Ангелы полуночи

САНТА-ЕЛЕНА декабрь 1985 года

– До сих пор не могу поверить. – Эшли стояла у окна кухни, не сводя взгляда с Роберта и отца, гуляющих на маленьком дворе позади коттеджа. – Я сделала все, что нужно, отдала необходимые распоряжения и умом понимаю, что потеряла Брендона, но сердце никак не желает с этим смириться. – Она повернулась к матери, нервно ломая руки. – Даже не представляю себе, как сообщить Роберту о том, что его отца больше нет. Наверно, это будут самые трудные мгновения в моей жизни. По дороге сюда сегодня утром я только об этом и думала, все время пыталась подыскать подходящие слова… Но их не существует, подходящих слов. Никакие слова не облегчат для Роберта понимание ужасной истины: его отец… – Эшли резко смолкла, не в силах озвучить правду.

Некая глубинная часть ее души продолжала верить, что если не облекать реальность в слова, может быть, каким-то чудом эта реальность и вправду окажется несуществующей.

Лючия Гианнини с огорченным выражением лица слушала дочь, понимая, какую боль испытывала та, но не зная способа помочь ей.

– Хочешь, твой папа или я скажем ему? – спросила она.

– Спасибо, мама, нет. – Эшли устало покачала головой. – Роберт совсем недавно начал осознавать, что это такое – смерть. Помню, как он расстроился, когда прошлым летом умерла его морская свинка. Думаю, я должна быть рядом в этот ужасный момент – ему понадобится моя помощь. – «А мне – его», – мысленно закончила она.

– Когда ты собираешься сказать ему? – спросила мать.

– Сегодня. Сейчас. Как можно скорее. Я и так уже слишком затянула, – ответила Эшли, не сводя пристального взгляда с сына, увертывающегося во дворе от дедушки. – Я решила сделать это сразу после возвращения с озера Тахо.

На протяжении двух последних дней ей пришлось пройти через все мучительные, но неизбежные процедуры, связанные со смертью: отдать распоряжения относительно похорон, приготовить погребальную одежду, приобрести участок на кладбище, которого у них еще не было… Однако все это Эшли делала точно сомнамбула, в полной мере не отдавая себе отчета ни в своих поступках, ни в происходящем вокруг. Ее действия направлял примитивный, но мощный инстинкт выживания, скрытый глубоко внутри. Именно он помог ей почти на «автопилоте» пройти кажущийся бесконечным, невыносимо мучительный путь.

Эшли знала, что отправила телеграмму родителям Брендона – разговаривать с ними у нее не было сил, – но не помнила когда и как. О встрече с владельцем похоронного бюро остались лишь смутные воспоминания. Единственное, что она была еще способна сделать теперь, единственное, что она должна была сделать, – это сообщить новость сыну, объяснить, что его отец никогда больше не вернется домой.

Несколько долгих мгновений Эшли постояла у окна, потом глубоко вздохнула, рывком распахнула дверь и вышла на заднее крыльцо.

– Роберт! – позвала она.

Мальчик поднял голову и широко улыбнулся, увидев ее.

– Мама! – воскликнул он и со всех ног помчался к ней. – А папа с тобой?

Теперь предстояло самое трудное.

– Я не понимаю, мамочка. – Роберт удивленно смотрел на Эшли. На его личике возникло выражение беспокойства, яркие голубые глаза наполнились слезами. – Ты говорила, что папа сегодня приедет домой, а теперь…

– Да, да, дорогой, все так. Но произошел несчастный случай. – Она откинула со лба Роберта прядь густых светлых волос. – Твой папа ехал домой, летел на самолете к нам. Я ждала его в аэропорту. Погода испортилась, началась снежная метель, и… что-то произошло. Неизвестно, что именно. Может быть, и никогда не станет известно. Самолет разбился, и папа погиб.

До Роберта по-прежнему в полной мере не доходило, что это такое – смерть.

– Он никогда не вернется?

Эшли погладила сына по головке.

– Нет, дорогой, никогда. – Она помолчала. – Помнишь, как умерла твоя морская свинка? – Роберт кивнул. – Помнишь, как мы все пошли на задний двор, и папочка вырыл ямку, и мы похоронили зверька?

– Угу…

– Сначала мы по очереди вспоминали о том, какая славная была эта морская свинка и как мы любили ее. А потом опустили в ямку, и папа закопал ее. Помнишь все это? – спросила Эшли, и мальчик снова кивнул. – Теперь мы должны так же попрощаться с папочкой, – мягко продолжала она ломким голосом, сдерживаясь из последних сил. – Соберем всех наших друзей, всех, кто любил папу, и…

– Нет! – Роберт яростно затряс головой. – Не хочу, чтобы папу закопали в землю! Не хочу прощаться с ним! Хочу моего папочку! – Мальчик неудержимо разрыдался.

Эшли притянула его к себе, поглаживая по волосам. Он плакал, уткнувшись ей в грудь.

– Я все понимаю, дорогой. Мне тоже не хочется прощаться с ним. Я никогда даже не думала о том, что придется прощаться с твоим папочкой. Однако порой у нас просто нет выбора. Иногда все происходит совсем не так, как хочется.

Боже, как тяжело было говорить ему все это! У Эшли просто сердце разрывалось на части. «Что же делать, малыш? – думала она. – Поплачь. Излей свою боль в слезах, освободись от нее. И может быть, когда-нибудь, когда все будет кончено, мне тоже удастся сделать это».

Эшли, сжимая руку сына, стояла рядом с гробом, который должны были вот-вот опустить в землю. Она не проронила ни слезинки, умудрившись справиться с собой ради Роберта. Как и прежде, как и всегда, он нуждался в ее поддержке, ее силе. Но сейчас больше, чем когда бы то ни было. «Жизнь не остановишь, как бы я ни хотела сейчас этого. И мне есть о ком думать».

Глядя на ясное голубое небо, Эшли воспринимала его красоту как нечто почти непристойное – такой удивительно хороший день, и обычная жизнь, кипящая вокруг, и все это в то время, когда ее мир рухнул. Почему в такой прекрасный декабрьский полдень, более подходящий для апреля или мая, ей выпала судьба хоронить мужа?

Слезы сбежали с уголков глаз и заструились по щекам, незаметные под вуалью широкополой шляпы. Эшли взглянула вниз, на Роберта, молча и строго стоявшего рядом в своем темно-голубом костюмчике, который всего месяц назад выбрал для него отец.

«Брендон всегда гордился своим сыном, – с грустью думала она. – Ему нравилось мечтать о будущем нашего мальчика. Теперь он не сможет даже увидеть, как взрослеет его сын, не узнает, каким человеком тот станет. Брендон многое хотел сделать для Роберта… И ничего этого теперь не будет».

Почувствовав на плече прикосновение руки матери, Эшли повернулась и успокоила Лючию взглядом, как будто говоря: Все будет в порядке, мама, я обещаю. Отец стоял рядом с матерью, на его глазах тоже блестели слезы. Тони Гианнини, не уронивший ни слезинки в присутствии посторонних с того дня, как тридцать лет назад умер его собственный сын, сейчас оплакивал зятя, которого полюбил как родного. Эшли была бесконечно благодарна отцу за то, что он с распростертыми объятиями принял Брендона в семью даже прежде, чем они поженились. «Брендона любили», – думала она, скользя взглядом по большой группе людей на краю могилы. Такой уж он был человек.

Эшли посмотрела на Холлистеров, демонстративно стоявших в стороне. Они словно не видели никого вокруг – за исключением, правда, своего внука. Ей вспомнилось, как, приехав в Сан-Франциско, Холлистеры настаивали на том, чтобы похоронить сына в Нью-Йорке, на семейном участке в Лонг-Айленде. И как разозлились, когда Эшли отказалась даже обсуждать это. Она инстинктивно чувствовала, что Брендону такое решение пришлось бы не по душе. Наверняка бы он захотел, чтобы и после смерти расстояние между ним и его родителями осталось неизменным – таким, как при жизни; Эшли была просто уверена в этом. Его дом – их дом – находился в Сан-Франциско, и, вне всякого сомнения, Брендон предпочел бы быть похороненным здесь.

– Ты виновата в том, что мы не имели возможности видеться с внуком! – Эшли вспомнила это обвинение Клаудии Холлистер, глядя сейчас на свою свекровь. – Ты настраивала Брендона против нас! После женитьбы он не ответил ни на одно наше письмо.

Все было ложью, от начала до конца. Брендон не поддерживал отношений с родителями, потому что сам не хотел этого. Сколько раз Эшли советовала ему взять Роберта и съездить в Нью-Йорк, без нее, только вдвоем!.. Но она не стала ничего объяснять Клаудии Холлистер. Какой теперь смысл? Да эта женщина никогда и не поверила бы ей. Позже, когда все останется позади, когда Роберт смирится с тем, что его отец умер, она напишет Холлистерам. Предложит как-нибудь отправить к ним мальчика, если, конечно, они захотят. Правда, на будущий год ему предстояло пойти в школу, но существуют ведь и летние каникулы. У нее даже в мыслях не было мешать им встречаться с внуком, хотя ее тревожил вопрос, почему Брендон занимал именно такую позицию. Были же у него для этого веские основания?

Снова посмотрев на сына, Эшли возблагодарила судьбу за то, что он у нее есть. «Роберт – вот единственная причина для того, чтобы выдержать все это и жить дальше», – подумала она.

Служба закончилась, и Эшли мысленно вернулась в настоящее. Священник выразил ей свои соболезнования.

– Спасибо, – ответила она. – Служба прошла прекрасно.

На самом деле она не слышала ни слова, однако это никого не касалось. Бросив взгляд на Холлистеров, Эшли решила, что нет смысла разговаривать с ними.

Как только священник удалился, мать и отец тут же подошли к ней.

– Нам хотелось бы сегодня вечером уехать домой, Абби, – сказал Тони Гианнини, – если, конечно, мы не нужны тебе…

Эшли покачала головой.

– Со мной все будет в порядке, – успокоила она отца. Порывисто протянула руки и крепко обняла сразу обоих. – Спасибо. Это очень много значит для меня – то, что вы сейчас здесь.

– Ты уверена?.. – начала было мать.

Эшли кивнула, борясь со слезами:

– Сейчас мне надо побыть одной.

Эшли сама не знала, как ей удалось пережить дни, последовавшие за похоронами. Спала она плохо и, придавленная горем, проводила большую часть долгих ночных часов у окна в спальне Роберта, глядя на залив. Оберегала сон мальчика, успокаивала, когда он просыпался – после смерти отца его часто мучили ночные кошмары. Чувствуя, что сейчас вся ее сила нужна сыну, она не позволяла взять над собой верх собственному страданию, своей личной потребности в эмоциональной разрядке.

Со времени похорон они с Робертом все время проводили дома, отрезанные от остального мира, ни с кем не встречаясь. Эшли не отвечала на телефонные звонки и отослала уборщицу, сказав, что некоторое время обойдется без ее услуг. С того дня как умер муж, она даже близко не подходила к своей студии. Какой толк? Вместе с Брендоном умерли все ее желания, в том числе и желание рисовать.

Не проходило дня, чтобы Эшли вновь, минута за минутой, не переживала тот день, когда случилась катастрофа. Тогда она настояла на том, что поедет в район озера Тахо, где разбился самолет, и опознает останки мужа, хотя Гарри Вилкокс предлагал взять эту тяжелую миссию на себя.

– Нет, я должна сделать это сама, Гарри, – твердила Эшли. – Не увидев его, я никогда до конца не поверю в происшедшее.

– Ты увидишь его на похоронах, – возразил Вилкокс. – Пойми, тебе это может оказаться не по силам. Там все они… в таком виде…

– Я должна, Гарри. – Она не хотела даже спорить.

Хорошо, однако, что Вилкокс поехал с ней. Останки погибших уже перенесли к подножию горы; некоторые лежали на носилках, другие – их было большинство – в джутовых мешках. Увидев тело мужа, Эшли не узнала его. Предполагая, что такое может случиться, Вилкокс захватил с собой для опознания зубоврачебную карту Брендона. От зрелища того, что ей показали, Эшли стало плохо, и ее отвели во временный лазарет. Спасатели были очень заняты, никаких особых эмоций по поводу увиденного они, в силу своей профессии, не испытывали. Никто не обращал на Эшли внимания. Голова у нее кружилась, и, лежа на койке, она без конца повторяла себе, что, может быть, это все же не Брендон, что вдруг каким-то чудом он уцелел…

– Позвони в Денвер, Гарри, – умоляла она Вилкокса. – Позвони в отель «Браун палас». Может быть, он еще там. Может быть, он не полетел этим рейсом…

Вилкокс обхватил ее за плечи и грубо встряхнул, пытаясь вывести из состояния истерики.

– Брендон не в Денвере, Эшли. Он не в отеле. Он мертв. Никто из пассажиров не уцелел!

– Нет! – Она отчаянно затрясла головой. – Только не Брендон! Я уверена! Я знаю своего мужа, Гарри…

– Эшли, возьми себя в руки, – настойчиво сказал Вилкокс. – Ты должна взглянуть в лицо свершившемуся факту. Брендон мертв!

– Нет!

Однако зубоврачебная карта Брендона подтвердила, что Вилкокс прав.

Как это могло случиться с Брендоном? – снова спрашивала себя Эшли сейчас. Почему именно ему судьба уготовила лететь этим рейсом, закончившимся так трагически? Но больше всего ее мучала мысль о том, что все это произошло из-за нее. Он постарался закончить свои дела в Денвере побыстрее и полетел более ранним рейсом, потому что так хотела она, потому что ей не терпелось, чтобы он оказался дома на годовщину их свадьбы.

«У нас были такие чудесные планы, – думала Эшли с горьким чувством обиды на судьбу за несправедливость происшедшего. – Это нечестно!»

И тут впервые со времени катастрофы она заплакала. По-настоящему заплакала, не сдерживая слез, поддавшись слабости, уступив натиску терзавшей ее боли.

Внезапно до сознания Эшли дошло, что кто-то настойчиво звонит в дверь. Она заколебалась на мгновение – вдруг, если подождать еще немного, непрошеный гость уйдет?.. Но звонок не смолкал. Эшли вытерла слезы, спустилась по лестнице в холл и открыла дверь.

– Миссис Эшли Холлистер? – На пороге стоял высокий, худощавый, рыжеволосый мужчина.

Никогда прежде Эшли не видела его.

– Да, – настороженно ответила она.

– Это вам. Всего наилучшего, мэм. – Он повернулся и ушел.

Эшли проводила посыльного взглядом, неприятно пораженная его жизнерадостным тоном, казавшимся столь неуместным сейчас. Закрыла дверь и взглянула на бумагу, которую держала в руке. В таких конвертах обычно присылают повестки. Распечатав его, она торопливо пробежала взглядом строчки. И сначала ничего не поняла. Потребовалось перечитать еще раз, и только тогда до нее дошло, о чем шла речь.

– Ах ублюдки, – пробормотала она, с замирающим сердцем осознав новую надвигающуюся беду. – Бесчувственные ублюдки!

Бросившись в кабинет Брендона, Эшли позвонила Гарри Вилкоксу.

– Я знаю, ты работаешь только по корпорациям, Гарри, но мне совершенно необходима твоя помощь как адвоката! – В ее голосе сквозил ужас.

– Успокойся, Эшли, – ответил Вилкокс. – Возьми себя в руки и объясни, что произошло.

– Как я могу успокоиться? – закричала она. – Эти подлые, бессердечные…

– Кто, Эшли? – спросил он, пытаясь добиться от нее разумного ответа.

– Холлистеры! – продолжала бушевать Эшли. – Родители Брендона подали в суд! Хотят получить опеку над Робертом!

Не послушав совета Вилкокса, Эшли пятнадцать минут спустя постучалась в дверь номера отеля на Пасифик-Плаза, где остановились Бредли и Клаудиа Холлистеры.

– Не стоило тратить время на визит сюда, – прямо с порога холодно заявил ей Бредли Холлистер. – Все, что вы пожелаете сказать, должно быть передано через наших адвокатов.

– То, что я желаю сказать, ваши адвокаты не станут слушать!

Эшли, оттолкнув его, ворвалась в номер.

Из спальни выплыла Клаудиа в бархатном халате, с полотенцем на голове, повязанном наподобие тюрбана.

– Бредли? Что… – И точно язык проглотила, увидев Эшли. – Что вам здесь нужно?

– Мне н-н-нужно сказать, что вам никогда не удастся отобрать у меня сына, – выкрикнула Эшли, запинаясь от почти неуправляемой ярости, душившей ее. – Никогда!

– А это пусть уж суд решает, – спокойно заявил Холлистер, закрывая дверь.

– Я – мать Роберта! С какой стати вы вообразили, будто можете запросто взять и отобрать его у меня? – дрожа от возмущения, спросила она.

– Подумаешь – мать! – Клаудиа не скрывала своей враждебности. – С твоей-то биографией…

– Помолчи, Клаудиа! – сердито оборвал ее Холлистер. – Наши адвокаты…

Эшли повернулась к нему.

– Ваши адвокаты… что? – сощурив глаза, подозрительно спросила она.

– Я отказываюсь продолжать с вами разговор, – все так же раздраженно ответил Холлистер. – Наймите адвоката, пусть он ведет переговоры с нашими.

– У меня есть адвокат! И запомните, вы, оба. Не важно, сколько у вас денег и сколько высокооплачиваемых адвокатов вы натравите на меня. Хоть целый взвод, если угодно! Вам не удастся отнять у меня Роберта!

– Наш внук – это все, что осталось от Брендона… – начала было Клаудиа.

– Вы потеряли Брендона задолго до того, как разбился самолет, – резко прервала ее Эшли.

– Благодаря тебе, – тут же парировала Клаудиа.

– Ну уж нет. – Эшли выразительно покачала головой. – Я пыталась убедить его, что нельзя полностью обрывать контакты с родителями. Настаивала, чтобы он с Робертом съездил в Нью-Йорк. Но он сам не хотел! Даже разговаривать о вас не желал – ни о ком из вас! Не знаю, чем именно вы ему насолили. Но теперь, когда стало ясно, что вы за монстры, готова поспорить – это вам далось без труда!

– Минуточку, юная леди… – попытался было вклиниться Холлистер.

– Брендон рассказывал, что уехал из Нью-Йорка, стремясь держаться от вас подальше. Говорил, что не хочет работать в фирме отца, потому что ему не нравится, как вы обстряпываете свои дела. Я всегда считала, что он не прав, лишая Роберта возможности видеться с вами, но теперь прекрасно понимаю его! – Эшли буквально клокотала от ярости. – Он никогда не хотел, чтобы вы имели хоть какое-то отношение к жизни нашего сына. Я уважаю его желание и буду придерживаться этого до конца. Вам не удастся сделать из Роберта то, во что вы пытались превратить Брендона!

Эшли круто повернулась и зашагала к двери.

– Подождите минуточку, – окликнул ее Бредли Холлистер.

Эшли остановилась, вновь повернувшись к нему лицом. Их взгляды встретились. Глаза молодой женщины потемнели от гнева, но она молчала, ожидая, что будет дальше.

– Можно уладить вопрос, не обращаясь в суд, если вы проявите благоразумие, – сказал Холлистер. – Мы бесспорно выиграем это дело, не сомневайтесь. Если же вы сами отдадите нам внука, я готов сделать все, чтобы облегчить ваше положение. Вы сможете видеться с ним, когда захотите. Плюс крупное денежное вознаграждение…

– Денежное вознаграждение?! – не веря своим ушам, переспросила Эшли. – Ну вы и подонок! Мой сын не продается ни за какие деньги!

Холлистер глубоко вздохнул.

– В таком случае увидимся в суде, – решительно заявил он.

– Нет, мистер Холлистер. – Эшли покачала головой. – Увидимся в аду.

Она резко повернулась и вышла.

– Ты считаешь, что они и впрямь могут выиграть дело? – Эшли сидела напротив Гарри Вилкокса в его роскошном, обшитом дубовыми панелями кабинете, выходящем окнами на залив Сан-Франциско.

– Я считаю, что нам придется чертовски трудно, – ответил Вилкокс, подняв взгляд от бумаг, разбросанных на столе. – Холлистеры даже здесь обладают очень большим влиянием. В их распоряжении миллионы и, значит, самые блистательные юристы страны.

– И от этого зависит судьба ребенка? Вопрос о том, кто будет его опекуном? – спросила Эшли, не веря своим ушам. – У кого сколько денег в кармане и кто наймет более высокооплачиваемых адвокатов?

– Нет, конечно, нет.

Вилкокс относился к Брендону как к сыну и искренне симпатизировал Эшли Холлистер. Он знал, что Брендон ни при каких обстоятельствах не захотел бы, чтобы родители воспитывали его сына. Брендон не любил говорить о них, и все же не вызывало сомнений, что у него с родителями отношения были мало сказать напряженные – скорее враждебные. Сейчас Вилкокс считал своим долгом облегчить вдове Брендона то, что обещало превратиться в грязную судебную тяжбу, и сделать все возможное, чтобы ребенок остался при ней. Это будет нелегко, но он был настроен бороться до последнего.

– Тогда о чем разговор, Вилкокс? Пожалуйста, не надо ничего приукрашивать. Я хочу знать, что нас ожидает. Могут они отобрать его у меня?

Вилкокс на мгновение заколебался, но потом кивнул.

– Да. Такое возможно, – признал он в конце концов. – Эшли, мне достаточно хорошо известна репутация Бредли Холлистера. Его обещание ввести в бой тяжелую артиллерию – не блеф. Он никогда не добился бы той власти и влияния, какими обладает, если бы прибегал лишь к пустым угрозам. Тебя вываляют в грязи, если понадобится.

– Как… – начала было она.

– Он будет рыться в твоем прошлом, – с некоторым смущением пояснил Вилкокс. – Ему известна твоя репутация как… м-м-м… не слишком разборчивой в связях женщины – все эти слухи, которые ходили тут до того, как его сын на тебе женился. И он составил список всех мужчин, которыми ты когда-либо была увлечена.

– Была, – медленно повторила Эшли. – Вот ключевое слово здесь, Гарри. Была. С того вечера, как я встретила Брендона, к этому списку не добавился ни один человек.

Их взгляды встретились.

– Ты говоришь правду, Эшли? – спросил Вилкокс.

Она тут же вспыхнула как порох.

– Да, правду… И если ты не веришь мне, можешь катиться к чертям вместе со всеми прочими!

– Успокойся. Я должен был задать этот вопрос. Я должен быть уверен, только тогда я смогу основательно подготовиться к слушанию. Мне всегда казалось, что у вас с Брендоном прочный брак, но мало ли что бывает…

– Я любила Брендона и никогда не изменяла ему с тех пор, как мы встретились. Думаю, и он всегда хранил мне верность.

Вилкокс не спускал глаз с сидящей перед ним прекрасной молодой женщины в отлично сшитом угольно-черном шерстяном костюме. Темные глаза сверкали, лицо пылало – похоже, один намек на неверность мужу оскорбил ее до глубины души. Ладно, какой бы ни была Эшли Холлистер, в одном Вилкокс не сомневался: она любила своего сына и была готова расстаться скорее с жизнью, чем с ним. Увы, огорченно подумал он, очень много шансов за то, что дело обернется именно так.

– Думаю, надо быть готовой к худшему, Эшли. Холлистер сделает все, чтобы ты – извини меня – выглядела на этом суде как самая обыкновенная шлюха. Твоя репутация может оказаться сильно подмоченной, когда все закончится.

– Плевать я хотела на свою репутацию, Гарри. Для меня имеет значение лишь благополучие Роберта, – без колебаний ответила Эшли.

– К сожалению, одно может оказаться в зависимости от другого, – ответил Вилкокс. – Если Холлистеру с его адвокатами удастся доказать суду, что ты плохая мать, ребенка отдадут им.

– Это… Это невозможно! Даже думать не хочу…

– А зря. Мы просто обязаны думать об этом. Нужно подготовиться ко всему, что они могут обрушить на нас. Тебе придется очень нелегко. Придется сидеть в зале суда и слушать, как перемывают твое грязное белье, изображая из тебя дешевую проститутку. И при этом продолжать стойко защищаться…

Эшли встала, голос ее звучал решительно и твердо:

– Я могу выдержать все что угодно, Гарри. Но потерять сразу и мужа, и сына…

Эшли неподвижно застыла на своем месте в зале суда, рядом с Вилкоксом. Он предупреждал, что ее ожидают потоки грязи, но это, как выяснилось, было еще мягко сказано. «Просто охота на салемских ведьм», – думала Эшли, слушая показания Бредли и Клаудии Холлистер. Получалось, что Эшли всего лишь охотилась за большими деньгами и именно поэтому заинтересовалась Брендоном.

– Она использовала все свое влияние, чтобы не подпускать к нам сына. – Клаудиа Холлистер великолепно играла свою роль – ну просто ангел и по выражению лица, и по звучанию голоса. Нет, не ангел, поправила себя Эшли, думать так было бы святотатством. – Женившись на ней, Брендон полностью порвал с нами. Не звонил, не приезжал, не отвечал на письма. Ни разу не позволил нам хотя бы взглянуть на его сына – нашего единственного внука! – Она бросила на судью умоляющий взгляд.

– Я не раз предлагал сыну вернуться в Нью-Йорк и возглавить юридический отдел «Холлистер интернэшнл», но она ему не позволяла, – сообщил судье Бредли Холлистер. – Подозреваю, из опасения, что мы откроем Брендону глаза на ее мелкие расчеты. Ей было известно, что в один прекрасный день он унаследует все, чем мы владеем. И именно это, по моему глубокому убеждению, было ее целью. Она никогда не любила нашего сына и изменяла ему с того самого дня, как они поженились.

Эшли вскочила.

– Ложь, и вы знаете это!

– Миссис Холлистер! – одернул ее судья. – Мистер Вилкокс, если вы не призовете к порядку свою клиентку, ей будет предъявлено обвинение в неуважении к суду!

– Эшли, – Вилкокс дотронулся до ее локтя, – сядь. Не давай им карты в руки. Они ведь именно этого и ждут.

Эшли опустилась в кресло.

– Ничего не могу с собой поделать, Гарри, – ответила она, понизив голос почти до шепота. – Они лгут. Я знаю это, и им прекрасно это известно.

– Сейчас для нас важнее всего доказать суду, что они лгут. – Подбадривая Эшли, он сжал ее руку. – Сражение еще не окончено.

Застыв в напряженном молчании, Эшли сидела и слушала, как некоторые из ее бывших любовников встают и под присягой дают показания, что она спала с ними уже после бракосочетания с Брендоном.

– Это ложь, – повторяла она Гарри Вилкоксу. – Они все до одного лгут. Интересно, во сколько обошлась Бредли Холлистеру эта постановка?

Слушание продолжалось два дня. На второй день Гарри Вилкокс сделал все возможное, чтобы разрушить в глазах суда искаженный образ Эшли, созданный Холлистерами и их адвокатами.

– Ваша честь, – обратился он к судье, – у миссис Холлистер не было никакой необходимости искать в браке выгоды. Она не нуждалась в наследстве, которое мог получить ее муж. Эшли Гордон-Холлистер добилась успеха своими собственными силами. Она – известная художница, чьи работы получили признание у нас и за рубежом, в некоторых европейских странах. И, должен подчеркнуть, успех пришел к ней еще до того, как она вышла замуж за Брендона Холлистера…

Вилкокс приложил все силы, пытаясь найти несоответствия в показаниях свидетелей Холлистеров и доказать, что они лгут. Все эти люди, однако, упорно стояли на своем, слово в слово повторяя то, что говорили раньше.

– Их и в самом деле отлично натаскали, – посетовал Вилкокс. – Ни одной ошибки, ни одной зацепки, которые позволили бы вывести их на чистую воду.

– Дела для нас складываются не слишком хорошо, да? – спросила Эшли, когда в конце второго дня они покидали зал суда.

– Ну… – нерешительно начал было он.

– Не обманывай меня, Гарри, – настаивала она. – Я должна знать. Скажи все как есть: что, по твоему мнению, будет дальше?

– Думаю, им удалось создать о тебе плохое впечатление, – вынужден был признать Вилкокс. – Но пока судья не объявит решение, трудно судить точно, насколько силен нанесенный нам удар.

Эшли слушала его, не в силах ни осознать, ни принять тот факт, что Роберта в самом деле могут отобрать у нее и случится то, чего Брендон никогда не хотел.

«Я не могу допустить, чтобы это произошло», – упрямо думала она.

Судья удивительно быстро принял решение.

– Это дурной знак? – допытывалась Эшли у Вилкокса, когда они поднимались по лестнице, ведущей в здание суда.

– Перестань каркать раньше времени, – одернул ее адвокат. – Ничего плохого пока не произошло.

– А мне кажется, уже произошло, – мрачно сказала она.

Когда они вошли в зал суда, Холлистеры уже были там. Бредли Холлистер не смотрел на Эшли, зато его жена одарила свою бывшую невестку самодовольной улыбкой. «Что угодно отдала бы, лишь бы стереть эту улыбку с ее лица, – дрожа от ярости, подумала Эшли. – Если уж на то пошло, что угодно отдала бы, лишь бы этого лица вовсе не существовало». Однако она сдержалась и не произнесла ни слова. Села рядом с Вилкоксом и замерла.

Наконец вошел судья, все встали. И, как только присутствующие опустились на свои места, судья заговорил:

– Я рассмотрел проблему учреждения опеки над несовершеннолетним ребенком по имени Роберт Брендон Холлистер. Вопрос оказался непростым…

Больше Эшли не слышала ни слова. То, как судья смотрел на нее, тон его голоса – все свидетельствовало о том, что она проиграла. Внезапно голос этот отдалился, словно судья стоял в конце длинного туннеля, и зал начал бешено вращаться вокруг нее. Эшли вцепилась в руку Вилкокса – ей показалось, что она падает. Перед внутренним взором возникла отчетливая картина: Вилкокс в аэропорту сообщает ей о смерти Брендона.

Судья говорил что-то о соблюдении интересов Роберта.

– …оба доказали, что хотят и способны создать для ребенка атмосферу прочной семьи, в которой мальчик сейчас нуждается как никогда…

«О Господи, нет, – по-прежнему чувствуя головокружение, подумала Эшли. – Это невозможно… нет…»

– Миссис Холлистер, согласно решению суда, вы должны передать ребенка мистеру и миссис Бредли Холлистер не позднее полудня пятницы, пятнадцатого февраля, – закончил свою речь судья.

«Ему тоже хорошо заплатили», – подумала Эшли, обезумев от горя. Прежде чем Вилкокс успел остановить ее, она вскочила и гневно закричала, обращаясь к судье:

– Вы не имеете права допустить такую несправедливость! Неужели вам не ясно, что они творят? Или Бредли Холлистер и вас купил?

– Миссис Холлистер! – возмутился судья. – Предупреждаю, подобные выходки могут иметь для вас весьма тяжелые последствия!

– Эшли! – Вилкокс потянул ее за руку, пытаясь усадить на место.

В ярости оттолкнув его, она снова повернулась к судье.

– Что вы можете мне сделать? – звенящим от негодования голосом спросила она. – Что вы можете мне сделать хуже того, что уже сделали?

С этими словами Эшли выбежала из зала, не обращая внимания на призыв судьи вернуться.

Выйдя спустя некоторое время, Гарри Вилкокс обнаружил, что она стоит, прислонившись к стене зала суда и сотрясаясь от неудержимой дрожи.

– Не знаю даже, что и сказать, – заговорил он огорченно, пытаясь хоть как-то успокоить Эшли.

– Это не твоя вина, Гарри, – дрожащим голосом ответила она. – Ты сделал все, что можно, учитывая сложившиеся обстоятельства. Откуда тебе было знать, что здесь все подкуплены Холлистерами, кроме нас с тобой?

В этот момент двери распахнулись, появились Холлистеры и направились к ним.

– Я приеду за Робертом в пятницу, ровно в полдень, – холодно изрекла Клаудиа, обращаясь к Эшли. – Позаботьтесь о том, чтобы к этому времени он был готов. Прямо оттуда мы полетим в Нью-Йорк, я не желаю опаздывать в аэропорт.

– Ведьма проклятая… – начала было Эшли, сжав кулаки. Вилкокс схватил ее за руку, опасаясь, что она может ударить свою противницу.

– Поняли наконец, что у вас не было ни малейшего шанса выиграть? – Клаудиа не упустила случая уколоть Эшли, желая извлечь все возможное удовольствие из одержанной победы.

– Я с вами еще не закончила, – с угрозой ответила Эшли.

– Вы, может, и нет. Зато я очень надеюсь, что после нашего отъезда в Нью-Йорк мы никогда больше не увидимся, – отрезала Клаудиа, тем самым ясно давая понять, что ни о каких посещениях Роберта не может быть и речи.

– Нет, я не закончила. Отнюдь нет, – повторила Эшли. – И вы еще горько пожалеете о том, что затеяли все это.

Она резко повернулась и покинула здание суда, провожаемая недоверчивыми взглядами Холлистеров.

– Помни, что я говорила тебе, умница мой. – Эшли стояла на коленях на лазурно-голубом ковре в спальне Роберта, поправляя на мальчике рубашку. – Как бы ни было трудно, можно вытерпеть все, если знаешь, что это временно.

– Что такое… вре… временно? – спросил мальчик. Лицо Роберта покраснело от слез. Он начал плакать вчера вечером, заснул в слезах, и Эшли никак не могла его успокоить.

– Временно? Это означает – не навсегда. На время. – Она и сама изо всех сил старалась не заплакать. – Это означает, что никто не в силах разлучить нас надолго.

– Я вообще не хочу разлучаться с тобой, мамочка. Почему мне нужно ехать с ними? Я их не знаю. Ты говорила, они мои дедушка и бабушка, но я их не знаю.

– Они – отец и мать твоего папочки, – сказала Эшли. – Ты никогда не виделся с ними прежде, потому что они живут слишком далеко отсюда. Но они любят тебя. Это правда. Ты – все, что у них осталось от твоего папы, их сына.

Она ненавидела Бредли и Клаудиу, и все же ни в коем случае нельзя было говорить Роберту правду, пугая ребенка еще больше. Нужно было подготовить его так, чтобы он страдал как можно меньше, пока она не найдет способ отобрать у них мальчика.

– Если они меня любят, зачем так делают? – не унимался он. – Зачем увозят от тебя?

– Мне бы очень хотелось объяснить тебе это, дорогой, но, по правде говоря, я и сама не понимаю. – Эшли пригладила его волосы и заставила себя улыбнуться. – Это ненадолго, вот увидишь.

– Ты не можешь не отпускать меня?

Некоторое время она пристально смотрела на сына. Как объяснить ему, что у нее нет выбора? Может, он думает, что провинился и его так наказывают? Роберту могло прийти в голову все что угодно, ведь он не понимал, не мог понять происходящего. У Эшли просто сердце разрывалось при мысли о том, с каким чувством и в каком настроении она его отсылает.

– Будь у меня возможность, я никогда не отпустила бы тебя. – Эшли вытерла слезы сына носовым платком. – Мне нечего сказать тебе больше. По крайней мере пока.

– Но ты же моя мать! Ты – главная, ты всегда знаешь, что надо делать. – Роберт казался маленьким, испуганным, загнанным в угол зверьком.

Эшли глубоко вздохнула.

– На свете есть люди главнее матерей, которые имеют право даже им указывать, что делать, – слабеющим голосом ответила она. – Иногда, в некоторых обстоятельствах. И это, мой дорогой, один из таких случаев. К несчастью. Они не правы, но я пока бессильна.

– Ты ведь приедешь за мной, правда? – Мальчик смотрел на нее так умоляюще, что на мгновение у Эшли возникло безумное желание схватить его и убежать как можно быстрее и дальше. «Мне наплевать, даже если всю оставшуюся жизнь придется скрываться от закона, – подумала она. – Но для тебя это будет не жизнь, Роберт. Должен существовать лучший способ».

В дверь позвонили, прервав ее мысли.

– Пришли, – печально промолвила Эшли, взяла сына за руку и спустилась по лестнице. За дверью стояли Клаудиа Холлистер и двое полицейских в форме.

– В этом нет нужды, – спокойно сказала Эшли, взглянув на них.

– Позвольте уж мне судить, – возразила Клаудиа. – Я должна обезопасить себя от возможных глупостей с вашей стороны.

– Они напугают Роберта, – настаивала Эшли. – Или вам безразлично?

– Конечно, нет! – вскинулась Клаудиа. – Ладно, это не моя инициатива. Их прислал суд.

– По вашей просьбе, без сомнения… Чемоданы Роберта упакованы. Пусть кто-нибудь поднимется…

– Ни к чему, – оборвала ее Клаудиа. – Дома я куплю ему все новое.

– Его дом здесь! – не выдержала Эшли, однако тут же взяла себя в руки и заговорила тише: – Есть несколько любимых вещей, с которыми ему не хотелось бы расставаться.

Клаудиа некоторое время молча смотрела на невестку, потом кивнула и обратилась к одному из полицейских:

– Не будете ли вы так любезны принести багаж ребенка?

Он кивнул. Эшли показала жестом, что ему нужно подняться по лестнице.

– Первая дверь направо.

Полицейский с двумя чемоданами вернулся очень быстро. Клаудиа попыталась взять Роберта за руку, однако он отпрянул от нее.

– Я не хочу ехать с вами, – упрямо заявил мальчик.

– Тебе придется поехать со мной, – тут же жестко среагировала Клаудиа. – Но не сомневаюсь, как только ты привыкнешь, тебе понравится жить в Нью-Йорке. Я велела привести для тебя в порядок бывшие комнаты твоего отца и…

– Я не хочу ехать с вами! – закричал Роберт, снова вырываясь из ее руки. – Хочу остаться здесь, с мамочкой! – Дрожа, он вцепился в Эшли. – Пожалуйста, не отдавай меня им, мамочка! Пожалуйста!

Взглянув на Клаудиу с неприкрытой ненавистью в глазах, Эшли опустилась на колени перед сыном.

– Это ненадолго, мальчик мой… обещаю, – прошептала она. – Никогда не забывай, как сильно я люблю тебя, даже если временами будет казаться…

Эшли так и подмывало наброситься на злодейку, несмотря на присутствие полицейских, и ее остановило лишь то, что Клаудиа уже крепко держала Роберта за руку. Эшли поцеловала сына на прощание и, стоя в дверях, смотрела, как они усаживаются в автомобиль и отъезжают. Потом закрыла дверь и прислонилась к ней, теперь уже не сдерживая слез. Отчаянное выражение личика сына, вырванного у нее из рук, подействовало на Эшли как выстрел в сердце. Весь мир в одно мгновение рухнул, развалившись на части. Выцарапать этой подлой женщине глаза! Убить их обоих – Клаудиу и ее всесильного мужа, убить своими руками!

«Так или иначе я должна найти способ вернуть тебя, сыночек мой, – думала она, исполненная решимости. – И когда это случится, они заплатят за все, что сделали твоему отцу, а теперь и нам с тобой.

Я уничтожу их обоих».