16. Посредственное граффити

— Полагаю, сегодня мы многое поняли, — сказал Айк.

Мы с Нилли уставились на него молча, ожидая пояснений. Лично я за себя могла сказать точно: я не поняла ровным счётом ничего. Нилли, кажется, находилась не в лучшем положении.

После событий в столовой аппетита ни у кого из нас не было. Я сходила в душ и решила пораньше прийти в аудиторию. У дверей столкнулась с Айком и Нилли. Сейчас мы сидели в пустом помещении втроём. Я спроецировала панораму своего мира на функциональный стол, смонтировала круглый регулятор времени и пальцем рассеянно вертела его туда-сюда.

— Что мы поняли? — не выдержала первой Нилли.

— Что попытка выпендриться до добра не доводит, — отозвался Айк. — Впервые вижу, чтобы кто-то из преподавательского состава ударил студента. Впервые даже слышу про такое.

— Как думаешь, что с ним теперь будет? — спросила я.

— Хорошего? Ничего, — сказал Айк. — Учитывая его предыдущие заслуги, я думаю, его уничтожат. Распылят, а энергию вольют в контуры.

Я вздрогнула и уставилась на Айка. Наверное, ему стало жутко, что я так смотрю на него, и при этом в ауре — лишь белая ментома. Он отвернулся.

— Распылят? — переспросила я. — Но… Но ведь… Так же нельзя!

— Нельзя делать то, что сделал он, — возразил Айк, пристально вглядываясь в мой мир. — И, поверь, Виллар прекрасно знал, что за это его накажут не как студента, а как гражданина Безграничья, полностью ответственного за каждый свой поступок. Он покусился на святыню — закон уникальности сознания.

Я слышала про этот закон, но и только. Мы только на следующем обороте должны были изучать сотворение материальных предметов, и в этом курсе должны были пройти закон. До тех пор, предполагалось, он нам был не нужен. Мы не могли нарушить того, до чего не могли дотянуться при всём своём желании.

— А что он сделал? — спросила Нилли. — Он создал это чудовище… Было, конечно, жутковато, но — распылять? Мне кажется, это чересчур.

— «Мне кажется» — это вообще что? — удивился Айк. — Это так называемое «мнение»?

— Если угодно — да, оно и есть! — сложила руки на груди Нилли.

— О Нилли… Во имя Кета, Баэлари и Всемогущего Летающего Говна, ты ведь уже не ребёнок, чтобы играться с такими вещами. Ты можешь что-то знать или не знать. Что-то делать или не делать, исходя из этих знаний. Оставь «мнения» стаффам. «Мнения» лишь выжирают энергию, оставляя взамен зыбкую иллюзию значимости.

— То есть, у тебя нет собственного мнения ни по какому вопросу вообще? — заинтересовалась Нилли.

— Ментомы, которыми ты сопроводила свой вопрос, меня озадачивают. Тебя так же удивляет, почему я не ношу, к примеру, хвост? Или почему я хожу на двух конечностях вместо четырёх? Почему, почувствовав тяжесть внизу живота, я иду в туалет, а не обсираюсь, где стою? Да, разумеется, у меня нет никаких мнений по столь ничтожным поводам, как грядущее распыление Виллара. Кто такой Виллар? Гражданин общества. Он знал законы — и он нарушил законы. Общество щёлкнуло челюстями. Вот и вся история. Скажешь, что это справедливо — хорошо. Скажешь, что несправедливо — прекрасно. Ни то, ни другое мнение ничего не изменит, а раз так — зачем тратить на него время?

— Если соберётся достаточно народа с мнением, противоположным господствующему, можно изменить существующий порядок вещей, — возразила Нилли.

— Ага. И вместо примата разума мы получим господство эмоциональных недоумков, — кивнул Айк. — Проходили тысячу раз, почитай историю до освоения космоса. Каждый такой переворот — десять шагов назад в развитии. А по итогу всё равно приходим к одной и той же простой истине. Мы эволюционировали, у нас есть разум. Если мы хотим жить дальше в качестве разумных существ — нужно, чтобы был единый закон, которому подчиняются все. Закон гармоничен с Музыкой. Подчиняясь закону, мы живём в резонансе с Музыкой. И делаем Общее Дело. Как, скажите на милость, помогла Общему Делу выходка Виллара? Никак. Это — удар по основам. Давайте, воспылав эмоциями, прикончим Ликрама и освободим Виллара. Что дальше? Дальше он продолжит делать то, что делает, это — его путь, иного он не знает. С каждым разом он заходил всё дальше, и вот — достиг предела. Оставим уже эту скучную тему, пустое. Алеф, покрути время ещё немного вперёд.

Я завертела пальцем регулятор. На проекции эпохи сменяли друг друга. Выросли постройки. Что-то забегало между ними быстрее пауков. Что-то полетело над постройками.

— Работает, — кивнул Айк. — Они развиваются. Останови, пожалуйста. Увеличение. Ещё. Вот здесь. — Он указал пальцем.

Мы увидели прозрачный купол, за которым стоял лес. Там, внутри, в изобилии жили насекомые.

— Заповедники, — кивнул Айк. — Или, может быть, фермы. В любом случае, они научились рациональному использованию ресурсов и их возобновлению. А всего-то требовалось — дать им небольшого пинка под зад.

— Спасибо, — сказала я. — Твоё искусство всё равно меня пугает. Но я теперь вижу, что это работает, и понимаю причины.

Айк ничего не успел ответить — из-за наших спин послышался голос хранительницы:

— Прекрасная работа. Я приятно удивлена. Как я понимаю, это — мир Алеф, а элемент зла — Айка?

— Ну, не совсем, — сказал Айк. — Мы работали над злом вместе, так что…

— Я почти ничего не сделала, — сказала я. — Айк действительно хорош в этом.

Судя по ментомам, хранительнице понравилось то, что она услышала. И она подала эти ментомы намеренно, ведь все хорошо знали, как она умеет владеть собой.

— Вы оба станете превосходными служителями Общему Делу, если будете продолжать работать так же усердно. Этот мир, как он есть, готов. Образцовый мир второго порядка, его можно уже сейчас приносить в жертву Кету — в составе полного комплекта, разумеется. Я бы посоветовала больше ничего не менять, законсервировать как есть, со всеми линиями вероятности — не обрубать их ни в коем случае. Можно будет использовать для своего дебюта на дальней станции.

— Правда? — вскинула я голову. — То есть, вы хотите сказать, что я уже практически выполнила свою работу? Даже не прибыв на дальнюю станцию?

— Практически, — кивнула хранительница. — Но не радуйся слишком, Алеф. Работа на дальних станциях трудна. Пока ты молода, твой личный источник энергии фонтанирует — тебе кажется, что ты можешь создавать по миру в сутки. Когда твои миры начнёт жрать Кет — ты почувствуешь иное. Боль. Усталость. Страх. Разочарование. Ты будешь опорой и основой нашего общества, но наслаждаться этим статусом долго не получится. Уже на третьей вахте начинаются трудности здесь. — Она положила руку мне на голову. — Тут-то и познаётся созидатель по-настоящему. Сможет ли он продолжать работать, или сломается и предпочтёт работу попроще.

Хранительница удалилась.

— Да уж, ободрила так ободрила, — заметила Нилли.

— Она и не пыталась, — сказал Айк, глядя на снующих пауков. — Сказала, как есть.

Я взмахом руки стёрла со стола проекцию.

Слова хранительницы тоже царапнули меня и весьма неприятно. Но доминантным чувством, которому я не позволяла сейчас вырваться наружу, было другое, странное.

Я поняла, что не хочу скармливать свой мир Кету.

* * *

Когда аудитория заполнилась и началось занятие, хранительница сказала:

— Боюсь, никто из вас не сумеет сосредоточиться по-настоящему, пока не получит комментарий относительно утреннего инцидента. Я могу дать такой комментарий и сделаю это, но попрошу удержаться от дискуссии. У нас впереди много работы, и нельзя позволить, чтобы досадные недоразумения нарушали процесс.

— Что это было за чудовище? — выкрикнул кто-то, не подняв руки. Но хранительница лишь кивнула и ответила:

— Это был обитатель одного из миров, созданных Вилларом.

— Это — обитатель? — ужаснулся тот же голос.

И хором с ним другой голос изумился:

Одного из миров?!

— Хочу, чтобы вы понимали, — сказала Хранительница. — Виллар — невероятно талантливый студент. Он уже мог бы работать на дальней станции, но ему, к сожалению, не хватает социальной ответственности, подтверждение чему вы видели сегодня утром. Виллар опередил учебную программу, он уже научился создавать материальные предметы. Больше того, судя по всему, он может создавать их, даже не прибегая к аппаратам. Это — уровень виртуоза. Он превосходит всех, ныне живущих. И, как это нередко случается с невероятно одарёнными детьми, он почувствовал себя всемогущим. Он взял — и создал копию одного из жителей своего мира здесь.

— Зачем он это сделал? — спросила Нилли.

Хранительница посмотрела на неё, со своей неизменной белой ментомой.

— Такие вопросы нужно задавать Виллару, разумеется. Я могу лишь предположить. Учитывая его предыдущие поступки и поведение во время инцидента. Он пытался наглядно показать всем, что обитатели создаваемых нами миров — такие же живые существа, как мы. Разумные, говорящие, испытывающие эмоции, могущие существовать в той же плоскости бытия, что и мы. Хотел подтолкнуть нас к выводу, что уничтожение целых миров, населённых такими существами, является тяжким преступлением. Но Виллар в действительности совершил глупость.

Хранительница выдержала паузу. Мне показалось, что она как бы сканирует ментомы, подаваемые студентами. Ей нужно было не просто дать пояснение, но направить всеобщее настроение в нужное русло.

— Во-первых, он применил такой же подход, как при создании неодушевлённого предмета, — сказала хранительница. — Что не удивительно, ведь другого он не знал, да другого и не существует. Во-вторых, он не перенёс сознание существа из своего мира в наш. Он его скопировал, потому что технологии переноса не существует. Тем самым Виллар нарушил закон уникальности сознания и создал парадокс. Парадокс в сфере основополагающих законов уничтожает сам себя, что и произошло с несчастным созданием у нас на глазах.

— А разве это не из-за Ликрама он рассыпался? — спросил кто-то.

Хранительница покачала головой:

— Нет, ну что вы… Ликрам не стал бы уничтожать беззащитное существо, к тому же словом он уж точно бы не убил. Просто настал срок, и вселенная затянула брешь, пробитую в ней. Ликрам растерялся точно так же, как все мы. Но кто-то в растерянности замирает без движения, а кто-то, как Ликрам, предпочитает решительные, пусть и бессмысленные действия. Он не должен был показать слабину перед вами, он должен восприниматься вами, как надёжный защитник. Что он и сделал. Повёл себя в сложившейся ситуации наилучшим образом.

— А что теперь будет с Вилларом? — спросила я. — Его распылят? За нарушение закона?

— Этого я не знаю. Вопрос решит суд. Но, если сопоставить все обстоятельства, то вряд ли распылят. Если бы он скопировал сознание кого-то из нас, его сородичей — тогда всё было бы однозначно. Но Виллар скопировал сознание из мира, которого не существует, так что здесь — лишь половина преступления.

— Давайте называть вещи своими именами, — сказал Айк. — Виллар хотел перевернуть и встряхнуть сознание каждого из нас, изменить мир. Но по факту всего лишь нарисовал на стенке посредственное граффити, которое уже смыли стаффы.

— Что-то вроде того, — согласилась хранительница. — Но это уже дискуссия. Вернёмся к занятию.

Загрузка...