Кира
Адреналин после полетов схлынул, оставив лишь приятную тяжесть в мышцах и дикое желание смыть с себя пот и дорожную пыль. Мой день был долгим: сначала лекции, потом эта сумасшедшая гонка в небесах с Ролдэном, и, наконец, быстрый ужин в гордом одиночестве.
Я направилась в общественные купальни женского крыла. В это время суток там обычно было пусто — приличные леди уже давно натирались маслами в своих комнатах, готовясь ко сну.
Я скинула одежду, обернулась полотенцем и, шлепая босыми ногами по мокрому кафелю, вошла в просторный зал с душевыми кабинками. Здесь стоял густой пар, пахло лавандой и мятой.
— Наконец-то, — выдохнула я, предвкушая горячую воду.
Я выбрала дальнюю кабинку, повесила полотенце на крючок и потянулась к вентилю. Но не успела его повернуть.
— Ну надо же, кто пришел, — знакомый, тягучий голос, пропитанный ядом, разрезал тишину. — Наша летающая выскочка.
Я медленно обернулась.
У входа, перекрывая путь к отступлению, стояла Эммилия. По бокам от неё, как верные цепные болонки, жались Беатрис и Шарлотта. Все трое были в банных халатах, но на лицах — боевой раскрас презрения.
— Чего тебе, Эммилия? — устало спросила я. — Если пришла просить автограф, то у меня нет с собой ручки.
Блондинка скривилась, словно съела лимон. Она шагнула ближе.
— Ты слишком много о себе возомнила, Вуд, — прошипела она. — Я видела тебя сегодня на башне. Видела, как ты висла на Алене. Думаешь, если он один раз спас твою жалкую шкуру от падения, то теперь ты особенная?
— Я не висла, я спасала нас от столкновения, — спокойно поправила я, хотя внутри начал разливаться холодок раздражения. — Это называется "маневр уклонения". Хотя откуда тебе знать? Ты же летаешь только во сне.
— Закрой рот! — взвизгнула Беатрис. — Ты — грязь, Вуд! Ты позоришь нашу академию одним своим присутствием. Нищая, безродная замарашка в рваной мантии.
— Ален просто пожалел тебя, — подхватила Эммилия, и в её глазах я увидела то, что было истинной причиной этой сцены. Ревность. Жгучую, черную, иррациональную. — Он сын герцога. Привык быть благородным с убогими. Но не думай, что Ален смотрит на тебя как на девушку. Для него ты — просто забавный зверек. Цирковая обезьянка на доске.
Слова ударяли больно, метя в самые уязвимые места Лианы. Но я была не Лианой.
— Обезьянка, говоришь? — я сделала шаг навстречу. — Странно. А мне показалось, что он смотрел на меня с интересом. С таким, каким на тебя не посмотрит никогда, сколько бы папиных денег ты на себя ни навесила.
Лицо Эммилии пошло красными пятнами.
— Ах ты дрянь! — она вскинула руку. Магии в купальнях применять было нельзя, блокираторы глушили сильные заклинания, но бытовые чары работали.
Из душевых леек вокруг меня вдруг ударила ледяная вода. Струи хлестнули по кафелю, обдавая брызгами.
— Остудись, нищенка! — захохотала Шарлотта. — Тебе полезно! Может, смоешь с себя этот запах дешевизны!
Вода была ледяной. Обычная девушка взвизгнула бы и сжалась. Лиана бы заплакала. Я же просто стояла под ледяными брызгами и смотрела на них. Вода текла по моему лицу, по плечам, но я не чувствовала холода. Чувствовала силу. Мою стихию.
Я медленно подняла руку.
Вода, которая должна была литься на пол, вдруг замерла в воздухе. Капли остановились, зависнув, как хрустальные бусины.
Смех подружек оборвался. Эммилия попятилась, её глаза округлились.
— Что... что ты делаешь? Блокираторы...
— Блокираторы глушат боевую магию, — тихо произнесла я, и мой голос эхом отразился от стен, звуча тверже стали. — А это не боевая магия, Эммилия. Это просто... контроль температуры.
Я сжала пальцы.
Зависшие капли мгновенно превратились в острые ледяные иглы. Их были сотни. И все они развернулись остриями в сторону троицы.
Температура в купальне рухнула градусов на двадцать. Пар исчез, осев инеем на стенах. Зеркала покрылись морозными узорами.
— Ты сказала, что я грязь, — я сделала шаг вперед. Иглы двинулись вместе со мной, образуя вокруг меня ореол смертоносной короны. — Сказала, что я замарашка. Но знаешь, в чем разница между нами? Грязь можно смыть. А вот гниль внутри, — я посмотрела прямо в глаза Эммилии, — не отмоешь никаким шампунем.
Беатрис всхлипнула и вжалась в стену. Шарлотта дрожала, и не только от холода. Эммилия пыталась сохранить лицо, но её нижняя губа предательски тряслась.
— Ты не посмеешь, — прошептала она. — Тебя исключат...
— Мне нечего терять, — я улыбнулась, и эта улыбка, судя по их лицам, была страшнее ледяных игл. — Я уже умирала, детка. Один раз. Думаешь, меня испугает отчисление или твои жалкие угрозы?
Миг. Я щелкнула пальцами.
Иглы со звоном упали на пол у их ног, рассыпавшись в ледяную крошку. Но одна, самая крупная, пролетела в миллиметре от щеки Эммилии и вонзилась в кафель стены позади неё.
— Это было предупреждение, — сказала я почти ласково. — Еще раз вы посмеете что-то вякнуть в мою сторону, еще раз попробуете устроить мне ловушку или оскорбить — и я размажу вас по этим же стенам. Даже глазом не моргну. Усекла?
Эммилия судорожно кивнула, бледная как полотно.
— Пошли вон, — тихо скомандовала я.
Они вылетели из купальни быстрее, чем пробки из бутылок, поскальзываясь на мокром полу и визжа.
Я осталась одна в звенящей тишине. Глубоко выдохнула, отпуская магию. Иней на стенах начал таять.
Я подошла к своей душевой, повернула вентиль и встала под горячие струи. Вода смывала напряжение, но внутри меня все еще звенела сталь.
— Ну что, Ален Ролдэн, — прошептала я, закрывая глаза. — Твои фанатки становятся все агрессивнее.
Гонка становилась все опаснее, но я никогда не любила легкие трассы.