Алекто. Сокровище морганов (СИ)

Глава 32

Алекто рассчитывала проникнуть в темницу, где в заточении ждал приговора Готье-Дагоберт, тем же волшебным образом, с помощью которого ей удалось освободить Обера. Она не знала, что ей понадобится для того, чтобы совершить это путешествие в подземелье маркграфского замка, но, вспоминая предыдущее, надеялась на сновидение. Ведь именно сны открывали ей дверь в таинственный мир, существующий за гранью понимания; именно в снах она обретала способность не только видеть умерших, но и говорить с ними. А ещё Алекто верила в магическую силу браслета, подаренного ей Радегундой, который, как оказалось, прежде принадлежал Аталии де Лармор. Её родной матери...

Задув свечу, Алекто забралась под покрывало и вытянулась на кровати, стараясь расслабиться. Поначалу сделать это было непросто: после всех потрясений и открытий прошедшего дня её тело было напряжено, мышцы точно окаменели, а в голове навязчивым роем теснились обрывки разговоров с Дагобертом и мадам Оригоной.

«...Насколько мне известно, сестра Харибальда не была замужем, а после вашего рождения наложила на себя руки... Полагаю, ваш отец, мадемуазель, был простолюдином... Мне кажется, будто кто-то невидимый следит за мной с тех пор, как я сошла на берег... Я слышала, что убийца Арогасты был взят под стражу, но потом сумел сбежать... Я не знаю, что дурного сделала ему моя бедная сестра, поэтому опасаюсь и за свою жизнь...»

«Нет... я не верю... Агнес убита?.. Но кем? За что?.. Нет, я вам не верю!..»

Впервые за несколько дней Алекто вспомнила о менестреле, брате бедняжки Агнес. Алекто единственная не поверила в виновность Обера Видаля, утверждая, что настоящий преступник остался на свободе, и она же помогла ему бежать из заточения. А что если она ошиблась? Что если Обер ловко обманул её, воспользовавшись её доверчивостью? Вдруг это он убил свою сестру?.. Да и сестра ли она ему была? Может, он был влюблён в Агнес, а, когда узнал, что та отправилась на поиски своего жениха, которому хранила верность, последовал за ней на Раденн и убил её в приступе ревности?.. Такая история не казалась Алекто невероятной: ведь на самом деле она ничего не знала об Обере. Если предположить, что гибель Агнес дело его рук, то тогда, возможно, и смерть мадам Арогасты тоже остаётся на его совести... Избавившись от одной сестры, которая, как и он, приехала на остров из Лютеции, Обер готовил убийство другой – мадам Оригоны. Не зря же ей казалось, что за ней следят? Если эти домыслы принять за правду, тогда необходимо немедленно найти ответ на очень важный вопрос: с какой целью менестрель охотился за обеими сёстрами де Монфор? Возможно, потому, что они знали о его отношении к Агнес? И, следовательно, могли догадаться о том, что это он убил бедную девушку?.. По-прежнему оставался без ответа и другой вопрос: кто напал на саму Алекто во время её прогулки на скалах? Случайно ли менестрель оказался рядом и спас её от убийцы или же разыграл очередную комедию, чтобы завоевать у неё ещё больше доверия?

«Мне легче выследить убийцу, пока все считают меня добычей, а не охотником. Верьте мне, мадемуазель, я его непременно выслежу и тогда... тогда смогу отомстить...»

О ком же вы говорили, Обер? – мысленно обратилась к менестрелю Алекто, глядя в темноту. – Об убийце Агнес или о её возлюбленном, вашем более счастливом сопернике, укравшем у вас мечту?.. И где же вы теперь прячетесь, Обер Видаль?

«Мы ничего не знаем о юноше по имени Обер Видаль, – на память ей пришли слова мадам Бертрады. – Что если под шкурой безобидной овцы скрывается лютый волк?..»

При одной мысли о том, что ей довелось пережить при нападении на скалах, у Алекто по телу пробегали мурашки, и она невольно посматривала на браслет, возможно, в надежде увидеть призрак Аталии.

- Помоги же мне, помоги, как уже помогала, – шептала Алекто, чувствуя, как веки становятся тяжелее, а глаза слипаются от внезапно навалившейся усталости. – Мне нужно поговорить с Дагобертом! Я должна... непременно должна узнать правду!..

После этого Алекто провалилась в глубокий долгий сон. Но в этот раз, вопреки её надеждам, в нём не было сновидений. Ни одного.

Когда Алекто проснулась, в комнату сквозь щели в ставнях проникал солнечный свет. Она ощущала голод и безудержное желание встретиться с Готье-Дагобертом; она думала также о предстоящем разговоре с графиней и испытала смущение и растерянность, когда, спустившись на кухню, увидела ту за завтраком.

Мадам Бертрада сидела за столом и из чашки с широкими краями медленно пила душистый травяной настой, смешанный с гречишным мёдом. Всё было залито лучами солнца, на удивление щедрого в эту пору года. Лёгкий бриз играл в ветвях деревьев, врывался в приоткрытое окно и ласкал Алекто лицо и руки. Графиня продолжала с задумчивым видом пить свой любимый утренний напиток, не замечая присутствия девушки.

- Доброе утро, – бодро сказала Алекто и затем неуверенно прибавила: – матушка.

- Доброе утро, милая, – с улыбкой отозвалась мадам Бертрада и жестом пригласила девушку сесть.

Алекто устроилась за столом напротив графини и, взяв ломоть хлеба, чтобы размочить его в чашке с тёплым молоком, проговорила:

- Вчера я виделась с вашей сестрой, матушка, с мадам Оригоной. Она недолго пробыла на Раденне. Ей известно о несчастье, постигшем вашу старшую сестру мадам Арогасту...

- Вот как! Значит, Оригона была на острове, но не пожелала встретиться со мной, – без тени удивления или недовольства заметила мадам Бертрада, отхлебнув горячий пряный напиток.

- Она прислала мне письмо с просьбой о встрече, в котором также жаловалась на то, что за ней кто-то следит, – вела дальше Алекто, наблюдая за лицом графини и убедившись в том, что судьба сестры её нисколько не волнует. – Она опасалась, что её могут убить так же, как мадам Арогасту...

- Какие глупости! – Бертрада как будто рассердилась. – Для чего кому-то убивать Оригону? Впрочем, она всегда отличалась излишней подозрительностью...

- Но ведь нам до сих пор неясно, кто и за что убил мадам Арогасту, – напомнила Алекто. И, набравшись смелости, прибавила: – Возможно, они обе хранили чужую тайну, из-за которой их захотели заставить замолчать... навсегда. Вы ведь тоже посвящены в эту тайну, матушка?

Мадам Бертрада тянула время, отхлёбывая свой напиток, и заставляла Алекто ждать. Алекто поняла, что графиня умеет хорошо держать паузу.

- Ладно, – не выдержав возникшего между ними напряжения, продолжила Алекто. – Тогда я сама расскажу вам об этой тайне. Мадам Оригона раскрыла её мне – теперь я знаю, что вы удочерили меня и что моей родной матерью была Аталия де Лармор.

- Что ж, – вздохнула графиня и, опустив чашку на стол, посмотрела на Алекто, – когда-нибудь ты должна была узнать правду о себе и своих настоящих родителях. Можешь назвать меня малодушной, но я рада, что не мне пришлось сказать тебе об этом... Оригона оказала мне огромную услугу...

Бертрада сделала ещё одну паузу, словно оценивая Алекто. Поскольку они говорили откровенно, Алекто должна была бы чувствовать себя неловко перед женщиной, которую столько лет считала своей матерью. А может, неловкость испытывала сама Бертрада?

- То, что я узнала правду о своём рождении, ничуть не изменит наших прежних отношений, – сказала Алекто и, протянув руку через стол, ласково погладила графиню по руке. – Вы навсегда останетесь для меня моей матушкой. Вы заботились обо мне как о своей родной дочери, вы меня воспитали... Но, зная теперь об Аталии, я хотела бы понять, был ли моим отцом её возлюбленный по имени Алафред?

Сказав об Алафреде, Алекто заглянула матери в глаза с видом человека, ожидающего приговора суда.

- Откуда ты знаешь об Алафреде? – удивилась графиня. – Ни я, ни Харибальд никогда не произносили его имени в присутствии моих сестёр!

- Я видела картину, – призналась Алекто, – где изображены молодые влюблённые. Там есть надпись: Аталия и Алафред. И я хочу знать, был ли Алафред моим родным отцом и где он сейчас?

- Ах, так ты видела картину... – снова вздохнула мадам Бертрада.

Они обе умолкли. Потом, словно собравшись с духом, графиня де Лармор начала свой рассказ:

- Когда Харибальд предложил мне свои руку и сердце, умоляя также удочерить ребёнка своей сестры, поначалу я испугалась. Во-первых, я не знала Харибальда и не могла быть уверена, что он станет мне хорошим мужем. Во-вторых, я не была готова взваливать на себя ответственность за чужого ребёнка. Однако мои сёстры оказались более решительными и практичными: разглядев в союзе с семейством де Лармор выгоду для себя, они настояли на нашем браке. Устроив судьбу сестёр, я уехала на Раденн с чувством выполненного долга. Харибальд оказался очень скромным и благородным, а вскоре я поняла, что он питает ко мне более нежные чувства, чем я к нему. Но полюбить Харибальда так, как когда-то любила его брата Вальдульфа, я не смогла... Зато к его племяннице, малютке Алекто, я сразу привязалась всем сердцем и душой! Пока Харибальд ездил за мной в Нейстрию, о девочке заботились Мадобод и Мартина, которая стала её кормилицей. В то время у Мартины была семья: муж и годовалый сын; молока же у неё хватало для обоих детей... С Аталией Мартина дружила с самого детства и в память об этой дружбе считала своей обязанностью заботиться о её дочери. Поскольку у меня не было своих детей и я понятия не имела, как лечить младенческие недуги, каждый раз, когда ты плакала дольше обычного, мне приходилось посылать за Мартиной верного Мадобода. Однажды кто-то из местных увидел, как Мартина шла в Бруиден да Ре в сопровождении управляющего имением. Так по острову поползли слухи о том, что жена пекаря, влюбившись в мажордома, нарушила супружескую верность. Эти гадкие и совершенно безосновательные сплетни едва не разрушили семейную жизнь Мартины и не погубили её саму. Пекарь избил её до полусмерти, но Мартина так не призналась в том, что стала кормилицей дитя Аталии: ведь твоё рождение скрывали до того дня, когда Харибальд привёз меня на остров и объявил своей женой и матерью своего ребёнка. Он сказал жителям Раденна, что нас обвенчали в Лютеции и что наша дочь родилась в законном браке...

- Но как же Алафред? – спросила Алекто. – Где он был, когда я родилась? Почему не женился на Аталии и не уберёг её от самоубийства? Неужели он не любил её?

Какое-то время графиня молча смотрела на девушку, казалось, размышляя над её вопросами. Алекто же думала о своей родной матери, об Аталии – о юной девушке, которой та была семнадцать лет назад. Наверное, Аталия де Лармор очень походила на неё. Другое поколение, иной характер и иные взгляды на жизнь, но она была молодая. Такая, как Алекто сейчас. Чувствовала, страдала, искала любви. Нашла ли она свою любовь, была ли на самом деле так счастлива, как выглядела на картине? Или любовь от неё ускользнула, как теперь ускользала от Алекто?..

- Я много раз думала об этом, – наконец, нарушив молчание, снова заговорила Бертрада. – Но никто не мог рассказать мне о возлюбленном Аталии больше, чем Харибальд. Харибальд же упорно скрывал правду, не хотел вспоминать ни саму Аталию, ни Алафреда... Он сказал мне, что иметь сестру, которая потеряла девственность до свадьбы, считается позором; это унизило бы семейство графов де Лармор. Поэтому он и его отец сделали всё ради того, чтобы жители острова не узнали о грехопадении Аталии. Харибальд долго горевал о смерти своего отца: старый граф Дагоберт де Лармор умер, едва благословив его на брак со мной. Я так и не узнала, принадлежала ли идея об этом браке мессиру Дагоберту или же граф просто одобрил его...

Рассказ графини потряс Алекто до глубины души. Однако он лишь приоткрыл занавес над тайной Аталии де Лармор. Ответить Алекто на вопрос о том, кто был её отцом, мадам Бертрада не смогла. И мысли девушки снова устремились к Готье-Дагоберту: если портрет влюблённой пары написал он, то кому же, как не ему, знать всю правду о них? Кроме того, жених Агнес мог либо подтвердить, либо развеять подозрения Алекто: был Обер Видаль братом девушки или ревнивым влюблённым?

Похоже, в тот день небеса благоволили Алекто. Она ещё не успела закончить свой завтрак, как в Доме папоротников объявился посыльный из маркграфского замка. Эд де Туар извещал Алекто о том, что заключённый в его темнице злодей и убийца настаивает на свидании с ней, тем самым выражая свою последнюю, предсмертную, волю.