Академия нечисти: пленных не берем [СИ]

Квест 26: Испытать беспощадную взаимность

Лоран и я одинаково решили никого на помощь не звать. Да и начальнику столовой такое скопление народа явно не пришлось бы по душе. Он и на меня-то глянул скептически, однако возражать не стал. Оба мы чувствовали заметную неловкость – легко объяснимую, если учесть груз невысказанного, который нас обоих давил. Странная ситуация, признаться честно: наши чувства взаимны, мы действительно хотим быть именно здесь и именно вдвоем, но очень старательно избегаем целого ряда тем. Я не скажу Лорану о том, что подслушала его разговор. А он не скажет о своих подозрениях на мой счет. Ничего из этого мы не сделаем, ведь не хотим испортить хрустальный момент беспечной близости.

И именно потому выдумывали безопасные темы для болтовни.

– Лоран, – я только принялась за свою стопку тарелок, – а давай попробуем повторить ваш трюк? Что там Вайд делал, как устроил в мойке посудную мешанину? Если нам удастся, то справимся в пять раз быстрее!

Он посмотрел на мои руки и сосредоточился:

– Ну, если ты действительно хочешь управиться быстрее, тогда наливай больше воды – испытаем. Хотя на мой взгляд, нам бы, наоборот, придумать что-нибудь такое, чтобы справиться в пять раз медленнее. В идеале – прокопаться тут до утра, а потом вместе встречать рассвет. Есть надежда, что обоих разморит до полной потери контроля – и не заметим даже, кто первый полез целоваться.

Я усмехнулась, но не от задорного настроения, а чтобы скрыть легкое смущение. Ведь в Лоране мне это и нравится: он бывает как-то слишком открыт в выражении эмоций. Хочешь не хочешь, а все вывалит – и наблюдает, как я буду реагировать. Он смакует мои реакции, ловит каждую и наслаждается даже малейшим эффектом. И все-таки я запустила поток воды сильнее, после чего начала спускать грязную посуду в мойку. Но это совсем не то, что вытворял Вайд – пока никакой магической пены и бурлящего движения, подвластного лишь моим пассам.

– Теперь повторяй «раманни», – подсказал Лоран следующий шаг. – Как только ощутишь легкую вибрацию, то добавляй звук «с-с». Собственно, той «с» ты и будешь поддерживать процесс дальше.

– Это магия воздуха? – уточнила я, примеряясь пальцами, чтобы начать.

– Вряд ли. Скорее всего, нестихийное заклинание.

– Нейтральное, значит… Вот бы мне побольше таких, – я ответила и сразу приступила к делу: – Раманни! Раманнис-с-с!

Сработало почти мгновенно. Вода вдруг сама запенилась, пошла вверх белесыми пузырями, а ведь я мыла-то капнула всего ничего! Тарелки в пене завозились лениво, но, подчиняясь моей настойчивой длинной «с», поплыли, замешались, будто вытанцовывая или соревнуясь, какая выберется из мыльной пены первой. Получалась очень ненапряженная работа – мне даже почти не приходилось ничего контролировать. Лишь наблюдать за посудными танцами со стороны и иногда, когда блюдцам приспичивало вновь улечься на дно, подгонять их одним звуком.

– Шикарно! – выдохнула я. – Наконец-то я ощущаю полное академическое образование. Теперь подхватывай чистые и ополаскивай свежей водой!

Лоран вздохнул:

– Как обычно – маги только языком неспешно водят, а мне работай по старинке.

– Так в этом и есть смысл всей магии! – рассмеялась я. – Но разве ты и такое заклинание не осилишь?

Последний вопрос прозвучал с подтекстом. Конечно же, я прямо спросить не могла, но мне требовалось подтверждение тому, в чем я уже почти была уверена. И потому спрашивала будто невзначай. Лоран же не юлил, а лишь пожал плечами:

– Осилю. Но не вижу необходимости. Я вообще думаю, что колдовство решает многие проблемы, но если его слишком много, то жизнь становится скучной. Что преодолевать, если любой вопрос закрывается щелчком пальцев? Чего хотеть, если всё, что вообще в мире возможно, уже получено?

И хоть сказано это было самым беззаботным тоном, я уловила серьезность. Не уверена, что Лоран имел в виду нечто конкретное, потому просто продолжила заданную тему:

– У любой магии есть ограничения. Ты все равно не получишь вообще всё.

– С последним согласен. Но магия без ограничений существует.

– Ты о чем?

Я так заинтересовалась, что вообще забыла о необходимости подгонять пенные пляски, и тарелки начали медленно погружаться на дно мойки. Но Лоран тоже теперь смотрел только на меня и отвечал размеренно, чтобы не пропустить даже движения моих ресниц:

– Ни о чем определенно, просто теоретическая болтовня. У каждого мага есть резерв – предел его возможностей. Принцип гармонии, как раз для того, чтобы для каждого оставалось хоть что-то невозможное, иначе он рано или поздно начал бы подыхать от скуки. Но если этого предела не существовало бы, то для гармонии природе пришлось бы придумать какую-то немыслимую цену за такой дар. К примеру, неограниченная сила дана, но потом забирается вместе с жизнью. Вот тогда вкус жизни потерять действительно трудно – не успеешь.

У меня голос от волнения задрожал, но я снова подняла пену резким «Раманнис-с-с». И за секунду сформулировала вопрос так, чтобы он тоже прозвучал лишь философскими размышлениями на отстраненную тему:

– Разве есть в истории упоминания о магах с неограниченной силой?

– В истории нет, в предсказаниях – да. Я просто выдвигаю абстрактные размышления, исходя из своих знаний по предмету «Теория магической гармонии». Да-да, я тут в академии еще иногда и учусь, а не только веселюсь. Слушай, Лита, давай уже активнее вороши посуду, мне ополаскивать нечего!

Поняв, что таким образом он вопрос закрыл, я замолчала. И ведь он явно в точности описывал предсказание – сильнейший маг целиком вберет в себя прорыв, но погибнет. Рассуждения его применимы и к другим ситуациям, хоть и не в такой абсолютной безнадежности. Например, в Оланире сильнейшими магами являлись выходцы из стаи Воронов – им и пришлось быть на передовой, а потом уйти к прорыву, чтобы буквально собой закрывать от него мир и отодвигать катастрофу. Чем больше дано, тем больше небеса и спросят.

– Ты о чем так глубоко задумалась, Лита? – отвлек меня Лоран от мыслей. – Не обо мне же?

– О тебе, на самом деле, – призналась я. – За все время нашего знакомства я кое-что поняла о твоем характере. Ты живешь сегодняшним днем, никогда не думаешь о том, что случится хотя бы через неделю. Именно поэтому ты постоянно ищешь приключений и веселья – как будто хочешь успеть пережить как можно больше эмоций прямо сейчас.

– И чем же ты себе это объясняешь? – теперь уже он провоцировал меня на более конкретное продолжение.

Я остро ощущала близящийся предел – всего, что здесь происходит. И, вполне вероятно, этот разговор между нами останется последним, настолько ощутимо я чувствовала тяжесть скорого конца, хотя пока для себя его никак не обозначала. Потому забыла о работе, повернулась к Лорану, посмотрела в глаза и пошла на огромный риск, осмелившись задать вопрос прямо в лоб:

– Скажи, может ли быть такое, что один бездарный третьекурсник, вынужденный пользоваться переносным резервом, на самом деле является сильнейшим в истории магом? Даже сильнее собственного могущественного отца, равных которому не было уже тысячу лет.

– А что зависит от моего ответа? – он тоже наконец-то перестал кого-то из себя разыгрывать и сделался серьезным.

– Многое, – ответила я, подумала и исправилась: – Всё зависит.

Темные ресницы опустились, чуть прикрывая синие радужки – это выражение глаз я уже знала, оно означало полную сосредоточенность:

– Поэтому ты здесь, Лита? Ты искала меня? Зачем же, если не секрет? Ты – шпионка или солдат регулярной армии? Что Оланиру от меня нужно?

Он не ответил, просто засыпал меня своими вопросами. И у меня не было выбора, кроме как продолжать в том же духе:

– То есть это правда? Твоя сила больше, чем у Верховного Мага империи? Но как это возможно при отсутствии резерва?

– Я этого не говорил, ты сама додумала. Но тебе все еще не пришло в голову, что резерв – это просто емкость? Он же ограничитель. Какого бы объема сумку ты ни носила с собой, вещей во всем остальном мире поместится больше, чем в твоей сумке.

Вот это уже был ответ. У меня в груди мелко-мелко затряслось. Возможно, так душа забилась о ребра, все же осознав то, что было давно очевидно. И ей не хотелось этого знать, не хотелось верить. У меня голос сдал:

– И ты знаешь о предсказании…

Лоран перебил:

– Кажется, о нем знаешь и ты. Итак, Лита, в итоге этими кругами мы подошли к главному. Повторяю вопрос: что же Оланиру от меня нужно? Потому что я не сомневаюсь, что ты явилась сюда по чьему-то приказу – ваших генералов, Совета Знающих или бесы разберут кого еще. Я хотел твоей безусловной взаимности, чтобы ты сама начала обо мне заботиться и сама обо всем рассказала. Прямо сейчас я ставлю на кон всё – скажи, я задаю эти вопросы в правильное время? Так чего от меня хочет старый враг, если прислал сюда тебя?

В правильное время. Ничуть не поспешил. Хотел не хотел, но и его партия сработала, ведь мне сейчас далеко не все равно. А Оланир хочет, чтобы ты погиб намного раньше, чем мог бы. Чтобы пошел добровольно защищать землю старых врагов, а не ждал здесь – в подарок, возможно, получив еще годы жизни. Сколько стоит неделя, месяц, год? Сколько стоит возможность обзавестись детьми и оставить после себя хоть какой-нибудь след? Я не знала, в каких монетах или благах оценивать такие вещи, потому ничего вслух и не произнесла.

Преодолевая заторможенность, резко шагнула к Лорану, схватила за переносной резерв и дернула, разрывая цепочку. Притом смотрела снизу в глаза, пытаясь сказать хоть что-то внятное. Но никакие слова моей внутренней бури обрисовать не могли. Не найдя подходящих, я просто его поцеловала.

Лоран ответил, положил ладони на мое лицо, но через несколько секунд резко выдохнул и отстранился. Выдавил из себя вымученную улыбку:

– Не то чтобы я был против, но мешают сомнения, что ты так просто уходишь от ответа.

Я сморгнула с глаз накатившую боль и решилась высказаться:

– Ты намеревался меня влюбить в себя, так празднуй триумф. Вот я, перед тобой, открыто признаюсь, что ты мне нравишься, бездарный или, вернее, самый одаренный сын империи. Нравишься настолько сильно, что я назвала бы это любовью, если бы не боялась, что потом задохнусь, если произнесу это вслух. У тебя получилось – я уже наболтала больше, чем имела право. Потому целуй меня так, словно это последняя возможность, а не спрашивай. Ведь слова уже ничего не решат, верно? Зачем тебе слышать, что я пришла с добром, но злом конкретно для тебя, а теперь надеюсь, что эту грязную работу сделает кто-нибудь другой?

Поскольку он так и застыл, все еще в чем-то сомневаясь, я сама снова потянулась к его губам. Но Лоран бездумно отстранился, попытался что-то сказать, а мне пришлось перебить шутливой угрозой:

– Оланирцы пленных не берут, но силу применить я сумею. Сам же меня в этом подозреваешь, так что сдайся без болезненной проверки.

Но его все еще тревожили сопутствующие обстоятельства – будто бы они были важны. Будто бы они были важнее того, что между нами уже случилось и отмене не подлежит – и болеть это будет очень долго. Быть может, до конца жизни не забудем. Особенно если жизнь окажется столь короткой, что уже мельтешит на горизонте феерическим финалом. Лоран же все еще спрашивал о несущественных мелочах:

– Лита, ты вряд ли родилась в стае Синиц… Может, расскажешь о себе хоть что-то? Ну, раз мы все равно друг в друга вляпались без оглядки? Пойми же, что я уже сорвался в пропасть, все равно уже не остановлюсь, но подари мне хоть какое-то облегчение – скажи, что ты не враг мне или империи…

Я обхватила его за шею, прерывая почти бессвязный словесный поток, притянула к себе, скользнула языком по губам, приоткрывая. Лоран задрожал – не выдержал и ответил, перехватывая инициативу. Я не сразу поняла, что с его дрожью задрожали и стены – слабая, едва заметная вибрация всего пространства вокруг. Даже не открыла глаза, чтобы изумиться такому чуду. А если бы открыла, то стало бы не так горячо от страсти, а тихо и пусто – от осознания, что больше нет вариантов. Когда дрожит этот худощавый, красивый, но довольно обычный с виду парень, когда он окончательно запутывается в эмоциях, то даже мир вокруг начинает резонировать. Он, способный взмахом руки тьму обратить в свет, предпочитает вечерами мыть посуду, а с каждым новым утром придумывать забавные проказы с друзьями. Каждый его день важен, потому что их осталось мало. Он не влюблялся раньше, чтобы не оставлять любимую потом с растерзанным сердцем, когда его не станет. А потом в его жизни приключилась Лита Ворон, имени которой он даже не знает. И Лоран определенно имеет право побыть счастливым с ней хоть сколь-нибудь времени, особенно когда сама она мечтает о том же – быть счастливой рядом с ним.

Я не стала останавливать, когда его пальцы принялись быстро расстегивать пуговички на моей рубашке. Лишь приоткрыла глаза и заглянула в его – сейчас от желания черные. И когда, в какой момент избалованный мерзавец превратился для меня в самого близкого человека на белом свете? Вздрогнула, когда поняла, что не ошиблась в недавних ощущениях – пространство вокруг пульсировало. Это можно было увидеть слабыми колебаниями поверхностей, но ощутимее получалось чувствовать. Все вокруг билось дробно, совпадая со стуком моего сердца. Или это так сердце Лорана стучит? Все быстрее – ту-дук, ту-дук. Оно провоцирует все вокруг подстраиваться, что означает, что Лоран окончательно перестал контролировать себя и свою магию.

Я снова закрыла глаза, подставляя шею под жаркие касания. Не очнулась, а наоборот, окончательно погрузилась в заразное вожделение, когда ощутила его пальцы на голой горячей коже. Лоран подхватил меня, поднял – и я не стала обращать внимания, куда он меня несет. Столовая, куда в любой момент может кто-то нагрянуть – не самое романтичное место, чтобы отдаться без остатка любовному порыву, но не в моем случае. Я уже тогда знала, что эти минуты, эти капли боли и удовольствия – последние. И самые важные до конца моих дней.

Придавленная жарким телом к стене, я не вскрикнула, когда он рывком вошел в меня. Эта боль не имеет значения в сравнении с болью настоящей, которую уже не переживешь. Я лишь задурманенным взглядом отыскала его губы и снова потребовала поцелуй. Красивая и печальная история страсти, которая заполняет целиком тело и мысли, выдавливает все остальное. Жаль, что и у нее есть финал. Мое рваное дыхание перемешивается с его хриплыми стонами, нарастает темп вместе с ощущениями. Кажется, я даже не издаю притом ни звука – пусть все останется во мне, невыкрикнутое, невысказанное, только мое.

И, конечно, потом нам придется о чем-то поговорить. О том, что мы только что совершили. О бесстыдстве, о неподходящей обстановке, об этом парном танце, где вел Лоран, но я оказалась лучшей для него партнершей. Но для этих реплик нам возможности не дали.

– Да вы спятили! – заорал со стороны господин Хогс. – Совсем из ума выжили! Позорище какое-то, где ваше воспитание?! Вы что, инкубы, чтобы себя так вести?! Даже до их корпуса добежать не смогли?! О духи, мои глаза!

Лоран меня даже из рук не выпустил, зато усмехнулся в самые губы:

– Кажется, нас застукали. Неловко получилось.

А мне что? Стесняться теперь? Тут академия нечисти – уж начальник столовой и не такое повидал. Потому я церемонно поцеловала парня в губы и напомнила:

– Мы даже посуду не домыли. Действительно, позор на нашу голову.

Лоран со смехом отступил, пошел к тому месту, где мы раскидали одежду. Я одевалась все-таки чуть быстрее него, хотя начальник старательно отводил глаза. И притом истошно верещал:

– Синица, одевайся и выметайся отсюда! Чтобы я больше ни тебя, ни твоей задницы здесь не видел! Лоран, а ты куда намылился? Заметил, что рожа у тебя больно довольная – так иди вместе с этой рожей домывать посуду!

Лоран успел схватить меня за руку, притянуть к себе и шепнуть в волосы:

– Возьми ключ, подожди в моей комнате. Там можно неплохо вздремнуть, пока я здесь закончу с посудой. Поверь, я не буду тянуть время, как обычно.

Я неопределенно пожала плечами и поспешила на выход, пока господина Хогса не разорвало на кучу маленьких озлобленных начальников, на старости лет ставших свидетелями немыслимого непотребства.

По безлюдной дорожке до магического корпуса я бежала, стараясь пока не вспоминать об ощущениях – они только собьют с мысли. Я совершила оплошность – в том смысле, что Ирме теперь будет еще сложнее приворожить к себе Лорана. Хотя у нее и раньше успехи не были особо значительными. Ведь здесь всегда была я – помеха, которая по множеству причин сделала простой план сложным. Однако об ошибке я не жалела. Быть может, когда-нибудь потом буду сокрушаться о собственной слабости, но точно не сегодня.

Сначала все-таки заглянула в комнату Лорана. Даже не знаю толком зачем, уж точно не попрощаться с мебелью. Но меня некоторое время мучили воспоминания о каком-то сюртуке – последней вещи, которую я могла вспомнить перед провалом в памяти. В тот раз он лежал на спинке кресла, но сейчас пришлось заглянуть во все шкафы и обнаружить его далеко не сразу. Скомканный сюртук почему-то валялся в самом низу, среди нескольких пар обуви. Я развернула, повела пальцами по вышивке, споткнулась о грязь. Что это? Высохшая кровь? Не моя ли случайно, если я только его перед пустотой и помню? Еще и порван на рукаве – а такую добротную ткань непросто испортить. В этой вещице содержалось важное, я это теперь всей кожей чувствовала. Что-то о дне землетрясения. Но я горько усмехнулась и для самой себя покачала головой. Какая теперь разница? Зачем мне знать подробности? Как ни крути, но больше ничто не может изменить главного, любая лишняя информация – лишняя.

Никогда у меня не возникало желания присваивать чужие вещи, но сюртук я свернула и забрала с собой. Прости меня за этот грех, Лоран. Мне просто нужно хоть что-то, чтобы в минуту слабости сжать в руках и вспомнить о тебе.

Сфера связи была полностью заряжена, а Знающий ответил мгновенно. Я сухо пересказала события нескольких последних дней, а заканчивала очень уверенным голосом, не имея сил даже повысить тон:

– Я просто не смогу. Я должна привести любимого человека к месту его смерти. И знаю, что на кону жизни всех моих соотечественников. Но в самый важный момент я могу дрогнуть и все испортить. Мне стоит уйти хотя бы потому, что я боюсь не выполнить эту ответственную работу, хотя не имею на это права. Да, я провалилась, я усложнила задачу Ирме, меня раскрыли, но все это ерунда в сравнении, если я не смогу позволить Лорану умереть. Я еду домой, Знающий, там мои руки еще пригодятся…

Он пытался отговорить, и я не стала слушать. Знающий взывал к моему разуму, к чувству ответственности, напомнил о том, что в Оланире остались мои друзья и родные – и если именно я легче уговорю Лорана, чем это удастся Ирме, то мне стоит прижать все свои чувства и сделать важное дело. Но я уже знала, что не смогу. Да, Лорану суждено погибнуть, но я просто не смогу взять его за руку и обманом или правдой привести к той точке, где уже лет двадцать живет и с нетерпением ждет его появления смерть.

– Из тебя плохой Ворон, Лита! – ввернул Знающий последний аргумент.

Но я возразила совершенно спокойно:

– Неправда. Мой отец, Первое Крыло, был отличным Вороном, в хладнокровии ему не было равных. Но и он не смог бы собственной рукой убить кого-то из любимых. У каждой силы – и силы воли, в том числе – есть ограничения. В этом гармония.

Я не разрешила себе напоследок разыскать Ирму, не могла так рисковать. Конечно же, не постучала к Виоле, даже не сбавила шага перед ее дверью, просто ощутила, как слабо кольнуло в груди. Из академии все еще не выпускали, потому я пошла в знакомую рощу, нашла самый закрытый участок стены, посмотрела в темное небо под куполом, содрогнулась от мысли, что снаружи должно быть очень холодно, и ударила пластом воздуха с двух сторон. Спуститься с обратной стороны было еще проще. Я знала, что сработают охранки – господин Шолле после землетрясения их все обновил, но меня поймать уже не смогут. Прыгнула далеко вперед, прямо в темноту, прорывая невидимый купол. Я не умею летать, но прочувствовала каждый сантиметр своего самого настоящего полета вперед. Все дальше от того тепла, которое успела в этой академии обрести.