Англичанка г…

Глава 1

Событие первое

Учитель логики сошел с ума, когда не смог вытереть сухое вино влажной салфеткой.

— Аня! Аня! Ну, Аня, же…

— Я сейчас.

— Сейчас было десять минут назад.

— Беда у меня.

— Беда? — князь Болоховский сделал было шаг к двери, но остановился. Какая такая беда может случиться в закрытой комнате?

— Ань?

— Я толстая. Не влезаю в платье, — пропищали из-за двери.

— Ну, Ань, ну опаздываем же, нам ещё ехать больше часа. Там губернатор будет. Карл Иванович волноваться будет. Он старенький, ещё удар хватит.

— Хватит. Всё, почти влезла. Ничего с твоим Карлом Ивановичем не будет, меньше нужно за горничными бегать.

— А Пирогов Николай Иванович? Аня, хватит дурить, опоздаем.

— Да иду уже! — дверь и, правда, отворилась и княгиня Болоховская предстала перед Сашкой во всей красе.

Да. То самое бело-зелёное платье кавалерственной дамы, что хранилось в специальном сундуке у них, как самая дорогая реликвия, и действительно оказалось маловато. Нет, Анька не подросла. Чуть округлилась. Сбылась мечта идиота… а… дурня. Чуть титьки увеличились после рождения ребёнка и его кормления. Ну и другие выпуклости выпукли. Даже животик наметился. Так в повседневной жизни и не заметно было. Была шкирля шкирлей, ею и осталось. Но! Всё познается в сравнении. Грудь сейчас разрывалась на платье, и талия пыталась в двух местах обозначиться.

— Ну, ты в платок закутаешься, там ветерок на улице.

— Я не поеду, — кикимора полыхнула злым взглядом на Сашку. Прямо жёлтые молнии из золотых глаз вылетели.

— Ань, Всё уже. Опаздываем. Перед Пироговым не удобно и Росси обидится.

— Бу-бу-бу.

Вертанувшись юлой перед большим зеркалом в бронзовой раме, княгиня Болоховская остановилась перед Сашкой и выдохнула.

— Слышишь нитки трещат. Начнётся церемония… А на мне платье по швам лопнет. Вот это будет неудобно.

— Все на ордена будут смотреть, а не на бока.

Чистейшая правда. Сейчас в России, наверное, только у одной женщины, ну не считая принцесс всяких и самой императрицы столько наград. Орден Святой Екатерины теперь у Аньки первой степени тоже есть, с бриллиантовой звездой на красной ленте через плечо, и плюсом есть Знак особого отличия «МАРИИНСКИЙ ЗНАК ОТЛИЧИЯ» II степени. Это такая голубая медаль на красно черной ленте.

Давно, в той жизни, Кох читал, что обычай повязывать в роддомах мальчиков голубой лентой, а девочек розовой пошёл с этих вот времен. При рождении в царской семье мальчиков — принцев их повязывали голубой лентой. Награждали орденом Андрея Первозванного — высшей наградой Российской империи. А девочек красной, их награждали орденом Святой Екатерины первой степени, а у ордена этого, как сейчас у Аньки, красная ленточка. Лет десять назад, после излечения принцессы Александра Николаевны («Адини») от чахотки (туберкулёза), Александра Фёдоровна наградила Аньку первой степенью имеющегося уже у неё ордена Святой Екатерины, при этом бриллиантовую звезду императрица купила за свои деньги. А в прошлом году за открытие в Туле общественной больницы Анька была пожалована знаком отличия «МАРИИНСКИЙ ЗНАК ОТЛИЧИЯ» II степени. Теперь опять могут первой степени дать. Так как открываемая сегодня больница — это самая первая в мире сельская больница, (на открытие которой они сейчас опаздывают), которая больше самого большого госпиталя или больницы в мире. И строил больницу не неизвестный никому Пупкин, а сам Карл Иванович Росси.

Если честно, то строил её Сашка и первоначальный проект был им нарисован, и только потом всякие детали: колонны, балюстрада и даже застеклённый большой бельведер на крыше здания проектировал Карл Иванович, он же и всякие откосы, подоконники и сандрики (откос над окном), кронштейны для сандрика и подоконника, филёнчатые панели проектировал, удорожая и облагораживая конструкцию.

Нарисовал Кох больницу не от винта. Родился в лучшем городе СССР — Краснотурьинске. Это такая эксклюзивная эксклюзивина, которую во время войны эвакуированные из Ленинграда архитекторы решили превратить в маленький Ленинград. Площадь города срисовали с дворцовой площади Санкт-Петербурга, ну разве на квадригу над зданием генерального штаба рука не поднялась. А так — три здания полукругом и дальше бульвар шириной в сотню метров. Зимний не решились воспроизвести. Взяли его пополам разрезали и по краям бульвара Мира воткнули. Но этого ленинградцам ностальгирующим показалось мало, и они таки построили настоящий Зимний дворец. Только обозвали его городской больницей. Эдакое пафосное здание метров в сотню длиной в четыре этажа со всякими портиками, бельведерами, балюстрадами на крыше, колоннами на входе. А ещё два пристроя двухэтажных по бокам все тоже в колоннах и арках. Как такое пропустили в воюющей стране неизвестно, но взяли потом с помощью немцев и построили. Не пленных. Загнали туда трудармию из немцев поволжских и всяких других сформированную и построили город. Даже улицу зодчего Росси не забыли. Правда, обозвали Базстроевской. БАЗ — это Богословский алюминиевый завод. Для него и город строили. Или из-за него. Перевезли оборудование с Волховского и Тихвинского заводов алюминиевых, что под Ленинградом стояли.

В детстве Виктор Германович считал, что больницы и должны так красиво выглядеть в СССР, и в таких огромных зданиях находиться. Потом по стране поездил и увидел, что всё совсем не так. Даже в огромных городах миллионниках ничего и рядом с больницей Краснотурьинска не стоит. Халупы и бараки, и архитектор там даже мимо не проходил. Забыли его предупредить, что больницу строят в Свердловске, например.

Вот сейчас, вспомнив ту больницу из детства, Кох и нарисовал эскизы для Росси. И разрешил украшательствами любыми заниматься, чем больше, тем лучше. Карл Иванович, вынутый Сашкой из малюсенькой тёмной, сырой и холодной квартиры в Петербурге, где он помирал в нищете, всеми забытый, от холода и голода, и помещённый в санаторий в Басково, в грязь лицом не ударил. Он создал самый шедевральный из своих шедевров. Красота сплошная. Анька его сначала травами и диетами подлечила, а Сашка грандиозностью нового проекта к жизни вернул.

И к чему такие траты и откуда деньги? А к тому, что правая часть дворца — больницы предназначалась для людей. Любых, кто заболеет, того и лечат, и совершенно бесплатно. Пирогов обещал и даже уже привёз с собой несколько своих учеников, и они будут зав отделениями. Но это всё в правой стороне. И там свой вход. Слева тоже есть вход через двухэтажный практически стеклянный пристрой. И в левой стороне огромной больницы расположен Пульмонологический центр. Так в этом центре лечат очень богатых товарищей от чахотки. Будут лечить. Всему высшему свету Российской империи известно, что княгиня Анна Тимофеевна Болоховская, а раньше баронесса Серёгина вылечила Великую княжну Александру Николаевну от туберкулёза. А потом и ещё несколько детей самых знатных родов России. И теперь, когда стало известно об открытии такого центра, именно центра, а не больницы или лечебницы, то богатеи и всякая знать из князей и графьёв записалась в очередь. Оплата за пребывание год в этом центре строит от десяти до двадцати тысяч рублей. Так взятки десятитысячные давали Пирогову, чтобы он, как директор этой больницы, записал чадо или жену без очереди. Все места в левом крыле раскупили за несколько дней.

Пирогов долго от руководства отнекивался. Не по чину, он известный профессор, кафедра у него.

— Николай Иванович, а вы в курсе сколько у нас в сельской больничке умирает рожениц и детишек? — Сашка в Петербург ехал не только за Пироговым, но раз уж оказался там, то решил этого монстра с именем мировым заманить в свои Палестины, пусть и на пару месяцев в году.

— Анна Тимофеевна? — в бороду пятернёй залез.

— Анна Тимофеевна. И туберкулёз, ну, чахотка, по-вашему, по-крестьянски. И вас подлечим, вид у вас неважнецкий, вы там малярию на Кавказе не подхватили. Малярию… тоже поможем… Просто поможем. Насчет победить не уверен.

— Едем завтра же!

— Нет, открытие цента и больницы первого сентября. Вот к этому времени и приезжайте. Сильно раньше не советую. Вы же знаете строителей. Никогда и ничего в срок не сдадут. Росси лучший и Пантелеев Василий Васильевич у меня хват, но они не боги. То кирпич затонул вместе с баржей, то лес сырой поставили, то гипс плохой. Первого сентября на открытие ждём. Отработаете две недели и свободны, потом весною ещё две недели. Если сами не решите задержаться. Опыта у нас перенять и своим поделиться. А остальное время с вас поставка дорогих туберкулёзников из столицы и интересных докторов, подающих надежды. Только русских. Подучим, сделаем профессионалами и вернём.

— Акушеров? Акушеров. Пришлю я вам очень хорошего доктора. Если вы измените требование. Это — Владимир Иванович Кох, он сейчас исполняет в университете должность экстраординарного профессора по кафедре акушерства, женских и детских болезней. Московского университета. Немец, как ясно из фамилии. А только по моему мнению — он лучший в России.

— Кох? Интересно. Коха возьму.

А чего? Это уже будет третий Кох Сашкой пригретый. Кто его знает, возможно один из них его предок. Ну, в смысле, предок Виктора Германовича Коха, которого карась в это время закинул. Первые двое — братья Иоганн и Вильгельм, те самые, что держали маленький свечной магазинчик или даже лавочку в Санкт-Петербурге, теперь с его помощью и на паях с Анькой одни из самых богатых людей в России. У них есть магазин в каждом городе Российской империи и почти во всех столицах в Европе. Торгуют братья светильными лампами в основном, ну свечи ещё и уличные светильные фонари.

А всё почему? Почему Кохам попёрло. Да элементарно, Ватсон. Сашка стал поставлять им в небольших количествах спирто-скипидарная смесь (светильный спирт). Эту смесь он составлял из четырех частей спирта и одной части скипидара. Добавлять скипидар необходимо, потому что спирт хотя и испаряется гораздо лучше масла, которое до того использовали в лампах, но горит он почти бесцветным голубоватым пламенем. Яркость пламени придают раскаленные частицы углерода, которых в скипидаре содержится значительно больше, чем в спирте. Поставил, чуть усовершенствовали братья имеющиеся у них масляные лампы и выставили в магазине. И народ попёр за ними. Вот тогда и решили замутить три Коха совместное предприятие. Правда, на всякий пожарный, Сашка на заключении договора вперёд Аньку высунул. Она купчиха была известная и за ней полиция не гонялась. Иоганн умотал в Австрию, где изготавливались масляные лампы и купил сначала всё производство этих ламп на годы вперёд, а потом и организовал перенос производства в Санкт-Петербург и Гусь-Хрустальный. Ладно, просто Гусь, без Хрустального. Это по привычке. Сначала отвёрточную, так сказать, сборку, а потом потихоньку за пятилетку и полностью перенесли. Проблема была в жести, её в России просто не изготавливали. Пришлось делать из меди и бронзы, а она дорогая. Плюс глина в Гусь-Хрустальным не та, жаропрочное стекло не получалось. Но и глину нашли и паровые молоты закупили теперь. Тысячами лампы производят заводы «Koch Industries».

Теперь чуть математики. Почему керосиновые лампы победили вот такие — на светильном спирте? А чёрт его знает. Пока Сашка этого не понял, да и не победили пока. Спирт делают их пшеницы в основном для водки. Выход примерно половина. То есть, с килограмма зерна получается пол-литра 70% спирта. Ну, это у Сашки на продвинутом оборудовании. На государственных мануфактурах и градус поменьше и выход похуже. Но чёрт с ним. Итого, при урожае около 10 центнеров с десятины получается полтонны спирта у Сашки.

Но он для ламп гонит спирт не из пшеницы, а из картофеля. Получается выход в три раза меньше. Где-то в районе 17–18 % от веса картофеля. Беда? Да, хрен там. Урожайность картофеля сейчас у него под триста центнеров с десятины. То есть 300 умножаем на 100 (центнер — 100 кг) и получаем 30000 кг и умножаем на 17% получаем с десятины 5000 литров спирта, а это в десять раз больше, чем с пшеницы на той же десятине или гектаре выращенной.

Скипидар в стране, где все леса в основном хвойные, не проблема, и так добывают живицу все кому не лень, да плюсом Сашка организовал на Урале и в Сибири конторы по заготовке живицы.

Получается, что сейчас у Сашки на перегонных заводах себестоимость литра светильного спирта около десяти копеек за ведро. При этом на государственных мануфактурах себестоимость хлебного вина пятьдесят копеек ведро.

А керосин? С ним что? Его нужно добыть. То есть, где-то в Баку или Грозном выкопать ямы, а потом черпать оттуда нефть и разлить по бочкам. Нет же нефтеналивных барж. Бочка вещь не очень дешёвая. Потом нужно доставить нефть до Питера. Это настоящий Квест. До Москвы на баржах, а потом до Петербурга, ну пусть будет, по Николаевской железной дороге. Теперь почти законченной. А там нефтеперегонный завод нужно построить. И выход керосина из нефти всего 20%, то есть, пятая часть, а остальное невостребовано. Разве в виде топлива мазут? Или на асфальт? Второй способ перегонять нефть на керосин на месте и возить в столицы уже готовый керосин. Кох попробовал оба способа. Оказалось, некие братья Дубинины керосин или, как его сейчас называют, светлую нефть уже в Грозном гонят. Само название «Керосин» ещё не придумали и не запатентовали. Так Сашка там купил сотню бочек этого «керосина» и привёз в Москву. Там пришлось делать повторную перегонку, слишком много в ней (в светлой нефти) бензина оказалось. Получилось почти рубль ведро себестоимость. Да, горит чуть ярче, но стоит в десять раз дороже. Попробовал нефть завезти и тут сразу перегнать, получилось, с учётом продажи бензина в аптеках, и мазута, как топлива, семьдесят копеек за ведро. Один чёрт, в семь раз дороже чем у него светильный спирт.

Вывод Сашка сделал такой. Пока связываться с нефтью и керосином не стоит. Светильный спирт проще в получении, дешевле, и не имеет отвратной привычки керосина в любую мелкую щель или дырочку пролазить. Кох физиком теоретиком не был, там что-то с текучестью и смачиваемостью связано. Есть версия, что одной из причин гибели экспедиции Скотта к Южному полюсу именно это свойство керосина и явилось. Там были кожаные прокладки на канистрах со спиртом. Оставил их по дороге Скотт в двух лагерях, пришёл назад, узнав, что полюс уже Амундсен открыл, и тут бамс, а канистры пустые. Ну, и до кучи там они были оловом пропаяны. Путешественники не знали, что на морозе олово «заболевает» оловянной чумой: блестящий белый металл сначала превращается в тускло-серый, а затем рассыпается в порошок. Происходит это потому, что при температуре ниже 13°С кристаллическая решетка олова перестраивается. Олово рассыпалось, кожа скукожилась, а керосин весь просочился наружу и испарился.

Теперь у Аньки (на неё же всё записано) десяток заводов по всей стране, где производят сначала спирт из картофеля, а потом с добавлением скипидара и светильный спирт. Кто его знает появится ли надобность теперь в керосине? Он просто не выдержит конкуренцию со светильным спиртом. Пока не придумают двигатели внутреннего сгорания и паровые двигатели на мазуте. Ну, есть время.

Денег совместное предприятие приносит столько, что их хватает почти на все задумки Сашки. А сейчас ещё миллионы, в прямом смысле этого слова серебряных рублей потекут из карманов знати в Сашкины. Сто мест в левом крыле Пульмонологического центра и пусть в среднем пятнадцать тысяч в год стоит лечение. Итого полтора миллиона рублей.

— Ань, всё, поехали. Или я один поеду! Правда, неудобно.

— Поехали. Но если на мне платье расползётся по швам, и я там голая перед народом окажусь, то я тебе ухо откушу. Ночью. Как-нибудь.