Ангелы полуночи

МОРСКОЙ УТЕС ноябрь 1987 года

Темноту спальни разгонял лишь лунный свет, льющийся через балконную дверь. Коллин лежал рядом со спящей Эшли и на чем свет ругал себя за то, что позволил эмоциям взять над собой верх. «Идиот, как ты мог совершить такую ошибку – увлечься ею?» – спрашивал он себя.

Сел, потянулся за халатом. Надел его, завязал пояс и подошел к двери. В свете луны пруд перед домом напоминал огромное зеркало. Глядя в ночь, Коллин пытался разобраться в собственных чувствах. Да, он сам нашел эту женщину, а потом преследовал ее, чтобы использовать в собственных целях. Так было, а теперь… Теперь все изменилось, потому что у него хватило глупости влюбиться!.. Пройдет всего несколько дней, и она сядет вместе с сыном на самолет, летящий в Рим. Именно этого ей и хотелось, не так ли? Начать жизнь сначала, с нуля. Вряд ли их пути когда-нибудь пересекутся снова.

Коллин повернулся и посмотрел на Эшли. Она крепко спала, лежа на боку, густые темные волосы разметались по подушке, под тонкой простыней проступали чувственные очертания ее тела. Черт возьми, признаться ей в любви почему-то оказалось выше его сил. Бог не даст соврать – Коллин пытался, и не раз, но слова застревали в горле. Пробовал выразить свои чувства языком тела, когда они занимались любовью, однако, похоже, Эшли не понимала его. «Что мешает мне просто взять и выложить карты на стол?» – удивлялся Коллин.

Он вышел из спальни и направился в библиотеку. Уселся за письменный стол и из выдвижного ящика достал большой коричневый конверт. Там лежало все, что обеспечивало Эшли возможность начать в Италии новую жизнь: паспорта, свидетельства о рождении, водительское удостоверение, свидетельства о браке и смерти мужа, бумаги, подтверждающие, что она вдова гражданина Италии… Открыв паспорт, Коллин долго смотрел на фотографию. «Я сам виноват, – мрачно думал он. – День, который должен был стать днем триумфа, обещает быть самым черным в моей жизни».

Ему всегда по душе была жизнь человека риска, игрока – в самом широком смысле этого слова. Как часто повторял Джастин, Коллин посвятил свою жизнь поискам великого приключения. Ему всегда казалось, что жизнь, лишенная риска, вообще не жизнь. И все же был один аспект, в отношении которого у Коллина никогда не возникало желания рисковать, и этот аспект касался любви. Игры в сфере близких человеческих отношений не привлекали его. Самое забавное, что сейчас ему трудно было бы уверенно ответить на вопрос: а, собственно говоря, почему?

Когда-то на заре жизни он шарахался от устойчивых отношений с женщинами, стремясь избежать эмоциональных сложностей. Попросту говоря, не желал взваливать на себя ответственность за другого человека. Женщины и секс доставили ему немало счастливых минут, но он всегда оставался свободной птицей – приходил и уходил когда вздумается. Женщины принимали это без единого слова протеста. Они мгновенно чувствовали, что, несмотря на его страстность в любовных утехах, постелью все и ограничится и что по-другому с ним просто не могло быть.

Примерно по тому же сценарию развивались отношения Коллина с отцом или, точнее говоря, с отцовской компанией – прежде всего ему не хотелось связывать себя. Плохо, конечно, что он и сам не знал, к чему стремится его душа. Когда родители погибли, желание держаться подальше от компании только окрепло. Коллин не хотел иметь с ней ничего общего, в особенности после того, как увидел, чем это обернулось для родителей. Компания не только погубила отца и мать – она еще при жизни полностью подчинила их себе. Ради чего вообще жил отец? Только ради «Интерконтинентал ойл». С каждым годом его жизнь становилась все безрадостнее, а значение компании в ней все более возрастало, пока неясная империя вообще не затмила для него все на свете. А Джастин? Его брат, его зеркальное отражение? Компания наделила его властью, но одновременно подчинила себе, как и отца, превратив в полного горечи, бесчувственного человека, движимого только алчностью. Это качество в конце концов и сгубило Джастина, лишив его власти, которой он всегда так домогался.

Даже их мать, прекрасная и страстная женщина, унаследовавшая от итальянских предков романтическую натуру, даже она стала жертвой компании. Почти все последние годы ее жизни протекали в одиночестве. Еще один не значащийся ни в каких списках авуар «Интерконтинентал ойл» – вот чем она стала. Прекрасная хозяйка и украшение приемов, которые устраивал ее муж для своих деловых партнеров в интересах бизнеса, конечно. Надежный товарищ во время бесконечных разъездов. И все. Нет, мать Коллина никогда не жаловалась. Таков был ее долг; а долг Коллина состоял в том, чтобы смириться со своим будущим, ради которого он был рожден. Высокоразвитое чувство долга сгубило его мать и угрожало сделать то же самое с ним самим.

На свой собственный лад Коллин был не менее страстным человеком, чем отец и Джастин. Им полностью овладела жажда мести – едва ли не самый худший вид одержимости. Долгие годы ненависть и горечь буквально пожирали его, не оставляя места для добрых чувств. Если прежде он просто избегал эмоциональных привязанностей, не желая обременять себя, то сейчас сторонился их по прямо противоположной причине – потому что был обременен тяжкой заботой. По мере того как жажда мести разгоралась в его душе, гасла юношеская страстность, которая прежде придавала вкус жизни, заставляя дерзко встречать любой вызов судьбы. Искатель приключений в его душе сменился человеком холодным и расчетливым, действующим как робот, как бездушная машина, не знающая эмоций.

«Иначе не выжить в мире, в котором я оказался», – уговаривал он себя, не скучая и даже не вспоминая о том, прежнем Коллине, пока… Пока Эшли не вошла в его жизнь. Она пробудила чувства, которые, как ему казалось, умерли и были похоронены давным-давно. Он не хотел их, гнал от себя, но они ожили и завладели им. Где-то на одном из перекрестков своего мрачного пути Коллин полюбил Эшли, столь непохожую на всех остальных женщин в его жизни. С ней нечего было и думать о каких-то временных отношениях – тут возможно было или все, или ничего.

И Коллин не был уверен, что сможет дать ей все.

Антон Деврис, сидя в компьютерном зале штаб-квартиры своей компании в Манхэттене, не отрывал взгляда от экрана дисплея. Остались позади недели тщательного сбора и анализа всей доступной ему информации, недели, на протяжении которых он не переставал клясть себя за то, что в свое время позволил Коллину Девереллу ускользнуть. Зато теперь с уверенностью, от которой все внутри сжималось, он просчитывал, куда именно этот человек обрушит свой следующий удар.

Деврис в задумчивости поджал губы. Вся эта история по-настоящему задевала душу и тревожила его. Теперь ему были видны обе стороны монеты, но это лишь осложняло выбор его собственной позиции. Теперь Антон понимал мотивы Деверелла. С моральной точки зрения Деверелл прав, однако в глазах закона он преступник. И все же…

– Еще охотишься за своим таинственным вором? – В зал вошел Дункан Крессвел, новый начальник Девриса.

Деврис промычал что-то нечленораздельное, не отрывая взгляда от экрана.

– Скажи мне вот что, Антон. У этого твоего загадочного вора есть имя? – Налив себе чашку кофе, Крессвел уселся за соседний стол.

– Без сомнения, – отрывисто сказал Деврис. – И я сообщу его, как только установлю.

Он вдоволь нахлебался унижений, пытаясь убедить остальных в виновности Коллина Деверелла, и был сыт этими разговорами по горло. Больше они не дождутся от него ни слова, пока он не сможет представить неопровержимые доказательства.

– Мы поймали этого сукина сына! – торжествующе воскликнул Коллин, положив телефонную трубку. – Черт возьми, мы поймали его!

– Что случилось? – Эшли встала с кушетки и подошла к Коллину.

– Случилось то, моя радость, что наша ловушка захлопнулась. – Ему явно доставляло огромное удовольствие сообщать ей эти новости. – Холлистер только что поставил свою подпись на документе, согласно которому он покупает у «МЭКС-корпорейшн» наше болото. И расплачивается не чем-нибудь, а принадлежащим ему акционерным капиталом «Интерконтинентал ойл»! Теперь «Холлистер интернэшнл» принадлежит лишь участок бесплодной земли, а я обретаю контроль над компанией!

Внезапно выражение лица Коллина резко изменилось.

– Пройдет всего несколько дней, Эшли, и ты воссоединишься со своим сыном раз и навсегда.

– Откуда такая точность?

– Результат простого расчета, моя милая. В пятницу вечером Холлистер с женой будут присутствовать на костюмированном балу в «Радуге». Мы с тобой тоже появимся там.

– Зачем?

– Чтобы выложить карты на стол, конечно.

Эшли едва не лишилась чувств.

– Ты, похоже, сошел с ума!

– Вовсе нет, моя дорогая. Разве тебе не хочется, пройдя через все это, получить маленькое удовольствие, открыто сообщив своему бывшему свекру, кто истинный виновник его разорения?

– Я буду вполне удовлетворена, если Роберт снова окажется со мной.

– Так и будет, не сомневайся. Но чтобы покончить со всем этим, тебе придется встретиться с Холлистерами лицом к лицу.

– Объясни поподробнее, что ты задумал, – подозрительным тоном попросила Эшли.

– Как я уже сказал, мы выложим карты на стол. Расскажем, что нам известно об их махинациях и какие у нас есть доказательства. – Коллин говорил все это с таким небрежным видом, точно объяснял, как следует вести себя на приеме. – Ты предложишь им соглашение: твое молчание в обмен на полные и законным образом оформленные права на сына.

– А если они откажутся?

– Не откажутся, – уверенно заявил Коллин. – Поверь мне, не посмеют.

– И ты позволишь им с такой легкостью соскользнуть с крючка? – после мгновенного колебания спросила Эшли.

– Я не говорил этого, – покачал он головой.

– Тогда я тебя не понимаю.

– Обещание молчать дашь только ты. Они вернут тебе сына. Как только вы вылетите в Италию и окажетесь в безопасности, я передам соответствующим органам все собранные доказательства.

– Передашь? Ты уверен, что это такая уж хорошая идея?

Коллин пожал плечами.

– Я готов рискнуть. – Протянув руку, он ласково погладил ее по щеке кончиками пальцев. – Не волнуйся, Эшли. Все пойдет как по маслу.

– А если нет?

– Я говорю – все получится.

– Вдруг что-нибудь случится?

– Предоставь дело мне, ладно? У меня припасено еще несколько трюков на всякий случай.

– Коллин, ты когда-нибудь задумывался о том, чтобы завести семью? – помолчав, спросила Эшли. – Иметь жену, детей?

Он на мгновение заколебался – так велико было искушение сказать ей, что он на самом деле об этом думал.

– Нет.

– Почему?

Коллин нахмурился, сознательно избегая взгляда Эшли.

– Я не создан для семейных уз, – буркнул он, сделав вид, что его очень интересуют бумаги, разбросанные на столе.

– Понятно, – теперь Эшли тоже не смотрела на него. – И что ты собираешься делать, когда все закончится, я уеду, а компания полностью окажется в твоих руках?

– Честно? – спросил Коллин, оторвавшись от бумаг. – Понятия не имею.

– Вот это мне в тебе больше всего нравится, – холодно бросила Эшли. – Полагаю, такой подход мог бы стать твоим жизненным кредо.

У Коллина желваки заходили на скулах.

– Надо думать, я заслужил, чтобы ты со мной так разговаривала. – Он помолчал. – Знаешь, Эшли, мне казалось, ты больше обрадуешься, узнав, что совсем скоро сын будет с тобой.

– Мне тоже так казалось, – сказала она и вышла, хлопнув дверью.

В первое мгновение у Коллина возникло желание вскочить и догнать Эшли, но он удержался. «Ты упрямый осел, – в который раз обругал он себя. – Ты должен объясниться с ней. Пока еще не слишком поздно».

Эшли вошла в музыкальный салон, где утреннее освещение было лучше всего. Где стоял мольберт с прикрепленным к нему большим листом бумаги. Начала стягивать чехол и… замерла. Прошло уже так много времени с тех пор, как она брала из коробки черный, остро отточенный карандаш и подходила к мольберту, обдумывая, что сейчас будет рисовать…

В конце концов чехол был все же снят, уверенные темные линии одна за другой стали возникать на чистом листе бумаги, и тут произошло маленькое чудо: что-то проснулось в глубине души и захватило Эшли с такой мощью и страстью, как это бывало только в прежние, канувшие в вечность времена.

– Художник всегда остается художником.

Вздрогнув, Эшли оглянулась. Она так увлеклась, что потеряла представление о времени, не знала, как давно начала рисовать, и тем более – как долго Коллин молчаливо стоял у нее за спиной.

– Ты всегда так подкрадываешься? – спросила она, сердито бросив карандаш.

– Привычка – вторая натура, – пожал плечами Коллин и подошел поближе к Эшли. – Как бы то ни было, ты даже не подозревала бы о моем присутствии, не вздумай я продемонстрировать, что тоже кое-что смыслю в искусстве. – Он кивнул на мольберт. – Вернешься к этому, когда все закончится?

– Вероятно. – Эшли улыбнулась вымученной улыбкой. – Чем еще мне заниматься?

– Звучит так, будто это твое последнее прибежище, – усмехнулся Коллин.

– Может быть. – Она снова повернулась к мольберту.

– Оставь, Эшли, – проворчал Коллин, недоверчиво покачав головой. – У художников – настоящих художников – это в крови. Если что-то мешает им заниматься любимым делом, они ждут не дождутся, когда смогут вернуться к нему.

Эшли вопросительно вскинула бровь:

– И откуда тебе это известно?

– Моя мать тоже была художницей, правда, не слишком удачливой. На самом деле она рисовала очень хорошо и наверняка добилась бы успеха, просто никогда не делала это своей целью. – Коллин бросил взгляд на мольберт и снова повернулся к Эшли. – Ты во многом очень похожа на нее.

Эшли улыбнулась. Зная Коллина, было нетрудно догадаться, что это самый большой комплимент, на который он способен.

– Я всегда хотела только этим заниматься, – призналась она. – Краски и живописные образы еще с детства завораживали меня… И то, что я могла переносить их на бумагу, казалось удивительным. Позже, увлекшись пейзажами, я чувствовала себя крошечным, но все же Богом, способным создавать новые миры на радость людям. – Эшли остановилась с заколотившимся сердцем. – А как ты, Коллин? Решил что-нибудь насчет того, чем заниматься дальше, когда мы… когда все кончится?

– Какая-то часть души подталкивает меня вернуться к фехтованию, – ответил он, пожав плечами. – С тех пор как я оставил это занятие, что-то внутри меня всегда томилось по нему. Правда, для Олимпийских игр я уже немного староват, и все равно, неплохо бы…

– Что? – спросила Эшли, с волнением ожидая, что за этим последует.

– И потом мне, наверное, придется взвалить на себя ответственность за будущее компании. В особенности теперь, когда я контролирую ее.

– Почему?

– А больше некому, Эшли. Не Джастину же!

– Может быть, ты справился бы и с тем, и с другим? Есть очень много крупных административных работников, у которых хватает времени и сил одновременно довольно серьезно заниматься спортом. Например, поло.

Коллин покачал головой с таким видом, точно уже обдумывал эту идею и отказался от нее:

– Это мне не по силам. Не стоит браться за слишком многое, а то может не получиться ничего.

– Уверена, с тобой такого не произойдет, – криво улыбнулась Эшли.

Коллин тоже улыбнулся в ответ, но в глазах его стыла печаль.

– Тебе трудно судить. Ты видела меня, когда я был полностью поглощен одной-единственной идеей.

– Мне кажется, ты способен заниматься всем, чем захочешь, – возразила Эшли.

– Я так не считаю.

После небольшой паузы она снова заговорила:

– Тебе так много дано, Коллин. Ты действительно никогда не думал о том, чтобы… остепениться?

– Чтобы завести семью, мало иметь возможность материально обеспечить ее. – На его лицо внезапно набежала тень.

Их взгляды встретились.

– Я говорила не о деньгах.

Коллин некоторое время молча смотрел на Эшли. Вид у него был такой, словно он хотел что-то сказать, но передумал.

– Ни одна женщина в здравом уме не пойдет за меня замуж, – в конце концов буркнул он. В его глазах мелькнуло что-то, похожее на сожаление, и тут же исчезло. Отвернувшись, Коллин посмотрел на мольберт. – Что здесь изображено, интересно?

Эшли, глубоко разочарованная, с трудом перевела дыхание.

– Костюмы, в которых мы пойдем на прием, – раздраженно ответила она.

– Я думал, мы просто возьмем что-нибудь напрокат.

– Глупости, – возразила Эшли. – Кое-чему ты меня все же научил: если уж собираешься что-то делать, делай с размахом.

– Touchе.[9] – Он усмехнулся, признавая свое поражение. – Разбойник с большой дороги и женщина-дьявол… Два отлично подобранных типажа, ничего не скажешь.

– Ну, если говорить о типажах, то нам следовало бы облачиться во все черное и натянуть лыжные маски, – засмеялась Эшли.

– Тогда было бы слишком легко догадаться, кто мы такие.

– Пожалуй.

Коллин продолжал разглядывать ее набросок.

– Думаешь, все это можно раздобыть до пятницы?

– Конечно, – уверенно заявила Эшли. – Диана как-то рассказывала мне об одном местечке на Восьмой авеню, где за двадцать четыре часа могут пошить все что душе угодно.

«Если бы все проблемы решались так просто», – подумала она.

– Ну, что скажешь?

Коллин внимательно окинул взглядом два костюма на портняжных манекенах, стоящих в центре музыкального салона.

– Должен признать, ты была права, Эшли. Мы произведем фурор, появившись в таком виде.

– Оружие самое настоящее, – объясняла Эшли, пока Коллин так и эдак рассматривал свой костюм. – Старая сабля, которая подвернулась мне в одном из антикварных магазинов Манхэттена. Едва увидев ее, я тут же подумала о тебе.

Не сказав ни слова, Коллин подошел к соседнему манекену. Костюм Эшли дополнял длинный черный парик с двумя торчащими из него посеребренными раковинами конической формы.

– Рога? – спросил он.

Эшли кивнула.

– А посмотри сюда! – Она продемонстрировала ему длинные, до локтей, красные кожаные перчатки. – В каждой из них есть небольшой мешочек чуть пониже запястья, а в нем – особый порошок. Легкое движение руки – и повалит дым.

– Впечатляет, – прокомментировал Коллин.

Костюм выглядел очень эффектно – из яркого красного шелка со смелым вырезом и неровным нижним краем, создаваемым складками присобранного материала. Поясом служила тяжелая цепь с висячим замком, а ожерельем – собачий ошейник.

– Кое-что, правда, не совсем меня устраивает… – Эшли разглядывала костюм с таким видом, словно чего-то в нем не хватало.

– Что? – непонимающе спросил Коллин.

– У тебя есть зажигалка?

– Зажигалка? – повторил он, недоуменно следя за Эшли взглядом. Выдвинув один из ящиков стола, она порылась и нашла в нем зажигалку. Прежде чем Коллин успел остановить ее, опустилась на колени, щелкнула зажигалкой и поднесла пламя к подолу своего костюма.

– Ты с ума сошла? – ошарашенно спросил он и попытался остановить Эшли, но она оттолкнула его. По-прежнему ничего не понимая, Коллин смотрел, как она методически ведет пламенем по нижнему краю ткани, стараясь не обжечься. – Какого черта?..

Эшли с улыбкой посмотрела на него.

– Дьяволу независимо от пола в аду приходится ходить по огню, – объяснила она. – Нам это вполне подходит, согласен?

– Ты помнишь свою партию? – спросил Коллин, когда они уже подъезжали.

– От первого до последнего слова.

Всю дорогу в автомобиле, в полутьме, разгоняемой лишь светом фар других машин, Эшли пыталась изучить документы, которые дал ей Коллин. Тут было все, что нужно: билеты на самолет, различные свидетельства, паспорта, водительское удостоверение и даже солидная сумма в итальянской валюте.

– Сколько времени нам придется провести в Италии? – спросила Эшли.

– Полгода. Может быть, чуть больше, – ответил Коллин, не сводя взгляда с дороги. – Столько, сколько понадобится федеральному прокурору, чтобы упрятать за решетку Холлистера и его прихвостней.

– Ты уже отослал заявление?

– Курьерской почтой.

– И что потом?

– Потом нам останется только ждать. Власти сами сделают все остальное.

Повисло неловкое молчание. В конце концов Эшли не выдержала:

– Я люблю тебя, Коллин.

– Тебе было бы гораздо лучше без этого, – внезапно охрипшим голосом ответил он после непродолжительной паузы.

– Проклятие, как мне надоело твое благородство! – взорвалась Эшли.

– Обыкновенная практичность, – упорствовал Коллин. – Понятия не имею ни о каком благородстве.

– А вот это чистая правда, – бросила Эшли в ярости.

Он поднял руку, призывая ее к молчанию.

– Сейчас не время и не место…

– При чем тут время? У нас его было предостаточно… А ты ничего не замечал…

– Это ни к чему, – резко оборвал ее Коллин. – Я люблю тебя, хорошо? Признаюсь. Но для такой женщины, как ты, одной любви недостаточно. Мы оба понимаем это. Тебе нужно то, что было у вас с Брендоном. Надежность – брак, дети и тому подобное. Из меня получился бы отвратительный муж. Я никогда не думаю о завтрашнем дне, не строю никаких долгосрочных планов.

Их взгляды встретились в полумраке машины.

– Кого ты пытаешься убедить – меня или себя? – требовательно спросила Эшли.

Коллин промолчал – в этот миг ему был неизвестен ответ.

Огромное панно при входе в «Радугу» сразу настраивало на соответствующий лад прибывающих на костюмированный бал гостей. Большинство из них уже сняли маски и пили, ели, танцевали – все во имя благотворительности, разумеется.

– Просто какой-то Форт-Нокс,[10] – заметил Коллин, на которого зрелище явно не произвело никакого впечатления. – В этом зале хватит золота и бриллиантов, чтобы покрыть весь национальный долг.

Взгляд Эшли заскользил по лицам людей, толпившихся на площадке для танцев. Среди этих высокопоставленных особ она чувствовала себя не столько участником, сколько наблюдателем, более всего озабоченная тем, чтобы найти Холлистеров.

– Они уже здесь?

– Вряд ли. – Коллин покачал головой. – Во всяком случае, я их не вижу.

Внешне он казался совершенно спокойным – так было необходимо для дела; внутри же до сих пор бушевала буря, вызванная их недавним разговором и, больше всего, собственным признанием, которое он вовсе не собирался делать. «Она заставила меня раскрыть карты, черт бы ее побрал», – негодовал он.

– Может, они вовсе и не намерены сюда приходить, – прошептала Эшли.

– Ну как же без них?

– А если нет?

– Явятся, не беспокойся.

Хотелось бы Эшли, чтобы она могла полностью сосредоточиться! Сегодня вечером, больше чем когда бы то ни было, ей требовалась ясная голова. Сегодня вечером решается ее судьба. И не только ее самой, но и сына. Однако из памяти никак не шло признание Коллина, сделанное всего час назад. «Черт бы его побрал», – огорченно думала она.

– Они здесь, – произнес Коллин.

– Где? – тут же вскинулась Эшли.

– Вон, у двери. Только что вошли.

– Клаудиа, как настоящая светская львица, не может не опоздать. – Эшли заставила себя улыбнуться. – Ты уверен, что это они?

– Холлистер снял маску, – ответил Коллин, не спуская взгляда со своей жертвы. – Этот ублюдок здесь, остальное – дело техники.

Эшли кивнула, но не произнесла ни слова.

– Пошли, – сказал Коллин.

– Прямо сейчас? – удивилась она.

– Нужно ловить момент.

Эшли медленно двинулась за ним, внутренне трепеща. Время пришло. Неожиданно ею овладело чувство неуверенности в том, что они добьются своей цели. Что, если все обернется против них самих?..

Коллину пришлось чуть ли не волочить свою спутницу через площадку для танцев, не оставляя времени на то, чтобы передумать.

– Не снимай маску раньше времени, – напомнил он.

«Господи, будь моя воля, я вообще не снимала бы ее», – подумала Эшли.

Вслед за Холлистерами они направились к столику у окна. Едва Бредли и Клаудиа уселись, Коллин, по-прежнему ведя за собой Эшли, подошел к ним.

– Мистер Холлистер?

Холлистер поднял на Коллина взгляд.

– Да?

– Вы меня не знаете, но нам нужно обсудить одно важное дело, – безо всякого вступления начал Коллин. – Не возражаете, если мы присядем?

Не дожидаясь ответа, он сел на выдвинутый стул. Эшли уселась рядом. Глядя через стол на свою бывшую свекровь, она подивилась тому, насколько ее наряд оказался подходящим к случаю: на Клаудии был костюм Марии Антуанетты. «Жаль, что у меня под рукой нет гильотины», – подумала Эшли.

– Простите, не уловил – как ваше имя? – спросил Холлистер, настороженно глядя на Коллина.

– А я и не называл его, – небрежно бросил тот. – Позвольте перейти прямо к делу. Вы купили участок земли в Венесуэле, принадлежащий на самом деле мне. И расплатились за него очень большим пакетом акций «Интерконтинентал ойл».

– Хасан, – вспомнил Холлистер и улыбнулся.

– Точно, – кивнул Коллин.

– Ну, и в чем дело?

– Вот мы и добрались до сути, Холлистер. – Коллин явно испытывал большое удовольствие от происходящего. – Купленная вами земля совершенно бесплодна.

Холлистер изумленно покачал головой.

– Но геологоразведка…

– Фальшивка. Не сомневайтесь – я сам отсылал поддельные документы в ваш офис.

По мере того как до Холлистера доходил смысл сказанного, улыбка на его лице таяла.

– Грязная игра…

Теперь пришел черед Коллина улыбаться:

– Быстро схватываете, мистер Холлистер.

– С вашей стороны было неумно признаваться в этом. – В голосе Холлистера послышались предостерегающие нотки.

– Вот тут я совершенно не согласен с вами, – беззаботно сказал Коллин. – Видите ли, мы с моей партнершей собрали огромное количество доказательств… как бы помягче выразиться… неэтичных методов ведения вами своих дел. – Перейдя к более детальному изложению содержания некоторых компрометирующих Холлистера документов, Коллин с удовлетворением отметил, что тот в шоке. – Таким образом, генеральный прокурор будет иметь все основания надолго упрятать вас за решетку.

Лицо Холлистера побелело как мел.

– Что вам от меня нужно? – сквозь зубы процедил он.

Коллин снял маску.

– Думаю, догадаться об этом вам будет не слишком трудно. – Он повернулся к Эшли. – А как ты считаешь, моя бесценная партнерша?

Эшли медленно сняла маску, наслаждаясь потрясением, которое отразилось на лицах Холлистеров, когда они узнали ее.

– Считаю, что ты прав, уважаемый партнер.

– Вы… – Клаудиа не сводила с нее изумленного взгляда.

Эшли торжествующе улыбнулась:

– Я же говорила, что мы еще встретимся. В аду.

У нее никак не укладывалось в голове, что это на самом деле произошло. Даже сейчас, на пути в аэропорт, с Робертом, сидящим между ней и Коллином на заднем сиденье лимузина, Эшли не могла поверить, что Бредли и Клаудиа Холлистер сдались безо всякой борьбы. Теперь опека над сыном перешла к ней на совершенно законном основании. Коллин оказался прав целиком и полностью.

Коллин. Он сидел, окутанный плотной завесой молчания, глядя на проносившиеся мимо автомобили или на что-то еще, доступное только его зрению. С момента отъезда из Морского Утеса Эшли услышала от него не больше десяти слов. Хотелось бы знать, о чем он сейчас думал, что чувствовал? Она не забыла его признания в любви и не сомневалась, что оно было искренним. И все же на протяжении трех последних дней не раз складывалось впечатление, что всякая эмоциональная связь между ними оборвалась. Этим утром они вместе отправились к Холлистерам, чтобы забрать Роберта, и Коллин выглядел так, словно душа его умерла в процессе борьбы за то, что принадлежало ему по праву. Он казался таким… бесчувственным. Эшли сомневалась, испытывал ли он хотя бы крошечную частицу той боли, которая разрывала ей душу. Неужели он собирается просто сказать ей «Прощай», зная, что они могут никогда больше не увидеться?

Их время истекает, в ужасе осознала Эшли, когда лимузин остановился у входа в аэропорт Кеннеди. Да, так и есть, это прощание. «Боже, какая несправедливость, – с горечью думала она, с трудом сдерживая слезы. – Мне всегда казалось, что после Брендона никого другого быть не может. И вот теперь, едва найдя, я теряю…»

Припарковавшись на стоянке аэропорта, водитель выбрался из машины и открыл перед ними дверцу. Пока он доставал из багажника вещи и передавал их носильщику, Коллин помог выйти Эшли и Роберту.

– Осторожнее, – негромко сказал он, поддерживая ее за руку. – Ничего не забыла?

– Все при мне, – ответила Эшли. – Я люблю тебя, Коллин.

– Я тоже люблю тебя. Хотя чего оно стоит, это чувство…

– Для меня оно дороже всего, – мягко сказала она.

– Знаешь, ты единственная женщина, кроме моей матери, которая приняла меня таким, как я есть. – Коллин нежно поцеловал Эшли.

– Мне и не хотелось бы, чтобы ты был другим. – Слезы сбежали с уголков ее глаз и заструились по щекам. – Я никогда не забуду тебя.

– Я тоже.

Эшли прикусила нижнюю губу, чувствуя, что она дрожит.

– Ты в самом деле решил распрощаться со мной?

– Думаю, так будет легче для нас обоих.

Их взгляды встретились.

– С каких это пор ты начал искать легких путей? – Внезапно голос Эшли зазвучал почти холодно.

– Я думаю прежде всего о тебе.

Выходит, причина всего – она!.. Нет, вынести такое было выше сил Эшли. Эта последняя капля переполнила чашу ее терпения.

– Какого черта! Мое благополучие – только предлог, и ты не хуже меня знаешь об этом!

– Эшли… – Коллин попытался урезонить ее и тем лишь подлил масла в огонь.

– Ты просто трус, Деверелл! – взорвалась она, уже не думая о том, сколько людей вокруг слышат ее. – Ты можешь скользить по канату на высоте тысячи футов над землей, или убегать от вооруженных охранников, или даже сражаться со всем преступным миром, но ты боишься любви! Ты готов потерять ее, лишь бы не рисковать!

– Эшли…

Люди изумленно глядели на них, но ее это уже не волновало. После всего пережитого за последние полгода она не желала сдаваться без боя. Проклятие! Если Коллин и покинет ее сейчас, пусть по крайней мере знает, что она о нем думает.

– Как ты собираешься провести оставшуюся часть своей жизни, Коллин? Прячась от самого себя?

Желваки заходили у него на скулах.

– Здесь не место устраивать сцены, – негромко, но жестко сказал он.

Эшли глубоко, разочарованно вздохнула и ответила голосом, в котором звучала покорность:

– Ты абсолютно прав. Это бессмысленно. – Повернувшись, Эшли вместе с сыном зашагала ко входу в аэропорт, но потом резко остановилась и снова посмотрела на Коллина. – Я уже любила, как тебе известно. Гибель Брендона едва не убила меня, и все же страх возможной потери не помешал мне полюбить снова. Наши отношения с Брендоном многому меня научили. В частности, тому, что за любовь стоит сражаться. Любовь – единственное в жизни, ради чего можно рискнуть всем, даже если она и далека от совершенства. Очень жаль, что, несмотря на свою склонность к рискованным предприятиям, ты так и не понял этого!

Коллин не ответил. Никакие его слова или поступки ничего не изменили бы. Убежденность в том, что его действия правильны и соответствуют интересам их обоих, по-прежнему не покидала Коллина. Молча он следил взглядом, как Эшли скрылась за стеклянной дверью и исчезла из его жизни – почти в том же самом месте, где почти год назад вошла в нее. Потом Коллин сел в машину и кивнул Гаррисону.

– Поехали.

– Вы уверены? – спросил Гаррисон, с сомнением глядя на хозяина.

– Уверен, черт побери! – взорвался Коллин. – А теперь – вперед!

Борясь со слезами, Эшли стояла в длинной очереди, дожидаясь проверки своего багажа и проездных документов. Она знала, всегда знала, как Коллин относится к прочным взаимоотношениям, но это не помешало ей надеяться, что их любовь окажется сильнее. Что она изменит его позицию, сломает давно сложившийся стереотип пусть даже в самую последнюю минуту. Однако теперь стало ясно, что Эшли ошибалась, и осознавать это было больнее всего. Любви оказалось недостаточно – для Коллина по крайней мере.

Все эти месяцы она жила только надеждой. Сначала, когда у нее отобрали Роберта, теплилась надежда, что в конце концов справедливость восторжествует и сын снова будет с ней. Когда этого не произошло, на пути Эшли возник Коллин, и с новой силой вспыхнула спасительная надежда. Эшли поверила, что он искренне хочет помочь ей, что их план сработает. А затем была надежда на то, что любовь сломает эмоциональные барьеры, возведенные Коллином вокруг себя, и удержит их с Эшли вместе, несмотря на то что теперь у них нет ни общего врага, ни общей цели. И вот эта надежда рухнула. Эшли сделала все, что могла, но проиграла.

Человек, стоявший перед ней, отошел в сторону. Эшли заняла его место у стойки и протянула билеты. Следя взглядом за клерком, вводящим в компьютер ее данные, она вспомнила, как Коллин колдовал за клавиатурой своего собственного компьютера. Переводил деньги из банка в банк, вводил вот эти самые данные, заказывал для нее билеты…

Для него существовала только одна жизнь – на краю бездны. Он буквально расцветал, чувствуя грозящую опасность. Что ожидает его дальше? Удастся ли ему стать администратором, день за днем проводить за письменным столом? «У меня нет выбора, – так он сказал. – Это мой долг».

Все эти годы им владела единственная страсть – жажда мести. А теперь не стало и ее. Не стало ничего, кроме ноши, которую ему никогда не хотелось взваливать на свои плечи. Теперь он понимал, что должен делать, но по-прежнему не знал, чем хотел бы заниматься.

Эшли стало безумно жаль Коллина. Чувство долга все-таки оказалось сильнее, но там, вдали, у горизонта, ему не светил даже крошечный огонек счастья. Если бы только он мог понять…

Эшли вымученно улыбнулась, забирая у клерка свои документы.

– Приятного полета, сеньора, – сказал он по-итальянски.

– Grazie.[11]

Эшли взглянула на сына, робко жавшегося к ней среди огромной толпы посторонних. Мальчику пришлось через многое пройти, скорее всего его еще долго будут терзать ночные кошмары. Потребуется немало времени, чтобы справиться с ними. И кто знает? Вдруг он, как и Коллин, так никогда и не научится ни доверять, ни любить? Да поможет ему в этом случае Бог.

На скоростном шоссе по дороге в Морской Утес машины ползли буквально бампер в бампер. Коллин в одиночестве сидел на заднем сиденье лимузина, полностью погрузившись в свои мысли и не замечая ни бурлящей реки машин вокруг, ни бесконечного гудения автомобилей. Он думал об Эшли, о том, как в этом самом аэропорту впервые встретился с ней. Она показалась ему тогда чертовски красивой – во всем черном, с бледным лицом, обрамленным черным мехом, со сверкающими темными глазами… Эшли была прекрасна при любых обстоятельствах, но в гневе просто неотразима! Он использовал ее в своих собственных эгоистических целях, но она никогда не оставляла его равнодушным, затрагивая какую-то струну, скрытую глубоко внутри.

Ему припомнилось все. День, когда она проиграла апелляцию в суде, то, как ему хотелось успокоить, защитить ее тогда… День, когда он учил ее использовать «воровской провод», какой необыкновенно сексуальной выглядела она в тот раз и как он хотел ее… Их первую ночь любви, как она сама пришла к нему и как выглядело ее обнаженное тело в полумраке спальни… День, когда он учил ее притворяться слепой, то, как она разозлилась, узнав, что насыпала в миксер питьевой соды… И то, что произошло сегодня в аэропорту. Никогда, проживи Коллин хоть сто лет, ему не забыть выражение гнева и боли в ее глазах. И это он заставил ее страдать! После того, что им пришлось вместе пережить, после того, как они стали столько значить друг для друга, он нанес ей удар в самое сердце. И не только ей, но и себе.

Он любил Эшли, хотя никогда даже не подозревал, что способен на такое чувство по отношению к женщине. И все же оставался вопрос: что Коллин мог предложить ей? Конечно, огромный дом в Морском Утесе со всеми его сокровищами. На каждый день недели новый автомобиль и самые прекрасные драгоценности в мире. И он с удовольствием занимался бы с ней любовью снова и снова. Но для такой женщины, как Эшли, этого было недостаточно. Она хотела стабильности. Всемогущий Бог, она наверняка хотела иметь еще детей! А Коллин очень сомневался, что сможет хотя бы выносить присутствие детей в доме. Но, что важнее всего, Эшли хотела полной отдачи – все или ничего. И вот этого Коллин и не способен был дать ей.

«Чем ты собираешься заниматься дальше, Коллин? Всю оставшуюся жизнь прятаться от самого себя?»

Может, так и есть и он действительно прячется от самого себя? Может, все прошедшие годы оставили на нем такую печать горечи и цинизма, что, даже желая любить, он не способен на это?

«Ты просто трус, Деверелл! Ты можешь скользить по канату на высоте тысяча футов над землей, или убегать от вооруженных охранников, или даже сражаться со всем преступным миром, но ты боишься любви!»

Коллин закрыл глаза. Эшли права. Он – трус и прячется от самого себя. Он любил ее, но боялся рисковать, боялся неудачи. Боялся не оправдать ее ожиданий – или своих собственных. Любовь – единственное, что он не готов поставить на кон.

Мысли одолевали Коллина, не давая ему покоя. Его судьба была решена в тот момент, когда он победил Холлистера. Ему все-таки придется управлять «Интерконтинентал ойл», ведь он добился контроля над компанией. Больше некому, и значит, у него просто нет выбора. Не такой жизни он хотел для себя, но это его долг.

Внезапно будущее показалось Коллину чертовски унылым. Если уж на то пошло, будущее, в котором отсутствовала Эшли, другим быть и не могло. По крайней мере с ней он чувствовал себя живым. По крайней мере еще сегодня утром ему было ради чего вставать. И может быть – только может быть…

– Генри, поворачивай обратно у следующего перекрестка!

Всю дорогу от автомобиля до стойки отлетающих в Италию он бежал.

– Пассажиры этого рейса уже приглашены на посадку, – покачал головой клерк.

– Какой выход?

Клерк назвал номер. И Коллин снова побежал, прокладывая путь сквозь толпу и не замечая ничего вокруг, пока не остановился у выхода с указанным номером.

В первый момент он не увидел Эшли. Неужели она в самолете?.. Нет, вон она – опустилась на колени у самого выхода и разговаривает с сыном.

Коллин бросился к ней и схватил за руку.

– Мне нужно кое-что тебе сказать! – закричал он, оттаскивая ее от выхода.

Эшли испуганно и непонимающе смотрела на него.

– Коллин! Что с тобой, ради Бога?

– Я люблю тебя! – Один взгляд на лицо Коллина объяснил Эшли все, что стояло за этими словами. – Я хочу жениться на тебе… если ты не против!

Она слушала его, приоткрыв рот.

– Если я не против? – Эшли заплакала и засмеялась одновременно. – Дурак! Сумасшедший, просто безумец какой-то! – Она прильнула к нему, не обращая внимания на перешептывающихся пассажиров. – Тебе известно, что ты ненормальный?

– Это надо понимать как «да»?

Эшли закивала головой, не думая о том, что краска течет по ее щекам.

– Да! – счастливо закричала она.

– Думаешь, тебя устроит унылая жизнь жены административного работника? – Коллин достал из кармана носовой платок и вытер ей щеки.

Откинув голову, Эшли рассмеялась от всего сердца:

– У меня такое чувство, что жизнь с тобой будет какой угодно, только не унылой — чем бы ты ни занимался.