Адвокатская этика (СИ)

46

Ольга

— Встать! Суд идёт.

Все поднялись, приветствуя судью. Меня, как опасную зверушку, изолировали в прозрачный бокс.

Все смотрели на меня: кто-то с жалостью и состраданием, чьи-то взгляды были полны равнодушия.

Было очень душно. Или мне так казалось. Накануне сдали нервы, и сейчас я больше походила на овощ, нежели на живого человека. Я так сильно устала, что не было сил даже стоять.

— Слушается дело… — начал судья, все слушали очень внимательно, я же — вполуха.

Я столько раз слышала все эти вступительные речи, что знала наизусть каждое его следующее слово. Данилов уверил, что судья подробно изучил дело, так же ознакомился со старым делом о нападении на меня, принял во внимания показания Андрея, ознакомился с заявлением в полицию, которое писала Лиза Антипова. Он изучил всё. Но…

Оправдательная система — это общая боль мировой судебной практики. Дела, связанные с самообороной, — одни из самых сложных и резонансных, далеко не каждый адвокат возьмётся защищать такого клиента. Почему? Потому что нет ничего дороже человеческой жизни. Даже если эта жизнь принадлежала отъявленному негодяю.

Мне было сложно смотреть в зал, но я взглянула и где-то в глубине увидела Андрея. Как сильно я хотела его увидеть, пока находилась в камере. Я не просто по нему скучала, без него я медленно умирала. Никогда ни в ком так не нуждалась…

Мы встретились взглядами, но от этого стало только хуже. Больнее. Я опустила голову.

Судья закончил вступительную речь и передал слово сторонам защиты и обвинения.

То, что дальше озвучивалось, ничего нового в себе не несло. Мы столько раз с Пашей проговаривали предположительные вопросы, мои ответы, что сейчас это напоминало хорошо отрепетированный спектакль. Вот только люди в нём не актеры, и наказания самые что ни на есть настоящие и суровые.

Меня опросили, следом пригласили Надю. Помощница отвечала правдиво, немного эмоционально, всё время смотрела на меня, по-человечески Надя мне очень сочувствовала.

Когда пригласили Андрея, у меня затряслись коленки. Он прошёл к трибуне уверенной походкой.

Не терялся, не сомневался. В зале суда он чувствовал себя, как рыба в воде. Но стоило Андрею бросить на меня короткий взгляд, у меня заслезились глаза. Секундный взгляд, но в нём было всё: вера, надежда, любовь. Заметить это могла только я.

Данилов передал мне информацию: Андрей рассказал следователю о Лизе. Всё, как было. Это необходимо для прояснения мотивов Антипова, чтобы понимать, кем он был, насколько опасен.

— За несколько месяцев до вооруженного нападения, — Гордин не лукавил, называл вещи своими именами, — ко мне обратилась супруга Антипова — Елизавета. Она хотела развестись. Меня ей порекомендовала Ольга Викторовна.

— Андрей Борисович, — встрял прокурор. — Разве эта информация имеет отношение к делу?

Гордин смерил его ледяным взглядом.

— Имеет, — грозно ответил он. — Моя клиентка имела неосторожность рассказать обо мне и об

Ольге Викторовне своему мужу. Антипов расценил поведение адвокатов, как вмешательство в личную жизнь.

— Протестую! — снова вклинился прокурор. — Это домыслы.

— Это вовсе не домыслы! — начинал закипать Андрей. — Это прямая цитата из его речи, прослушать которую можно в записи звонка в полицию, совершённого в день нападения.

— Протест отклоняется, — принял судья нашу сторону. — Продолжайте, Андрей Борисович.

— Накануне Антипов применил к жене действия насильственного характера. По моему совету клиентка обратилась в полицию. Узнав об этом, Антипов решил поквитаться и со мной, и с Ольгой

Викторовной.

Слушать пересказ из его уст было тревожно. Андрей помнил не все события того страшного дня, но уверенно рассказал всё, что смогла выдать его память.

А дальше началось самое страшное. Сторона обвинения требовала максимального наказания, пытаясь доказать, что я совершила умышленное преступление. Прокурор приводил аргументы, он убеждал суд, будто я схватила выбитый Андреем пистолет только для того, чтобы выстрелить в

Антипова. Это было не так.

Когда прокурор закончил, с речью выступил Данилов.

— Уважаемый суд, ваша честь, — обратился он ко всем. — Верховный суд постановил, что при наличии опасности граждане имеют право защищать свою жизнь и жизнь третьих лиц всеми способами. С опасностью столкнулась моя подзащитная. Антипов уже был осужден за нападение, представлял угрозу не только для своей второй жены, но и для всех, кто ей помогал.

Он вынул из кожаной папки отчёт. Все эти сведения были приложены к делу, и судья заранее с ними ознакомился, но Павел должен был дать комментарии.

— Позвольте я приведу несколько доводов, доказывающих, что у Ольги Викторовны не было умысла убивать гражданина Антипова.

— Прошу, — разрешил судья, слушая и одновременно изучая бумаги.

— Ольга Викторовна сразу же позвонила в полицию, как только заприметила опасность.

Позже, когда случился выстрел, она не сбежала. Она дождалась правоохранительных органов.

Далее. Обвинение утверждает, что убийство было умышленным, так как моя подзащитная держала в руках пистолет. Позвольте я восстановлю хронологию. После того как пострадавший

Гордин смог выбить пистолет из рук Антипова, Ольга Викторовна подобрала оружие не для того, чтобы убить нападавшего. А для того, чтобы нападавший не успел ранить кого-то ещё. Таким образом она его обезоружила. Но у Антипова был с собой нож, о котором заранее никто из троих потерпевших не знал.

Я так дико нервничала, заламывала пальцы и до крови кусала губы. Паша выступал уверенно, говорил чётко и по существу, в какой-то момент я даже поверила, что у него всё получится…

— После того, как Антипов нанёс ножевое ранение гражданину Гордину, он поднялся и направился с ножом к моей клиентке. Расстояние между ними было всего полтора метра.

Об этом так же указано в отчёте.

И судья, и прокурор одновременно перевернули страницы.

— Полтора метра… — повторил Паша. — Это два мужских шага, а времени на это будет затрачено меньше секунды. У моей подзащитной была секунда, чтобы принять решение.

Секунда, чтобы оценить, приведёт выстрел к летальному исходу или нет. До этого Антипов продемонстрировал, на что способен: хладнокровно выстрелил в безоружного человека, который ему не угрожал, который настаивал на диалоге. Антипов всё это проигнорировал и ранил Гордина, оставляя его умирать. Угрожая, он переключил внимание на мою клиентку.

Подчёркиваю, она защищала не только свою жизнь: в кабинете находилась личная помощница, а жизнь гражданина Гордина висела на волоске. Ему срочно нужна была медицинская помощь.

Я взглянула на Андрея. В памяти тут же всплыло его бледное лицо, лужи крови. Сердце пропустило удар.

— Исходя из представленных доказательств, — подытожил Данилов. — Прошу суд признать мою клиентку Ярцеву Ольгу Викторовну невиновной.

— Всё это впечатляет… — поднялся со стула прокурор, вступая в прения. — Вот только я попросил бы ответить на один вопрос. Если у обвиняемой не было умысла, почему же она, выстреливая, несколько раз крикнула, что ненавидит нападавшего? Неприязнь налицо.

Прокурор с разрешения судьи включил запись. Выстрел, мой крик — всё было как в тумане. Эта запись легко может закопать меня ещё глубже.

Данилов глубоко вздохнул, готовясь к ответу. Но тут я не выдержала.

— Я отвечу! — встала и подала голос.

Паша резко ко мне обернулся, панически распахнул глаза и закрутил головой, запрещая.

— Пожалуйста, — игнорировала я его. — Можно я отвечу на этот вопрос?

— Прошу, — разрешил судья.

Я застыла, глядя на Андрея. Он был напряжён и бледен. Кричащий взгляд проникал мне под кожу, казалось, я даже слышала, как бешено бьётся его сердце.

— Полицию я вызвала, когда услышала первый выстрел в коридоре, но, испугавшись, что нападающий выхватит у меня телефон, я спрятала его. Я не могла быть уверена, слышал ли меня диспетчер, не бросил ли трубку, у меня не было возможности проверить. Я не знала, вызвал ли он скорую помощь, а тем временем у меня на глазах истекал кровью невинный человек.

Ресницы Андрея дрогнули, нервно дёрнулся кадык.

— Он умирал… — мой голос ослаб, я с трудом заставляла себя говорить громче. — Ему нужна была скорая. Я должна была её вызвать как можно скорее, но Антипов бы этого не позволил.

Андрей часто задышал, борясь с нахлынувшими эмоциями.

— В ту секунду я ненавидела не то что Антипова, я ненавидела саму ситуацию, в который мы все оказались… Я знаю, нет ничего дороже человеческой жизни, и именно о человеческой жизни я думала, когда смотрела на умирающего Андрея Гордина.

Обессиленная и уже ни во что не верящая, я села на скамью. Все начали переглядываться, только наши с Андреем взгляды были прикованы друг к другу.

Скорее всего, я его не увижу в ближайшие годы… А, может, это наша последняя встреча.

Я моргнула, не думая о других, позволила горькой слезе скатиться по щеке.

Я не замечала людей вокруг — все они слились в одно серое месиво. Отчётливо видела только лицо Андрея. Я затаила дыхание, чуть-чуть приоткрыла губы и беззвучно сказала:

— Я люблю тебя…

Андрей не моргал, его глаза вмиг наполнились болью.

Мир вокруг замер, время остановилось. Где-то далеко глухо-глухо отсчитывали последние секунды моей свободы настенные часы.

Тик-так… тик-так…

— Суд удаляется для принятия решения, — громко озвучил судья и, поднявшись, отправился в совещательную комнату.

Это был самый долгий перерыв в моей жизни. Я не понимала, что чувствовала, просто ждала. И

уже ни на что не надеялась.

— Встать! Суд идёт, — прогремело на весь зал, и мы все поднялись, приветствуя судью.

Он вошёл, занял своё место и разложил перед собой бумаги. Надел очки, пробежался по тексту глазами, готовясь огласить приговор. Но вдруг замер, снял очки и, закусив дужку зубами, взял недолгую паузу.

— Прежде чем озвучить решение, позвольте мне кое-что сказать…

Такого никто не ожидал. Присутствующие в зале начали перешёптываться, переглядываться, я смотрела на судью безотрывно.

— Ещё на студенческой скамье я усвоил главное: нет ничего дороже человеческой жизни, чести и достоинства. Ненависть, злоба, жестокость — эти эмоции не должны влиять на наши решения. Это губительно.

Я приложила пальцы ко рту.

— Когда мы принимаем решение, обязаны прислушиваться к другим чувствам, таким как…

справедливость, — сказал судья и с уважением взглянул на Данилова.

— Сострадание… — перевёл взгляд на прокурора.

— Вера, — взглянул на Андрея.

А потом он посмотрел на меня.

— И любовь к ближнему.

Моё сердце стучало, внутри всё клокотало, я почти задыхалась.

— Провозглашается приговор суда… — услышала я. От напряжения в глазах потемнело.

— Принимая во внимание обстоятельства, суд постановил прекратить уголовное дело… — а дальше я будто оглохла, меня уносило куда-то. Судья шевелил губами, зачитывая текст, а у меня в глазах потемнело. — Признать подсудимую невиновной, и в связи с оправдательным приговором освободить Ярцеву О.В. из-под стражи в здании суда.

У меня подкосились ноги, пальцами хваталась за перегородку бокса, но никак не могла ухватиться. Я пыталась не рухнуть в обморок, всё ещё не веря в услышанное. Сердце убегало, в висках пульсировала кровь. Данилов улыбался мне как мальчишка.

Когда меня выпустили, Павел протянул руку, чтобы поздравить. Я растерялась, коленки ряслись, сердце выпрыгивало. Я почти ничего не видела из-за слёз радости.

И как только моего плеча коснулась тёплая, родная рука Андрея, я обернулась.

Улыбнулась, наполняясь ликованием от счастья в его глазах. Андрей обнял меня. Сильно, крепко, наплевав на всех.

Пусть смотрят. Пусть думают, что хотят. Всё равно… Я вцепилась пальцами в лацканы его пиджака, уткнулась лицом в его грудь и наконец-то глубоко, с облегчением выдохнула.

— Всё позади, Оленька, всё закончилось. — шептал он мне ласково, нежно. — Всё, родная, не плачь.

Не плачь…

— Подойдите ко мне, — попросил судья, когда в зале начали расходиться люди.

Мы втроём выполнили его просьбу.

— Каждый из вас сейчас думает, что же повлияло на принятие решения. Павел иванович, —

обратился он к Данилову. — Вы выступили превосходно, как всегда.

Паша вежливо улыбнулся.

— Андрей Борисович, давая свидетельские показания, вы были весьма убедительны.

Судья и Андрей обменялись загадочными взглядами и одновременно кивнули.

— Но больше всего меня тронула ваша речь, Ольга Викторовна, — под конец обратился он ко мне, улыбаясь. Я улыбнулась в ответ и услышала доброе: — Поздравляю.