поэтому я хожу по ночам.

Тем более, этот фитнес-клуб всё равно круглосуточный.

— Ясно. Давай тогда сразу туда подъеду? Подожду, пока ты вдоволь наплаваешься и всё тебе расскажу.

Ярцева закусила губу.

— А давай, — ответила так, будто бросила вызов.

Я не смог скрыть своей лукавой улыбки. Спасаясь от моего пристального взгляда, Оля посмотрела на наручные часы.

— Я бы ещё поболтала, но мне пора, — приподнялась, задумалась о чём-то, но тут же вынырнула из раздумий и двусмысленно сказала напоследок: — До вечера, Гордин.

— До вечера… Оля.

Она ушла, а я ещё долго смотрел на дверь. Потянулся к серой кожаной папке, не решаясь открыть её и увидеть своими глазами отрывок из прошлого Ольги Ярцевой. Эта папка хранила в себе слишком много боли.

— Ну же, — поторапливал я себя. — Ты такого за свою практику насмотрелся, вряд ли эти фото смогут тебя удивить.

Расстегнул папку и вынул документы. Текст, много текста — заключения, показания, протоколы. Я

читал их внимательно, не пропускал ни единого слова. И чем глубже я погружался в тот страшный день, тем сильнее в меня проникала ненависть к Антипову. Он мне никто, я не должен был испытывать какие-либо эмоции, но они обуяли меня. Злость, желание уничтожить этого недо-мужика били током, заставляли вздрагивать. Меня опять триггерило. И опять не по-детски.

Переворачивал страницы, изучая копию уголовного дела. На чёрно-белых листах я увидел фото жертвы. Дурнота подкатила к горлу, я сглатывал, сглатывал, но становилось лишь хуже.

Эти фотографии были сделаны в день нападения. Раны на коже… да и от кожи толком ничего не осталось. Куски мяса, выжженые кислотой. Первая мысль — захлопнуть папку, но я не смог. Пальцы не слушались. Смотрел, как под гипнозом. Мои ресницы замерли, глаза высохли от напряжения, а лицо превратилось в застывшую каменную маску.

— Оля… — с болью в голосе прошептал. — Оленька…

Неосознанно коснулся подушечками пальцев фото, словно хотел стереть химические ожоги с её тела. И пока я это делал, сам не понимая, зачем, чувствовал, как внутри всё задрожало, сердце пропускало удары один за другим — со мной происходило что-то невообразимое, до этого неведомое, незнакомое.

Когда-то во время учёбы в универе нас — студентов — повели в крематорий. Это посещение было частью учебной практики. Помню тот запах, помню тошноту, от которой все студенты поголовно становились зелёными. Но тогда я был юнцом, так почему же сейчас меня так же накрыло?

Но не было отвращения или ужаса. Была дикая жалость, чувство несправедливости и горечь от невозможности всё исправить.

Я видел шрамы, я видел Ольгу Ярцеву после страшного нападения. Но это было сильно после.

Одно дело знать, представлять, а вот увидеть своими глазами всё как было, — это совершенно другие впечатления.

— Оленька… — скорбно повторил её имя.

С трудом уговорил себя перевернуть страницу и уткнулся взглядом в лицо Антипова.

Мерзкий, с мелкими и злыми глазёнками, невысокий, худощавый. Не человек. Крыса.

— Мразь, — процедил я сквозь зубы. — Какая же мразь…

Я взывал к разуму, к хладнокровию, напоминал себе, что юрист, и не должен испытывать эмоции, но это оказалось сильнее меня. Необходимо как можно скорее собраться, вернуться к работе и выключить все чувства разом: ненависть к Антипову и что-то незнакомое, что сейчас я испытывал к Ольге.

Ко мне зашла Лена.

— Можно я сегодня пораньше уйду? Нужно поработать над курсовой.

— Конечно, — сказал я бесцветно.

Смотрел на племянницу и до меня только сейчас дошло, что за чувство породили во мне фотографии Ярцевой.

— Лен, подожди.

Встал, подошёл к ней и сделал то, что хотел бы сделать с Ольгой.

Я обнял её. Крепко, заботливо, укрывая ото всех на свете.

— Дядя Андрей, ты чего? — сконфузилась племянница.

— Не знаю, Ленок. Захотелось обнять тебя.

И не только тебя…

— Эх, — вздохнула племяшка. — Ну раз захотелось, то давай обниматься.

Она шутливо поводила руками по моей спине, улыбаясь. Я чмокнул её в щёку, не хотел отпускать.

— Как же я люблю тебя, племяшка…

— Дядя Андрей, дядя Андрей. В тебе столько любви, вот только дарить её некому. Дети тебе нужны. Свои. Родные.

Я расцепил руки, выпуская Лену. Хохотнул, устало провёл рукой по лицу.

— Дети… — философски протянул. — Они, Ленок, через жену получаются.

Я прыснул, племянница же весело засмеялась.

— Вот с этим проблема. Жена — это ж как… Это не когда хорошо сейчас, а когда хорошо потом.

Сейчас всё отлично, всё устраивает, но стоит представить её лет через десять, двадцать, тридцать, и что: хочется видеть рядом с собой или нет? Вот в чём вопрос.

— Неужели нет такой женщины, которую сможешь представить рядом с собой через тридцать лет? — лукаво сощурившись, спросила племянница и локтем боднула меня в бок. — Неужели нет?

Я пожал плечами и уставился на документы рядом с серой папкой.