08. Воин

Виртуозы всегда невыносимы.

Виртуозы.

Невыносимы.

Каждые несколько шагов меня бросало то в жар, то в холод.

Я — виртуоз?

Я — невыносима?!

Мозг, будто в бреду, не мог решить, стоит ли радоваться, или же наоборот — разбить себе голову об стену, чтобы оборвать бессмысленную жизнь.

Я, будто мяч в замедленной съёмке, вреза́лась плечом в стену слева, потом плелась вперёд и в сторону до тех пор, пока не ударялась о правую стену, после чего меня несло обратно.

И всё же я умудрялась продвигаться вперёд.

Вот и дверь в казарму. Рука дрогнула, не дотянувшись до замка. Задрожали ноги.

— Что же мне теперь делать? — прошептала я.

Внутри меня не было смысла, чтобы заполнить эти слова. Они просто слетели беспомощными сухими листами.

Листва облетала, умирала прежняя я. Чтобы после долгой зимы родилась новая. Та, которая — виртуоз. Невыносимый виртуоз.

Только снег не спешил покрывать меня, чтобы дать покой. Мне нужно было выпускать зелёные листочки уже сейчас. Или — умереть.

Благодаря Кету гармоничное течение жизни нарушилось раз и навсегда. И наше Общее Дело — удержаться хотя бы на этом рубеже, не рухнуть ниже, туда, откуда нет выхода даже в самых смелых фантазиях.

И я — один из бойцов на передовой.

Я — воин.

Пусть даже пальцы мои никогда не коснутся оружия, пусть я за всю оставшуюся мне жизнь не нанесу вреда ни единому живому существу, я — воин.

А воин должен исполнять долг.

Я хлопнула по замку окрепшей рукой, и двери открылись передо мной.

По казарме слонялось десятка полтора стаффов — наверное, те, у кого сегодня был выходной. Стоило мне войти — все на меня уставились. Пожирали взглядами, а в аурах отчётливо полыхали ментомы жадного любопытства.

Даже не любопытства — а стааргхна. Желание узнать плохую для кого-то и хорошую для тебя новость из вторых рук, чтобы сразу иметь возможность обсудить её с единомышленником.

В ответ я закрылась белой ментомой и прошла к своей койке. Села на неё, открыла свою тумбочку, достала вещмешок.

Там было немного вещей. Настоящих, сделанных чьими-то руками из природной материи. С ними я не могла расстаться.

Ещё — одежда, бельё. Кое-какие средства личной гигиены.

Вдруг обнаружила, что сижу неподвижно, обняв последнее, что связывало меня с землёй, с домом. Белая ментома, а за ней — безмолвная буря, опустошающая сердце.

— Назад домой, да?

Я подняла взгляд.

Он стоял передо мной. Один из тех, кто вчера глумился над Вилларом. В ауре вспыхивалаиздевательская, насмешливая ментома. Он расцветал. Он торжествовал. Он, стафф, списанный из основного состава за ненадобностью, видел перед собой кого-то, кого списали ещё ниже.

— Алеф?

Мы с ним повернули головы одновременно.

В дверях стояла куратор. А её аура демонстрировала яркую ментому уважения.

— Да, куратор. — Я встала.

— Если ты собралась, я провожу тебя в сектор общежития студентов. Нилли изъявила желание жить с тобой в одной каюте, если ты не возражаешь.

— Я не возражаю. Я иду.

Куратор посторонилась, выпустив меня первой.

Я не оглянулась ни разу. Не потому, что была высокомерной. А потому что мне хотелось обернуться и восторжествовать над тем мерзавцем, увидеть его жалкие ментомы.

Нельзя. Такие мысли и поступки питают Кета. Так говорила мама, когда я была ребёнком и не могла даже толком уразуметь, кто такой Кет. Знала лишь, что он большой, сильный и плохой.

Как будто кто-то сейчас знает о нём хоть чуточку больше…

Мама научила меня встречать мир белой ментомой. Иначе я уже просто не умела.

* * *

И всё же по-настоящему я поверила в случившееся, когда передо мною открылась дверь в каюту, в которой стояла возле небольшого пятиугольногоиллюминатора Нилли.

Она резко повернулась на звук механизма, и первая же ментома, которая вспыхнула в её ауре, была ментомой радости. Без раздумий, без сомнений, она мне обрадовалась. И, не обращая внимания на куратора, стоящую у меня за спиной, бросилась навстречу.

Замерла передо мной.

— Ты прошла?

— Да, — сказала я.

И очутилась в объятиях.

Вдруг оказалось, что не важно, виртуоз я или невыносима. Для Нилли — не важно. Нас с нею что-то связало, и она, в отличие от Скита, не ковырялась в этом, не анализировала. Просто приняла как должное.

Она действительно слышала музыку, это было ясно и без тестов.

Однажды мы с ней будем в одной пятёрке на одной из дальних станций.

Мы будем служить ОбщемуДелу столько, сколько сможем.

В наших жизнях будет смысл.

Это ли не единственный значимый ответ на все вопросы, которые задаёт разуму душа?

Загрузка...