Ангелы

14

В тот день звонили еще два раза. Вежливая девушка со скрипучим голосом из офиса Морта Рассела. В первый раз узнать, есть ли у Эмили какие-то специальные пожелания по поводу презентации в среду.

– Типа чего? – полюбопытствовала я.

– Аудио– и видеооборудование. Травяные чаи. Специальный стул.

– Ну, боюсь, Эмили сейчас не сможет вам ответить, у нее встреча.

Эмили ушла к тренеру по гиротонике (уж не знаю, что это еще за чертовщина). Кажется, в Лос-Анджелесе у всех всегда назначена какая-нибудь встреча. С бухгалтерами, диетологами, парикмахерами, тренерами по непонятным видам спорта, а на вершине списка – психоаналитики.

– Я попрошу ее созвониться с вами.

Потом эта девушка позвонила снова и оставила очень сложную инструкцию, где именно надо будет припарковаться в среду. Среди прочего ей понадобились номер и марка автомобиля Эмили.

– Она такой шум подняла из-за этой парковки, – сказала я Эмили, когда та вернулась.

– Это потому, что на киностудиях мест на парковке столько же, сколько искренности.

– Что?

– Мало, чрезвычайно мало. Кто-нибудь еще звонил?

– Только мои родители. Сказали, что волнуются за меня.

– И не только они одни.

– Я в порядке, – вздохнула я.

По крайней мере, моя полуночная паника поутихла.

– А еще я звонила Донне и Шинед.

Как только я удостоверилась, что ни одна из них не крутит роман с Гарвом за моей спиной, я нормально с ними пообщалась. Обе были рады меня наконец услышать и ничего не знали об измене Гарва. Это было определенного рода облегчением. Значит, еще не все в Дублине обсуждают эту новость.

– Что ты наденешь на сегодняшнюю вечеринку у Дэна Гонсалеса? – спросила Эмили.

– Не знаю.

Я была рада, что мы идем развлекаться. Мне хотелось все время чем-то заниматься, чтобы убежать от себя и своих новостей. Но у меня был еще вопрос:

– А Шэй Делани будет?

Пауза.

– Возможно. Если он в городе. – Снова пауза. – Тебе не хотелось бы, чтобы он там был?

– Да нет.

– Хорошо.

– Ты видела когда-нибудь его жену?

– Нет. Она не ездит с ним. Думаю, это невозможно с тремя детьми, так мне кажется.

– А он… волочится за юбками?.. Или он ей верен?

– Не знаю, – серьезно ответила Эмили. – Я его вижу не так уж часто, да и знаю не слишком хорошо. А тебе бы чего хотелось? Чтобы он был верным или неверным?

– Не знаю, ни то, ни другое.

Услышав эту нелогичную чушь, Эмили задумчиво кивнула.

– Слушай, – медленно сказала она, – он задарма жил в твоей башке так долго…

Тут она запнулась:

– Прости. Забудь, что я сказала. Не знаю… Я думаю, что просто не могу знать, что ты пережила… Прости.

– Да ничего.

Она ушла собираться, и разговор был окончен.

Через полчаса она появилась в розовых джинсах с черными пятнами, как шкура леопарда, в черных сапожках на тончайшей шпильке и в приталенном жакете. Но дело не только в одежде. Еще были браслеты, заколки и сверкающий макияж…

– Как тебе это удается? – У меня брови вверх полезли, пока я разглядывала ее прикид. – Ты прямо как Чудо-женщина из комиксов!

– Ты тоже отлично выглядишь.

Я, конечно, постаралась, но никаких нарядных тряпок я в Лос-Анджелес с собой не привезла (в основном потому, что у меня их и не было) и на фоне экзотического наряда Эмили выглядела в своем черном вечернем платьице как плакальщица на похоронах.

– Ну почему, – принялась ругать я саму себя, – почему у меня такая толстая задница? А то я одолжила бы что-то из твоей одежды! Ты завьешь мне ресницы своими чудо-щипчиками?

Эмили сделала даже больше. Она полностью накрасила меня, и я стала почти такой же блистательной, как она, а потом одолжила мне пару браслетов и заколок.

И мы пошли.

Вечеринка проходила в особняке в испанском колониальном стиле. Между прочим, в районе Бель-Эйр, облюбованном местными знаменитостями. Особняк был роскошный, и все здесь подчинялось порядку. Перед электронными воротами бесцеремонные типы проверяли вашу личность. Мексиканцы парковали вашу машину. В ветвях деревьев мерцали и перемигивались китайские фонарики. В самом доме красивые и говорливые люди циркулировали по просторным комнатам с высокими потолками, уставленным уймой огромных ваз с композициями из лилий. Мерцание света, подносы с шампанским и – к моему разочарованию – с минералкой. А ведь это была голливудская вечеринка. Я ожидала увидеть наркотики, шлюх и шумное веселье. И не готова была отказаться от картин, нарисованных моим воображением. Разумеется, та шоколадная принцесса, которая поинтересовалась местоположением туалета, на самом деле спешила понюхать кокаину. А вот та подозрительно красивая испанка просто обязана быть проституткой.

Эмили пошла засвидетельствовать свое почтение Дэну Гонсалесу, хозяину, а я стояла, потягивая шампусик и хищно высматривая признаки разврата.

– Привет. – Ко мне подошел крепкий моложавый мужчина в рубашке с воротником-стойкой, кончики которого были загнуты вниз, как крылышки. – Я – Гарри Фрешер, исполнительный продюсер.

– Я – Мэгги Гар… То есть Уолш.

А тут, однако, все действительно дружелюбные!

– Чем занимаешься, Мэгги?

– Пока что у меня простой.

Потом, даже быстрее, чем я поняла, что происходит, он сказал:

– Приятно было познакомиться. Повернулся и был таков.

Что?

Я обязана была иметь работу. Ему не интересно было поболтать со мной, ведь я не могла быть полезна. Осознание этого факта повергло меня в шок. Я была подавлена. Вечеринка, черт побери. Скорее уж омерзительные неформальные переговоры с целью завести полезные знакомства. А дальше народ кинется обмениваться визитками. Ой, держите меня! Они уже ими обмениваются, и Эмили О'Киффи в том числе. Вон она в самой гуще событий, сверкающая, уверенная в себе, ведет полезные беседы и подходит к полезным людям.

Признаков Шэя Делани нигде не было. Должно быть, он не в городе.

– Привет. Я – Леон Франчетти. Изумительно красивый парень материализовался передо мной, протягивая руку.

– Мэгги Уолш.

– Чем занимаешься, Мэгги?

– Я – парикмахер для животных. – Я не могла снова рисковать и допустить, чтобы ко мне снова отнеслись пренебрежительно, а эта профессия первой пришла мне в голову. – А ты?

– Я – актер.

Признаюсь, я была под впечатлением. Не так, конечно, как если бы была в нормальном состоянии, но все же.

– Класс.

– Да, мои дела идут в гору. Очаровательная улыбка любимца женщин, – я хотела даже спросить, где он снимался, но он меня опередил:

– Я только что закончил съемки для пилотного выпуска для телекомпании «Эй-би-си». Осенью уже выйдет на экраны. Мне досталась отличная роль, есть куда расти… Я мог действительно проявить себя…

– Отли…

– А до этого я снимался в фильме «Калейдоскоп».

Снова гипнотическая улыбка.

– Да? – Я смотрела этот фильм, но его не запомнила.

– Ну, роль небольшая, но меня заметили.

Он снова сверкнул дьявольски красивой улыбкой. Как ни странно, она уже не подействовала на меня, как предыдущие.

– А еще я снимался в рекламе ресторана «Дом с пирогами». «А где та полочка, где я возьму пирожок?» – Он надул нижнюю губу, отчего вид у него стал очень печальным, а потом продолжил, широко улыбаясь: – «Разумеется, в „Доме с пирогами", тупица!»

Это, оказывается, коронная фраза из дурацкой рекламы.

– В Калифорнии эту рекламу не крутили, а вот на Среднем Западе она была очень популярна. Даже политики ее цитировали. «Где вы будете через десять лет?» – «В „Доме с пирогами", тупица».

И вот тут-то я и поняла, что мое участие в этом разговоре совершенно не нужно. Меня спасла Эмили, но через пару минут на меня напало следующее ходячее резюме, которое представило мне подробный рассказ о своей актерской карьере от истоков и до дня сегодняшнего. А мне задали лишь один-единственный вопрос: работаю ли я в киноиндустрии.

Наконец от меня отстали. Я стояла в одиночестве и осматривала комнату. Лоск как-то пообтерся. Люди двигались, говорили и улыбались, словно акулы в бассейне. Эмили сказала правду. В этом городе невозможно найти настоящую любовь. Все слишком поглощены работой. В моей душе опять зияла пустота, и уже ничто не могло отвлечь меня от мыслей о Гарве. Депрессия снова принялась кружить надо мной.

И тут мое сердце затрепетало при виде старого друга. Трой. С его длинным лицом и суровым ртом. Ну ладно, уели. Да, я его знаю только с пятницы, но по сравнению с толпой этих занудных самовлюбленных типов Трой был мне просто лучшим другом.

– Здорово! – воскликнул Трой. Он был так же рад меня видеть, как я его. – Развлекаешься?

– Не-а.

Он развернул к себе мое запястье.

– Ясно. Чрезвычайная ситуация все-таки произошла?

Я кивнула:

– Я ему позвонила. Но его не было дома. Спасибо за лакричную полоску.

– Конфетку, – поправил он меня. – Помогла?

– Абсолютно точно. Я бы и еще штучек двадцать проглотила.

– Буддисты говорят, что в мире все мимолетно. Это утешает. Но, конечно, не так, как рафинад. Так, значит, тебе тут не особо весело?

– Не особо, – с жаром подтвердила я. – Куча актеришек завалила меня монологами. Какие-то самовлюбленные кретины!

– Актер – жестокая профессия. Каждый день тебе говорят, что твой голос звучит не так. Что твое лицо уже больше никуда не годится. Твое «эго» получает столько тычков и ударов, что единственный способ выжить – раздуть его до невероятных размеров.

– Понимаю. – На секунду я смирилась, но тут напомнила о себе другая обида. – Ты только послушай, что со мной случилось, как только я пришла.

Я изложила историю про мужика, который отвалил сразу, услышав, что у меня нет работы.

– Там, откуда я родом, – усмехнулась я, – люди не интересуются тобой только из-за твоей работы.

– Нет, они интересуются тобой только из-за твоей внешности, – сухо заметил Трой.

Я помолчала.

– Ну да, это так. – Я признала поражение. – Кстати, я не видела, чтобы тут хоть кто-то нюхал кокаин. А еще голливудская вечеринка называется. Как ты думаешь, она может быть шлюхой? – Я указала на молоденькую испаночку.

– Это дочка Дэна Гонсалеса.

Я почувствовала, как на моем лице появилось выражение крайнего разочарования. Трой засмеялся тихим и мягким смехом.

– На такого рода вечеринках ты не найдешь наркотиков и всяких сомнительных развлечений. Они же здесь на работе. Но если ты хочешь, я как-нибудь ночью вывезу тебя в свет и покажу другую сторону жизни Лос-Анджелеса.

– Спасибо, – равнодушно откликнулась я. Сердце учащенно забилось, загрохотало где-то прямо у горла, а потом яркий румянец брызнул на щеки, и я разозлилась на себя за это.

Когда мы с Эмили ехали домой, меня странным образом загипнотизировало движение транспорта. Машины ехали в пять рядов, с одинаковой скоростью и сохраняя одинаковую дистанцию. С боковых магистралей на главную въезжали новички. Они занимали свое место с балетной грацией, сразу подстраиваясь под ритм. В то же время другие машины аккуратно съезжали с главной дороги и уносились по боковым, пока не исчезали из виду. Беспрестанное движение, беспрестанное изящество. Мне показалось это красивым.

Что со мной такое? Любуюсь потоком автотранспорта. И нахожу красивыми длинноносых мужиков, вытесанных из каменной глыбы.

Я пребывала в смятении. Давно уже я не находила привлекательным никого, кроме Гарва. При этом меня не мог не беспокоить мой, мягко говоря, странноватый выбор.