Академия льда и пламени

Глава 4. Счета и шипы

Кира

На следующее утро, когда мышцы еще ныли после махания киркой на полигоне, в мою дверь постучали. Точнее, не постучали, а деликатно поскреблись.

На пороге лежал конверт. Плотный, кремовый, с гербовой печатью академии Олвэндж.

«Адептке Лиане Вуд. Срочно явиться в деканат. Кабинет проректора по хозяйственной части».

Я вздохнула, потирая виски. Конечно. Я разнесла оконную раму, заморозила полкомнаты и надеялась, что никто не заметит? Наивно, Кира. В этом мире, может, и есть магия, но бюрократия, судя по всему, бессмертна в любой вселенной.

Я оделась, стараясь выглядеть прилично (насколько это было возможно в мантии с пятнами от вчерашней работы и с самодельным разрезом на юбке), и вышла в коридор.

Путь до административного крыла был похож на проход по пит-лейну вражеской команды. Адепты, спешащие на завтрак, провожали меня взглядами. Кто-то шептался, прикрывая рот ладонью, кто-то откровенно пялился и хихикал.

— Смотри, это та самая, Ледяная Катастрофа, — донеслось до меня.

— Говорят, она живет без окна, как пещерный тролль.

— А я слышала, она вчера до позднего вечера махала лопатой. Так ей и надо! Дикарка.

Я шла с прямой спиной, глядя строго перед собой. Пусть шепчутся. Мне плевать! Корчат из себя черте кого! Кем бы ори были, если бы не их родители?!

Деканат встретил меня прохладой, запахом воска и старой бумаги. Секретарь, сухая женщина с пучком на голове и длинным носом, молча указала на массивную дубовую дверь.

В кабинете проректора было богато. Ковры, в которых утопали ноги, картины в золотых рамах, массивный стол из красного дерева. За ним сидел господин Вариус — тучный мужчина с двойным подбородком и маленькими, цепкими глазками.

— Адептка Вуд, — он даже не поднял головы от бумаг. — Проходите. Садиться не предлагаю, разговор будет коротким.

Я встала напротив стола, сцепив руки за спиной.

Вариус наконец соизволил посмотреть на меня. Он взял со стола длинный лист пергамента и развернул его. Лист скатился до самого пола.

— Итак, — начал он скучным голосом. — Оконная рама из мореного дуба — одна штука. Стекло закаленное, зачарованное от ветра — две штуки. Штукатурка в жилом помещении. Магическая чистка ковра от... — он прищурился, — ...ледяной крошки и воды. Итого, адептка Вуд, вы нанесли академии ущерб на сумму триста золотых дафонов.

Он назвал цифру так, словно это была мелочь. Но внутри меня все похолодело. О такой денежной валюте я слышала впервые, но из воспоминаний Лианы знала, что озвученная сумма чертовски велика! И самое печальное здесь было то, что взять ее неоткуда!

Судорожно обратилась к памяти Лианы. Триста дафонов? Это же… годовой доход малюсенькой аптеки её родителей. Если я напишу им об этом, у отца с матушкой случится удар. Эти люди были мне чужими, но расстраивать их все равно не хотелось. Достаточно того, что я заняла тело их дочери.

— У меня нет таких денег, господин проректор, — твердо сказала я, глядя ему в глаза.

Вариус хмыкнул, откидываясь в кресле.

— Я так и думал. Стипендиаты... Вечно от вас одни убытки. Но, адептка, правила есть правила. Либо вы платите, либо отчисляетесь с взысканием долга через суд с вашей семьи.

Я сжала кулаки так, что ногти впились в ладони. Нет. Я не позволю вышвырнуть себя. И не позволю разорить семью этой девчонки.

— Должен быть другой вариант, — сказала я. — Отработка. Трудовая повинность. Что угодно.

Проректор постучал пальцами по столу, разглядывая меня как диковинную зверушку. — Отработка? Хм. Обычно мы не практикуем такое для девушек. Но учитывая ваш... специфический талант к разрушениям и физической работе, который вы продемонстрировали вчера на полигоне... — Он вытащил из стопки другой лист. — У нас нехватка рук в оранжерее. Старый садовник жалуется, что студенты слишком нежные, чтобы ухаживать за хищной флорой. Адепты боятся запачкать мантии.

— Я не боюсь грязи, — отрезала я.

— Прекрасно. Тогда условия таковы: каждый день, после лекций, с шести до девяти вечера вы поступаете в распоряжение мадам Фиоры. Срок — три месяца. Если пропустите хоть день или испортите хоть один цветок — отчисление. Согласны?

Три месяца без свободного времени? Три часа вкалывать каждый вечер после учебы? Это был жесткий график. Но я привыкла к марафонам. Тем более друзей здесь у меня не имеется, чтобы переживать из-за прогулок с ними.

— Согласна!

— Вот и славно, — Вариус поставил размашистую подпись на пергаменте. — Приступайте сегодня же. Окно в твою комнату поставят к вечеру.

Благодарно кивнув, я вышла из деканата и поняла, что у меня есть еще пара часов до лекций, а живот предательски урчит. Нужно было заправиться. Со вчерашнего дня маковой росинки во рту не было.

Кира

Столовая академии Олвэндж напоминала бальный зал: высокие своды, парящие под потолком свечи, длинные столы, уставленные серебряными блюдами. Здесь пахло жареным мясом, свежей выпечкой и... снобизмом.

Я взяла поднос и встала в очередь на раздачу. Кухарка, дородная женщина в белом колпаке, шлепнула мне в тарелку порцию рагу и, покосившись на мою мантию, добавила черствый кусок хлеба.

— Следующий! — гаркнула она.

Я развернулась с подносом в руках, ища свободное место. Зал был полон. Гул голосов, звон приборов, смех. Но стоило мне сделать шаг в проход, как вокруг меня образовалась зона тишины.

Разговоры смолкали. Головы поворачивались.

Я направилась к ближайшему столу, где с краю было пустое место. Но едва приблизилась, сидевшая рядом девица — кажется, с факультета Зельеварения — демонстративно бросила на свободный стул свою сумку.

— Занято, — процедила она, даже не глядя на меня.

Я хмыкнула и пошла дальше.

Ситуация повторилась у следующего стола. И у следующего. Парни отворачивались, делая вид, что увлечены беседой. Девушки брезгливо поджимали губы и сдвигались плотнее, закрывая собой свободное пространство, словно защищали крепость от вторжения варвара.

Я чувствовала на себе десятки взглядов. Колючих, насмешливых, презрительных.

— Смотрите, она ищет, куда приземлиться, — громко шепнул кто-то.

— Пусть ест на полу, там ей самое место.

— Или на улице, в собачьей будке.

Мне захотелось швырнуть поднос в стену. Или заморозить их суп прямо в тарелках. Ярость, холодная и острая, поднялась в груди.

«Спокойно, Кира, — одернула я себя. — Не дождутся. Ты не покажешь им, что тебе больно!»

Я высоко подняла голову, расправила плечи и прошла через весь зал к самому дальнему углу, где у сквозящего окна стоял маленький, шатающийся столик на одного.

Я села, с грохотом опустив поднос. Спиной ко всему залу.

— Приятного аппетита, Вуд, — пробормотала я себе под нос, вгрызаясь в жесткий хлеб. — Ешь. Тебе нужны силы.

Одиночество было горьким на вкус, похуже местной каши. Но я знала одно: лучше сидеть одной за шатким столом, чем выпрашивать место рядом с теми, кто считает тебя грязью.

Вечерняя смена в оранжерее началась ровно в шесть. Оранжерея была огромной стеклянной конструкцией, примыкающей к южному крылу. Внутри было жарко, как в сауне, и пахло прелой землей, сладким нектаром и чем-то гнилостным.

Мадам Фиора оказалась крошечной старушкой, с ног до головы закутанной в зеленую шаль, из которой торчал только острый нос.

— Новая жертва? — проскрипела она вместо приветствия, когда я вошла. — Ну-ну. Вариус прислал мне худышку. О чем он только думал, старый дурак?! Тебя же сожрут!

— Я… невкусная, — буркнула я. — Кхм… Что мне делать?

— Вон там, — она махнула сучковатой рукой в дальний угол, где шевелились какие-то лианы. — Зубастые гиацинты линяют. Нужно собрать старую чешую и подкормить их навозными жуками. Перчатки в ведре. Если откусят палец — я не виновата, надо было двигаться быстрее.

Ошарашенная услышанным, я осторожно подошла к грядке. Гиацинты были размером с мою голову, ярко-фиолетовые, и у них действительно были зубы. Здоровые такие! Они клацали челюстями, издавая звуки, похожие на кастаньеты.

— Ну привет, уродцы, — сказала я, натягивая толстые драконьи перчатки. — Будем считать, что это техобслуживание. Замена масла и фильтров.

Первый цветок попытался тяпнуть меня за запястье. Я рефлекторно дала ему легкий щелбан по бутону. Цветок обиженно зашипел и втянул лепестки.

— С характером, — усмехнулась я. — Мне нравится.

К девяти вечера я была выжата как лимон. Мантия промокла от пота, волосы прилипли к лицу, а от рук пахло удобрениями так, что даже магическое мыло вряд ли справится с первого раза. Спина гудела.

Зато долг начал уменьшаться. День первый из девяноста.

Я вышла из оранжереи в прохладу вечера, жадно глотая воздух.

— Ничего, — прошептала я звездам. — Это просто еще один круг гонки. Сложный участок трассы. Пройдем.

У меня не было денег, не было связей, и репутация была ниже плинтуса. Зато у меня имелись руки, которые не боялись работы, и упрямство, которого хватило бы на десятерых.

Я побрела в общежитие, мечтая только о душе и кровати. А завтра снова в бой. Учеба, столовая с её крысиными взглядами, лед и зубастые цветы.

Отличный график для чемпионки.