13

На нижней полке тощая синьора из Пьемонта дышит тяжело, с присвистом, время от времени заходится в сухом, хриплом кашле, — у нее тяжелая астма. Наверху от Сильной тряски Франку непрерывно бьет нервная дрожь: должно быть, их купе находится над самыми колесами, это просто невыносимо. На каждом стыке полку резко встряхивает.

Нет, заснуть, видимо, так и не удастся. Она проводила Паоло в аэропорт; после всего, что он ей рассказал, сердце у девушки сжалось и до сих пор не отпускает.

— Что ты думаешь делать? — спросила она, держа его за руку и ощущая во рту какой-то странный холодок.

— Понятия не имею, — ответил Паоло, глядя в сторону, словно пытаясь приуменьшить важность разговора. — Понятия не имею. Я обязан сделать все, чтобы люди узнали правду о Дондеро.

Франка только и смогла выдавить из себя: «Будь осторожен». Хотя ей хотелось повиснуть на нем и не отпускать. Но, взглянув на Паоло, она почувствовала, что он старается отгородиться от нее, избавиться от нежности к ней, что он твердо решил довести дело до конца; поэтому ничего больше не сказала, а лишь быстро поцеловала его, опасаясь, как бы он не заметил охватившего ее безотчетного страха.

На обратном пути из аэропорта, она вдруг надумала съездить в Катанию. Надо что-то делать: разве не из-за нее все началось? Вот она и отправится на поиски Штица, таинственного Штица, в городок на склоне Этны, где находится организация «Благие деяния в пользу убогих». Что это за общество, она не знает, но уже в одном его названии девушке чудится что-то зловещее: какое отношение к религиозной организации может иметь человек, который промышляет оружием? Священники с их таинственным миром, с их непонятными ритуалами всегда вызывали у нее смутное недоверие. Мир, в котором жил ее отец, она тоже никогда не могла донять.

Незаметно Франка погружается в беспокойный, не приносящий отдыха сон, страх исподволь продолжает держать ее в напряжении.

В Катании она снимает номер в привокзальной гостинице, из окон которой видны пролеты железнодорожного моста и сутолока рыночной площади: ее инстинктивно тянет в гущу толпы. Нужно приступать к делу, но как — она не имеет ни малейшего представления. Для начала следует хотя бы узнать, что это такое, — «Благие деяния в пользу убогих». Может, сходить в библиотеку, полистать местную газету?


— Франка! Франка Фульви!

В полупустом зале библиотеки темноволосая молодая женщина в съехавших на нос очках, радостно улыбаясь, останавливается перед Франкой. В руках у нее целая охапка книг.

Франка, которая просматривала уже третью подшивку газет, взятых у библиотекарши, удивленно поднимает глаза.

Незнакомка весело, заразительно смеется:

— Ну конечно, она самая: Франка-бельчонок. Не Забыла, что в лицее тебя звали бельчонком? Худышка, комок нервов. Да, ты не очень-то изменилась.

Смуглая девушка ростом пониже Франки и пополнее, не толстая, но вся какая-то округлая.

Наконец Франка узнает ее. — Мелита Ди Белла! Что ты здесь делаешь?

Девушка, не переставая смеяться, хочет обнять Франку, книги сыплются у нее из рук.

— Ты всегда была смешливая! — говорит Франка, ощущая неожиданное облегчение от встречи со старой школьной подругой. Франка училась тогда в первом классе гимназии, Мелита — В третьем классе лицея. Обе жили в Удине в одном пансионе и подружились, несмотря на разницу в возрасте. У Мелиты отец тоже военный; тогда он был полковником госбезопасности, а теперь, наверное, уже генерал.

— Что ты делаешь в Катании? — снова спрашивает Франка.

— Как это — что? Я же здесь родилась. Папу на старости лет перевели в родные края. Это у тебя надо спросить, что ты делаешь в Катании.

Подруги выходят из библиотеки и устраиваются в маленьком баре. Им есть о чем поговорить. Мелита замужем, у нее сын, сама она работает в университете.

— Чем же ты занимаешься? — Франке интересно все, ей хочется отвлечься от своих мыслей. Ей казалось, что она попала во враждебную пустыню, а тут вдруг встреча с Мелитой.

— Чем занимаюсь? Психологией. Работаю с несовершеннолетними преступниками, неполноценными и трудными детьми. И еще консультирую в министерстве юстиции. В таком городе, как этот, работы для меня предостаточно. — Мелита смеется, но глаза ее становятся серьезными.

Подруги переходят к политике. Мелита принадлежит к «новым левым», ей все еще близки идеалы легендарного шестьдесят восьмого года16, но она придерживается более умеренных позиций. Можно сказать, Мелита примыкает к правому флангу левого экстремизма, а в общем тоже мечется, ищет.

— Конечно, они охотно выгнали бы меня из университета, во я все-таки не совсем бездарная, с работой справляюсь хорошо и к тому же дочь генерала. Веду семинары вместе с баронами и прочими шишками. А ты? Расскажи о себе… — Вдруг лицо ее мрачнеет, она что-то вспомнила: — Недавно я читала… Франка, скажи, это…

— Да, отец. Это мой отец. Мелита горестно качает головой.

— Ну что тут скажешь… Всем сердцем тебе сочувствую.

Мелита вполне искренна. В годы, когда они учились вместе в Удине, Франка была ее маленькой подружкой, Мелита знала ее отца — человека сурового, непреклонного.

Франке сейчас нужна именно такая подруга, как Мелита, и она изливает ей душу, рассказывая все без утайки — и о Паоло, и о том, что ее так тревожит и в чем сама не может разобраться.

— Ну вот, а теперь я приехала сюда: гоняюсь за этими «Благими деяниями в пользу убогих», но где их искать, ума не приложу.

— Знаешь, иногда не захочешь, а поверишь во всякие там гороскопы и предначертания свыше, — смеясь говорит Мелита. — Ты веришь в судьбу?

— Непонимаю. Ты о чем?

— Завтра я приглашена на семинар в эти самые «Благие деяния я пользу убогих». И даже буду там выступать.

Франка оторопело смотрит на подругу. И вдруг разражается нервным смехом: напряжения, не оставлявшего ее после отъезда из Рима, как не бывало.

— Черт побери, — повторяет она, — черт побери! А знаешь, я ведь тоже занимаюсь психологией. Тебе случайно не нужна ассистентка? — Потом, передумав, добавляет: — Прости, я не хочу, чтобы у тебя были неприятности.

— Да тут везде сплошные неприятности. Ты что думаешь, в этом городе можно жить спокойно, если ты занимаешься несовершеннолетними преступниками? Давай лучше поговорим о «Благих деяниях». Там у меня есть друзья. Они помогут. Не волнуйся, мы еще доберемся до твоего Штица.


Старенькая малолитражка неспешно катит по извилистой узкой дороге. Мелита что-то тихонько напевает: у нее хороший голос. Обе подружки в приподнятом настроении.

— Подгонять ее бессмысленно, — говорит Мелита, имея в виду свою машину, — если выжмешь восемьдесят километров, считай, свершилось чудо.

На поворотах она аккомпанирует себе короткими и частыми гудками клаксона. Этой семейной колымагой она пользуется обычно, чтобы вывозить на прогулку ребенка и собаку. Когда она ее купила — уже основательно обшарпанную — мотор хрипел и захлебывался. Но Мелите, у которой к тому же еще и золотые руки, удается поддерживать свою «старушку» в полукоматозном состоянии, не давая ей окончательно испустить дух.

Дважды приходится поворачивать назад и выбираться на другую дорогу. Первый раз из-за преградившего путь обвала, второй — из-за появившихся на обочинах плакатов, предупреждающих о том, что на противоположной стороне участка ведется строительство скоростной автострады и путь временно закрыт. Городок, в который они едут, называется Сопито и, если судить по карте, он стоит на высоте семисот метров над уровнем моря.

— Ты там уже бывала? — интересуется Франка. Мелита отрицательно мотает головой.

— Мне о нем друзья рассказывали. Если все, что они говорят, правда, тебя там ждет немало сюрпризов.

Но в подробности она вдаваться не хочет.

По обе стороны дороги — девушки уже на полпути к цели — тянутся голые холмы, из них местами выпирают зубцы одиноких скал; на которых гнездятся коршуны и вороны. Птицы кружат высоко в поднебесье и почти совсем не опускаются: какая может быть добыча на этой скудной земле!

— Вон, гляди!

Мелита останавливает машину в конце очередного крутого подъема в тени одного из редких здесь деревьев и указывает вперед и немного вверх.

— Это и есть Сопито. По прямой не больше трех-четырех километров, но дорога извилистая, и путь удлинится раза в три, не меньше.

Девушки выходят из машины. Городок прилепился на макушке горы, и кажется, будто она исторгла его из своих недр. Посреди городка возвышается гигантское строение, как бы прислонившееся задней стеной к отвесной скале. Оно похоже на монастырь, а его ярко-голубой купол, вознесшийся над крышами остальных домов, венчает огромная и тоже ярко-голубая каменная статуя.

— Это «Благие деяния в пользу убогих», — говорит Мелита, украдкой наблюдающая за подругой. — Впечатляет, правда?

— Еще как! — Франка действительно поражена. Перед ними строение не меньше сотни метров по фасаду и шестидесяти метров в высоту, не считая купола с его гигантской статуей.

— Отсюда видна только часть здания. Потом сама увидишь! Сюрпризы еще впереди.

Сев в машину, они едут дальше.

В городке — по сути дела, это одна площадь с барочной церковью и парой мрачных высоких палаццо, вокруг которых рассыпались низенькие домики, — их уже ждут друзья Мелиты, и даже сам синдик17. Администрация здесь левая. Мелита представляет Франку как студентку университета, интересующуюся предстоящим семинаром. Афиши уже развешаны на стенах муниципалитета и двух баров. Речь сразу же заходит о «Благих деяниях в пользу убогих», где нашли себе работу в качестве прислуги, садовников, поварих, уборщиц более трехсот местных жителей. Практически городок только этим и живет, ибо сельское хозяйство здесь очень непродуктивно. Все удивляются, что Франка ничего не слышала об этой организации — она же на весь мир славится.

Синдик приглашает обеих приятельниц к себе в кабинет и показывает им здание в рекламных буклетах. У Франки даже дух захватывает:

— Вот это громада!

Как и говорила Мелита, грандиозное строение было лишь малой частью комплекса. На другом конце городка, рядом с древними руинами, возводятся новые стены: они уже наполовину готовы. Современные здания занимают территорию не меньше пяти квадратных километров и расположены уступами среди обширных садов.

— Похоже на гостиницу.

— Это новая больница, — поясняет синдик. — Ее должны закончить в будущем году, в Катании уже объявлен конкурс на замещение должности главного врача, но пока вроде бы никого еще не подобрали.

Франка внимательно читает брошюры и буклеты. Общество «Благие деяния в пользу убогих» учреждено три года тому назад. Его президент и директор — дон Джерландо Траина. Общество находится под патронатом областной и провинциальной администрации и ордена Сердца Христова, его задача — возвращение к нормальной жизни глухонемых и слепых.

Буклеты изданы на четырех языках и изобилуют отзывами знаменитостей, притом не только итальянских. Интерес к обществу проявил даже фонд Рокфеллера, с ним сотрудничают светила медицины. Какое отношение к этой солидной организация может иметь Оскар Штиц?

Мелита расспрашивает синдика:

— А инженерно-технические кадры?

— Ну, этих мы видим редко. Они держатся особняком и часто меняются — через каждые три месяца. Люди из обслуживающего персонала говорят, что там много иностранцев, но ведь сколько оборудования приходит сюда из-за границы.

— А такие семинары, как этот, у вас часто устраивают?

— О да. — Синдик подводит ее к окну. — Видите свободную площадку рядом со строящимися зданиями? Похоже, они собираются соорудить там вертолетную площадку. Здесь часто пользуются вертолетами. Одни специалисты прилетают, другие улетают. Время от времени здесь скапливается огромное количество машин: постоят дня два-три, а то и неделю, и отбывают. Но такой рекламы, как в этот раз, обычно не устраивают.

— Кто же все-таки приезжает?

— Мы этих людей почти никогда не видим: они приезжают вечером и уезжают вечером. Говорят, бывают среди них члены правительства, депутаты, профсоюзные деятели, но я лично поручиться за это не могу. Развлечений у нас здесь почти никаких, а в этих самых «Благих деяниях», по мнению некоторых, есть что-то непонятное, вот фантазия и разыгрывается. Сейчас, похоже, как раз прибыли новые специалисты — монтируют мощные антенны. Но наших местных берут туда только на черную работу, и они не очень-то знают что к чему. Ну, пока эта махина все растет и растет, мы не жалуемся: у людей есть работа. А финансирует все государство.

Франка и Мелита переглядываются. Обе думают об одном и том же. Строительство в таких масштабах на протяжении трех лет должно было поглотить много миллиардов лир. Неужели все это из государственных средств?

Синдик уговаривает девушек отобедать с ним, но подруги вежливо отказываются. Приглашение на семинар предусматривает полный пансион для участников.

— А у тебя не будет из-за меня неприятностей? — беспокоится Франка, когда они выходят на небольшую тенистую площадь, куда смотрит фасад «Благих деяний в пользу убогих».

Но никаких проблем не возникает. Их провожают в небольшую, очень светлую и просторную гостиную с мягким паласом цвета слоновой кости, белыми стенами, удобными диванами и редкими оранжерейными растениями. Вскоре за ними приходит крупная женщина в строгом костюме.

— Это моя ученица, — говорит Мелита, указывая на Франку. — Нельзя ли ей остаться со мной? Она пишет дипломную работу, и я подумала, что ей будет полезно присутствовать…

После минутного колебания женщина говорит:

— Если вы не возражаете, мы поставим в вашу комнату вторую кровать… Лишней комнаты у нас, к сожалению, нет.

— Конечно, какие могут быть возражения. Вы уж простите за беспокойство… И еще… не могу ли я повидаться с директором? Мне бы хотелось поблагодарить его за гостеприимство и коротенько обсудить с ним тему моего доклада.

— Сейчас я узнаю. О вашем приезде ему уже доложили. — С этими словами женщина скрывается за небольшой дверью.

Мелита и Франка озираются по сторонам. В комнате нет окон; рассеянный свет льется из-за экранов, расположенных у самого потолка. Кругом чистота и порядок. Обе молчат.

— Вас не утомила дорога? Спасибо, что приехали. К сожалению, я не мог вас встретить.

Дон Джерландо Траина появляется неожиданно из-за высокого зеленого растения — должно быть, в стене за ним потайная дверь. Человек этот похож на кого угодно, только не на священника. Длинные, аккуратно зачесанные назад волосы, обвислые усы. Лицо у него заурядное, рост небольшой и вид вполне простодушный, если бы не глаза, постоянно перебегающие с предмета на предмет. На нем тонкий трикотажный свитер, джинсы, матерчатые туфли, в которых он двигается легко и бесшумно. На шее — толстая серебряная цепь с медальоном.

Поздоровавшись с Мелитой за руку, он спрашивает:

— Как поживает ваш отец? Когда увидитесь с ним, передайте от меня привет. — Потом резко поворачивается к Франке: — А вы, значит, пишете дипломную работу? Поздравляю. Мне сообщила об этом моя секретарша. Вы — синьорина..?

— Франка Бевере… Дочь одного из офицеров, служащих под началом моего отца, — опережает подругу Мелита. Действительно, фамилия одного из офицеров отца — Бевере, а дочь его посещает лекции Мелиты.

— Вот как! Отлично! — Дон Траина крепко пожимает руку Франке — Надеюсь, вам будет интересно узнать, что мы успели здесь сделать, — говорит он со смехом, напоминающим громкое ржанье. — Вы будете потрясены, уверяю вас. Трудно представить себе, что здесь, в этой безлюдной части Сицилии… Но нет, не хочу предварять события, лучше сами посмотрите.

В этот момент раздается звон колокольчика, тоже спрятанного где-то среди зелени.

— Вы можете пока привести себя в порядок с дороги, вас проводят в отведенную вам комнату. А через полчаса снова встретимся здесь, — говорит дон Траина и, взглянув на массивный золотой наручный хронометр, добавляет: — Мне надо принять еще других гостей.

Уже знакомая подругам крупная женщина ведет их по вырубленной прямо в скале широкой лестнице к лифту, огороженному металлической решеткой. Выбрав из связки ключей нужный, она открывает им металлическую дверь и, едва они входят в лифт, сразу же запирает ее изнутри. Франка с удивлением замечает, что провожатая нажимает на кнопку первого этажа. Когда лифт приходит в движение, она не выдерживает и говорит:

— По-моему… мы спускаемся… Секретарша дона Траины утвердительно кивает:

— Да. Половина здания встроена в гору, и вход в него — на уровне четвертого этажа. — А сколько их всего?

— Всего одиннадцать. — Женщина отвечает механически, она, как видно, уже привыкла к удивлению гостей.

— К какому ордену принадлежит дон Траина? — спрашивает Франка.

— Дон Траина — брат-мирянин, — отвечает она лаконично.

Сначала они идут по просторному коридору, потом поднимаются по ступенькам многочисленных лестниц, тоже, как видно, вырубленных в скале. Время от времени секретарша вытаскивает связку ключей, отпирает очередную железную решетчатую дверь, затем снова аккуратно запирает. Франке хочется спросить, зачем все эти решетки, она вовремя спохватывается и прикусывает язык.

Их комната — маленькая келья с двумя койками, письменным столом, туалетом и душем.

— Это одна из комнат, в которых живут наши подопечные, — поясняет секретарша; она быстро ощупывает постели и открывает окно — тоже зарешеченное. Потом, встав на стул, надевает полотняный чехол на прикрепленную к стене телекамеру с шарнирным штативом.

— В каждой комнате есть телекамера внутренней сети. Это одно из наших средств лечения, — поясняет секретарша.

Перед уходом она вновь звякает связкой ключей.

— Когда вы будете готовы, позвоните в колокольчик, я приду и отведу вас наверх.

Франка прислушивается: интересно, повернет ли она ключ в двери? Хотя со всеми этими решетками запирать комнату нет никакой необходимости. Приводя себя в порядок, оробевшие подруги разговаривают чуть ли не шепотом, то и дело беспокойно поглядывая на зачехленную телекамеру.


— …А здесь у нас залы цветной телезаписи, — широко улыбаясь, говорит дон Траина; остановившись, он пропускает девушек вперед.

Франка и Мелита окончательно сражены. Странный брат-мирянин, показал им только четыре этажа из одиннадцати, но и этого более чем достаточно, чтобы у обеих дух захватило от восторга..

Огромное здание наполовину уходит в землю, и во время экскурсии их все время преследует тревожный приглушенный рокот.

— Это наш источник, — улыбаясь поясняет дон Траина.

Пройдя по бесчисленным коридорам и несколько раз воспользовавшись лифтом, они попадают наконец в центральную часть здания, где из скалы изливается мощный поток и обрушивается вниз, в недра дома. Поразительное зрелище: гигантский колодец обнесен стеклянными стенами, и рассеянный свет, преломляясь в воде н стекле, превращается в живое радужное сияние.

— Для здешних мест источник — это просто благодать Господня. И я решил вывести воду наружу. Не правда ли, красиво?

Франка на какое-то время даже забывает, зачем она здесь, так зачарована она шумом этой вечно движущейся воды, фантасмагорией радужных брызг.

— Сейчас я вам покажу такое… — говорит дон Траина, уводя их из зала, — пойдемте, это еще не все.

На разных уровнях прямо в скале вырублены огромные ультрасовременные залы; есть здесь и небольшой стадион, и бассейн на шестом этаже.

— Для бассейна я решил использовать подогретую воду нашего источника. Между прочим, установлено, что она содержит целебные минеральные соли.

Дон Траина откровенно гордится своим детищем. Но больше всего подруг поражают залы телезаписи. Всего их шесть, они оснащены новейшим телеоборудованием — часть аппаратуры еще не распакована — вдоль стен тянутся ряды мониторов.

— Это одно из моих самых эффективных средств обучения, — поясняет дон Траина. — Благодаря ему мы получили реальную возможность возвращать доверенных мне детей к нормальной жизни.

Пока девушки восторженно озираются по сторонам, он рассказывает, что сейчас на его попечении четыреста мальчиков и девочек: в данных условиях это предел.

— Как вы уже заметили, — говорит он, — в каждой комнате есть телекамера. С одной стороны, это дает возможность персоналу предоставлять нашим подопечным наибольшую свободу, ни на минуту не упуская их из поля зрения. С другой — фиксировать на пленке, можно сказать, всю их жизнь, все привычки, все мелочи, которые могут нам потом пригодиться. Дети просто счастливы, когда имеют возможность увидеть себя на экране, это позволяет им учиться на собственных ошибках и на ошибках своих маленьких друзей и быстрее приобретать необходимые навыки. Кроме того, съемки служат научным материалом для дальнейших опытов.

— Потрясающе!

Мелита, которая уже работала с подростками, в полном восторге.

Дон Траина скромно улыбается.

— Любовь к ближнему — великая сила. Этим несчастным детям я посвятил свою жизнь.

— Но все это… — не выдерживает Франка, глядя вокруг широко раскрытыми глазами, — но все это обошлось, наверно, в целое состояние. Как же вам удалось за каких-то три года…

Дон Траина с добродушно-лукавым видом перебивает ее:

— Провидение Господне, синьорина. И еще — множество друзей, которые, как и я, не могут оставаться равнодушными к переполняющим мир страданиям ближних.

— Все это так, но… — Франке хочется сказать, что для этого потребовались миллиарды — много-много миллиардов. Что же до провидения Господня, то она в этих делах не очень разбирается.

— Мир лучше, чем вы о нем думаете, синьорина, — замечает дон Траина со смиренным видом. — Я искал благодетелей и нашел их. И продолжаю находить… Когда я приехал сюда, здесь был только этот большой дворец — слишком большой и слишком ветхий, чтобы можно было его как-то использовать. И я обратился к людям, стучался в двери, молил, унижался. И провидение помогло мне. Банки открыли свои сейфы. Целый год я работал, неся на своих плечах бремя огромных долгов. Потом мне на помощь пришли добрые граждане, вскоре прибыли и первые дети, нуждавшиеся в лечении и нигде не встречавшие сочувствия. Мы добились кое-каких успехов. Провидению нужно помогать. Наши успехи расположили к нам сердца руководителей государства, областной администрации. Я пригласил сюда государственных инспекторов. Они приехали, сами все увидели и тоже стали нам помогать.

В Беличе18 они почему-то не поехали, а если поехали, то ничего там не увидели, провидение не сработало, думает Франка; ей нужно освободиться от сомнамбулического оцепенения, в которое ввергли ее патетические речи дона Траины о величии его деяний.

А охваченный экстазом дон Траина продолжает говорить; взор его устремлен вверх, пальцы все время играют с висящим на шее медальоном. Поначалу Франка не обращает на это внимания — тик какой-то, и все, а потом уже не может отвести глаз от медальона, цепочку которого дон Траина накручивает на палец. На медальоне изображено странное растение, скорее, дерево, сразу не разберешь. Оно напоминает ей что-то знакомое, но что?

— А где же дети? И специалисты?

С момента своего прибытия девушки не видели никого; это монументальное сооружение напоминает грандиозный собор в пустыне.

— Сегодня суббота, весь технический персонал отдыхает, а дети переведены в новые здания. Я решил, что так будет лучше, поскольку завтра начинается семинар, и не хотелось бы их зря беспокоить: нервишки у них слабые.

Говоря это, дон Траина так и сверлит Франку взглядом. Девушка понимает, что проявлять чрезмерное любопытство опасно. Мелита совершенно сражена увиденным, но обе они никак не могут отделаться от странного беспокойства; железные решетки, конференц-залы, бассейн, залы телезаписи — и полное безлюдье. Ничего здесь не напоминает о благотворительной деятельности, какой они ее себе представляли.

Зачем городку нужна посадочная площадка для вертолетов? И эта новая больница, похожая скорее на гостиницу? Вопросы множатся, но ответа на них ни та ни другая не находят.

Они выходят из здания: за спиной у них — тщательно отреставрированная кирпичная стена старого дома, впереди до каменного забора тянется небольшая лужайка; там теснятся высокие кактусы, среди которых выделяется какое-то могучее растение с широкими листьями и длинным-предлинным стеблем, увенчанным цветком из длинненьких мохнатых метелок; цветок этот называют канделябром, а вот как называется само растение, Франка никак не может вспомнить.

За каменной оградой лишь небо, пустота. У девушки все еще стоит перед глазами иссушенная суровая местность, по которой они ехали сюда.

Кто такой Штиц? Где его искать? — думает она, заставляя себя не отвлекаться от главной цели, приведшей ее сюда. Она помнит, как Проккьо назвал Паоло городок и организацию — «Благие деяния в пользу убогих», — где должен быть Штиц. Может, Штиц тоже примет участие семинаре? А может, он — один из здешних специалистов? Или сам дон Траина? Он приехал сюда всего три года назад, в городке его раньше не видели и откуда он прибыл, не знают. До чего все странно!

Она понимает, что придется все же его порасспросить, пусть он даже и заподозрит неладное. — Как же вы здесь оказались? Почему остановили свой выбор именно на этом месте?

Дон Траина настороженно смотрит на девушку. А она старается придать своему лицу выражение самого невинного любопытства. Франка видит, как он нервно сжимает в руках медальон: даже побелели суставы пальцев. Его глаза темнеют.

— Это долгая история. Не думаю, что она может вас заинтересовать.

— Да что вы! Расскажите, пожалуйста. Вы такой… такой удивительный человек! — Мелита приходит на помощь подруге.

Дон Траина переводит взгляд на нее, словно стараясь разгадать ее намерения; потом, улыбнувшись, сдается:

— Видите ли, все началось с моего деда, а вернее, даже с прадеда. Этот дворец, — он делает широкий жест рукой, — эти руины, которых вы не могли не заметить при въезде в городок, некогда принадлежали князю Патерно. Мой дед, а до него мой прадед были в его доме слугами, садовниками, — ухаживали за княжеским садом. Мой отец привез меня сюда мальчишкой. Князья тогда уже здесь не жили. Все пришло в упадок, вот эта стена — ею были обнесены княжеские сады — тоже начала разрушаться. Из-за стены выглядывала лишь гордая вершина агавы. — При этих словах дон Траина переводит взгляд на медальон, висящий у него на шее. — Я велел вырезать агаву на своем медальоне, это мой талисман. Мысли об агаве, росшей по ту сторону стены, стали каким-то наваждением, они постоянна звали меня в эти края. Когда Пречистая Дева отвратила меня от неправедного пути и указала путь, идя по которому, я могу служить страждущим, я вспомнил о тяжкой доле моего деда — княжеского садовника, и это единственное уцелевшее с тех времен растение показалось мне своего рода символом. Я вернулся сюда.

Дон Траина, опустив глаза, смотрит на медальон. Но в голосе его слышится уже не смирение, а самодовольство.

— Понимаю, — говорит Франка растерянно.

Она действительно понимает, что, даже если этот чело-вех многое скрывает, история, которую он сейчас рассказал, — правда.

Неожиданно резкий смех дона Траины выводит ее из задумчивости.

— Провидение Господне безгранично, — продолжает он. — Возможно, вы действительно меня поняли. Но зачем копаться в прошлом? Вас привело сюда желание собрать материал для диплома. Только ли это? А может, провидение сейчас выводит вас на путь, которого вы пока еще не знаете, но который скоро перед вами откроется?

— Как знать? — Франку поражает двусмысленность ситуации. — Как знать? Провидению не возразишь.

Ты — Штиц, думает она. Неизвестно почему, но она в этом уверена. Агава, дедушка, миллиарды, о которых позаботилось провидение… Провидение ли?


Капитан привел в движение все рычаги, какие только мог, и сейчас испытывает беспокойство. Сидеть без дела ему трудно, а тут приходится ждать. Капитан позаботился о том, чтобы его люди сопровождали выехавшего в Геную Алесси, организовал кое-какую помощь журналисту, но так, чтобы тот ни о чем не догадался. Один из врачей признался следователю, который вел дело о Дондеро, что в течение десяти минут у дверей палаты раненого не было никакой охраны. Кто-то вызвал к телефону дежурившего там полицейского, но вызов оказался ложным. Полицейский подтвердил это. Следователь, заподозрив неладное, потребовал произвести экспертизу рук Дондеро и рабочего, погибшего в результате взрыва. Если бы бомбу подложили они, микроскопические следы материала, из которого она была изготовлена, остались бы у них в порах кожи. Анализ дал отрицательный результат. И вот сейчас следователь допрашивает Алесси. Допрашивает уже более пяти часов. Он вызвал также некоторых сотрудников, ответственных за службу безопасности на «Эндасе», и, как явствует из донесений, подученных капитаном, дело вроде бы сдвинулось с мертвой точки.

Капитан отгоняет от себя мысли об Алесси, сейчас его больше беспокоит девушка. Когда один из его агентов передал, что она отправилась в Катанию, он сразу сообщил об этом Фаэдо. Фаэдо позвонил на следующий же день.

— Сопито. «Благие деяния в пользу убогих». Тебе это ни о чем не говорит?

Капитан удивлен.

— А почему это название должно мне о чем-то говорить?

— Черт возьми! А еще шеф называется, «мозговой центр»! — В голосе Фаэдо слышится вызов. — Гуараши. Страница из сицилийского досье, на которой стояло слово «Агава» и которую он читал перед тем, как его убили. «Благие деяния в пользу убогих» — одна из организаций, финансируемых органами областного управления, и она упоминается на той же странице.

Капитана словно током ударило — вот оно! — Ну что делать теперь? — спрашивает Фаэдо.

— Все что хочешь, только добудь мне что-нибудь конкретное. Если тебе нужна помощь, говори. Проси что хочешь.

— Я сам обо всем позабочусь. У меня есть парочка электронных штучек, которые надо испытать в деле, — говорит Фаэдо.

— Ради Бога, будь осторожен. Малейшее подозрение — и все пойдет к чертям!

От воспоминаний об этом коротком разговоре, капитан вновь покрывается холодным потом. Фаэдо — один из лучших его сотрудников, но он слишком самоуверен и может наделать ошибок. Капитан пробует расслабиться, отогнать от себя тревожные мысли. Время контрольного звонка уже прошло.

И в эту минуту телефон оживает. — Да?

— Это я.

Слава Богу, он слышит голос Фаэдо.

— Рассказывай. Линия надежная?

— Говорю из автомата, — хихикнув, отвечает Фаэдо. — Я собрал все жетоны во всех шести здешних барах; и теперь могу звонить хоть целый день.

— Нашел что-нибудь?..

— Еще бы! Пришлось обследовать архивы трех муниципалитетов, но игра стоила свеч. Значит, так. Во-первых, «Благие деяния в пользу убогих» появились на свет три года тому назад, и это совпадает по времени с появлением денег на счету «Агавы». Во-вторых, бюджет этой организации — сто пятьдесят миллионов лир, и складывается он из государственных ассигнований. В-третьих, на работы по реставрации и на закупку оборудования за последние два года «Благие деяния» выложили около двенадцати миллиардов лир. Есть разница?

Капитан делает пометки в своем блокноте.

— Продолжай!

— В-четвертых… Тут я немного забуксовал. Вся махина — а ты бы посмотрел, что это за махина! — находится в руках некоего дона Джерландо Траины. Зовется он «доном», но на самом деле — брат-мирянин. Появился он в этих местах три года назад, откуда — неизвестно. Но я тут раскопал одну вещь: начальную сумму, которая была положена им в основу этого дела, он получил в качестве ссуды от сицилийских банков; гарантом выступал бывший министр обороны. Более того. Банки запросили сведения о нем у карабинеров катанийского легиона и получили безукоризненную характеристику. Я видел ее: все — сплошная липа, от первой до последней буквы.

— Вот это да!

— Теперь тебе придется положиться исключительно на мое чутье, поскольку в руках у меня нет ни единой улики. Итак, «Благие деяния» занимаются возвращением к нормальной жизни слепых и глухонемых, но, если верить слухам, здесь толчется много народу, не имеющего к этому делу никакого отношения; приезжают даже из-за границы. Кроме того, здесь проводятся какие-то странные научные семинары, о которых мне пока ничего не удалось узнать. Известно только, что по ночам сюда прибывают вертолеты: кого-то высаживают, кого-то увозят. Об этом ничего не спрашивай, потому что ничего больше я не знаю. Могу добавить только, что проводят эти семинары известные экономисты и политические деятели из правых, связанных, полагаю, с окружением бывшего министра обороны.

— Ясно. Давай свою идею.

— Ты только не смейся. Мне подсказал ее один почтальон. — Судя по тону, Фаэдо приготовился к обороне, но поскольку капитан молчит, он продолжает: — Какие-то странные дела связывают «Благие деяния» с одним римским книжным магазином, торгующим главным образом каталогами произведений искусства. Между ними чрезвычайно оживленная переписка. Но книги оттуда в Сопито никогда не приходят. Если бы магазин занимался литературой для неполноценных детей, я бы ничего не заподозрил. В общем, история с книгами по искусству мне кажется сплошной туфтой.

Капитан всегда доверял интуиции Фаэдо. Надо же, книги по искусству!

— Хорошо, я организую проверку. Дай название и адрес магазина.


Четыре автомашины останавливаются в заранее определенных местах. Первая и четвертая — в начале и в конце улицы: сидящие в них люди в случае опасности должны подать условный сигнал. Вторая и третья — перед книжным магазином на площади Фонтанелла Боргезе. Из второй выходят трое и направляются к двери со спущенными жалюзи. Это профессионалы: и десяти минут не понадобилось им, чтобы открыть дверь, не повредив замка, и отключить сигнализацию. Они проникают внутрь, затем аккуратно опускают за собой жалюзи и начинают методичный поиск. Дело не из легких. Проходит добрых полчаса, прежде чем один из них знаком руки подзывает к себе остальных. Сейф спрятан в одном из верхних углов помещения, за толстыми фолиантами. Но, даже убрав книги, не имеющие специальной подготовки люди не смогли бы обнаружить его. Стена сплошь оклеена обоями с замысловатым восточным рисунком, скрывающим очертания дверцы, которую можно только нащупать. Замочная скважина совмещена с черной пастью дракона на рисунке.

Все трое работают неторопливо, умело, пользуясь тонкими инструментами. Наконец дверца бесшумно открывается. Они фотографируют «поляроидом» содержимое сейфа, чтобы, уходя, оставить в нем все как было. Затем переносят пачки документов на стол и быстро переснимают их — листок за листком.

Когда трое выходят из магазина, опустив за собой жалюзи и вновь соединив проводки сигнализации, никаких следов их пребывания в магазине не остается. Четыре машины удаляются в сторону окраины. С начала операции прошло чуть больше полутора часов.


В шесть утра капитан все еще изучает доставленные ему тремя агентами фотоснимки. Он устал, горло саднит, пепельница полна окурков. Звонили из Генуи: в четыре часа утра следователь отпустил Алесси в гостиницу. Журналист валился с ног от усталости, но улыбался. Дожидавшимся его коллегам из генуэзской газеты он сказал всего несколько слов: «Дондеро убили. Ни он, ни находившийся с ним рабочий к покушению не причастны, они сами стали жертвами. Остальное вы узнаете завтра в магистратуре».

Капитан доволен. Теперь он может вплотную заняться «Агавой», теперь он уверен — все дело в человеке, скрывающемся под этой кличкой. Лежащие перед капитаном документы дают ему в руки ниточку, которая может завести далеко, но очень уж она тонка. Действовать надо осторожно. Не все ему ясно до конца, многое еще нужно проверить, но нет сомнений — Фаэдо засёк именно то, что требовалось. Дело взрывоопасное.

Капитан вновь просматривает фотокопию найденного в книжном магазине на площади Фонтанелла Боргезе списка имен.

Здесь фамилии и адреса, указанные «Благими деяниями в пользу убогих». Официально эти лица именуются обычными подписчиками, но капитан уверен, что за книгами, которые отправляют им из магазина, кроется нечто большее, чем любовь к искусству. Это адреса людей, внедрившихся в жизненно важные центры промышленности, политики и информации. Скорее всего, именно эти люди принимают участие в семинарах дона Траины. Что связывает сицилийское благотворительное общество, римский магазин и этих людей, пока не понять. Но он, как и Фаэдо, чует: здесь что-то есть — и от одного вида этого списка у него начинают чесаться руки.

Среди фотокопий он обнаружил еще один документ, заслуживающий особого внимания. Эта брошюра, которая, как указано в докладе агентов, прилагалась к списку. Капитан полагает, что тут не обошлось без шифровки. Он делает пометку для шифровальщиков и откладывает брошюру в сторонку.

Потом составляет краткую, но исчерпывающую докладную записку генеральному секретарю ЧЕСИС. К записке он прилагает задания для прокуратуры. Необходимо взять под контроль телефоны всех, кто в списке. Необходимо также установить подслушивающую аппаратуру во дворце «Благих деяний». И последнее — надо проверить финансовые дела «Благих деяний». Он уверен, что именно сюда стекаются денежки со счета «Агавы». Но нужны доказательства.

Загрузка...