Александр Грозный. Исчадия Ада

Глава 9

— Ты правильно, э-э-э, выразилась, моя радость? — наконец выдавил Александр.

Они возлежали на ложе в одной из примыкающих прямо к парилке, у которой имелось три двери, «комнате отдыха». Печь с каменкой стояла прямо посередине парной и являлась, как бы, несущей колонной, на которую опирались балки второго этажа. На втором этаже имелся бильярд и большой банкетный зал.

— Правильнее некуда, мой господин. Ты вполне себе можешь это позволить. Когда-то давно меня родила такая же, как и я кикимора, получившая силу от Аида. В меня вложили неприкаянную душу, убившей себя женщины. Так я обрела сущность. Так мы все обретаем сущность. Раньше нас было значительно больше. Мы наполнялись силой шаманов и ведунов с ведуньями и сущности наши множились. Сейчас ведьм и ведьмаков становится меньше и меньше. И нас становится меньше и меньше. Аид, почему-то, престал нуждаться в нашей помощи по перемещению душ в темной царство.

— Правильно. Зачем ему вы, когда с этим делом справляются жрецы или священники? А непрекращающиеся войны и эпидемии, скорее всего, переполнили Ад душами. Но давай вернёмся к вопросу порождения сущностей… Я услышал слова: «любую», «какую прикажешь», «кого угодно». Это так?

— Так, господин.

— И если я не хочу кикимор, леших, водяных, нафок? Не хочу никого, из тех, кто портит людям жизнь.

— Леший не портит…

Санька отмахнулся.

— У каждой из вас свои умения и «работа». Мне, конечно, нужны те, кто ухаживал бы за лесами, озёрам, реками и болотами. Полевики[1] — тоже пользу приносят. Кстати, почему-то их стало очень мало. Говорят, раньше было больше.

— Повымирали. Они же работящим помогали, а нерадивым хозяевам вредили. Вот те и ополчились на полевиков. Ведунов и ведуний настропалили. Те и повывели.

— Раньше духов было больше, — улыбнулась Марта. — Люди к ним обращались, духи помогали. Но, бывало, что и вредили…

— А от вас, значит, пользы людям не было?

— Ну, почему не было? — возмутилась Марта. — Болота тоже нужны. Из них вода вытекает. Ручьи, реки.

— Я про болота знаю много. Я же лесничим был, а это почти, что леший, кикимора и водяной в одном лице. В моих лесах и болота, и ручьи с реками были. В болотах собирается и аккумулируется углерод из воздуха.

— А что это такое?

Санька махнул рукой.

— Короче… Мне нужна сущность, в которой бы соединялись все ваши способности.

Марта вдруг прикрыла его губы своей ладонью.

— Ты не шути так, мой господин. Все наши способности воплощаются только в Аиде. Не хочешь, же ты, на самом деле, создать Его?

Санька округлил глаза и перекрестил свои губы.

— Свят, свят, свят! — пробормотал он.

— И зачем тебе наши способности? У света много силы, гораздо больше, чем у тьмы. Тьма наступает только тогда, когда уходит свет. Дай своим сущностям ту силу, которая победит тьму.

Санька пожал плечами и скривился.

— Если бы знать, что нужно, что бы победить её?

— Этот мир существует долго, — дёрнула левым плечом Марта. — И в нем всегда кто-то с кем-то воевал. Помню, как сражались Огненный Волх с Индриком, Перун с Деваной, Даждьбог с Кощеем. Много было схваток и битв, и много их ещё будет. Только чаще всего люди в этих битвах не выживали.

Кикиморка посмотрела Саньке в глаза.

— К сожалению, мой господин, в бою высших сил людям нет места.

— Вот и я о том же думаю, родная. Нельзя людей вовлекать в эту войну. Увидел, сколько там неприкаянных душ и подумал…

— Где, там, мой господин?

Санька посмотрел на кикиморку и, вспомнив, что закрылся от неё «щитом лекаря», и она могла действительно не видеть его переход в другой мир, подумал, что раскрывать Марте, а значит и другим сущностям, тайну о «том мире» не стоит. Представив, что тёмные сущности могут проникнуть в «тот мир» по его каналу, Санька вздрогнул. Вновь внимательно заглянув Марте в душу и не увидев изъяна, светлый князь махнул рукой.

— Не бери в голову, дорогая. Неприкаянных душ везде много.

И, кстати, это было правдой. В этом мире были созданы правила «заложенных покойников» по которым все, умершие неестественной смертью люди и не упокоенные должным образом, переходили в разряд духов, скитающихся в мире людей. Чаще всего такие духи, если о них помнили родичи, становились защитниками своего рода. Души таких покойников и становились матрицей для нежити.

— Старцы-пустынники или боги призывали на свою сторону такие души и превращали их в своих воинов. Боги обещали им упокоение после смерти в своих чертогах. Когда божественные воины гибли время сражений они получали вечный покой. Поэтому у богов никогда не было недостатка в воинах.

— Это интересно, — сказал Санька, но сразу нахмурился. — Но у меня нет своего чертога, где бы можно было упокоиться душам после смерти.

— Нет? — удивилась кикиморка. — Странно. А я думала, что тот мир, что ты создал для этого и предназначен…

— О каком мире ты говоришь? — пришло время удивиться Александру.

— Ну, как? — Снова удивилась кикиморка. — Ты называешь свой мир «сеть». В нём любой неприкаянной душе найдётся своё место. Для души нужен покой, а в твоей сети его предостаточно. Покой, тишина и течение силы — что ещё нужно уставшей от мирских страстей душе.

— Ну, ты даёшь, — пробормотал Санька, одновременно ощущая, как его начинают терзать смутные подозрения, что Максим Грек именно это и проповедует в своей церкви. Оттого, судя по всему, и идут к нему на Дон люди нескончаемым потоком.

Александр тряханул головой и попытался, проморгавшись, отогнать патоку тщеславия и «внутреннего удовлетворения».

— Понятно, что нужно хорошенько обдумать ситуацию! Очень интересную ситуацию! Похоже, что я не там и не у тех ищу помощь и поддержку.

Александр почесал затылок.

— Век живи, век учись…

Самуил Яковлевич тоже был обласкан кикиморками, а потому на продолжении беседы не настаивал. Поэтому Александр со спокойной душой покинул оздоровительно-развлекательный комплекс, отправившись в свой кабинет с мыслью набросать планчик дальнейших действий. Подспудной же мыслью у него была мысль проникнуть в мир будущего не только эфирным телом, а перейти в мир материальный.

Мысли у Сеньки путались. Он то и дело возвращался к увиденному атласу того мира, сравнивал с тем, где он сейчас обитал, и ужасался их схожести. И там, и тут Россия находилась во враждебном кольце.

Раньше, когда он находился в другом мире и в другом теле, Александр не мог терпеть политику и не обращал внимания на высказывания ни своих, ни чужих политических деятелей и философов, озвучивающих теории развития и деградации общества. Здесь Александр совершенно случайно оказался вовлечён в самую высшую сферу человеческих взаимоотношений, а потом сам стал центром, в котором сошлись интересы многих. И не только людей, но и государств.

Был ли готов к такому бывший советский лесник. Александр хоть и обладал обширными интересами и навыками, но навыков управления людьми у него не было от слова «совсем». Оттого он бросил Москву на Адашева и Старицкого и раздумывал, на кого бы ему оставить Ростов?

Хотя, с другой стороны, если не задумываться о глобальном, жилось Саньке неплохо. Он реализовал свою мечту построить корабль и поплавать на нём по морю. Он построил не один корабль, а множество. И проплыл по морю более двух тысяч миль, победив в нескольких баталиях османский флот.

Он, как заправский интриган, создал проблемы Османскому султану, который уже, практически, потерял Анатолию. Но эта комбинация у Саньки получилась совершенно случайно. Только потому, что он стал свидетелем покушения на убийство сына султана Мустафы, которого Санька перенёс к себе домой в Усть-Лугу и потом помог собрать войско и договориться с Персидским шахом отпустить второго сына султана Сулеймана.

Никаких хитрых комбинаций Санька не придумывал. Так ситуация сложилась сама собой, а он только лишь наполнил её содержанием: кораблями, крепкими пушками, отличным бездымным порохом, разрывными снарядами. Правда он сам остался почти ни с чем, но «промышленность», заранее перемещённая из подмосковного села Коломенского на Дон, за три года разрослась и постепенно наполняла «внутренние резервы» его столицы.

С организаторскими способностями у Александра всё было в порядке, а вот с управленческими не очень. Заместителя бы ему хорошего. А лучше трёх-четырёх. Адашев младший едва справлялся с Ростовом. На городки, что разрастались по притокам Дона и Донца, его уже не хватало. Из проверенных доверенных лиц имелись ещё Вишневецкий с Курбским, но те были больше воинами, чем администраторами, и кроме крепостиц строить ничего не умели.

Была у Саньки как у главы государства ещё одна проблема, которую он никак не мог решить, это — деньги, которых катастрофически не хватало. Деньги появляются от торговли. Торговля солью приносила значительный доход в казну, ибо была монополизирована ещё царём Иваном Васильевичем. Ткацкие фабрики, стекольные, кирпичные и фарфоровые заводы тоже давали неплохой доход. Однако денег всё равно не хватало.

Не привыкли люди тратиться на излишества. В Ростове Александр запретил сроить избы с печами без кирпичных труб. Глины, годные для изготовления кирпича в Придонье имелись, а Мокша обучил в селе Коломенском достаточно мастеров, чтобы наладить массовое производство строительного и печного камня. Но и после указа люди по привычке умудрялись ставить бани без печей.

Слава «сети», за установками печей в банях исправно следили банники, а в домах — домовые и домашние кикиморы, которым тоже сгоревшие постройки приносили одни лишь хлопоты. Только наладишь хозяйство, а жилище сгорело. Пока другое выстроят, да оно обживётся, нежить намается.

Однако низший и средний класс не любил тратить деньги. Большинство складывало их в горшки и хоронило в погребах. Санька видел «захоронки» и душа его «обливалась кровью». Он, с помощью оборотней, выгреб все ближайшие курганы, и переплавил золотые украшения на монеты, «разбавив» его медью. Однако золото стремительно уходило на торговлю с Персией, из которой завозили хлопок, шёлк, выплавленное хромовое железо и саму хромовую руду хромит.

Уральские золотоносные участки, открытые людьми Строгановых, стали вдруг недоступны по причине бунта ногайских мурз. Мурза Исмаил возмутился тем, что казачьи атаманы Василий Мещерский и Пичуга Путивлец со своими шайками нападают на его улусы во время зимовья на Волге. В отместку Исмаил несколько раз нападал на Санькины караваны с добытым в верховьях южно-уральских рек золотом.

К Исмаилу был послан гонец Беляк Кипов, отвёзший письмо в котором Александр уверял мурзу в том, «что он принял меры и „на-крепко“ приказал казакам не трогать его улусы». Исмаил обещал караваны не трогать. Однако вскоре Ногайская Орда раскололась и сейчас за Волгой шла настоящая гражданская война. О поставках уральского золота на некоторое время можно было забыть. Не ходить же самому Саньке за золотом, путешествуя по тонкому миру? Хотя задействовать кикиморок он вскоре планировал.

И кстати сказать в Перми Великой Строгановы тоже нашли хромит и стали добавлять его к железу. Сталь получалась не хуже персидской. Можно было бы поставки хромового железа из Персии прекратить, но, во-первых, — стали никогда не бывает много, а во-вторых, — прерывать торговые отношения с шахом не хотелось. В Персию «на экспорт» уходило много товара. Вывозили: лес, фарфор, лён, пеньковые канаты, кальциевую селитру.

Нехватку серебра Санька частично решил тем, что среди своих работников ввел в оборот медную монету, на которую можно было отовариться в казённых магазинах. Товар в магазины поступал из царской казны, а в казну в виде десятины от всех произведённых мастерскими и крестьянскими хозяйствами товаров и продуктов.

Казённые стекольные, железоделательные и ткацкие предприятия принимали только медную монету, и та входила в оборот города Ростова довольно уверенно. Образовалось даже что-то похожее на государственный банк, пока называемый обменной избой. В этой избе приезжие купцы могли оставить на хранение свои деньги, обменять их на медные по курсу «новгородок» и получить бумажный именной вексель. С этим векселем торговый гость мог доехать до Казани, Астрахани или даже до Персии, где обменять его на золото, или серебро. Так Санька сократил потери золота от грабителей караванов и пиратов Каспийского моря, так же начал экспансию медной монеты и бумажных денег в торговлю.

Отбросив думы о материальном, Санька задумался о духовном, а именно о проникновении его души в свой старый мир. Он страшился соприкосновения с энергетическими сущностями того мира, устремившихся к нему, словно «теплонаводящиеся» ракеты. Особой «беды» Санька не ждал, но сам факт устремления к нему миллионов непонятных пока для него субстанций, пугал. Потом Санька подумал, что и он мог быть опасен «им». Ведь и в новом мире далеко не все смогли вынести его огонь. Некоторые, слишком любвеобильные кикиморки, просто сгорели в пламени страсти, растворившись в его свете. Правда сгорели они с чувством восторга и радости, но осадок на душе у Саньки всё же остался.

Поэтому он подумал-подумал и понял, что лучшей защиты, чем придумал Самуил Яковлевич, придумать не сможет. Да и нужно ли? Известно ведь, что лучшее — враг хорошего. Успокоив свою душу принятым решением, он подумал, что утро вечера мудренее, а день оказался насыщенным переживаниями, и отправился в опочивальню.

Однако утро его встретило сообщением Адашева, что ночью его жена и сыновья Темрюка сбежали. Александр, не особо удивившись сообщению, сделав вид, что побегу пленников огорчился и был вынужден организовать их преследование. Организовав его, провёл разъяснительную беседу с оставшимися под его рукой черкесами, сразу выделив среди них и возвысив младших родичей Темрюка. После этого примерно треть отряда снялась и убыла вслед за беглецами, но оставшееся войско Саньку порадовало. Он, честно говоря, ожидал худшего результата.

Поблагодарив оставшихся воинов, Александр пообещал каждому из них по османской принцессе, и приказал собираться в поход на Константинополь. Всего черкесов осталось около полутора тысяч и здесь в столице пороховая бочка с подожжённым фитилём ему была не нужна. Вот он и отдал распоряжение снаряжать корабли для отправки черкесов в уже взятый Мустафой Трапезунд.

Только к вечеру Санька, подсчитав запасы, необходимые для отправки войска и осознав, что бунт пока откладывается, смог расслабиться. Обмывши тело от дневной суеты и отужинав в одиночестве (бывший хирург где-то пропал) Александр расслабился и нырнул в тонкий мир.

[1] Полевик — дух-хозяин поля в мифологии восточных славян. Обычно считалось, что на каждом поле должен быть один и единственный полевик, обитающий в различных неровностях рельефа. Время его активности чаще приходится на полдень или знойный день. Полевик охранял поле, влиял на его плодородие и благополучие пасущегося на нём скота.