Актёрский роман

Глава 3

Коровин

И вдруг звонок помощника режиссёра Милана Арбузова разрушил все планы. Оказалось, что съёмки перенесены на лето, что договор не оформлен, хотя Анин собственноручно подписал его, а самое главное, оказалось, что Анин ещё не утверждён на роль доктора Ватсона.

Анин позвонил Никите Пантыкину. Пантыкин сообщил, что бюджета нет и сроки переносятся на неопределённое время. Мамиконов, вообще, не стал оригинальничать, сославшись на крайнюю занятость.

- Свяжись со мной завтра, - пропищал он в трубку.

Оставался Борис Макаров, но звонить ему после недавнего разговора с его помощником Анин счёл ниже своего достоинства. Началось, решил он, теряя над собой душевный контроль двух последних дней, и запил. Киношная дипломатичность бесила так, что сил не было терпеть. И хотя внутренний голос говорил, что это издержки профессии, что так было, есть и будет, а главное, что всё образуется, Анин пал духом; Алиса стоически терпела, зная, что вслед за спадом у мужа последует вдохновение, но когда именно, она могла только гадать.

- Ты бы сходил с Серёжей на премьеру 'Война саламандр', - в сердцах попросила она, глядя на батарею бутылок в углу. - Обещал же!

Анин пил 'культурно', то бишь в лоне семьи, носа из дома не казал, и Алиса следила, чтобы он не напивался до состояния риз, вовремя готовила ему домашние, жирные пельмени, которые он дюже любил, и лёгкие салатики, но и пить не мешала, ибо Анин мог психануть и отправиться на Балаклавский, где контролировать его не было никакой возможности.

- Меня оскорбили! - заявил Анин.

Несмотря на регалии и успехи в кинематографе, он постоянно чувствовал себя страшно уязвимым: толпа неудачником неслась по пятам, как гончие за зайцем.

- Ну и что? - безжалостно удивилась Алиса. - Меня оскорбляют регулярно. Сам сказал, 'издержки профессии'.

- То кого-то, а это меня, - угрюмо буркнул Анин, пряча глаза.

- Ну знаешь! - вспылила она. - Ты становишься невыносимым!

- А что ты хотела? Чтобы я клянчил роли?! - резко повернулся он к ней.

Глаза у него были страшными, как у утопленника. И она поняла, что он страдает, быть может, даже сильнее обычного, и что главная его слабость - возраст. Впервые она вдруг ощутила превосходство на ним и подумала, что наверняка переживёт его. Эта странная мысль удивила её, потому что она раньше не думала об этом.

- Хотя бы не пил, - испытала она жалость. - Подумаешь, обидели! Да на обиженных воду возят!

О Цубаки и Отрепьеве благородно забыли; обещание кануло в лету. Алиса терпеливо ждала, как привыкла ждать всю жизнь, но Анина уже несло по руслу терзаний.

- Я не какая-нибудь шавка!

- Не похоже, - съязвила она, стараясь разозлить его, ибо злым он в два счёта приходил в себя.

И на этот раз у неё получилось быстрее обычного.

- А вот в этом ты права, - вдруг согласился он и отставил стакан. - Я им покажу! Во сколько премьера?

- В одиннадцать, и пожалуйста, - предупредила она, - без фанатизма, а то я тебя знаю!

- Сергей, одевайся! - крикнул Анин, оборачиваясь в сторону детской, а потом - к Алисе: - От меня пахнуть будет, - посетовал он, болезненно дёрнув щекой, и подумал, что когда вернётся, то начнёт писать сценарий комедии. Комедия - это то, что надо, когда тебе плохо. Мысль пришла во спасение, но делиться с женой он не стал из опасения: а вдруг сглазит.

- А я тебе дам сухую гвоздику! - обрадовалась Алиса.

- Не хочу гвоздику. От её немеет язык. Дай кофейное зёрнышко.

- Зёрнышко, так зёрнышко, - согласилась она.

Это кофейное зёрнышко было тайным элементом их сексуальной игры, смысл которого оказался настолько мутным и подзабыт, что остался один символ, которым они пользовались при определённых ситуациях, и хотя ситуация была совсем другая, они оба подумали о постели, и у обоих заблестели глаза, однако, надо было идти на эту чёртову премьеру, от которой Анин не ждал ничего хорошего. Наоборот, ему было неприятно, что будут награждать и хвалить кого-то другого, а не его, лучшего из лучших.

Но прежде чем вызвать такси, Анин полез под душ, и они едва не опоздали. Хорошо, что из-за знаменитых гостей, время премьеры сместили на полчаса.

На входе в фойе кинотеатра его весело окликнули:

- Паша!

- Баркова?.. - крайне удивился он.

Он не видел её лет пять-семь и, честно говоря, забыл, что она существует. Маленькая, чёрненькая, с пунцовыми губками, она почему-то не пользовалась популярность у режиссёров и продюсеров. Но Анин так привык к оборотной стороне профессии, что давно не забивал себе голову подобными вопросами: у каждого своя судьба.

- Серёжа, это тетя Юля, - сказал Анин, тем самым давая понять, что не претендует на сердце бывшей любовницы, хотя они когда-то служили в одном театре, встречались тайком от труппы и клялись друг другу в вечной любви. Никто до сих пор так и не узнал о их романе, кроме, должно быть, Герты Воронцовой, которая обладала ведьминым чутьем на подобные вещи, однако, она была не из болтливых; Анин это ценил, и если она иногда дарила ему своё драгоценное тело, то делала это так искусно, что не притязала на свободу измученного гения, хотя в те времена он ещё не значится таковым ни в одном из рейтингов.

- Ах, какой красивый мальчик! - присела Юля.

Как и прежде, она носила на запястье красную нить от сглаза. Странно, что когда-то мне это нравилось, брезгливо подумал Анин, и нервный мороз пробежал у него по коже, вызвав гримасу неудовольствия на лице.

- Алиса постаралась, - натужно объяснил он веснушки на носу сына.

Гены матери забили гены отца. Этого он до конца дней не простит ей.

- Да, я помню, - В голосе её прозвучало ехидство. - Она у тебя огненная. А у меня тоже всё хорошо, личная жизнь налаживается... - уколола она его.

- Поздравляю! - сказал Анин, хотя ему было чуть-чуть неприятно, и он предпочёл бы, чтобы она до сих пор бегала за ним. - Женщина или мужчина? - Добавил с коротким, фирменным смешком.

- Что? - изумленно переспросила она, забыв, что он всегда был таким ядовитым.

Стилист явно постарался над её новым имиджем: ёжик чрезвычайно шёл к её широким бровям и правильным чертам лица, и хотя Анин был сентиментален, это его не взволновало, что прошло, то прошло, ничего не попишешь. Не было у него привычки ходить задом наперёд.

- Сейчас так модно, - объяснил он, криво ухмыляясь.

Баркова, действительно, домогалась его целых полгода и однажды поймала в момент слабости, когда он тосковал в запое, ну и понеслось, как снежный ком с горы. Отпустил он тогда вожжи, а когда очнулся, то понял, что сотворил глупость, однако, связь по инерции тянулась достаточно долго, чтобы Анин начал привыкать к Барковой, хотя, как оказалось, они абсолютно разные; и расстались тяжело, каждый при своём негативном мнении о другом. Со временам кое-что подзабылось, а теперь всплыло, как потревоженная тина со дна; и оба ощутили недовольство друг другом.

- Ты думаешь, почему я спала с тобой? - заговорила она так быстро, словно боялась охрипнуть.

В их бытности она верила сонникам. Потеря же голоса означало неконтролируемое событие, поэтому она всегда частила, как на исповеди.

- Почему? - спросил он, предугадывая ответ.

Когда-то он любил их всех без разбора: красивых, независимых, доступных и недоступных, к крутыми попками, острыми, как Джомолунгма, грудями, с сочными губами, с твердыми коленками, с выписанными лодыжками, с миниатюрными ступнями, с точёными мышцами на ногах, переливающимися, как волны, с божественным животиком, крохотными и мягким, как речная долина, с гордой шеей, сравнимой разве что с кипарисом, со станом, подобным струям водопада, с божественным взглядом небесных глаз, с копной чёрных-пречёрных волос, с открытым челом львицы и с плечами, подобными перевалу в горах. Теперь от всего этого великолепия остались крохи.

- Из-за жалости! - выпалила она, глядя на него в упор снизу вверх.

- Из-за жалости?! - воскликнул он, поражённый в самую печень.

Кажется, он сам оказался той соломинкой, которая спасла её от алкоголизма. Этим она его и держала, сколько могла, устраивая сцены ревности или нещадно рыдая, наливаясь 'мартини'. Напивалась она регулярно, и одно время это ему нравилось - овладевать ею пьяной, её открытость, способность кричать о вещах, суть которых знали немногие профессионалы, и верить в дурные приметы. Но когда ты это видишь и слышишь в тысячный раз, то это превращается в заезженную пластинку и становится пошлостью из пошлостей, и Анин разочаровался - нельзя вываливать на партнёра все свои страхи и дурные настроения.

- Из-за жалости! - К его ужасу подтвердила она. - Когда-то ты нуждался в ней!

- Не может быть, - медленно сказал он, вспоминая те годы, когда из его жизни на некоторое время исчезла Герта Воронцова, и ничего подобного не находя там, кроме нудной сцены, холодной зимы и вымученного секса; дело кончилось тем, что она перестала его физически удовлетворять. Попробуйте ужиться с женщиной, которая сразу после секса начинает рыдать взахлеб. Человек, который знает, что такое настоящая любовь, на меньшее не позарится. Ему показалось, что Юля мстит, потому что он так и не развёлся с Алисой, иначе всё рисовалось ему чистым самоубийством: маленькие женщины в его жизни всегда казались ему случайностью.

- Из-за жалости! - подтвердила она, отважно задирая острый подбородок.

- И всё-таки, мужчина или женщина? - обозлился он, отлично зная, что она всегда была трусихой и до смерти боялась любого режиссёра, не говоря уже о продюсерах, которые казались ей небожителями.

- Иди ты к чёрту! - смутилась она окончательно и тут же поправилась, с вызовом тряхнув прекрасной головкой: - Режиссёр Куприянов. Тебя устраивает?!

- А-а-а... - крайне удивился Анин. - Устраивает. - Было чему позавидовать: Куприянов входил в первую десятку самых востребованных режиссёров, однако, он явно староват для Юлии. - Будешь много сниматься, - насмешливо и не без зависти предрёк Анин.

- Уже! - сказала она крайне неприятно. - В фильме, который ты пришёл смотреть.

- Юля, - спохватился он, - я очень рад, что у тебя всё получилось.

Прошлое было отброшено окончательно. С Барковой его теперь ничего не связывало, кроме ехидства и красной нитки от сглаза, помнится, он сам же её и посоветовал, вычитав по глупости в инете.

- А как я рада, ты даже не представляешь! - перебила она его.

И он вспомнил, что предсказал ей совсем другую судьбу, одинокой и старой девы, у которой с профессией не всё сложится. Значит, я не пророк, ну и чудненько, обрадовался он так, словно нашёл пять рублей.

Не успел он расстаться с Юлей, как к нему подкатила худосочная девица пубертатного типа: без бедер, без грудей, без волос, с 'рыбьим зевком' и с маниакальным светом в глазах.

- Канал 'Нравы'. Можно задать вопрос?

- Можно.

- Какой ваш любимый актёр? - нагло сунула микрофон под нос.

- Эдриан Броуди.

- Почему?

- Хорошо играет, - дёрнул бровью Анин.

- Какая ваша следующая роль в кино?

- Это пока тайна, - спокойно ответил Анин, хотя девица провоцировала на язвительную реакцию.

- Говорят, вы деньги лопатой гребёте в проекте 'Брамсель'? - ещё пуще обнаглела девица.

- Милая девушка, не верьте слухам, я ещё хуже! - кинул он гранату под названием противоречие взрослых мужчин с большими актёрскими наклонностями.

Но девица оказалась дюже прожжённой.

- Даже не сомневаюсь! - заявила она.

- Я в ваши годы взрослым не грубил, - сдержался Анин и покосился на сына: Серёжа давно скучал во взрослом мире.

- Спасибо за комплимент! - подпрыгнула девица. - А правда, что вы сорвали съёмки в фильме 'Любовницы короля Артура'?

- Придержи язык! - вспылил Базлов.

- Да вы ещё и пьяны! - обрадовалась девица. - Снимай! - приказала опешившему оператору, который оторвался было от окуляра и отступил на шаг.

И Анин понял, что девице нужен скандал. И действительно, к ним уже оборачивались, и десятки смартфонов были нацелены, чтобы запечатлеть его реакцию. Поэтому он сдержался.

- Пойдём, Серёжа, - подтолкнул сына, - места займём.

- А ещё 'Нику' взяли! - крикнула вдогонку худосочная девица.

Но Анин только покосился с соответствующим выражением на лице, однако, даже этого был достаточно, чтобы сотворить из него злодея. Потом отомщу, решил он, памятуя, что это тоже оборотная сторона профессии: неудовлетворенная месть.

- А что они хотели, папа? - дёрнул его за рукав Серёжа.

- Ничего, сынок, ничего, просто завидуют.

Он подумал, что девица появилась не просто так, что она выполняла чей-то заказ, а это плохо, очень плохо: Анин не представлял себя скандальным актёром и неуверенно чувствовал себя в этом амплуа, хотя ему часто говорили, что харизма у него ой-ё-ёй какая, так и прёт. Чего хорошего, если на тебя охотятся? - подумал он. Теперь я - дичь.

- Чему, папа?

- Тому, что мы пришли в кино, сынок.

Сергей посмотрел на него и, похоже, всё понял:

- Правду говорила мама: 'Бывают дни похуже!'

- То ли ещё будет, - добавил Анин и подумал: 'Сегодня не мой день'.

Через пятнадцать минут он отчаянно скучал: обычный боевик, в котором хорошие парни естественным образом наказывают плохих парней. Рутгер Хауэр, выглядел лощёным, в чисто американском стиле, как, прочем, и Григорий Омельяненко. Остальных Анин просто не запомнил. Но сыну нравилось. В самые страшные моменты он, забыв о попкорне, закрывал глаза руками. Собственно, ради сына Анин и мучился, иначе бы пил беспробудно. И тут он решил, что хватит себя жалеть и ковыряться в судьбе, пора ухватить её за хвост. Буду писать комедию, решился он окончательно. Комедия - это нечто свеженькое, без американских соплей и дешёвого патриотизма.

Он вспомнил, как на даче у Базлова, дурачась, импровизировал сценки из этой самой комедии, и Базлов был на десятом небе от счастья, не понимая, что такие импровизации - крохи, тип видения актёра, не больше, что настоящая работа, долгая, нервная и тяжелая, впереди. Зачем искать сценариста, я сам напишу, самонадеянно артачился Анин, хотя, конечно, сообразил, что профи сделает всё быстрее, со всякими там завязкам и развязками, и голову ломать не надо, только идею подкинь. Он тут же начал придумывать сюжет, жалея, что не взял блокнот и ручку.

После фильма к публике вышла киносъемочная группа, все долго и вдохновлёно говорили, включая переводчика. Где-то среди мужчин мелькала Юля, но микрофон ей не дали. Зато Куприянов поупражнялся в умствовании и в конце рассыпался в самоуничижительных комплиментах к американским партнёрам по кино. Оказалось, что без их участия кино не состоялось бы, 'кинщик' заболел. Не велика потеря, подумал Анин, поднимаясь; и на выходе из зала они нос к носу столкнулись с Виктором Коровиным.

- Здорово-о-о! - заорал Коровин так, чтобы на них обратили внимание, и полез целоваться.

Был он каким-то взвинченным, не похожим на самого себя, хотя и на удивление трезвым.

- Что-то я тебя давно не видел, - заметил Анин, вырвавшись из его объятий и брезгливо вытираясь, чувствуя на щеках чужую щетину и запах дешёвого табака.

Коровин был прекрасным собеседником, отчасти оракулом, отчасти интуитивистом. Все его предсказания, как правило, сбывались. К сожалению, предсказывал он только киношные и только негативные события, поэтому пророка из него в большом смысле не получилось.

- Попомни меня, фильм ничего не получит! - комично задрал он палец в потолок.

Рыжие, прокуренные усы у него смешно шевелились, словно жили отдельно от лица.

- Я даже не сомневаюсь, - согласился Анин, приправляя всё это коротким, фирменным смешком, мол, в киношных вопросах я кое-что петрю и всецело на твоей стороне, потому что, как и ты, тоже ущемлён жизнью.

- Если только по закону больших чисел! - радостно подпрыгнул Коровин и сбацал короткую чечетку.

Раздались аплодисменты. Коровин обернулся, раскланялся, приседая, как прима-балерина, разводя ноги в стороны. Тот, кто познал славу, не может жить обычной жизнью.

- Не получит, - покорно кивнул Анин, ибо Коровин из-за своей тонкой натуры мог обидеться, а обижать хорошего человека Анин не хотел. Коровину и так досталось, как, впрочем, любому из нас, подумал Анин.

- А я на галёрке сидел, - счёт нужным сообщить Коровин; в глазах у него промелькнула обида, и Анин понял, что Коровина давно никто никуда не приглашает и что он притащился в надежде, что кто-нибудь из очень больших собратьев по цеху заметит его и соизволит дать хотя бы паршивую роль.

- А мы в третьем ряду, - не к месту сказал Серёжа.

- Ну и как тебе фильм, в общем? - быстро спросил Анин, чтобы загладить неловкость сына.

- Глупее фильма я не видел сроду! - громко заявил Коровин. - Нет, видовой ряд отличный, но, простите, это же банальщина!

К ним тут же стали прислушиваться: два известных типа рассуждают о том, что лежало на сердце у публики.

- Слушай, - спохватился Коровин, - пойдём выпьем?

- Я с сыном, - напомнил Анин и с гордостью посмотрел на Сергея.

Его конопушки не пропадали даже зимой, а цвет волос тёмной меди, выдавал в нём женину породу.

- Отлично, пусть приобщается к великому! - неподдельно искренно воскликнул Коровин, - 'Тарантино' - прекрасный ресторанчик. Мороженое возьмёт, того сего, - Коровин хитро подмигнул, располагая к себе и обещая много приятных минут от болтовни.

- Ну, пойдём, - нехотя согласился Анин, - только не долго. - Он как предчувствовал печальный исход дела.

- Естественно! - икнул от радости Коровин.

- Чур, плохую водку не пить, - заявил Анин.

- Об чём разговор! - ещё пуще возбудился Коровин.

Они вышли из кинотеатра и спустились в переход. В переходе было холодно и грязно. На стенах висели обрывки рекламы. Чуть впереди бежал, перебирая короткими ножками, режиссёр Мамиконов, рядом с ним величаво плыл Никита Пантыкин. А Милан Арбузов сделал вид, что не заметил Анина.

Оказалось, что в ресторанчик набилось половина бомонда, однако, без съёмочной группы, для которой, разумеется, был накрыт банкет за счёт 'фирмы' где-нибудь в более фешенебельном месте, где можно было, не стесняясь чужих ушей, говорить о великом и вечном, то бишь о кино.

- В нашем фильме хоть наличествовала идея о славной русской охоте, а здесь?! Да поменяй титры и название, режиссёра никто не заметит, - злопыхательски распространялся Коровин.

Мысль о том, что режиссеры должны отличаться ещё и киноязыком, была слишком высока. От неё попахивало претенциозностью. Этого не любили, считая вредным и опасным для производства, иначе три четверти режиссёров должны уйти из профессии на паперть.

- Тихо ты! - сказал осторожный Анин и оглянулся.

И действительно, соседи уже косились на них, все те, кто потом побегут мелко интриговать. Анин-то было всё равно, у него режиссеры пока ещё по струнке ходили, а вот Коровин с его репутацией неудачника мог пострадать. Но похоже, Коровина это абсолютно не заботило, он пребывал в перманентном состоянии гнева.

- Плевать! - громко заявил он.

Заказали огромную пиццу, жареного мяса, Сергею - равиоли. Из выпивки - 'чёрный бриллиант', и ещё мелочевку: салаты, закуску, копчености и минеральную воду. Сергей тут же убежал готовить пиццу вместе с поваром. Была такая услуга, стоившая Анину полтинник. А Коровин с просветлённым взглядом разлил по рюмкам водку.

- Скажи, я в плохой форме? - спросил он так, словно был штатным канатоходцем над пропастью.

Анин внимательно посмотрел на него. Лицо у Коровин отекло, а в глазах засела крепкая тоска. С ушами у него тоже было не всё в порядке, они у него стали огромными, как лопухи после генной модификации. А ещё этот нелепый пиджак в жёлтую клетку и клоунские зелёные штаны. Было над чем потешаться. Жаль, что содержание не совпадало с внешним видом, иначе бы Коровину цены не было. Сгубили человека, с тоской подумал Анин, перенося ситуацию на себя.

- Нет, конечно! - соврал Анин и подумал, что тоже выглядит не лучшим образом, разница в том, что я почему-то в фаворе, а он - нет; ну да недолго: все только и ждут, чтобы лягнуть половчее, сволочи!

- Тогда почему меня не берут сниматься?! - не поверил ему Коровин.

- Как не берут? - крайне удивился Анин, хотя, конечно, знал положение Коровина.

- Роли максимум второго плана - вот моё теперешнее амплуа! - с горечью выкрикнул Коровин. - Невостребованный типаж!

- Типаж?.. - Анин почувствовал, что углы рта у него скорбно опустились вниз.

Он представил себя в такой же ситуации и решил, что этого не может быть.

- Да, - с горечью подтвердил Коровин, - мне так сказали.

- Не слушай дураков! - посоветовал Анин.

- Тебе хорошо рассуждать! Тебе все кланяются!

- Брось! - отшутился Анин, хотя ему было приятно слышать подобную лесть.

- С тебя дерут в сериалах! - настаивал Коровин.

- В каких?! - удивился Анин.

- В 'Тайне следствия', например! - открыл ему глаза Коровин.

- Ну и бог с ними! - благодушно отозвался Анин, хотя его, конечно, задело за живое, что его копируют.

С соседнего столика и из центра зала на них пялились, как на гомиков. Анин узнал мэтра Клавдия Сапелкина, верховода киношной своры, любителя сплетен и молоденьких актрис. Седьмая жена годилась ему во внучки, а великовозрастные потомки уже давно сделали его прадедушкой.

- Возьмут ещё, - обнадёжил Анин, - придёт твоё время. Куда они денутся?

Он представил кислые физиономии режиссёров и продюсеров, и его самого едва не переклинило.

- Нет, Паша, - покачал головой Коровин, - я вышел в тираж. Спёкся! Нет больше прежнего Коровина! Осталась одна оболочка! - и показал руками на себя, мол, вот что из меня сделали.

- Не бери в голову, - схитрил Анин, - всё образуется!

Коровин посмотрел с сомнение, должно быть, решив, что Анин тронулся умом: где это видано, чтобы человек в положении Коровина выкарабкивался.

Они выпили. Водка была холодной и отдавала чёрного хлеба. Коровин крякнул, закусил бастурмой с горчицей и ещё более солёным огурцом. По усам у него потекло.

- Паша, - снова завёл пластинку Коровин, - скажи, что происходит?!

- Ничего не происходит, всё как всегда, - заверил его Анин, дёрнув от вранья щекой.

Этим он хотел сказать, что умри они здесь прямо сейчас, киношный мир даже не оглянётся, как не оглядывался на уход других: великих и невеликих, известных и неизвестных, поэтому особенно беспокоиться незачем. Такова жизнь, только от такой жизни водкой залиться хочется. Но Коровин и сам знал положение дел: низкие люди быстро объединяются против таланта, а потоптать - для них одно сплошное удовольствие.

- Ведь я такой же, как и раньше, ничего не изменилось, - посетовал он.

- Не изменилось, - подтвердил Анин и подумал, что ему в голову приходят точно такие же суицидальные мысли.

- Вот я и хочу понять, какого рожна им надо?! - Коровин, заводясь, кивнул на соседний стол, за которым сидел Клавдий Сапелкин в компании жёваных тёток из правления гильдии актёров.

Мэтр был на высоте. Хватал премии и регалии. Распределял должности в своре и вел закулисные интриги. У него были связи везде, где можно было только их представить. И всё деньги, потому что денег у мэтра было немерено. Где он их только печатал, никто не знал.

Анин почувствовал, что пахнуло скандалом: Коровин сейчас полезет выяснять отношения, придётся вступиться. Получится драка. Сергей испугается. Алиса подаст на развод. Зря я припёрся в ресторан, решил Анин.

- Клавдий Юрьевич тебе отказал? - назидательно и чуть-чуть быстрее, чем надо в таких ситуациях, спросил он.

- Нет, - невинно моргнул Коровин.

- Ну а чего ты? - Со значением раскусил маслину. - Пусть сидит и пьёт свою водку.

- Однако ничего не предлагает! - упёрся Коровин.

- Ну и что? - опростился до невозможности Анин. - Значит, предложит.

Ещё не выпил, а уже опьянел, неприязненно подумал Анин.

- Я за справедливость! - воскликнул Коровин.

- И я тоже, - демократично признался Анин, чтобы отвлечь Коровина. - Наливай!

Принесли мясо и пиццу. Сын сказал, уплетая за обе щёки:

- Поваром буду!

- Молодец! - похвалил Коровин. - Сразу видно, практичный человек, не то что мы с твоим батей.

Сын с благодарностью посмотрел на Коровина, и Анин подумал, что надо чаще бывать с детьми, они-то ни в чём не виноваты.

- Почем ты знаменитость, а я никто?! - снова запел Коровин.

От водки язык у него ещё больше развязался.

- Ви-и-т-я-я-я! - укорил его Анин и скорчил самую честную мину, на которую был способен.

Тема для разговора была скользкой. Что толку вечно открывать человеку глаза на реальное положение вещей? Он хочет услышать совсем другое.

- Чего, 'Витя'? Я уже пятьдесят лет Витя! - не унимался Коровин.

- Надо терпеть, - иезуитски тонко посоветовал Анин. - Я же терплю! У тебя просто чёрная полоса.

- Тебе повезло. А я чем хуже? - не слушая его, вопрошал Коровин. - И заметь, начал раньше, чем ты.

- Заметил, - с тоской вздохнул Анин.

Как становятся звездами? - с раздражением подумал он. Когда количество переходит в качество? Когда ты нажил кучу врагов? Или когда господь бог где-то там замолвит за тебя словечко? Я не знаю. Может, Коровину не хватило совсем чуть-чуть, а он даже не подозревает об этом. Может, надо было лишний раз кому-то поклониться или согласиться на роль, от которой с души воротит?

- Витя, чем я тебе могу помочь? - не выдержал Анин.

- Поговори со своим режиссером, - шустро наклонился через стол Коровин.

- Витя, так дела не делаются, - напомнил Анин.

Он никому не рассказывал, что в московском театральном институте, в который он поступил с четвертой попытки, ему прямым текстом говорили, что он будет самым не снимаемым актёром в истории кино.

- Да знаю я, знаю! - брызнул слюной Коровин.

Анин едва уклонился:

- Я поставлю себя в глупое положение.

- Ну, поставь хоть раз в жизни! - упрекнул Коровин, отводя глаза в сторону.

Я только этим и занимаюсь! - хотел фыркнуть Анин, но сдержался.

- Хорошо, я поговорю с Арбузовым, - пообещал он, - однако, шансов, сам понимаешь.

Говорить Коровину, что я вишу на волоске, глупо. Не поверит. Решит, что я отнекиваюсь, подумал он. Дело даже не в этом, а в штате, разве что кто-то из актёров помрёт раньше времени.

- Ты поговори, а я посмотрю, - многозначительно сказал Коровин, с блудливым выражением на лице обращаясь к мясу.

Анин ничего не понял, а лишь заподозрил, что Коровин уже в курсе его проблем. Сплетни в киношном мире распространяются со скоростью лесного пожара. В курсе, но молчит. Зачем, спрашивается? И догадался: из-за стадного лицемерия, будь оно неладно. Правду говорила мама: 'Бывают дни похуже!' - подумал Анин и с выражением праведника на лице пошёл освежиться.

Следом за ним ввалился мэтр Клавдий Сапелкин и, не обращая внимания на Анина, хлопнул дверцей кабинки. Анин вытер руки, с отвращением посмотрел на себя в зеркало и собрался выходить.

- Привет, мил человек! - окликнул его Сапелкин, выбираясь из кабинки и с артистическим шиком застегивая ширинку.

- Здравствуйте, Клавдий Юрьевич, - оглянулся Анин.

- Признал всё-таки! - с укором сказал Сапелкин. - А я думаю, ну когда ты снизойдёшь до старика!

Клавдий Сапелкин явно напрашивался на комплимент о своём возрасте, мол, вы ещё хоть куда, Клавдий Юрьевич!

- Что вы хотите, Клавдий Юрьевич? - спросил Анин, чувствуя, что Сапелкин не просто так затеял разговор.

- Что я хочу?! - на тон выше переспросил Сапелкин. - Я хочу спросить тебя, кто тебя, мил человек, в люди вывел?

- В 'люди'? - удивился Анин и с враждебным выражением на лице развернулся к Сапелкину.

- Ну а кто ещё?! - почти миролюбиво возмутился Сапелкин. - Я ведь за тобой давно слежу и где надо, словцо молвлю, кого надо, остановлю от непродуманного шага. А ты неблагодарен!

- А почему я должен быть с вами благодарным, мы вместе в одни ясли не ходили, детей не крестили.

- Нехорошо! Нехорошо добро забывать!

- Клавдий Юрьевич, роли вы мне никогда не предлагали, делаете вид, что меня не существует. Говорите прямо, что вам нужно? - спросил Анин.

- Мне нужно, чтобы ты делился со старшими товарищами, и тогда у нас будет мир!

- Я скромный человек, - начал заводиться Анин, - но иногда приходится разговаривать так, словно у меня три судимости, - предупредил он.

- Только не надо пугать. Кто ты такой? Кто?! - принялся трясти руками Сапелкин. - За тобой только твой банкир. А за мной, знаешь, кто?!

За Аниным стояли те, кто дали ему деньги на раскрутку. Но соваться в их иерархию, не зная расклада, было глупо. Они с Базловым давно обсудили этот вопрос и пришли к выводу, что изо всех передряг будут выбираться самостоятельно, иначе себе дороже.

- Знаю. Ну и что?

- А то, что твоя жена перебивается ролями, и ты тоже будешь!

И Анин понял, что всё-таки прилетело от Саввы Никулишина, функционера сапелкинской своры, попасть в которую мечтали все молодые и немолодые актёры. А я не попал, возгордился он.

- Так это вы?! - удивился он тому, что никогда не соприкасался с ним по киношному цеху.

Менталитет у них был разный, принадлежали они к разным школам: Сапелкин - к московской, а Анин - непонятно к какой, и ходили они по разным дорожкам, и водку пили в разных компаниях.

- Ну а кто ещё! - расхохотался Сапелкин. - Не лезь в чужой огород!

- Сломать бы вам шею, да стариков не обижаю, - съязвил Анин.

- Это я старик?! - зарычал Клавдий Сапелкин, налившись кровью, как помидор. - Это я старик?! Да ты знаешь, что я с тобой сделаю?!

И действительно, Клавдий Юрьевич хотя и был старше Анина лет на семнадцать, но выглядел, что называется, крепким и породистым, с седой щеточкой усов, которые ему абсолютно не шли, а ещё больше старили.

В следующее мгновение мимом Анина с воплем: 'Убью гада!' промелькнуло 'что-то' жёлто-зелёное, и Анин чисто рефлекторно попытался схватить это 'что-то', но не сумел, раздался треск, и в руках стался лишь клапан от кармана; а Клавдий Юрьевич Сапелкин сполз по стенке, размазывая сопли и кровь.

- Здорово его я уделал! - радостно заорал Коровин, массируя почему-то кулак правой руки, хотя был левшой.

Оттолкнув Коровина, Анин склонился на Сапелкиным. Зубной протез у того вывалился и, оскалившись, как смерть, боком лежал на полу. Правый остекленевший глаз смотрел куда-то в потолок, левый почему-то безостановочно дёргался. Агония, с холодком в сердце решил Анин. Всё было кончено: жизнь, карьера. О жене он даже не подумал, жена другого найдёт.

Кто-то приоткрыл дверь и истошно закричал:

- Убили!!!

- Кого-о-о?! - Разнеслось по ресторану.

Тише вы! - хотелось оборвать их, человек умирает.

- Мэтра!

- Какого?!

- Да Сапелкина! Сапелкина! Будь он трижды проклят!

В туалет тут же набилась толпа - не продохнуть. Переживающего Анина и недоумённого Коровина оттеснили в сторону, словно не они были героями момента.

Дородный Никита Пантыкин, выкатив глаза, кричал:

- Сенсация! Сенсация!!!

Ему вторил коротышка Мамиконов:

- Искусство пало! Кинематограф понёс невосполнимую потерю!!!

Милан Арбузов ограничился тем, что многозначительно посмотрел на Анина и повертел пальцем у виска.

Сапелкина осторожно подняли и понесли, как покойника, ногами вперёд.

- Ну вы мне за это ещё ответите! - пообещал Анину какой-то, маленький, нервный, лысый мужичок с бородавкой на лбу, бережно, как ежа, заворачивая зубной протез Сапелкина в платок.

Их беспрестанно щелкали на мобильники.

Актриса Вера Русских, которая после съёмок в 'Маргоше' за невостребованностью, резала себе вены на руках и ногах, воскликнула со всем жаром молодости:

- Вы убийца, Павел Владимирович!

Анин так на неё посмотрел, что Русских предпочла за благо убраться восвояси.

Тотчас явилась полиция, и на растерянного Анина надели наручники.

- У меня здесь сын! - рванулся было он.

Но навалилось пятеро.

- Соучастник? - Спросили с хитрецой, свойственной карающим органам.

- Сын! Мать его с ума сойдёт! - просипел Анин.

- И сына возьмём, - успокоили его.

- Ему только семь лет!

- Значит, по малолетке пойдёт! - заверили абсолютно серьёзно.

И Анин понял, что с юмором у полиции всё нормально. Вот влип! - решил он.

Привезли в ОВД 'Арбат', затолкали за решётку и приказали молчать. Собственно, Анин давно молчал, зная по опыту, что не так страшен чёрт, как его малюют, и что можно выпутаться и не из такого положения. Однако если Сапелкин помер, то ничего не попишешь, придётся садиться. А может, и к лучшему, с неожиданным облегчением подумал Анин, мучеником стану, будут говорить: 'А-а-а... это тот, который убил мэтра Сапелкина! Так ему и надо!' К счастью, прежде чем у них отобрали мобильники, он успел позвонить Базлову. А потом разулся, залез на нары и укрылся дублёнкой.

- Как ты можешь? - патетически запричитал Коровин, бегая по камере и махая руками, как раненая птица. - Как ты можешь?! Пиджак мне порвал...

- Сегодня пятница? - Анин сычом выглянул из-под дублёнки.

- Ну?.. - споткнулся Коровин.

- Разберутся к понедельнику. Так что ложись, не мелькай.

- Ну у тебя и нервы! - снова забегал Коровин. - Нас же посадят!!!

Рыжие усы у него походили теперь на поросячью щетину и явно вопрошали: 'А с нами что будет?'

- Подумаешь...

У себя в Кемерове Анин состоял на учёте в милиции с шестого класса. Треть школы ходило под его началом. Опыт у него был огромный. В четырнадцать получил судимость условно. Позже он разобрался со своей харизмой и выбрал между хулиганством и искусством.

- И то верно, - вдруг замер Коровин. - А всё-таки хорошо я ему врезал!

Он демонстративно помассировал свой правый кулак, а глазах, непонятно почему, промелькнул щенячий восторг.

- Вот за это 'врезал' нам по десятке и впаяют, - фирменно хихикнул Анин, накрываясь с головой.

- Мне-то всё равно! - заумничал Коровин. - Я человек потерянный, я в киноведы подамся, а тебе должно быть стыдно!

- Чего это мне стыдно? - удивился Анин и снова выглянул.

Не любил он в людях наивность, пускай она и была передышкой в гонке на супердлинную дистанцию, но наивность сгубила ни одного человека, потому что судьбу делала кривой, а жизненную цель невнятной.

- Ты меня в это дело втравил!

- Я?! - вскипел Анин, но ту же остыл: что возьмёшь с обиженного жизнью, разве что, как говорили в школе, анализы? Однако Коровин и на это не годен, позлорадствовал Анин, гусь лапчатый.

- Ну а кто мне глаза на правду жизни открыл? - сыграл на актёрском рефлексе Коровин.

- Иди ты к чёрту, балабол! - пробурчал Анин и, действительно, уснул.

Мысль о том, что он сам балансирует над пропастью, даже не пришла ему в голову.

Разбудили его Базов и адвокат, оба с весьма озабоченными лицами. Базлов крутил усы, чем сильно рассмешил Анина. На что Базлов только осуждающе покачал головой:

- Всё-таки Сапелкин - всемирно известная личность, связей у него больше, чем песчинок на берегу Чёрного моря. Что он придумает, одному Богу известно.

Отвели в отдельную камеру и дали пять минут.

- Так, - деловито сказал адвокат, - ни в чём не сознавайтесь!

- Да, не стоит, - грустно подтвердил Базлов и посмотрел на Анина как на обречённого.

Но тогда Анин его не понял, хотя что-то изменилось со смертью Клавдия Юрьевича Сапелкина. Отвлёк адвокат.

- Вы его били? - спросил он.

- А-а-а... м-м-м... - отвечал Анин.

- Так били, или нет?! - вышел из себя адвокат.

- Пальцем не тронул, - признался Анин и снова вопросительно уставился на Базлова.

Но лицо Базлова уже ничего не выражало.

- Тем более! - обрадовался адвокат.

- Я бил! - радостно сообщил законопослушный Коровин.

Адвокат только покривился, и Анин понял, что адвокат интересует только он лично, а Коровин сбоку припёка.

- Кричали на друг друга, - поправился Анин.

Базлов понимающе улыбнулся. На самом деле, он испугался, что Анин догадается о его мыслях. А думал он о жене Анина, о её умоляющих глазах: 'Вызволи придурка!', и о том, что сообщил ему накануне Пётр Ифтодий: 'Ваш друг из Челябинска?' 'Ну да', - неуверенно подтвердил Базлов. 'Типсаревич - из Новосибирска'. 'Ну и что?' 'А то, что по меркам Сибири это совсем рядом. К тому же Анин родился в этом городе'. 'Да? - удивился Базлов, - я и не подумал'. Значит, 'Жулин-три' не будет, с облегчением решил он и тут же высказался: 'Ты это... не забывайся, всё-таки пока Анин ещё мой друг'. 'Есть не забываться', - дал отбой Пётр Ифтодий и опять вывернулся, как угорь.

- Кричать, - махнул адвокат, - это можно. Можно даже матом. Нельзя оскорблять и грозить смертью. А кричать можно, сколько влезет. Это не уголовное преступление.

- А если я его не любил по жизни? - деловито спросил Коровин и сделал так: 'Ц-ц-ц!', когда человек красуется, имея в душе ещё одно придурочное лицо, которое выказывает только в редкие моменты актёрского озарения.

- Это тоже не преступление! - заверил его адвокат. - Мало ли, кого я не люблю! Так можно пол-Москвы пересажать. Пили?

- Бутылку на двоих, - сознался законопослушный Коровин.

- Вы ничего не пили! - деловито наставил палец адвокат. - Это отягчает вину!

- А если пахнет? - спросил законопослушный Коровин.

- Дышите в сторону! - посоветовал адвокат.

- В общем, молчите, - сказал Базлов и осторожно покосился на Анина: сообразил или нет?

Опасность была очевидна, Анин был не настолько глуп, чтобы не догадаться о том, что уже и так давно волнует Базлова.

- А если пытать будут? - спросил законопослушный Коровин.

- Насмерть не запытают, - зловеще сказал адвокат.

- От них всего что угодно можно ожидать, - со знанием дела сказал Базлов. - Я одни раз тоже попал...

Анину вовсе стало смешно от мысли, что огромного Базлова кто-то мог повязать, а вдвойне смешнее от того, что Базлов под его взглядом терялся, словно школьник на экзамене.

- Потом расскажешь, - перебил адвокат, и Базлов послушно заткнулся, что на него вовсе не было похоже.

- Сергея забери, - попросил Анин.

- Заберу, - по-свойски пообещал Базлов. - Мы пошли на разведку! В общем, не падайте духом. Если надо, начальству на лапу дадим.

- А вот это не рекомендуется, - авторитетно покачал головой адвокат, и они, пререкаясь между собой, суетливо убежали.

Анина и Коровина вернули на прежнее место. Анин снова улёгся спать. Разбудил его беспардонный Коровин:

- А мне пальчики откатали, - радостно сообщил он, мотая в воздухе чёрными, как у негра, руками.

- Поздравляю, - сказал Анин, переворачиваясь лицом к стене.

На самом деле, он не спал, а все эти два часа думал о Бельчонке, как она изменилась, с каждым днём становилась чужой, и не мог найти причины. И вдруг из всё совокупности того, что пережил сегодня, понял, что Базлов тоже поставил на нём крест. Это открытие, в свою очередь, удивило его своей беспричинностью. Что-то вокруг него происходило, а он ещё не понимал, что именно. Надо убедиться, подумал он, что я ошибаюсь.

- Такой материал пропадает! - воскликнул Коровин. - Такой материал, а ты дрыхнешь!

- Тебя что, ни разу не забирали? - приподнялся Анин.

- Ни разу, - сознался Коровин. - Теперь-то уже всё. Опыт не пригодится.

- Сплюнь, - посоветовал Анин.

- Ты думаешь, не посадят?

- Не-а, - зевнул Анин.

- А я думаю, посадят, - радостно сказал Коровин.

И Анин понял, что Коровин таким способом мечтает спасти свою и без того подмоченную репутацию: мол, сидел, играть не мог, а вышел, время ушло; будет чем оправдаться.

***

- Товарищи актеры, - щёлкнул замком полицейский, - вы свободны. Можно автограф?

- Можно! - образовался Анин и стал деловито обуваться.

Коровин заметно расстроился, его гениальный план лопнул:

- А чего нас отпускают? Преставился, что ли?

- Наоборот, - весело сказал Базлов, выпучив глаза, - здоровее нас с вами.

- Тогда чего он того? - Коровин изобразил покойника, чем рассмешил полицейского.

- Алкогольная гипоксия, - пояснил адвокат, прикрывая глаза морщинистым, как у курицы, веком. - Клизму поставили, и сознание вернулось.

- Что? - не понял Анин.

- Есть такая генетическая предрасположенность: в минуты волнения некоторые пьяные люди внезапно теряют сознание. А это значит, что вы его не били.

Анин вопросительно уставился на Коровина.

- Я не дотянулся, - невинно хихикнул Коровин, распушив усы. - Ты же сам меня удержал!

- Чего же ты хвастался?! - удивился Анин и вспомнил, что ему пришлось пережить, но с Коровина как с гуся вода, жаль, в реальности он жил, как в кадре, полагая, что всё сойдёт с рук.

- Так хотелось ему морду набить, - с улыбкой идиота на губах покаялся Коровин.

- Блин! - выругался Анин, но дальше распространяться не стал, ибо понял, что хитрый Коровин всё это время водил его за нос.

- Всё равно бы вас повязали до выяснения, - деловито сообщил адвокат.

- А что произошло? - спросил Анин, накидывая дублёнку.

- Ваш оппонент, если можно так выразиться, придя в сознание, благородно отказался писать заявление.

- Испугался, сучонок, - фальшиво вздохнул Коровин.

- Ну да, - не подумав, согласился Анин, хотя ему было неприятно, что Клавдий Сапелкин оказался умнее всех. - А Сергей где?

- Ваша жена забрала, - беспечно ответил полицейский.

Базлов спрятал глаза. Анин вопросительно уставился на него и всё понял: финита ля комедия, Алиса не простит ни за что на свете, и Базлов в курсе. Сговорились. Может, и к лучшему, думал он насмешливо и потащил его в сторонку:

- Роман, Сапелкин знает, сколько мы заработали.

- Откуда? - занервничал Базлов.

- Вот я и хотел у тебя узнать.

Казалось, Анин пребывает в своей стихии, потому что, в отличие от Коровина, был абсолютно спокоен.

- Хорошо, я разберусь, - деловито пообещал Базлов и дёрнул себя за знаменитые усы, а потом кивнул, мол, наконец-то я понял твою слабость: жену ты боишься.

- Так автограф дадите? - снова пристал полицейский и тем самым отвлёк Анина от грустных мыслей.

- Конечно! - воскликнул Анин и подумал, что виноват перед Бельчонком, так виноват, что попахивает разводом, и никакие Цубаки с Отрепьевым не помогут.

Минут сорок они раздавали автографы. Коровин смеха ради вместо подписи ставил отпечаток большёго пальца. Анин начало тошнить от его скоморошества. Сбежалось всё отделение, а большое начальство, довольное тем, что всё обошлось, пригласило в апартаменты, где они, не закусывая, распили бутылку дорогого виски. Анин почувствовал, что его наконец повело, а то один адреналин в крови, и толку от него - никакого.

- Больше к нам не попадайтесь, - профессионально советовали на дорожку.

- Всенепременно! - обещал Коровин, скалясь, как нецивилизованная собака.

Адвокат дал слово присматривать за подопечными. Базлов от радости полез со всеми целоваться и был искренен, обещая, что если кто-то ещё раз пальцем тронет Клавдия Юрьевича Сапелкина, то он от горя усы сбреет.

- Отвези меня на Балаклавский, - устало попросил Анин и в дороге был молчалив и угрюм.

Махнул на прощание и заскочил в магазин за водкой. Прежде чем пригубить, с опаской позвонил домой:

- Меня отпустили...

- Жаль, что не в морг! - крикнула Алиса, и связь оборвалась.

Правду говорила мама: 'Бывают дни похуже!' уныло подумал Анин и ощутил себя круглой сиротой.

Утром он получил от Коровина странную СМСку: 'Все хорошее когда-нибудь кончается. Не поминай лихом. Ушёл в...' Наверное, 'в запой', подумал Анин. Куда ещё? И тут же забыл о друге, потому что со всей яростью, на которую была способна, в трубку по второму каналу ворвалась Юля Баркова.

- Это ты накаркал! - закричала она в пьяной истерике.

Он знал её именно такой, она возбуждала его откровенностью (откровенней оказались только Алиса и Герта Воронцова), и он воспринимал это за вселенскую истину и даже на некоторое время попал под влияние Барковой, пока Герта Воронцова не открыла ему глаза на неё. Она оказалась еврейкой. Не то чтобы Анин имел что-то против евреев, но с тех пор в общении с Юлей появилось опасение брякнуть что-то непотребное. Ему самому несколько раз звонили совершенно незнакомые люди и спрашивали, еврей он или нет. 'А почему именно еврей?' - удивлялся он. 'А потому что только евреи могут быть по-настоящему талантливыми'. Пришло кое-кого разочаровать: 'Нет, я не еврей, я на четверть татарин, на четверть русский и на две четверти просто вселенский человек'.

- Что накаркал? - невольно отстранил он ухо.

- Фильм провалили! Куприянов меня бросил! Ты этого ждал? Этого?!

- Ничего я не ждал, - пробормотал он обескуражено.

- Ты сволочь! - крикнула она так, что зазвенела люстра. - Сволочь! Сволочь! Сволочь! Сволочь!

И тогда Анин с досады закинул телефон под диван, где он ещё долго верещал голосом бывшей возлюбленной.

Идиотка. Анин кое-как оделся и, мельком взглянув в зеркало, подумал, что не брился всего три дня, а куртка, как ворованная, и поплёлся в магазин. Голова трещала, как спелый арбуз после трепанации. Все чего-то хотят и требуют. Когда же я, наконец, умру? - думал Анин, поглядывая на небо, и желание уединиться на луне охватило его.

Набрал водки, взял сыра с прошлогодней плесенью, какой-то экзотической колбасы, которую ему вежливо порезали, изучающе глядя в лицо, должно быть, узнали, зачем-то - заварных пряников и топлёного молока, хотя не любил его. Опохмеляться буду, тяжело мечтал он, вышагивая, не разбирая дороги, по лужам.

Следом за ним долго тащилась дворовая собака, нюхая воздух. Чувствуя с ней единение, кидал куски, ворча в том смысле, что колбасы и так мало. Дома, не раздеваясь, прямо в коридоре, накатил стакан, занюхал сыром с плесенью, с удовольствием крякнул и под ласковый говор друга-телевизора уснул. Приснилась ему Алиса, которая в морге опознавала ни кого-нибудь, а его лично. Хотел умилиться в том смысле, что всех обхитрил, что он спит пьяненький на Балаклавском и знать ничего не знает, да проснулся и не просто проснулся, а с ощущением большёго несчастья, такого большёго, что грудь сдавило, как будто слон топтался. Что-то должно произойти, суеверно подумал он и услышал, как под диваном всё ещё разоряется телефон.

Он разорялся очень долго, так долго, что со временем Анин перестал обращать на него внимание. Разорялся и днём, и ночью, и снова, и снова, пока, наконец, тому, кто звонил последним, видно, стало невтерпёж, потому что пока Анин с возмущением добирался до телефона, звонивший безостановочно сбрасывал звонок и набирал заново, так что даже получилась какая-то незатейливая мелодия.

- Пьёшь, мил человек? - насмешливо спросил незнакомый голос.

- Пью... - упёрто сознался Анин, выбираясь из-под дивана и отряхивая пыль с колен.

- А твой друг отдал концы...

И Анин вдруг узнал Клавдия Юрьевича Сапелкина по барственным ноткам, хотя никогда не слышал его по телефону.

- Какой друг? - не понял Анин, вздохнув тяжело, как ныряльщик вынырнувший из мрачной глубины.

- У тебя что, друзей много? - насмешливо спросил Сапелкин.

- Хватает, - сдержался, чтобы не нахамить, Анин и почему-то в недоумении подумал о Базлове.

Базлов, как и все, конечно же, мог дать дуба, но ни за что на свете не сделал бы этого по глупости. А ещё он к моей жене клеит, вспомнил Анин, к тому же должен мне миллионов пятьдесят. Стало быть, умереть не имеет права по определению.

- Коровин, вот кто! - разочаровал его Сапелкин.

- Коровин?! - ахнул Анин и поискал глазами бутылку.

Она стояла посреди стола. Анин точно знал, что бутылке есть водка и никуда не надо бежать.

- Он самый, - раздалось в трубке, - вскрыл себе вены.

- Вены... - как эхо растерянно повторил Анин.

- Завтра в час похороны.

- А какое сегодня число? - заподозрил неладное Анин.

- Ну ты даешь! - усмехнулся Сапелкин. - Восемнадцатое! Восемнадцатое, мил человек! Бухать надо меньше!

- Восемнадцатое! - Анин схватился за голову, которая так болела, что казалась огромным чирьем.

Выходит, я три дня мух давлю! - ужаснулся он, но не самому этому факту, а тому, что потерял счёт времени.

- Где? - машинально спросил он.

- На Троекуровском. Как раз этим занимаюсь.

- Я понял, - сказал Анин и потянулся за стаканом.

В голове почему-то пульсировала мысль: 'Как всё просто!' Он представил себе голого Коровина в ванной, полной крови. Его передёрнуло. Не так он думал о смерти, а как о подлости или коварстве. И только когда выпил, до него дошло - нет больше Витьки Коровина! Нет, и всё! А если бы я ему перезвонил? Если бы уговорил, если бы ещё раз слово дал поговорить с Арбузовым? - гадал Анин. Крутанул бы меня, подлец, в два счёта, знаю я его. Он ещё в ресторане принял решение, потому и куролесил. Сжигал за собой мосты. И Анин вспомнил ещё об одном друге по институту, Иване Резникове, который после дачного сезона сам диагностировал себе саркому, а московские светила даже консультировали его бесплатно, настолько она была редкой формы. Все началось с пятен на ногах. Как всё просто.