Разумеется, этой ночью мне ничего не снилось. Ничего, кроме Димы. А что ещё может сниться, когда рядом, совсем близко, находится он сам?
Я проснулась ночью, и долго не могла уснуть. Ворочалась с боку на бок – не очень-то удобно спать вдвоем на одном узком матрасе и стараться сохранять при этом приличное для друзей расстояние. А мы друзья. Я сама это сказала, а он подтвердил и даже не попытался возразить, мол, «и только?». Нет, его всё устраивает. Отлично. Так тому и быть.
Я лежала в темноте, поджав под себя ноги и прислушиваясь к размеренному дыханию парня. Он дремал, лежа на спине, и тихо посапывал во сне. Затем перевернулся на бок, ко мне лицом, и я невольно протянула руку, чтобы поправить упавшую ему на лоб прядь волос, и дольше положенного задержала руку на его волосах. Они у него такие… не слишком мягкие, но и не жесткие. Приятные на ощупь.
Чувствуя, что вновь утопаю в своей необъятной нежности и погружаюсь в мечты, я убрала руку и закрыла глаза, стараясь восстановить дыхание и не думать о Диме. Не думать о том, что пока он спит, я могу любоваться его едва видимым силуэтом, касаться его лица и волос.
Не думать. Не думать. Спать.
Я не люблю навязчивые мысли, но они всё равно меня преследуют. День ото дня. Каждую минуту.
Ещё добрые полчаса я боролась с бессонницей, считая овец, пытаясь сосредоточиться на математических формулах, урывками унесенных с уроков алгебры, и уснуть, представляя, как проведу завтрашний день (вероятно, также монотонно и скучно, как и прошедший). Наконец мне всё же удалось уснуть, но и эти несколько часов сна нельзя было назвать спокойными.
Утро снова началось с гула голосов, невыспанной физиономии в зеркальце, одолженном у Татьяны и невыносимом желании принять душ. Любой. После завтрака я как можно корректнее поинтересовалась об этом у Людмилы Викторовны, и она пообещала помочь.
Использование горячей воды здесь было строго по очереди, а очередь, нужно заметить, весьма внушительная, поэтому я, не дожидаясь напоминания, сама предложила помощь, наплевав на запреты штаба.
– Может быть, мы с Димой тоже могли бы сходить за водой? Только скажите, куда.
Людмила Викторовна колебалась лишь долю секунды, а затем кивнула:
– У нас как раз группа сейчас собирается идти. Не знаю, ведер-то хватит?
Она окликнула кого-то, и оказалось, что свободные ведра еще есть, так что мы с Димой, получив разрешение у Васильича, который относился к нам куда снисходительнее, отправились вместе со всеми в сторону водоема. Я была счастлива от того, что хоть так, под охраной, но могу выбраться наружу.
Я не была на воздухе только сутки, но, едва выбравшись наверх поняла, как мне этого не хватало. Свежий ветер, чистое небо, безграничное пространство, даже холод, пробирающийся под свитер и покалывающий кожу – всё это казалось невообразимо прекрасным и вселяло в меня почти детский восторг. Здесь вкусно пахло омытым воздухом и мокрой землей. При малейшем дуновении ветра с деревьев градом падали капли воды. Видимо, ночью прошел дождь.
До небольшого озера идти оказалось не больше пяти минут, но протоптанная дорожка оказалась размытой, так что скользили мы в полтора раза дольше. Прибыв на место, наша группа из двенадцати человек разошлась по разным участкам озера и начала умываться и набирать воду.
Улучив момент и оставшись с Димой наедине, я задала мучавший меня всю ночь вопрос:
– Ты рассказал Васильичу о брате?
– Только ему. Он посоветовал держать это в тайне, потому что последствия такого знакомства для нас могут быть далеко не лучшими.
Я тут же поняла, что это значит.
– Ты думаешь, они всё ещё хотят нас убить?
Дима и бровью не повел, оставаясь верным себе и своему ледяному спокойствию.
– Нет, – ответил он с убежденностью, которую я не разделяла.
– Тогда зачем… – начала было я и прервалась, не в силах продолжить.
– Видимо, кое-для-кого мы представляем опасность.
Несколько секунд я обдумывала услышанное. Для людей из штаба? Чем мы для них опасны? Мы хотим помочь спасти людей!
– Я не понимаю, – признавая поражение, горестно вздохнула я, и присела на корточки перед озером.
Набрав горсть воды, я умыла лицо. Прохладная вода студила пальцы и приятно освежала кожу.
Дима по-прежнему молчал, и я не выдержала, обрушив на него поток своих эмоций:
– Дима, мне страшно!
Я так хотела услышать, что всё будет хорошо – пусть даже это неправда. Я хотела, чтобы он меня обнял, чтобы проблемы на пару минут оставили меня, как это было всегда, когда я, слабая, оказывалась в его сильных объятиях. Но Дима повел себя кардинально иным образом.
Он поднялся с корточек и зачерпнул ведро воды. Затем то же самое сделал с моим ведром и поставил его на землю. Всё это время он молчал, будто не слышал моих слов.
– Что с тобой происходит? – приподнимаясь, прошептала я, не уверенная, что он меня слышит и адресуя эти слова в никуда.
– А ты чего добиваешься? – грубовато произнес в ответ он.
Я посмотрела на него с укором, но он стойко выдержал этот взгляд. И снова меня посетило чувство, будто я знаю двух людей под одной маской – Диму, которой может быть любящим и сострадающим, и того, кто жесток и равнодушен, с кем я не хочу иметь дела, да и он со мной – тоже. И я не понимаю, в какой именно момент эти роли в нем переключаются. И как это происходит. И почему второго Димы в нем больше, чем первого.
Мы в молчании вернулись в убежище, чтобы через десять минут выбраться к озеру снова. Я совершила ещё один поход, а на третий меня сменили. Настало мое время принять душ – если можно так выразиться относительно того, что я увидела в «ванной комнате». Вместо душа – грязная ширма в медицинском крыле. На полу стоял неглубокий таз, на всё-про всё давалось два ведра теплой воды и огрызок мыла.
Я старалась побыстрее управиться с этим делом, тем более что мороз по коже не прибавлял комфортности этой процедуре.
Натягивать старый свитер отнюдь не хотелось, но выбора не было – новой одеждой нас не снабжали, поэтому я вновь влезла в привычные вещи, успевшие порядком поднадоесть, едва промокнула волосы выданным полотенцем, и убрала за собой, приготовляя место для следующего.
Когда я вернулась из медицинского крыла, Димы нигде не было видно. Наверное, он вызвался и дальше носить воду. Я старалась не думать о нем, но не знала, чем ещё себя занять.
Я немного поиграла с Данилой, пока Татьяна принимала душ, помогла Людмиле Викторовне по кухне, хотя терпеть не могу готовить. Но в этот раз я была готова на что угодно, лишь бы не оставаться одной, лишь бы найти хоть какое-то занятие и поскорее завершить этот день.
К вечеру по убежищу пробегает согревающая душу новость: послезавтра, за два дня до нападения стебачей, о котором пока не знает никто из обитающих в убежище людей, нас перевезут в Заморск, как и обещал Анатолий Васильевич. Я была рада предстоящим переменам не меньше, чем все остальные. Для каждого из нас это не только возможность вернуться к более-менее человеческим условиям жизни, но и шанс найти своих близких, о которых ни слуху ни духу, ведь туда будет свозить людей из всех убежищ города.
Может быть, мои родители сейчас совсем близко, где-нибудь на соседней улице, в каком-нибудь ещё меньшем убежище, а мы даже не догадываемся об этом. Я всё время об этом думала и чрезвычайно скучала по ним. Мне казалось, что эта перевернувшаяся с ног на голову жизнь длится не неделю, а года два минимум. И сейчас мое будущее представлялось мне ещё более туманно, чем когда бы то ни было.
Дима вернулся ближе к вечеру. Я не знала, где он был и не собиралась его расспрашивать. Скорее всего, его привлекли к общественным работам наравне с остальными.
Он подошел ко мне, присел рядом и наклонился так близко к уху, что я едва не вздрогнула от неожиданности.
– Не хочешь прогуляться?
Я взглянула на него с нескрываемым любопытством, но он вел себя так, будто никакой размолвки между нами и не было: спокойно смотрел мне в глаза и ждал ответа.
Разве я могла ему отказать? Разве могла не воспользоваться этим шансом побыть с ним вдвоем ещё раз?
До отбоя оставалось чуть меньше часа, но это не самое главное из того, что заставило меня колебаться и медлить с ответом.
На мой немой вопрос, выразившийся удивлением на лице, Дима кивнул и шепнул с легкой тенью улыбки:
– Васильич разрешил.
Осторожно ступая по земляному полу, мы выбрались наружу, и я с упоением вздохнула, ощущая себя свободнее.
Ночь сделала пейзаж вокруг ещё таинственнее и прекраснее, чем он был днем. Овальное озеро тускло серебрилось, отливая густо-изумрудным цветом с разводами черной воды у кромки берега. Лунный свет оставлял свой неяркий след на воде в виде едва заметной лунной дорожки. А в самой середине озерного зеркала волны качали на гребешках лимонный диск луны, который подергивался мелкой рябью, словно старался вырваться из водного плена. И такая была вокруг тишина, не нарушаемая даже шорохом листвы и дуновением ветра, что собственное дыхание казалось мне громким.
Завороженная и покоренная, я вбирала в себя красоту озера, стараясь запомнить и это магическое очарование, и эту ночь, и стоящего рядом Диму, гревшего мои пальцы в своей теплой ладони.
Наверно, слова благодарности, которые я хотела произнести, утонули на дне озера, потому что я просто молча посмотрела на Диму, надеясь, что он поймет мои чувства.
– Ты уверен, что нам ничего не грозит? – прошептала я вместо того, что должна была произнести, опасаясь повысить голос и нарушить тем самым таинственную атмосферу вокруг.
На этот раз я имела ввиду не только людей из штаба, но и стебачей. Я нутром ощущала исходящую со всех сторон угрозу.
– Мы не можем ни в чем быть уверены, – произнес Дима, и мой страх тут же уступил место грусти.
Я невольно сделала шаг вперед и уткнулась лицом ему в грудь. Если бы сейчас стоял день, я ни за что бы не решилась на это. Но мне ужасно хотелось обнять его, найти защиту от боли и страха, которые так часто стали встречаться на моем пути. Мне хотелось побыть с ним рядом, пока это возможно. Я боялась, что Дима меня оттолкнет и мысленно молила его не делать этого. И он не сделал.
Он крепко обнял меня, сцепив руки кольцом на моей талии и со вздохом уткнулся мне в макушку. Только ради этого момента я готова была ещё раз пройти все те испытания, что нам довелось перенести в течении прошедших двух недель. Только бы вечно слышать биение его сердца и ощущать тепло его тела.
– Может быть, нам сбежать? Мы донесли до них информацию, и если они захотят, то смогут правильно ей воспользоваться. Чем ещё мы можем помочь?
Его губы осторожно коснулись моих волос, а потом он чуть отстранился, заставляя меня взглянуть ему в глаза.
– Это не выход. Ты веришь в судьбу?
– Верю, – искренне ответила я.
– Я тоже верю. И если мы здесь, если здесь – наше место, то пусть так и будет. Всё равно всё будет так, как должно быть. Послушай, эти две недели перевернули жизнь каждого из нас, но у каждого – по-своему. И, знаешь… – он на секунду замешкался, затем достал из-под свитера цепочку и быстрым движением расстегнул её. – Это всё, что у меня есть… Всё, что я могу тебе сейчас подарить.
Он протянул руку, и я смогла различить на ладони серебряный крестик. Я с опаской взглянула на Диму, понимая, как много значит сейчас этот поступок.
– Нет, Дим, я не могу.
– Пожалуйста, Надя. Я хочу, чтобы он хранил тебя, и ты всегда помнила обо мне.
– Но я и так всегда буду о тебе помнить! Как ты можешь отдать то, что… Это же твой талисман. Он должен хранить и оберегать тебя! – я хотела сказать так много из того, что сейчас чувствовала, но, как на зло, не могла подобрать нужных слов.
– Он и будет хранить меня дальше. Ты ведь будешь рядом со мной, – я не видела его улыбку, но слышала её в его голосе.
Мне хотелось расплакаться от переполнявших меня чувств, от этой непозволительной роскоши – счастья, которое по стечению обстоятельств или по воле судьбы настигло меня именно теперь, в это непростое для всех нас время.
Я всю жизнь ждала настоящее. И, кажется, дождалась. Мне сложно сказать наверняка, потому что сравнить практически не с чем. Но эти новые чувства в душе похожи на любовь – такую, которую я себе и представляла. Она пришла ко мне неожиданно, она опалила мое сердце. Я пережила то, что многим неведомо, они не подозревают или не верят, что такое есть. Любовь дается как талант. Иногда как испытание. Не каждый способен выдержать эту ношу, ведь она состоит не только из бонусов, но и из кропотливого труда, стремления стать мягче, учиться находить компромиссы, терпеть, отдавать то, что дорого… Не знаю, смогу ли я быть достойна этой любви.
– Ты даже не представляешь, что это значит для меня, – призналась я, стараясь глубоко дышать, чтобы удержать в себе слезы.
Я хотела добавить, что и сам Дима стал значить для меня больше, чем кто-либо, что я никогда прежде не испытывала такой гаммы чувств по отношению к парню, но боялась испугать его своим признанием.
Вместо этого я прошептала:
– Но я не понимаю, почему у тебя почти всегда такой вид, как будто ты выше всего, что происходит. Как будто тебе всё равно, кто что чувствует и думает. Ведь это же не так! Может быть, я ошибаюсь, но мне кажется, что вот сейчас ты и есть настоящий.
Я смотрела на него, ловила отражение луны в его глазах и пыталась понять, что он чувствует. Никогда ещё я не была столь откровенна с парнем, даже если забыть тот факт, что знакомы мы всего ничего.
– Неужели?! – притворяясь оскорбленным до глубины души, ахнул он. – Я думал, это совершенно необходимое умение – быть разным, и думал, что у меня отлично получается притворяться.
Я засмеялась и шутливо толкнула его в плечо. Оказалось, что это приятно – рассмеяться просто потому, что тебе хорошо, без всякого повода. Кажется, такого не случалось со мной очень, очень давно.
– Ладно, мисс, позвольте застегнуть Вам цепочку, и пора бы в обратный путь, – пряча за пафосными речами свои истинные чувства, заявил Дима, и я тотчас почувствовала легкую грусть.
Не хотелось заканчивать этот вечер так скоро. Не хотелось уходить из этого места, где мы вдвоем.
– А как насчет поцелуя? – кокетливо напомнила я, тотчас чувствуя, что краснею. И когда я научусь держать язык за зубами?
– Кто-то решил, что мы друзья.
– А что я должна была сказать? – возмутилась я.
– В таком случае лучше не говорить ничего, – посоветовал он.
– А ты согласился, – напомнила я. – А теперь ведешь себя очень странно… для друга.
– Ну, у меня не большой опыт по части дружбы с девушками.
– Это я успела заметить.
– Правда? А что ещё ты успела заметить?
– Что ты заговариваешь мне зубы и не спешишь поцеловать. Видимо, я не очень хорошо целуюсь. Или ты не уверен в своих силах.
У меня давно – если не сказать никогда – не было такого кокетливого настроения. И, более того, это получалось удивительно легко и естественно!
– Что? – кажется, мне удалось всерьез удивить его.
– Я сказала, что ты…
Он не дал мне закончить, и моя речь тотчас оборвалась, едва я почувствовала прикосновение его губ к своим. Знаете, что случилось с моим сердцем? Ничего страшного, просто очень интенсивная зарядка. Как и всегда, когда он рядом.
– Пора, – мягко напомнил Дима, поправляя мои волосы и, кажется, в его голосе тоже прозвучало сожаление.
Но возражать я не могла. Нам действительно нужно успеть вернуться в убежище до отбоя. Васильич и так позволил нам больше, чем положено по Уставу, с которым мы с Димой, кстати, до сих пор не ознакомлены. Может быть, потому, что он предназначен только для руководства?
Мы взялись за руки и отправились в обратную сторону, только теперь молчание, которое вновь сопровождало нас, было особенным, и прерывать его не хотелось.
Наверное, именно это молчание и спасло нас. Потому что мы вовремя услышали раздававшиеся извне звуки – голоса.
Мы оба замерли и напряглись, совсем как неделю назад, когда отвечали только за свои жизни и не были привязаны к убежищу.
За деревьями то появлялись, то исчезали блики света. Я почувствовала, как сильно Дима стиснул мою ладонь в своей руке, и невольно схватилась свободной рукой за цепочку на своей шее – Димин крестик – моля о спасении Того, кто над нами. Сейчас мы – легкая добыча для этих людей, и кто бы они ни были, они вряд ли на нашей стороне.
Мы старались не шевелиться, надеясь, что люди пройдут стороной, но их голоса приближались и, судя по отблескам фонарей, шли они прямо на нас. Бежать было поздно, да и куда? Путь к убежищу был отрезан.
Они вышли на нас и даже во тьме, разбиваемой светом их фонарей, я заметила, как удивленно взметнулись их брови. Видимо, они не ожидали никого встретить.
Шесть мужчин и две женщины, почти все крупнее и старше нас. Впереди выступал крепкий, плечистый мужчина. Чуть поодаль толпились парни помоложе, самый рослый из которых выглядел совсем мальчишкой лет восемнадцати. Они держали в руках оружие: кто-то – короткие ножи, наподобие тех, что были у меня на кухне, прочие – автоматы. В каждой паре глаз ясно читался смертный приговор. Они быстро смогли взять себя в руки, чего не скажешь о нас с Димой. Ладно, о Диме говорить не стоит – он никогда не теряет над собой контроль, но я-то уж точно вся поддалась панике и ни о чем, кроме безмолвного крика «спасите!» не могла и подумать.
На нас смотрели убийцы. От этой мысли меня передернуло. Как-то рано они вышли на свою «охоту», ведь Дима был уверен, что у нас есть ещё пара дней. Неужели планы поменялись? Может быть, из-за нас? Из-за утечки информации?
Дима ободряюще сжал мою ладонь. Это движение не осталось незамеченным. Два автомата тут же направили на нас свои дула.
– Стойте! – твердо произнес Дима. – Мы свои.
Я не понимала, зачем он это делает. Всё и так ясно. Нас убьют и песенка спета. Пусть нас убьют! Это лучше, чем сотрудничать со стебачами. Я была в нем уверена, неужели он… Неужели люди из штаба правы, полагая, что доверять нам нельзя?! Не может быть, чтобы я сама ошиблась в нем!
К горлу подступила тошнота. Я постаралась сосредоточиться. Иногда люди не сразу убивают врагов – хотят выпытать у них сведения. Судя по всему, эта же мысль пришла в голову и тем, что стояли напротив, так как они чуть поумерили свою решительность, не убирая оружие, но и не наводя его прямо на нас, а целясь куда-то в ноги.
– Что вы хотите сказать? – рявкнул один из тех, что держал оружие.
Это был их «вожак», выступающий впереди всех и державший ситуацию под контролем. Он был довольно крупного, но спортивного телосложения, с редкими темными волосами, лет сорока.
– Мы из убежища.
– Из убежища? И что же вы делаете тут в такое время?
– Мы… гуляли, – на секунду Димин голос дрогнул. Я никогда не замечала за ним подобного, но он быстро взял себя в руки и продолжил. – Нам разрешили. Поверьте, мы не из их числа.
– А с чего ты взял, что мы – не они?
– Я знаю их лучше, чем кто бы то ни был.
Несколько секунд компания напротив нас пытались понять и переварить услышанное. От меня не ускользнуло, как они мимолетно переглянулись, будто без слов договаривались о чем-то. А затем самый старший и, видимо, самый главный из них продолжил допрос.
– Ты знаешь их? – медленно и будто с угрозой произнес он.
– Знаю. Они нападут на город вновь через несколько дней, а пока отыскивают места расположения убежищ. У них не так много сведений, чтобы приступить к активным действиям сразу же после первого удара.
Я с недоумением смотрела на Диму. Как он может вот так вот просто выкладывать им всё? Разве они мирные? Разве мы можем кому-то доверять? Даже если они не стебачи – не факт, что они мирные и находятся на нашей стороне. Ведь тогда они должны находиться в убежище, а не разгуливать в столь поздний час.
– Ты в этом уверен? – настороженно произнес тот же мужчина, не сводя с Димы глаз.
– Да, – спокойным тоном ответил он, не задумываясь ни на секунду.
– Так ты перебежчик? – выдвинул тот новую версию.
– Нет, – отчеканил Дима.
То, что произошло дальше, не мог предвидеть никто. Молодой парень чуть старше нас с Димой с возгласом:
– Да они же нас за нос водят, Михалыч! Ах ты, проклятый стебач! – мгновенно вскинул своё ружье.
Никто из нас не успел вмешаться. Раздался выстрел, и Дима с тихим стоном, словно подкошенный, упал на землю.