Ольга
Два дня я не ела, не спала, не могла не думать об Андрее. Мне не разрешали позвонить, я не знала, как он? Сердце подсказывало — живой, я отказывалась верить в иное. Но иногда, в минуты полного отчаяния, я вспоминала, сколько крови он потерял, и у меня начиналась истерика.
Умоляла охранника сообщить мне о его самочувствии, и только пару часов назад меня обрадовали — он выжил. Была сложная операция, но сейчас Андрей стабилен. Это всё, что я хотела услышать. Даже моя участь не волновала меня так, как состояние любимого человека.
Любимого? Конечно. Конечно, любимого! Страх за него стряхнул остатки гордости.
Призналась сама себе — я полюбила Андрея. Так же быстро, как и он меня. Я не просто полюбила его, я нашла того, кого так долго ждала. Настоящего мужчину.
Перед глазами стоял его свирепый взгляд, когда он бросился на Антипова: как раненый выбил пистолет, тем самым спас всех нас. Это не я, это он остановил Антипова. Я просто сделала так, чтобы этот подонок больше никому не смог навредить.
Два часа, как я узнала, что Андрей выжил, что пришел в сознание. Плох, но он выкарабкается.
Непотопляемый. Неубиваемый. Непобедимый.
Впереди меня ждала встреча с адвокатом: кто он, откуда — мне только предстояло узнать. И я узнала.
Как только конвоир впустил меня в комнату для свиданий, я сощурилась. В камере было мало света, за два дня я привыкла к темноте. Тут же яркий электрический свет раздражал глаза.
Спиной ко мне стоял высокий брюнет в дорогом тёмно-синем костюме. Он держал руки в карманах, не шевелился. Его ноги будто вросли в пол.
Но вот он обернулся и бросил через плечо охраннику:
— Спасибо.
Низкий голос, сдержанная манера и мужественное лицо, не выражающее никаких эмоций, — я знала этого человека.
— Здравствуй, Павел, — тихо сказала я.
Он ожил, закусил край губы, посмотрел на меня с сочувствием.
— Очень жаль, Оля, что мы встретились в этом месте, а не где-нибудь в ресторане по поводу выигранного тобой дела.
Он вежливо улыбнулся, я же с трудом смогла изогнуть уголки губ.
— Присаживайся, — Данилов указал на стол и два стула.
Мы сели, он глубоко вздохнул и сразу приступил к непростому разговору.
— Если ты не возражаешь, то с этой минуты я твой адвокат.
Нельзя сказать, что я болезненно приняла эту новость. За время пребывания в СИЗО свыклась с мыслью, что влипла по полной. Не терзала себя ненужными вопросами, рассуждая, а как я должна была поступить? Позволить Антипову всех нас убить? Я не простой обыватель, я слишком хорошо знакома с законом, служу ему и знаю, что справедливость с точки зрения юриспруденции — та самая парадигма, где эмоции, которые мы ошибочно принимаем за веру в честность и здравый смысл, — всего лишь эмоции.
Пустые слова, пустые стенания, пустые надежды.
Человек отнял у другого человека жизнь. Это преступление. Обстоятельства, при которых он так поступил, повлияют на наказание, но не смоют с его биографии факта убийства. Именно убийства.
И не надо заниматься подменой понятий. В состоянии аффекта, по неосторожности или в условиях самообороны — это всё равно убийство. И от этого не уйдёшь.
Моя практика в бракоразводных процессах была впечатляющей, но я не универсал.
Уголовные дела — это не моя ниша, и принять помощь опытного в этой сфере адвоката — более чем разумное решение.
‘Остался только один вопрос — как он вышел на меня?
Я Данилова не нанимала. Мы знакомы, но не близко. Не друзья, даже не приятели — мы просто коллеги, которые слышали друг о друге.
— Я не возражаю, — ответила безэмоционально. — Договор с собой?
— Да.
Данилов достал из портфеля бумаги и протянул мне ручку. Я по привычке внимательно прочитала текст, поставила свою подпись.
— С тобой связалась моя помощница? — предположила я.
— Нет, Оль. Меня направил к тебе Гордин.
— Андрей.
Весь мой настрой на продуктивный разговор с адвокатом сошёл на нет. Упоминание об Андрее всколыхнули душу.
— Как он? — спросила я тихо, не узнавая собственного дрожащего голоса.
— Я с Андреем ещё не виделся, общался по телефону с его племянницей. Он пока ещё плох, я даже нормально поговорить с ним не сумел.
— Это всё из-за меня, — горько прошептала я, чувствуя, как глаза наполняются слезами.
— Ольга! — тут же вернул меня в реальность Данилов. — Это не ты стреляла в Андрея, это не ты его ранила. Это не из-за тебя он попал в больницу. Пожалуйста, осознай эту мысль и закрепи в своей голове. Хорошо?
Мне трудно было с ним согласиться. Меня всё ещё мучила совесть за то, что втянула Андрея во всё это.
— Но я знаю, что Андрей в порядке. А скоро будет в полном порядке, — успокаивал Данилов. — Но пока он останется в больнице под строгим присмотром врачей, а дальше будет видно.
— Под строгим? — смутило меня это слово.
Данилов только усмехнулся, покрутил головой, давая понять, чтобы не обращала внимания.
— Гордин… как бы так сказать помягче… — говорил он. — В общем, Андрей этой ночью возомнил себя супергероем. Поэтому под строгим присмотром.
Я вопросительно подняла брови.
— Не думай об этом, с ним и персоналом всё хорошо, — сказал Павел, обнадёживая, а потом перестал улыбаться, сделался хмурым и выдал: — Чего я не могу сказать по поводу твоего положения.
ЕЩЁ раз вздохнул, придвинулся ближе и обрисовал ситуацию.
— Я разговаривал со следователем. Возбуждено уголовное дело. Послезавтра состоится заседание по мере пресечения, и там выяснится, где ты будешь дожидаться завершения расследования и, соответственно, суда.
— Домашний арест выбить реально?
У Данилова дрогнул уголок губ. Он повертел в пальцах ручку и трагично ответил:
— Боюсь, что нет. Но, я буду к этому стремиться. Я лично переговорю с Надей, Андреем, соберу всю необходимую информацию. Оль, я сделаю всё, что в моих силах. Но пока мы ждём заседания, я уже выбил для тебя одиночную камеру. Нечего тебе находиться среди этого контингента, не дай бог узнают о твоей профессии. Мало не покажется.
— Я адвокат, а не обвинитель.
— Им без разницы. Ради твоей же безопасности и моего спокойствия ты будешь находиться в одиночке.
— Спасибо тебе.
Не скрою, я выдохнула с облегчением.
— Так, а теперь давай приступим к делу. Расскажи мне всё, постарайся вспомнить как можно больше подробностей. Рассказывай с самого начала, как Андрей приехал в твой офис…
— Нет, Паша, — грустно перебила я его. — Это началось не два дня назад. Ты просишь как можно больше подробностей? Так слушай. Всё началось восемь лет назад…