Актёрский роман

Глава 2

Коллизии

Его мучила суть вещей, и он вдруг решил сделаться примерным семьянином. Не потому что ему вдруг стало страшно, а потому что чувство ревности взяло верх над тем чувством, которое он лелеял и взращивал в себе - великое, непревзойденное, единственно точное в ощущениях одиночество. Только в этом одиночестве он ощущал себя комфортно и только так можно было добиться того, чего он хотел добиться в своей жизни.

Анин чувствовал, что всё совпало одно ко одному: и время, и востребованность, и ясность мышления, и понимание, как он встроен в кинематограф, и потребности этого кинематографа. Это была целая стратегия, основанная на осмыслении всего предыдущего и своей неповторимости. Вначале он и сам не понимал, что делает и как делает, и все его работы были похожи на блуждание в тёмной комнате. И только постепенно, в течение всех предыдущих лет, выжал из себя всё, что можно было выжать в его ситуации. Он был похож на спортсмена, который максимально полно реализовал возможности своего организма, и настало время эксплуатировать его - то есть опыт и славу.

Самое страшное заключалось в том, что Бельчонок ничего этого не понимала. У неё напрочь отсутствовал инстинкт актёра. Большее, чему она могла научиться - это подражать кому-то, и страшно мучаясь, говорила сама себе: 'Я неудачница. Начнём с профнепригодности'. Конечно, она перегибала палку, но факт оставался фактом - угнаться за мужем она не могла, хотя, разумеется, в самом начале её посещала дикая мысль с помощью брака сделать успешную карьеру актрисы. Но это оказалось эфемерой. Алиса не была приспособлена для забега даже на среднюю дистанцию: она комплексовала, надолго теряла уверенность в себе и плакала по ночам. После даже небольшой роли ей надо было долго восстанавливать душевное равновесие и она никого не хотела видеть. Анин называл такие срывы 'похмельем артиста', и тоже страдал от них, правда, в другой форме, чисто прикладного характера, и только алкоголь спасал его.

Утро пятнадцатого марта они снова съехали к давнему разговору.

- Чёрт возьми! - крикнула она в запале. - Как ты это делаешь?

- Что? - он заглянул в кабинет: она смотрела в инете 'Жулина', третью или четвертую серию, там, где Жулин прятался под столом, делая вид, что потерял пуговицу. Лицо у Жулина было придурковатым.

- Где ты находишь такие реплики? Как?! Как, скажи! Нормальные люди так не играют! Это запредельно!!!

Алиса нервно дышала. В этом отношении брак не пошёл ей на пользу, может быть, потому что пятнадцать лет назад Анин легкомысленно убил в ней девичесть, и она не пережила все те этапы, которые были заложены природой, а почувствовала себя вмиг постаревшей. Эта дисгармония мучила её долгие годы и только с появлением Серёжи возникло чувство стабильности, если бы только Анин периодически не нарушал его своими выходками, понять которые она не могла, ибо у неё не было опыта по части взрослых мужчин, страдающих манией величия.

- А-а-а-а... - ничего не замечая, согласился Анин. - Там, - помахал руками в воздухе, - везде, - покрутил ещё интенсивнее.

Эта неопределенность объяснений изводила её больше всего. Ей казалось, что Анин намерено водит её за нос, не открывая главного, того, что он приберегал исключительно только для личного пользования.

- Как Смоктуновский?.. - спросила она с той надеждой, с которой обращался к Анину и Базлов, чтобы только познать тайну успеха.

- Почему Смоктуновский? - обиделся Анин, ожидая услышать совсем другое, может быть, несколько лестное в свой адрес. - Почему сразу он?!

- Потому что он не играл Чаева! - сказала она жёстко.

Это была давняя история: однажды Анин был обласкан мастером прямо в лифте 'Мосфильма'. Об этом в узких кругах судачила вся Москва.

- Нет, потому что я его спародировал в хорошем смысле.

Он всё понял: она изначально судила о нём неверно, потому что жила с ним и знала его слабости.

- Ах, так! - воскликнула она, кусая губу и погружаясь в собственное отчаяние.

Она прикинула свои возможности и ощутила полную обескураженность перед опустошенностью внутри себя. Этот комплекс мучил её давно, с самого первого дня, когда она переступила порог театрального института. Ей казалось, что ещё чуть-чуть, ещё немножко и она ухватит суть профессии. Но годы шли, и она, не познав уверенности, всё так же испытывала недовольство собой и неловкость перед режиссером за то, что всегда хотела спросить: 'Правильно, или нет?'

- Ну, а как ещё?! - осведомился он с фирменным смешком.

И хотя смешок был сдержанным, почти извиняющимся, она возненавидела его прежде, чем он растаял в воздухе.

- Как! - укорила она, пытаясь поймать Анина на том, что он тоже не идеал, - он бы вышел и сказал, а потом сделал паузу. И ты тоже так же делал.

- Так да не так, - с удовольствием произнёс он. - В кульминации я сделал два такта, чтобы мой партнёр успел сыграть изумление, а потом я уже сыграл своё. А Смоктуновский сделал бы всё без разрыва, потому что у него было время на улыбку. Как понимаешь, у меня такой улыбки нет, - и дурашливо оскалился.

Зубы у него тоже были далеко не идеальными, попорченные кофе и чёрным чаем.

- Об улыбке я не подумала, - призналась она. - А это допустимо?

- Что допустимо? - нервно склонил он голову и подумал, что его жена вообще ни в чём не разбирается. Это и было камнем преткновения. Их брак перешёл в ту стадию, когда отмалчиваться если не опасно, то, по крайней мере, глупо.

- Пародирование? - уточнила она.

Она была умна, очень умна, хотя последнее время срывалась из-за отчаяния.

- Точно! - обрадовался он. - Как и мягкая улыбка Смоктуновского. - И принялся объяснять. - Только не надо вываливаться из ритма. А партнёр должен быть начеку. У него должен быть очень короткий ритм. Он должен был попасть в его улыбку или в мою паузу. Если он ошибётся, то возникнет дисгармония, шероховатость. Потом она будет только накапливаться. Слух! Слух должен быть идеальным, вот в чём дело!

И тут она всё поняла: его нельзя переделать! Он такой, какой есть. Сирый по нутру, босый по природе и чокнутый по характеру, но именно такой, а не иной. Господи, как тяжело! Я ничего не соображаю!

- Но это же элементарная сыгранность! - возразила она.

- Естественно! - согласился Анин своим тусклым голосом так, что Алиса заподозрила подвох. - Нас этому учат, но не договаривают массу нюансов, - объяснил он ещё более напыщенно. - Их невозможно предусмотреть, ты их придумываешь на ходу.

Она уже знала, что если он говорит именно так, то в этом и заключается суть, которой он руководствуется, но, как и Базлов, не могла зафиксировать его ощущения в себе, чтобы отталкиваться в работе. Чего-то ей не хватало, она не понимала, чего именно. Не понимал и Анин, а если бы понял, то обязательно подсказал бы, потому что по-своему любил её, как и Герту Воронцову.

- Почему? - снова спросила она. - Почему?

Этот вопрос она задавала так часто, что Анина обессиливал. На этот раз он едва сдержался.

- Ну что здесь непонятного? - сказал он, глядя на её враз поглупевшее лицо. - На сцене можно менять ритм в заданных пределах, а перед камерой всё зависит от режиссёра, от его раскадровки, и если он задаёт такой ритм, его надо играть чётко, потому что главный оператор с несколькими камерами тоже на это нацелен.

И всё равно это было не то объяснение, на которое он надеялся, потому что находился в вечном поиске, и этот поиск подразумевал бесконечную череду вопросов, на которые надо было найти ответы, а если не находил, то страдал, как несварением желудка.

- Как у тебя всё просто, - озадаченно прошептала она, полагая, что он, как всегда, ушёл от краеугольного вопроса: как?!

- Конечно, просто, - миролюбиво согласился он, возвращаясь в кабинет.

У него всегда были наготове два-три варианта, в итоге на репетиции он придумывал ещё один, а от копирования великих его спасала плохая память, оставалось одно ощущение, вот от ощущений он и играл, поэтому и не боялся рассказывать, как и что 'делает'. Повторить его было невозможно, как невозможно петь чужим голосом.

- Помнишь, я предупреждал тебя, чтобы ты не ходила на спектакли в другие театры? - крикнул он, собирая вещи.

Надо было ещё заехать за бритвой и рубашками в квартиру на Балаклавском. Там же находились его любимые тапочки и помазок.

- Помню, - созналась она нехотя.

- Ну вот, и, пожалуйста, ремейк.

- Что, 'ремейк'?!

- Ну ты невольно делаешь копии.

На этот раз она не удержалась и возникла в дверях, привстав на цыпочках и заглядывая поверх Анина в чемодан: если он её любит, то должен оставить место для её вещей.

- А ты предложи меня своему Юрию Казакову, и не будет ремейка, - сказала она наивно.

- С Юрием Семёновичем я поругался, - признался он нехотя, воротя морду, как бульдог на строгаче.

- Как?! - воскликнула она обиженно. - Он обещал мне роль в 'Спящем Боге'!

- Ничего не попишешь, - вместе с ней расстроился он, полагая, что истинную причину ей лучше не знать.

Она заключалась в том, что Юрий Казаков почему-то решил, что Анин согласится играть бесплатно, за чисто условную сумму, за пятьсот долларов, не зная того, что Анин, ещё будучи студентом, дал себе слово никогда не мельчиться с режиссерами. Нужно уметь быть богатым, бедным - всегда успеется.

- У тебя талант наживать врагов! - воскликнула она с горечью.

- А ты не ходи на кастинги! - зло парировал он.

'Шармовая' девочка давным-давно кончилась. Обаяние молодой Фрейндлих испарилось. Осталась просто высокая рыжая женщина, которая называлась женой. Старею, думал Анин, старею, начинаю зреть в корень. А это плохо! Это разоряет душу, сужает варианты поисков. Даже в семейной ссоре я мыслю, как киношный идиот.

- Почему?!

- Что 'почему'? - очнулся он.

- Почему нельзя ходить на кастинги?

- А пусть эта братия за тобой бегает! - заявил он с неприязнью.

- Не получится, дорогой, - уличила она его в неискренности.

- Как это 'не получится'? - забухтел он, - как это? - Будто не знал причины.

Впрочем, он понимал, что все творческие мучения жены ложились на него тяжким бременем. На них и женился, подумал он.

- У нас разные весовые категории, - горько призналась она и беспомощно улыбнулась, тщетно ища на лице мужа признаки сочувствия.

- Разные, - согласился Анин. - Но тратить время на то, что ничего не принесёт, глупо!

На этот раз он даже заморгал, как обычно, то есть с каплей искренности, чтобы убедить её не расстраиваться.

- Что же мне теперь?..

- Что? - зло спросил он.

- Уходить из профессии?

- Нет, конечно, - отвёл он взгляд. - Но на сериалы не ходи!

- А куда ходить? - опешила она, потому что её приглашали в 'Городские истории', но пока она не решилась сказать об этом мужу.

Он посмотрел на неё, как на идиотку.

- Ты там ничему не научишься, кроме ужимок.

- Жулин тоже сериал, - ехидно напомнила она.

- Сериал сериалу рознь! - вспылил он. - Обычный ситком!

Гений режиссёра заключается в том, чтобы поставить гения-актёра в такие рамки, чтобы максимально раскрыть его талант. Однако в сериалах это мало кого волнует. Там нет стратегии для актёра; формат накладывает ограничения.

- Я не понимаю, - сразу сдалась она.

Она снималась в 'Жулине' и не понимала, почему нельзя сниматься в других сериалах.

- А не надо понимать! Просто слушайся!

Не будешь же хвастаться, что ты самолично переписываешь сценарии, чтобы хоть что-то приличное высосать из них. 'Жулина' он под себя, дурака, делал, со всеми вытекающими драматургическими штучками, поэтому 'Жулин', по сути, не сериал, а законченные истории, объединенные только названием и героями. Однако даже такой ремикс недопустим, если ты себя уважаешь - куда бедному крестьянину податься, если времена такие.

- Ты-ты... ты лишаешь меня уверенности, - навзрыд сказала она.

А ты позоришься! - едва не ляпнул Анин, но сдержался. Он уже знал, что природа выдаёт аванс в виде обаяния; когда актёр его выбирает, он сталкивается с кризисом.

- Ну ладно... ладно... - пожалел он её, - хватит... натаскаю я тебя, натаскаю... Все ошибаются. Даже 'Битлз' не всегда попадали в ноты.

- Правда? - обрадовалась она, с надеждой на примирение заглядывая ему в глаза.

- Правда, - великодушно пообещал он, не веря даже самому себе, - правда. Приедем в Выборг и тут же начнём.

Анин давно мучился неким дисбалансом равновеликих ощущений, которые не подпускали его к абсолютному совершенству. Он понимал, что упёрся, что достиг предела осознания профессии, что отныне двигается шажками, а не, как обычно, галопом, но не хотел связывать это с семейными проблемами, однако, говорить Бельчонку или кому-либо ещё о своих терзаниях, считал глупее глупого. Если я сам не понимаю, думал он, то другие и подавно не поймут и решат, что я высокомерен.

- А с чего? - спросила она, теряясь от странного выражения его лица.

- Ну хотя бы с Цубаки или с Отрепьева. На выбор, - услужливо предложил он.

Сам Анин на кастинги не ходил, разве что по молодости лет. При забеге на супердлинную дистанцию это экономит нервы и время. Одна только мысль о том, что за спиной Бельчонка кто-то глумливо хихикает: 'Пришла жена Анина', приводила его в бешенство. Надо было жениться на ком-нибудь попроще, на Тасе-официантке, что ли? Была у него зазноба в ресторане на Малой Дмитровке, куда он давным-давно забыл дорогу; поговаривали, что Тася выскочила замуж за какого-то крупного ресторатора ООО 'Таланты и поклонники' и теперь её на телеге не объедешь. Ну дай-то бог, дай-то бог, добродушно решил он.

- Я в нетерпении! - подпрыгнула Алиса и стала походить на ту взволнованную Алису, которую он увидел впервые на репетиции в студии МХАТ. Сердце Анина дрогнуло. Ему ещё нравилось ощущение счастья. Плюну на всё, подумал он, забурюсь по полной, продам квартиру на Балаклавском, окончательно перееду сюда, опущусь, обаблюсь, стану чистить картошку и в магазины ходить. Однако он понимал, что это значит, стать таким, как все, как рыжеусый Коровин, как Базлов и ещё сто тысяч, маявшихся невостребованностью. Лучше застрелиться, решил он, нет, повеситься на рояльной струне. Вечно пьяный Коровин вся и всем вечно жаловался, что выпал из обоймы и что теперь ему достаются исключительно эпизодические роли. Вот этого-то Анин больше всего и боялся - сделаться незаметным. Это мы уже проходили, часто думал он, имея ввиду юность, это нам неинтересно.

- В общем, ты всё правильно делаешь, - совершенно не к месту сказал он. - Только в монологе Матильды в третьем акте, надо сказать: 'Ха!' или 'Ах!'

- Почему? - она поднесла мраморную руку к виску в знак того, что смертельно устала и что у неё начинается мигрень.

- Ты же в отчаянии. В отчаянии?! - почти крикнул он, реагируя на её бестолковость.

- В отчаянии, - согласилась она через силу. - Мне кажется, что я просто подаю реплики, - пожаловалась она.

- Это нервы, - констатировал он.

- Нервы? - удивилась она.

- Дело в мелочах, - мудро сказал он, делая вид, что не замечает ничего другого. - Всё все делают примерно одинаково, только детали решают дело!

- Но там нет такого слова!

Забывшись, она потянулась за сигаретой, хотя дома обычно не курила.

- А ты сделай маленький нюанс! Может, сценаристы не углядели? Может, не поймали ритм? Они тоже люди, тоже ошибаются.

- Ты что, ходил на мои репетиции?! - догадалась она.

- Ну а как же! Как же?! - спасовал он и зачем-то кинул в чемодан плавки. - Должен же я знать, как ты проводишь время.

Лицо его подобрело, сделалось мягким, глаза заюлили. Так было всегда, когда он о чём-то сожалел. Однако, как в былые времена, это уже не действовало на Алису. Цена твоим улыбочкам - грош, подумала она устало. Знаю я твои штучки.

- Я тебя ненавижу! - поведала она после эффектной паузы.

Она вдруг поняла, что все его советы абсолютно ей не подходят, что она совсем иная: по характеру, по темпераменту, по взглядам на жизнь, и ей нужны другие учителя и другие рецепты, но ничего подобного она от мужа дождаться не могла и ничего ему не сказала, ибо всё давным-давно было высказано и перемолочено.

- Во! Молодец! Захочешь, когда не контролируешь себя, а живёшь чувствами, - быстро-быстро заговорил он, стараясь не дать ей разозлиться. - Запомнила это ощущение?

- Запомнила, - обиженно шмыгнула она носом и покраснела, потому что вовсе не была согласна с выводами мужа.

Она вдруг поняла, что каждый из актёров сам должен понять свою природу и сам должен достичь вершины, но как это сделать, она не знала. И это неожиданное прозрение взволновало её. Несомненно, что она стояла перед следующим шагом в своей жизни, и этот шаг был страшен, ибо перед ней приоткрылось то, о чём ей талдычили и в институте четыре года, и в театре всё последующее время; оказалось, что она просто-напросто ничего не слышала, и всё подобные разговоры нужны были для того, чтобы прозреть, а она вместо этого просто злилась.

- Вот тебе и первый урок мастер-класса, - обескураживающее улыбнулся Анин, и она сдалась на милость победителю, точнее, сделал вид, что сдалась, ведь пока у неё не было выбора.

От разговора осталось послевкусие горького перца.

***

Перед отъездом он все же не удержался и позвонил Базлову, затолкнув в себя поглубже причину неудовольствия, тем более, что эта причина крутилась рядом и выказывала все признаки кошачьей любви, то бишь заглядывала в глаза и тёрлась о плечо в предвкушении Цубаки и Отрепьева.

- Приезжай, - обрадовался Базлов, - у меня есть хорошие новости!

Базлов отключился, вызвал Пётра Ифтодия и спросил:

- Как там наши шантажисты?

Условия были следующими: миллиард рублей на бочку, и тогда никто никогда не обнародует список клиентов банка. Разумеется, при таких условиях Базлова могли доить годами. Он уже знал, что один шантажист из Апатитов, другой - из Кемерова. И фамилии их тоже были известны. В этом плане возможности у Базлова были самыми широкими, но был ещё третий, вероятно, сотрудник банка, который вынес из банка списки клиентов. Действовать поэтому надо было крайне осторожно. А вдруг над всем этим стоит Анин? - задал себе Базлов дикий вопрос. Вдруг он воспользовался моей дружбой?

- Пока молчат, - ответил Пётр Ифтодий с невозмутимым лицом профессионала.

- Что дала проверка сотрудников?

- Ровным счётом ничего, - горестно вздохнул Пётр Ифтодий, понимая, что это грех на его душу, не углядел, а проверки занимают много времени. - Может, пора обратиться в полицию?

- Ни в коем случае! - живо среагировал Базлов, для пущей убедительности выпучивая глаза. - Одно неосторожное движение, и всё полетит к чертям.

Он боялся, что если это всё же Анин, то дело нельзя будет замять. Анин - это друг, помнил Базлов, а друзей не убивают.

- Понял, - кивнул Пётр Ифтодий

Он был белоглазым, худосочным брюнетом с рябой, бледной кожей. Базлов 'нашёл' его в комитете, на Лубянке, и, прежде чем предложить дело, приглядывался долго и осторожно: у Пётра Ифтодия была больная жена и малышка дочь. Так что рисковать он, скорее всего, никогда не возьмётся, и значит, будет лоялен. Базлову понравилось, что запросы у Пётра Ифтодия ничтожные и что он привык, что называется, тянуть лямку. И вначале 'отвалил' ему совсем маленький процент акций и снова приглядывался. А через два года добавил ещё и сделал своим партнёром, однако, теперь жалел об этом своём опрометчивом поступке, хотя Пётр Ифтодий был всё так же комфортен в общении и прекрасно знал своё место. Банк, конечно, не процветал, но по меркам столичного бизнеса рост актива в двадцать четыре с половиной процента за год был неплохим результатом. Единственное, Пётр Ифтодий был каким-то скользким. Ухватить его было не за что. Базлов этого не любил, но с широкой души решил, что это издержки его профессии, и почти успокоился.

- Вот что, Пётр Андреевич, наведи-ка по своим каналам справки о Павле Анине, - загадочно сказал Базлов.

- Так-к-к-к?.. - от удивления Пётр Ифтодий стал заикаться.

Разумеется, он знал, кто такой Анин, это входило в его обязанности, но Анин был другом и партнёром Базлов по кинофирме 'Брамсель' и мог быть посвящён в кое-какие тайны бизнеса. Однако на лице Базлова невозможно было ничего прочитать; он только крутил свои знаменитые усы и нервно морщился. Нервозность его происходила из-за недавнего звонка жене Анина. Чего греха таить, каждый раз её голос заставлял его бедное сердце колотиться, как бабочку о стекло, и это при том, что она разговаривала с Базловым весьма сдержанно. Трудно было представить, что произошло бы, если бы она сменила холодный тон на милость.

- Наведи, только аккуратно. Скорее всего, я ошибаюсь, но, сам понимаешь, чем чёрт не шутит.

- Хорошо, - покладисто склонил голову Пётр Ифтодий. - А почему?

Базлов крякнул от досады. Он не любил объяснять. Надо было сделать, и всё! Баста! Важен был результат.

- Вчера в разговоре, - неохотно сказал Базлов, - он упомянул о требуемой от нас сумме. Возможно, это просто совпадение, а вдруг проговорился?

- Понял, шеф! - ещё раз кивнул Пётр Ифтодий и исчез незаметно, как тень.

Звонок Алисы был маленьким заговором; она сама попросила приглядывать за Аниным, ибо с некоторых пор он стал непредсказуем: не звонил, домой не являлся, ночевал неизвестно где, ясно, что на Балаклавском, тогда, с кем; однако при этом Алиса ни словом не обмолвилась, чтобы Базлов докладывал о его любовницах. Это обстоятельство возникло само собой, как негласная часть комплота. И когда Базлов первый раз словно бы проговорился о Изабелле Черкашиной, солистке театра Станиславского, которую однажды заметили в компании с Аниным, Алиса не одёрнула его. Базлов понял, что сделал маленьких доверительный шажок, который мог привести к большой победе. Ему казалось, что познав Алису, он познает Анина. Но недооценивать Алису он не смел, ибо у неё был такой учитель, который мог дать сто очков вперёд по части прозорливости, поэтому Базлов действовал крайне осторожно, выказывая все признаки покорности.

С Аниным их связывало общее дело - киностудия, и они запустили удачный проект 'Жулин' и 'Жулин-два'. Это принесло кое-какие дивиденды, но планы, как всегда, были грандиознее. Правда, Анин последнее время крутил носом и даже поговаривал, что, мол, работать зазря глупо, то бишь продолжать 'Жулина' без значительной отдачи нет смысла. Слава богу, что хоть деньги, которые взяли под проект, вернули. Доходов показали на всякий случай для казны аж пять тысяч рублей. И проект завис, хотя кое-что капало на счёт. Поэтому когда в кабинет вошёл Анин, Базлов сделал радостное лицо, даже покрутил знаменитый ус, и сказал:

- О! Лёгок на помине!

Анин скинул дубленку на диван, туда же полетела шапка, легко подошёл, приглаживая жидковатые волос, и, крепко пожав руку Базлову, плюхнулся в кресло напротив:

- Ну и как наши дела?

Вопрос был не из праздных. Ещё в самом начале проекта Анин сказал: 'Я за гроши не пашу!' Базлов это хорошо запомнил и когда выступил в роли финансового директора кинокомпании, весьма отдаленно представлял себе, с чем столкнётся. Реальность оказалась куда хуже, чем он себе представлял: о киношном рынке Базлов имел самое общее представление и не мог оценить перспективность проекта, кроме этого конкуренция не давала ни единого шанса на сногсшибательный успех, даже при участии такой звезды, как Анин. Лично ему Базлов давно платил из собственного кармана, но это было тайной, о которой не знал даже Пётр Ифтодий.

- Это тебе, - Базлов вежливо положил перед Аниным пакет и заглянул в глаза: злится или нет?

- Сколько? - постучал по деньгам Анин и с кротостью ангела посмотрел на Базлова.

Над ним витал дух грусти. Слава богу, отлегло у Базлова, хотя что-то произошло. Но догадаться ни о чём не мог, ибо за неделю синяк под глазом у Анина сошел. И хотя в криминальных новостях промелькнуло, что в районе Черёмушек найден человек без памяти, с явно криминальным душком, Базлов никак не мог связать это сообщение с Аниным, Анин же, естественно, был не из болтливых.

- Двенадцать миллионов, - не моргнул глазом Базлов.

Сумма, как минимум, должна была быть в четыре раза больше, но свободных денег у Базлова пока не было.

- О! - Анин удивился, а потом повеселел. - Я думал, всё гораздо хуже, - и заложил пакет за пазуху.

Пиджак у него с правой стороны заметно оттопырился.

- Через пару месяцев канала 'Россия' ещё подгонит, - пообещал Базлов.

Он невольно прикинул, во сколько обойдётся ему это враньё, и нашёл, что ещё терпимо.

- Я уезжаю на съемки, но ради такого случай обязательно подскачу, - хихикнул Анин и сразу сделался тем, прежним Аниным, который так нравился Базлову; и между ними снова установились прежние доверительные отношения.

- Подскакивай, дорогой, подскакивай, - с барскими нотками в голосе сказал Базлов, распушив усы, которые иногда, под настроение, завивал на плойке.

Анин, как всегда, оказывал на него магическое воздействие, Базлов в его присутствии чувствовал себя младенцем, над которым склонилась патронажная медсестра.

- Может, в баньку сходить перед отъездом? - Анин скорчил умопомрачительную рожу.

- Я пас, - крякнул Базлов так, чтобы его не заподозрили в непонимании момента. - У меня дела.

На самом деле, он ждал, когда Пётр Ифтодий доложит по существу вопроса, тогда можно и дружбу продолжить. Деньги же надо было отдать в любом случае, а при изменении обстоятельств потребовать назад на законных основаниях, тем самым поставив Анина тяжелое положение, однако, Базлов надеялся, что Анин никак не связан с шантажистами. Совпадение, думал, понимая, что слишком подозрителен.

- А-а-а... - удивился Анин и даже открыл рот.

Обычно от бани Базлов не отказывался. Баня - это святое. В бане они спонсоров находили. Только те спонсоры носили под мышками пистолеты. Так что шутки с ними были плохи.

- Вообще-то, я на тебя рассчитывал, - сказал Анин. - Придёт Савва Никулишин. Савва!

Анин дружил с Базловым ещё и потому, что он был не из его круга киношных знакомых и с ним не надо было осторожничать.

- Савва, - повторил Базлов, не скрывая раздражения, разумеется, помня, что Савва Никулишин протежировал их по части киношного бомонда, ну, и всё такое прочее, чего Базлов с некоторых пор терпеть не мог, хотя Савва Никулишин был немаловажная часть успеха 'Жулина'. Но Савва Никулишин был жаден и стар, он годами не выходил из квартиры на Остоженке и взирал на мир через монитор компьютера и экран телевизора. Десять процентов от дохода проекта капали ему в карман.

- Найдём другого Савву? - спросил Анин, поняв состояние друга.

Это касалось тех вопросов, где даже он не мог повлиять на результаты переговоров, больше похожих на лихо закрученные интриги. Заручиться влиятельной поддержкой стоило неимоверно дорого, такие связи передавались по наследству, как семейные реликвии. И не дай бог, если эти реликвии попадут во враждебный клан - греха не оберёшься, о съёмках можно было сразу забыть и отправиться на паперть.

- Поговори с ним, - покрутил знаменитые усы Базлов. - Ну, ты знаешь, как.

- Боюсь, не получится. Он крайне раздражен и требует крови.

- Требует крови! Да у нас с ним даже договора нет!

- Ты знаешь, как это будет. Он позвонит Орлову, Орлов - Пашечникову, а Пашечник - госпрокату. И с чем мы останемся?

- С TCL, - уныло кивнул Базлов и запустил пятерню в свои знаменитые усы.

- Вот именно!

- Значит, надо платить, - сообразил Базлов и пребольно дёрнул себя, чтобы не выдавать свои мысли о жене Анина, которая ему очень нравилась.

Перспектива получить деньги от проката была более чем туманна. 'Зачем я ввязался в эту авантюру? - подумал он и всё чаще склонялся к мысли: - Пропали оно всё пропадом'.

- Надо, - кисло согласился Анин, но в глазах у него прыгали чёртики.

Он явно пребывал не в этом мире. С ним и раньше такое случалось: он словно вываливался из разговора, а потом спохватывался: 'А? Что?' И все воспринимали эту его причуду за признак гениальности. А на Базлов он действовал, как бокал крепкого арманьяка с привкусом лесного ореха.

- Старый маразматик. Я видел, как он по кабинету за мухами гонялся, - рассмеялся Базлов натужно.

На самом деле, ему было не до смеха: перспектива платить и дальше из своего кармана была вполне реальной. Стоит проявить слабость, как затопчут, и основной бизнес скомпрометируется. Требовалось найти способ выйти из ситуации с минимальными потерями.

- Лучше бы это были секретарши, - в унисон ему фирменно хихикнул Анин.

- На секретарш он не способен, - через силу поддакнул Базлов.

- Жизнь держится на дураках и импотентах. - Анин прислушался к собственному голосу и сам себя похвалил: - Слушай, хорошо сказал! Вах! Как в 'Мужских историях'!

В этом сериале он сыграл не очень умного, зато удачливого любовника; и рассуждения в сериале были примерно такими же.

Базлов плюнул на горести и с просветлённым лицом полез за блокнотом: Анин был в своей стихии, его понесло; Базлова захлестнули дружеские чувства, глаза стали влажными, взгляд - раболепный; Базлов даже уменьшился в росте, а Анин, наоборот, вырос и сделал вид, что сочувствует Базлову. В такие моменты он 'наговаривал' роли. И хотя в Шерлоке Холмсе ничего подобного не было, Анин проиграл в голове сцену знакомства с Шерлоком Холмсом именно в таком ключе и нашёл её ничуть не хуже оригинала. Правду говорила мама: 'Бывают дни похуже!' - беззаботно решил он и только тогда понял, что Базлов спрашивает у него, забыв закрыть рот:

- А дальше что?..

Оказывается, Анин обращался непонятно к кому.

- Дальше? - спохватился он. - Ну, брат... дальше я не знаю... дальше ещё заглянуть нужно... Дальше? - задал сам себе вопрос. - Холмс ведёт себя, как пацан.

Он даже не предполагал, что как будто в воду глядел.

- Да... - скромного поддакнул Базлов, ничего не понимая. - Почему, 'пацан'?

Несварение мыслей сделало своё чёрное дело - Базлов на некоторое время отупел.

- Не знаю, - беспечно ответил Анин, - так написано в сценарии. Контрастные роли: медлительный и малоразговорчивый доктор Ватсон, и молодой и шустрый Холмс.

- А зачем?

Базлов привык к классическому образу известных героев и не представлял их себе другими.

- Зачем? - переспросил Анин. - Ну а что ещё придумаешь, когда всё обсосано и у нас, и за рубежом, например, Дугласом Хикоксом. Надо что-то новенькое, вот и придумали. Холмс в развитии, а перед этим была статика. И у Конан Дойля тоже статика. Честно сказать, мне эта идея самому не нравится. Однако... - упредил вопрос Базлова, - хозяин барин. Что Милан Арбузов скажет, то и сыграем.

Базлов расчувствовался и вздохнул:

- Хорошо тебе...

- Мне хорошо? - дёрнулся Анин и собрался было с горячо поведать, какими потом и кровью даётся каждая роль, даже набрал воздух в лёгкие, чтобы возмутиться до глубины души, но передумал: пусть воображает, что я действительно гений, раз все об этом только и твердят и рот заглядывают, не буду никого разочаровывать, решил он, здраво полагая, что большой успех - это не признак ума, а игра случая, хотя и целенаправленного.

Базлов же так расчувствовался, что собрался даже сознаться, что подозревает Анина в шантаже, но не успел, Анин поднялся и сказал:

- Пойду жену обрадую. Шубу купим.

- Я заскачу к тебе, если... - Базлов не договорил.

Анин вопросительно оглянулся, придерживая деньги за пазухой. Он уже был не здесь и не в семье, а на съёмках, в родной купели, в розовых облаках. И Базлов в очередной раз позавидовал его профессиональной отчужденности. Как много я упустил, подумал он, и в очередной раз презрел свой бизнес и сытую, размеренную жизнь банкира. Повешусь, подумал он, ей богу, повешусь, нет, лучше застрелюсь!

- Я позвоню, - пообещал он. - А лучше ты, когда у тебя будет 'окно'.

- Ладно, бывай, - сказал Анин с подозрением и вышел. Ревность колыхнулась в нём мутной пеной, он всё ещё не доверял Базлову.

Базлов так и не понял, видел ли он что-то и понял ли что-то: всё ускользнуло, растаяло, как дым, остался лишь слабый привкус горечи и утраты от невостребованности. Захотелось догнать Анина и наговорить ему чёрт знает чего, а чего именно, Базлов и сам не знал, что-то дружеское, весёлое, приятное, а самое главное - что Алиса Белкина для Базлова ничего не значит, что он её ещё не любит, что даже флирта не было. Однако ничего подобного, конечно же, делать было нельзя, и Базлову страшно захотелось выпить, чтобы погасить осадок неудовлетворённости, но не в кабинете, который он терпеть не мог, а у себя в ресторане. Была у него парочка таких. Один 'английский' на Тверской, другой, 'бразильский' - на Арбате. Базлов подумал, подумал и поехал в мрачнейшем настроении на Тверскую. 'Английский' ему больше нравился, он был строже и уютней, а главное, в нём на втором этаже был отдельный кабинет, с персидским ковром ручной работы во весь пол и с 'зеркалом-шпионом', в которой Базлов любил подглядывать за посетителями.

Прибежал директор Пал Игнатич, и так кланялся и извинялся, что Базлов заподозрил его в воровстве, но разбираться не стал, лень было.

Базлову принесли 'Шабо Наполеон' с запахом чернослива и любимый ростбиф с яйцом пашот.

Базлов выпил, закусил и принялся смотрел через 'зеркало-шпион' в зал: его никто не видел, а он видел всех. У стойки, как ни странно, старательно напивался Ингвар Кольский. Базлов узнал его по седой, неряшливой косичке, торчащей из-под такой же неряшливой широкополой шляпы. Ну да, где ему ещё быть, с раздражением подумал Базлов, отвлёкся и ещё выпил. В животе поселился тёплый комок. Закрыл глаза, подумал об Анине, о том, что он порой напрасно задирает нос. А когда снова взглянул в зал, то увидел, что Кольский сцепился с барменом и что к ним уже бегут охранники братья Зайцевы: Дима и Серёжа, из бывших, полутяжи. Базлов позвонил Пал Игнатичу, а когда он влетел в кабинет с тревожным лицом, в ожидании разноса, сказал, показывая в 'зеркало-шпион':

- Приведи мне этого человека, только не бейте.

Браться Зайцевы едва справились с Кольским - сказалась его профессиональная подготовка танцора. Втолкнули в кабинет и вежливо повесили на вешалку шляпу, а сами испарились, словно их и не было. Впрочем, прикажи Базлов, браться Зайцевы сняли бы с живого Кольского шкуру. Нос они ему, правда, всё-таки попортили.

Только при виде Базлова Кольский прекратил грязно ругаться и брызгаться слюной.

- Твои холопы мне лицо разбили! - пожаловался, развязано плюхаясь в кресло и одним взглядом оценивая диспозицию с арманьяком. На лице у него поселилась недвусмысленная ухмылка, мол, вначале выпивка, а потом всё остальное, то бишь дружба и сантименты.

- Сам виноват, у нас приличное заведение, - мрачно ухмыльнулся Базлов, покручивая свои знаменитые усы.

- Только грязную водку за 'графа' выдают, - посетовал Кольский.

- Кто бы жаловался, - прогудел Базлов. - Небось одну бормотуху трескаешь?

- Что надо, то и трескаю, - угрюмо буркнул Кольский, размазывая по лицу кровь и сопли.

Когда-то его звали Иваном Коряжкиным из Мончегорска. Но для балета такое имя, а тем более фамилия, не годились. Возник Ингвар Кольский. Сам Базлов происходил из семьи офицера подводного флота, и всё детство и отрочество провёл в Североморске. А познакомились они на вступительных экзаменах в Москве.

- Подхалтурил, что ли? - добродушно поинтересовался Базлов, подталкивая ему тарелку с салфетками.

- Не твоё дело, - всё ещё ерепенился Кольский, остывая медленно, как чайник.

Подобные стычки у него порой случались по нескольку раз на дню, и он воспринимал их как естественное течение жизни. 'Город - это джунгли', - говорил он обычно.

Базлов вызвал официанта и заказал двойную отбивную с кровью в расчёте на вечно голодный желудок Кольского, ибо пьяный Кольский - ещё то зрелище.

И вдруг ему так захотелось кому-то поплакаться в жилетку, так захотелось излить душу, что он не удержался.

- Влип я, Ингвар, - сказал Базлов, с брезгливостью наблюдая, как Кольский вливает в себя арманьяк, словно водку.

Однако под рукой больше никого не было, а Ингвар будет молчать как рыба - проверено годами.

- Дашь денег? - спросил Кольский, не слушая Базлова и прекрасно понимая, что в таком состоянии Базлов мягок и податлив.

- Конечно, - спохватился Базлов, - этого хватит, - и протянул 'пятёрку'.

Кольский с жадностью засунул купюру в карман, похлопал по нему и укорил:

- Мог бы и расщедриться.

Долгов он никогда не отдавал, а Базлов не требовал. Он платил ему за классовое расслоение, в котором они оказались, и считал это справедливым. Впрочем, Кольский на многое и не претендовал, запросы его были минимальны. Свобода - вот что вело его по жизни, поэтому он презирал Базлов за его банк и рестораны, за тяжким и грязный труд по пересчитыванию банкнот.

- Получишь столько же, если не напьёшься, - сварливо возразил Базлов.

Они знали друг друга целую вечность, и им не надо было расшаркиваться и прислушиваться к внутреннему голосу. Когда-то, в общежитии 'Гжель', они точно так же клянчили деньги у друг друга, но тогда суммы были абсолютно смешными. А ещё с Ингваром можно было не лукавить, в отличие от Анина, с которым надо было держать ухо востро.

- Так чего там насчёт 'влип'? - сообразил Кольский, что суть их встречи не в пустопорожнем разговоре.

- Да с нашей звездой! - в сердцах воскликнул Базлов и дёрнул себя за левый ус, тем самым здраво полагая, что болтать лишнее вредно.

- С Аниным, что ли? - насмешливо уточнил Кольский и оскалился.

Анина он не любил и считал, что его актёром посредственным, а что там говорят по телевидению, то всё куплено и продано с потрохами. 'Вот когда мы танцевали, были времена, - говорил он, - а теперь одна халтура'.

- С ним самым, - горестно сознался Базлов, щедро налил себе в бокал арманьяка, и не разбавляя, выпил.

- А я тебя предупреждал, - сказал Кольский, поглощая мясо с такой скорость, что Базлов испугался за его печень, - предупреждал, они все такие, мнят из себя гениев, а копнёшь, гниль одна.

- Анин не такой, - счёт нужным возразить Базлов, барахтаясь в своей унылости, как в болоте.

- Не такой?! - лупая глазами, удивился Кольский и сделал паузу не хуже Анина. - А какой?!

Арманьяк производил на него странное действия, если Базлов размягчался, то Кольский становился резче и агрессивнее.

- Не такой, - упёрся Базлов.

- Врешь! - поймал его на лжи Кольский, потому что знал его хорошо, так хорошо, что мог претендовать на звание безупречного друга.

- Хотя отчасти ты прав, - сознался Базлов, - он мне слишком дорого обходится.

- Так брось! - посоветовал Кольский. - Брось!

- Не всё так просто, - возразил Базлов. - Так просто из таких дел не выходят. Серьезные люди замешаны. На основном бизнесе может отразиться.

- Чем раньше, тем лучше, - махнул вилкой Кольский, и соус полетел в лицо Базлову.

Базлов терпеливо взял салфетку и вытерся. Кольский сделал вид, что ничего не произошло: какие претензии между друзьями?

- Здесь ещё его жена...

- А что жена? - осведомился Кольский, проглатывая мясо, как волк.

- Не пойму я её. Вертит мной, как хочет.

- А зачем она тебе нужна. У тебя же Лорка есть и официанток навалом, - посмотрел в 'зеркало-шпион' Ингвар Кольский.

При упоминании о жене, Базлов вовсе едва не подавился. Треть акций банка принадлежала ей. Лара Павловна кого хочешь могла скрутить в бараний рог. Под стать Базлову, она отличалась ещё и крутым нравом. Базлов давно хотел с ней развестись, да побаивался скандалов, хотя последнее время они возникали, казалось бы, без повода один за другим, как многоточия, и жизнь его измерялась промежутками между ними. Так что Базлов горазд был ночевать в гостинице и подумывал купить, как и Анин, квартиру где-нибудь у чёрта на куличках, где можно было залечивать душевные раны. Но ведь Лара Павловна всё равно узнает, это тебе не мягкотелая Алиса Белкина, терпящая мужа ради абстракции.

- В том-то и дело, что здесь особый случай.

- А-а-а... - понял всё по-своему Кольский, - конфетка?

- Да, что-то вроде этого, - мрачно покривился Базлов, хотя Алиса меньше всего походила на конфетку. Нет, она больше смахивала на рыжую смоковницу, приносящую плоды разочарований.

- Ну так переспи с ней, и всех делов-то, - сказал Кольский, запивая мясо арманьяком, как водой, очевидно полагая, что это и есть дижестив.

- Переспать нельзя. Она баба умная, - снова поморщился Базлов и на речи Кольский, и на его кабацкие манеры.

Он представил себе реакцию Анина, если он узнает, конечно. А то, что он узнает, сомневаться не приходилось. Сама же Алиса ему всё и разболтает, потому что для неё это будет из ряда вон выходящее событие, и она в горячке воспользуется им в качестве самого весомого аргумента, чтобы привязать мужа к себе ещё крепче. Тогда уж точно всему конец. Нет уж, пусть всё течёт, как течёт, хитро решил Базлов, а там видно будет, авось что-нибудь да выгорит.

- А что умные бабы ни с кем не спят? - скабрезно уточнил Кольский.

- Спят, конечно, - уныло согласился Базлов и не замечая, что правый ус полощется в арманьяке.

- Тогда я тебя не пойму, - с издёвкой спросил Кольский. - Чего тебе от неё надо?

- Понять... - попытался объяснить Базлов и поймал себя на том, что кривляется, как Анин.

Но Кольский был сделан из другого теста, и некоторые вещи ему были недоступны, как, впрочем, совсем недавно были недоступны и Базлову; а во всем был виноват Анин, который изменил моё мировоззрение до такой степени, что я стал ненавидеть собственную жизнь, раскаивался Базлов. Теперь она казалась ему монотонной и скучной. Куда я глядел раньше? - задавал он себе вопросы. Зачем бросил балет? Ему казалось, что если бы он продолжил танцевать, то перед ним открылся бы весь мир: и 'Парижская Опера', и 'Ла Скала', не говоря уже об 'Американском театре балета'.

- Что? - с долготерпением уточнил Кольский и даже забыл, что держит в руке бокал с арманьяком, который источает тонкий аромат чернослива.

- Понять Анина, - к своему стыду признался Базлов.

Это была его сверхидея, не познав которую, он не мог жить дальше.

- Так кто тебе нужен, - уточнил Кольский, - Анин или его жена?

- Анин, - краснея, простонал Базлов.

- Тьфу ты! - сплюнул Кольский. - Фигнёй страдаешь, - резюмировал он.

- Точно, фигнёй, - безжалостно по отношению к самому себе согласился Базлов.

- Я тебе, как специалист говорю, переспи с ней, и поймёшь её мужика, если тебе это так надо. Я бы ограничился первым, - цинично добавил он.

Алиса, действительно, нравилась Базлову, только он не хотел себе в этом признаться.

- Э-э-э... - укоризненно отозвался Базлов и сморщился так, словно укусил кислое яблоко.

И Кольский понял его вполне однозначно:

- Ну тогда переспи с ним.

- Он не из этих, - буркнул, краснея, Базлов.

- Не из нас с тобой? - безжалостно уточнил Кольский, отсылая Базлов к годам юности, когда они жили в одной комнате и в отсутствие доступных женщин делили секс пополам.

Однако с тех пор Базлов спал только с женщинами, и чурался балетных лет.

- Не из нас, - нехотя кивнул Базлов.

- Тогда дело дрянь, - исподволь поиздевался Кольский. - Даже не знаю, чем тебе помочь. Терпи, брат, деваться некуда. У меня такой любви ещё не было.

- Да не влюблён я в него! - гневно запротестовал Базлов. - Не влюблён! Не в том смысле, как ты себе представляешь. Я его понять не могу!

- А чего понимать? - насмешливо удивился Кольский. - Актёр он и есть актёр, играет себе и играет. Вот как я, например.

- А-а-а... - презрительно отмахнулся Базлов. - Иди ты к чёрту, трепло!