О взаимной неприязни режиссера Юрия Завадского и актрисы Фаины Раневской ходили легенды. Пожалуй, не было в театре никого, кроме Фаины Георгиевны, кто бы так ретиво возражал режиссеру и так открыто над ним насмехался. И только спустя несколько дней после похорон Юрия Александровича…
«Раневская прижала меня к себе, — вспоминал коллега Фаины Георгиевны Геннадий Бортников, — и долго молчала. Молчал и я. В глазах Фаины Георгиевны была какая-то отрешенность.
— Осиротели, — сказала она. — Тяжело было с ним, а без него будет совсем худо».
Знаменитая балерина Галина Уланова[3], последняя из жен Завадского, в детстве на вопрос о том, кем она хочет стать в будущем, уверенно отвечала: «Мальчиком!»
Услышав об этом, Раневская порадовалась: — Хорошо, все-таки, что ей не удалось стать мальчонкой, иначе Завадского обвинили бы в однополой любви…
Юрий Александрович Завадский в очередной раз произнес на репетиции характерную для него сентенцию и призвал коллектив подумать над каким-то вопросом:
— Одна голова хорошо, а…
— …с телом куда лучше! — успела вставить Раневская, мгновенно разрушив весь пафос выступления режиссера.
Юрий Завадский на собрании труппы:
— Сезон обещает быть хорошим… Раневская шумно вздохнула:
— …но обещание опять не выполнит.
Завадский всегда разъяснит, к какому выводу актеры должны прийти своим умом.
Молоденькой актрисе, страстно желавшей понравиться Юрию Завадскому, Фаина Раневская посоветовала:
— Как только он к вам приблизится, вставайте на цыпочки и молчите.
— Но для чего?
— Чтобы быть похожей на балерину. Да, и еще прекратите кушать, балерины все тощие.
На очередное замечание режиссера Завадского о том, что не мешало бы бросить курить, Фаина Раневская ответила:
— Венера тоже курила…
Пытаясь вспомнить хоть одну Венеру-актрису, Юрий Завадский озадаченно спросил:
— Какая Венера?
— Милосская.
— Кто это вам сказал?
Раневская пожала плечами:
— А почему же ей мужчины руки отбили?
Завадский со злорадным удовольствием пообещал:
— И вам отобьют, Фаина Георгиевна!
Актрису это ни капельки не смутило:
— На памятнике? Пусть отбивают. Только памятник для начала поставьте.
Завадский на собрании назидательно:
— Слово не воробей…
Раневская согласилась:
— Конечно! Оно голубь — нагадит, так нагадит!
Завадский в гневе во время очередной перепалки на репетиции:
— Фаина Георгиевна, возьмите себя в руки!
— Не могу. Боюсь задушить.
— Юрий Александрович, берегите себя. Вы себе еще пригодитесь, — советовала Завадскому Раневская.
Завадский принялся рассуждать о необходимости профилактики гриппа и об обязанности каждого актера сделать прививку:
— Обещают, что этой зимой Москву снова свалит грипп.
Раневская тревожно:
— Постановление партии и правительства было, что ли?
— Зачем вы так подробно расспрашивали Завадского, видит ли он в отпуске сны? — спросила одна актриса Фаину Георгиевну.
— Хочу присниться Юрию Александровичу и испортить ему весь отпуск.
— Фаина Георгиевна, почему бы вам просто не промолчать в ответ на мои реплики? — кипятился Завадский — Вам нужно обязательно ответить?
— Не могу же я оставлять вас в долгу, отвечая на серебро золотом. Приходится и самой размениваться.
Завадский любит, когда говорят правду в глаза, как бы она ни была льстива!
— Завадский больше не выбрасывает свой хлам, — сообщила Раневская сидящей в гримуборной актрисе.
— Почему вы так решили?
— Зачем выбрасывать, если можно показывать его на сцене?
Завадский хуже, чем думает о себе он сам, но, возможно, лучше, чем думаю о нем я.
Завадский лучший из режиссеров, если не принимать во внимание всех остальных.
— Завадский тоже человек, — объясняла Раневская коллеге Геннадию Бортникову, — но он пока об этом не догадывается. Вот слезет с постамента…
Немного подумав:
— Нет, сам не слезет…, а сбрасывать жалко. Тоже человек ведь…
Завадский Раневской:
— Я больше не буду вам ничего советовать, вы и без того умная, придумывайте это сумасшествие сами!
— Ну нет, мне без вашей помощи с ума не сойти!
Завадский никогда не ошибается просто так. Он совершает ошибки в назидание другим.
Разгневанный Завадский закричал:
— Зла не хватает!
Раневская услужливо:
— Могу одолжить.
По воспоминаниям коллег Фаина Раневская часто опаздывала. Когда у Завадского бывало хорошее настроение, он норовил ее поддеть по этому поводу:
— Фаина Георгиевна, почему вы снова опоздали?
Та невозмутимо:
— Поздно вышла из дома.
— Почему же нельзя было выйти пораньше?
— Выходить пораньше было тоже поздно, голубчик…
Бывает взаимная любовь. У нас с Завадским взаимная нелюбовь. Но мне лучше то, что есть.
Услышав, как актеры судачат о том, что у них с Юрием Завадским идет непрерывная война, Фаина Раневская задумчиво нахмурилась:
— Скажите, а всякие там конвенции не отменили?
— Какие конвенции, Фаина Георгиевна?
— Ну, военные, по поводу пленных…
— Нет, а почему вы спрашиваете?
— Если я одержу победу, мне же Завадского содержать придется.
Немного подумав:
— Может, проиграть? Пусть он меня содержит, у него кошелек толще.
Завадский, утомленный спором с Фаиной Раневской, машет рукой:
— Ладно, пусть будет по-вашему!
Та торжествующе:
— Поздно, я уже передумала!
Я очень добрая. Я даже могу простить Завадского за то, в чем он не виноват».
— Мне нужно в магазин, — заявила во время одной из репетиций Фаина Раневская.
— Что-то срочное, Фаина Георгиевна?
— Да, хочу купить брюки.
— Вы же не носите брюки.
— Вчера Юрий Александрович Завадский сказал, что если он увидит меня в брюках, то непременно получит инфаркт. Ради этого стоит их надеть.
С Завадским трудно. Если я молчу, он тут же воображает, что он прав. Если спорю — считает что дважды прав.
Известно, что Юрий Александрович Завадский был женат несколько раз.
В том числе, его женой была актриса Вера Марецкая[4]. Раневская не упускала случая съязвить по этому поводу:
Завадский предпочел видеть Верку на сцене, — говорила Фаина Георгиевна. — Наверное, дома по утрам она представляет неприглядное зрелище.
Была женой Юрия Александровича и великая балерина Галина Уланова.
— Завадский не вынес болтливых актрис и выбрал себе в жены балерину, чтобы молчала, — заявила Раневская.
Юрий Завадский очень любил проводить своеобразные лекции об актерской игре в частности и о театре в целом. Не ходить на них считалось рискованным. Актеры боялись режиссерского гнева.
Однажды, после очередной длинной и скучной лекции, Завадский вдруг обратил внимание на непривычно притихшую Раневскую:
— Фаина Георгиевна, что-то вас давно не слышно…
— Это чтобы умнее казаться. Те, кто молчат, всегда умнее выглядят. Вы брали бы пример…
Коллега Фаины Георгиевны, актер страшно переживал, услышал ли Завадский, что он сказал. Раневская обнадежила молодого человека.
— Не услышал. Завадский никогда не слышит, если говорят не о нем.
— Это ваши слова, Фаина Георгиевна?! — возмутился по какому-то поводу Завадский.
— Нет, я их взяла взаймы.
— Завадский опорочил меня перед потомками, — заявила как-то Фаина Георгиевна.
— Чем, Фаина Георгиевна?
— Он — гениальная сволочь. Но потомки, к сожалению, забудут, что он — сволочь, зато будут помнить, что гениальная. А если гений не дает роли Раневской, значит, Раневская — говно.
Во время одной из репетиций Завадский услышал, как Раневская говорит о нем:
— Юрий Александрович очень любит, чтобы ему говорили правду в лицо, даже если после подобных откровений правдолюбца уволят.
— Я же вас не уволил, Фаина Георгиевна, — заметил режиссер.
— Боитесь, что я уйду и скажу эту правду в другом месте.
Завадский воскликнул в отчаянии:
— Публика просто не способна понять замысел этого спектакля!
Раневская тут же посоветовала:
— Поменяйте публику.
Завадский ехидно:
— Посоветуйте как.
— Напишите на афише: «Спектакль только для тех, кто способен понять». Будет аншлаг, все решат, что признаваться в неспособности неприлично.
— Если Завадский умрет, я умру тоже.
— Почему, Фаина Георгиевна? Вы так его любите?
— Не от тоски, от избытка желчи. Мне не на кого будет ее изливать.
Я не помню случая, чтобы кому-нибудь удалось оказаться сверху Завадского.
Иногда Юрий Александрович ведет себя не как мужчина, а как склочница из коммунальной квартиры.
Завадский — вытянутый в длину лилипут.
Была у Завадского жена — Уланова. Слава богу, у нас не танцевала.
Кончаю мое существование на помойке, то есть в театре Завадского.
Театр — невыносимая пошлость во главе с Завадским.
Творческие поиски Завадского охарактеризовывались Раневской не иначе, как «капризы беременной кенгуру».
Раневская постоянно опаздывала на репетиции. Наконец, у Завадского лопнуло терпение и он попросил актеров не замечать актрису, когда она в очередной раз опоздает.
Вбежав в репетиционный зал, Раневская поприветствовала коллег:
— Здравствуйте.
Молчание.
— Здравствуйте, — повторила Фаина Георгиевна громче, но ответа не услышала.
— Здравствуйте.
Ноль внимания.
— Ах нет никого?! Тогда пойду поссу.
Наблюдая за происходящим на сцене Юрий Александрович не выдержал и заорал:
— Фаина Георгиевна! Вы своими находками «сожрали» весь мой замысел!
— То-то у меня чувство, как будто я говна наелась, — достаточно громко пробурчала Раневская.
— Вон из театра! — крикнул мэтр.
Подойдя к авансцене, Фаина Георгиевна ответила:
— Вон из искусства!!
Юрий Александрович Завадский любил не только читать лекции, но и организовывать мастер-классы по актерскому мастерству, точнее по своему видению театра. Фаина Георгиевна не любила эти мероприятия, считая их пустой тратой времени. В который раз заметив, что Раневская не пытается скрыть зевоту, режиссер начал укорять актрису:
— Фаина Георгиевна, как же так? Я говорю, а вы зеваете!
— Не смущайтесь, — заявила Раневская. — Я всегда зеваю, когда мне очень интересно.
Завадский:
— Фаина Георгиевна, почему вы меня не слушаете?
Раневская:
— Чтобы не появилось желание возражать.
Завадский:
— Наша позиция твердая! Раневская:
— Но гибкая.
Услышав о Завадском, что тот страшно злопамятный и никогда никому ничего не прощает, Фаина Раневская возразила:
— Неправда! Себя он прощает всегда.
Как-то Юрий Александрович Завадский, который только что к своему юбилею получил звание Героя Социалистического Труда, опаздывал на репетицию. Ждали долго. Наконец, не выдержав, Раневская спросила с раздражением:
— Ну и где же наша Гертруда?
Есть перпетум мобиле, а Юрий Александрович — перпетум кобеле.
Он умрет от расширения фантазии.
Делая скорбную мину, Раневская замечала: «В семье не без режиссера».
…С упоением била бы морды всем халтурщикам, а терплю. Терплю невежество, терплю вранье, терплю убогое существование полунищенки, терплю и буду терпеть до конца дней. Терплю даже Завадского.
— Ох, вы знаете, у Завадского такое горе! — Какое горе? — Он умер.
Во время репетиции Юрий Александрович Завадский обиделся на актеров из-за какой-то ерунды, не сдержался, накричал, выбежал из репетиционного зала, хлопнув дверью и бросив:
— Пойду повешусь!
Все были подавлены. В тишине раздался спокойный голос Раневской:
— Юрий Александрович сейчас вернется. В это время он всегда ходит в туалет.
Завадскому дают награды не по способностям, а по потребностям. У него нет только звания «Мать — героиня».
Когда у Раневской спрашивали, почему она не ходит на мастер-классы и лекции Завадского о профессии актера, Фаина Георгиевна отвечала:
— Я не люблю мессу в бардаке.
— Доктор, в последнее время я очень озабочена своими умственными способностями, — жаловалась Фаина Георгиевна.
— А в чем дело, дорогая моя? Каковы симптомы?
— Очень тревожные: все, что говорит Завадский кажется мне разумным.
Отзывчивость никогда не была сильной стороной режиссера Юрия Александровича Завадского. Притворяться же он не хотел и не любил. Когда однажды на гастролях у Фаины Георгиевны случился сердечный приступ, Завадский лично отвез актрису в больницу и ожидал в коридоре, пока несчастной сделают укол. На обратном пути в театр режиссер поинтересовался:
— Что они сказали, Фаина?
— Что, что… Грудная жаба[5], — пробурчала Фаина Георгиевна.
— Какой ужас! — воскликнул Завадский. — Грудная жаба!
Но уже через минуту, засмотревшись на пейзаж за окном автомобиля, стал напевать:
— Грудная жаба, грудная жаба.
— Вы знаете, что снится Завадскому? — спрашивала коллег Раневская. И тут же отвечала на свой вопрос. — Ему снится, что он уже похоронен в Кремлевской стене.
Завадский родился не в рубашке, а в енотовой шубе. У других во рту была серебряная ложка. У Завадского был половник.
Завадский уцененный Мейерхольд.[6]
Завадский — маразматик — затейник.
Фаина Раневская часто говаривала, что Завадский простудится только на её похоронах.
— В зрительном зале нужно поменять кресла, — заявила Фаина Георгиевна.
— Это еще зачем? — подозрительно прищурился Завадский.
— Подголовники нужны высокие.
— Фаина Георгиевна, с задних рядов и без того сцену плохо видно.
— Еще одна производственная пьеса, и в театр будут ходить только те, кому дома выспаться не дают. А спать удобнее с подголовником.
— Вчера была приятно удивлена.
Зная, что накануне Фаина Раневская ходила на спектакль в другой театр, Завадский несколько ревниво поинтересовался:
— Чем это?
— Оказывается, бывает хуже, чем у нас.
— Дурной характер Завадского куда тяжелее моего!
— Ты уверена, Фаина? — засомневалась Вера Марецкая.
— Конечно! Я свой переношу легко, а его — трудно.
— Куда поедет отдыхать Завадский, когда возьмет отпуск? — поинтересовалась Раневская.
— Кажется, в Крым, — отмахнулась Марецкая. — А тебе зачем?
— Хоть бы раз поехал в местный санаторий.
— Зачем? — снова спросила Марецкая.
— Крым мне не по карману, а в санатории я бы ему отпуск испортила с удовольствием.
Завадский посредственному актеру:
— Вашей игрой недовольна добрая половина зрителей!
Раневская поддержала:
— А что уж говорить о злой…