10. Они — не настоящие

В аудитории, исполненной в виде пятиугольного амфитеатра, собрался весь первый оборот. Первый учебный день. Первая лекция.

В толпе я умудрилась высмотреть Виллара. Каково ему — второй раз проходить то, что он, виртуоз, наверняка уже знает лучше преподавателя?

Виллар выглядел бесстрастным. Его аура не выражала ровным счётом ничего. Пожалуй, он вообще выглядел так, будто крепко и без сновидений спит.

— Здравствуйте, друзья! — сказал учитель, поднявшись на вращающуюся платформу.

Дождавшись, пока ответное приветствие, произнесённое вразнобой, стихнет, он немедленно перешёл к делу, немного сбив меня с толку. Я почему-то ждала, что будет небольшая вводная часть, воодушевляющие слова…

— Вы находитесь здесь. Это говорит о трёх вещах. Во-первых, вы хотите служить Общему Делу самым полезным и эффективным из известных способов. Во-вторых, вы слышите Музыку. И в-третьих, вы хотите научиться создавать миры. Мой курс лекций направлен на то, чтобы создать у вас в головах и душах необходимые барьеры, которые, если вы пройдёте все обороты и отбудете на одну из дальних станций, помогут вам не сойти с ума. Сразу предупреждаю вас: удержитесь от проявлений гордости, удержитесь от самоуверенности в этом вопросе. То, чему вы научитесь здесь, вы должны будете применять без рассуждений. В случае если вы будете пренебрегать полученными техниками, одного из регулярных тестирований вам не пройти. Как вам наверняка известно, до трёх раз провалившийся по ключевым предметам студент имеет право восстановиться с первого оборота. После чего исход остаётся лишь один: к стаффам.

Учитель подождал, пока стихнет гул. Это произошло довольно быстро, а вот ментомы продолжали гореть ещё долго. Студенты бодрились и боялись, смеялись и гневались. Кому-то казалась оскорбительной даже сама мысль о том, что он может сделаться стаффом.

— Невелика беда, — сказал учитель. — У стаффов есть существенное преимущество перед плохими созидателями. Они существуют.

Стало ещё тише. Ментомы меняли цвета.

— Может, зря я сюда вернулась… — произнесла Нилли.

Я лишь молча толкнула её локтем. Это означало и «замолчи, не мешай слушать лекцию», и «прекрати нести чушь, у тебя всё получится».

— Вам предстоит невероятно ответственная и опасная работа. Если вы добавите к ней ещё и внутренние опасности — вам не устоять. Потому предупреждаю вторично: отнеситесь серьёзно к моим лекциям и к грядущему экзамену. А теперь запомните, запишите и постоянно повторяйте самый главный тезис, на котором и будет выстроен наш курс: созданные вами миры — не настоящие. Это ваша фантазия, это ваши многочисленные отражения и преломления. Но они — не настоящие. Точка.

Учитель взмахнул рукой, будто отрезая все возможные иные мнения по данному вопросу.

Я кивнула.

Вспомнила мир своих пауков.

Я отчётливо понимала, что он — не настоящий. По сути дела, он вообще мало чем отличался от фантазии, управляемого сновидения. Если бы тот безымянный медик не сказал мне, что у меня внутри живёт мир, я бы даже и не думала о нём так.

Подобный ход мыслей казался мне совершенно естественным, я не понимала, зачем посвящать этой ерунде целый курс лекций.

И вдруг поднялся Виллар.

— Чем же они отличаются от настоящих? — раздался его голос, не уступающий силой голосу учителя.

Учителю пришлось прервать вращение платформы, чтобы установить зрительный контакт с Вилларом.

— Лекционная форма подачи материала не предполагает диалога, Виллар, — сказал он. — Сядь на место.

— Очень удобно. — Виллар сложил на груди руки. — Единственный курс, который вызывает сомнения у каждого разумного существа умнее бактерии, не предполагает вопросов. Как же мы должны что-то понимать, если имеем дело лишь с блоками информации, закрытой для анализа?

У каждого разумного существа умнее бактерии? То есть, я — умом в лучшем случае равна бактерии?!

Возмущения, закипевшего у меня в душе, никто не сумел бы скрыть. Но я привыкла подавлять и более сильные бури. Для внешнего мира у меня оставалась белая ментома.

— Тебе нужно было внимательней меня слушать, Виллар. — Учитель был совершенно спокоен. — Мой предмет не следует анализировать. Научная деятельность — не ваша стезя, иначе бы вы не оказались здесь, вы бы учились в другом месте, на другой ближней станции. То, что я вам даю, вы должны запомнить. Выучить наизусть. И — применять, не задумываясь.

— Для этого мы и обрели разум в ходе эволюции, я правильно понимаю? Чтобы брать, что дают, и применять, не вдумываясь? Может быть, нам вообще повесить в каюты экраны, которые будут целыми днями талдычить одно и то же, чтобы задавить даже намёк на способность самостоятельно мыслить?

— Если вам это поможет выучить мой предмет — дерзайте. В основе вашей будущей работы должен быть стальной стержень, который не сломается ни при каких обстоятельствах. Я здесь, чтобы дать вам этот стержень. Если вы не готовы его воспринять, вам будет лучше в стаффах.

Я поражалась тому, как учитель спокойно уходит от агрессивных выпадов Виллара. Как удерживается от перепалки и говорит как бы одновременно со всеми. Он вызывал у меня уважение, а Виллар — лишь презрение.

Выскочка, которому не терпится показать себя. Совершенно незрелый ребёнок. Невыносимый… виртуоз.

— В основе научной дисциплины должно лежать нечто принципиально познаваемое и подлежащее анализу, — говорил Виллар; он утратил-таки самообладание, и ментомы злости, досады, раздражения повалили валом. — В противном случае, сколько бы мы ни навертели поверх логических построений, алогичное начало сведёт всё к нулю. Это — не наука!

— Это — не наука, — согласился учитель. — Это — техника безопасности, следование которой поможет вам сохранить разум и жизнь.

— Чем же создаваемые нами миры отличаются от настоящих? От нашего полудохлого мира? — выкрикнул Виллар.

Учитель впервые показал ментому. Добродушной насмешки, принятой внутри своей пятёрки:

— Тем, что они — не настоящие, Виллар. Сядь, пожалуйста. Сорвав лекцию, ты не добьёшься ничего, кроме очередного взыскания.

Загрузка...