Англичанка г…

Глава 4

Событие пятое

Порой то, что правильно, не так важно как то, что прибыльно.

Южный парк (South Park)

Имение Богородицкое Сашка в ноябре 1837 года выкупил. В ноябре, потому что аукционы банком могут проводиться только два раза в год. Первый раз в апреле, до начала сельхоз работ, а второй раз в ноябре после их окончания. Всё для барей. Купил он его за приличные деньги — сорок четыре тысячи рублей. А деньги на покупку принесло Шахматово. Сашка весной все земли свои во вновь приобретённом имении обследовал и пришёл к неутешительному выводу. Практически севооборота не проводили. Одни злаковые десятилетиями сеяли. И не вносили никаких удобрения. Урожайность ржи или пшеницы озимой опустилась ниже десяти центнеров с гектара, если десятины и пуды перевести в привычные единицы.

Какой там доход, тут убыток сплошной весельчаку и потомку мурзы земля приносила. Сейчас на рынке стоимость ржи — от 5 до 6 рублей за куль в 9 пудов. Так это на рынке, а откупщики, которым всё сдавал управляющий в Шахматово и вообще по четыре рубля давали. То есть, 144 кг продавал по 4 рубля. Меньше трёх копеек за кило. Засеяно рожью было семьсот десятин. Получается, доход за семьсот выращенных тонн — 700 умножить на 30 рублей за тонну получаем — 21 тысячу рублей. Минус проценты банку, минус подушная подать. А ведь надо вино по пять рублей бутылка покупать, да сыновей в армии кормить, а там еще и мундир надоть построить каждый год новый, да жильё снимать, дак и сын старший тоже винишко хочет пить. Весь в батю. Словом, прибыли чуть. И урожайность каждый год падает. И крестьяне всё хуже землю обрабатывают, так как и сами нищают. Всё меньше лошадей, и они всё плоше.

Сашка двести десятин оставил под пар, пусть земля хоть немного восстановится, и велел крестьянам туда свозить навоз. Как и раньше в Болоховском и Басково никто из крестьян навоз на поля не вывозил, сохой его в землю не заделать, а плугов, которые переворачивают слой земли и заделывают навоз в землю ни у барина, ни у крестьян нет, да и лошадей способных тянуть плуг нет. Теми одрами плуг не вытянешь. А купить колёсный, ну тут даже у справных помещиков рука отслюнявить кровно заработанные рука не поднимется, а на что тогда сына в армии содержать? А на что дочери приданое… ну и так далее, включая платья жене и бутылку немецкого или французского вина себе.

Оставшиеся пятьсот гектаров были отведены под подсолнечник. Пахали не шахматовские крестьяне сохами на еле бредущих лошадках, а привыкшие уже к колёсным плугам и тяжеловозам крестьяне из Болоховского. За что получали возможность и у себя этими же плугами вспахать, запрягая першеронов, битюгов и шайров. И Подсолнечник не подвёл Коха. Да, урожай не сильно больше, чем у ржи. На круг получилось двенадцать центнеров с гектара. Минус птички, минус пацаны и девчонки из Шахматово. Математика дальше такая. Двенадцать центнеров на пятьсот гектар это шестьсот тонн семечек. При отжиме получили двести десять тонн масла, то есть выход масла составил за тридцать процентов, вполне приемлемый результат. Цена постного масла в Туле и Москве примерно восемь копеек за фунт. Или двадцать копеек за кило, но Сашка продавал большую часть оптом в бочках по пятнадцать копеек. В итоге получилось больше тридцать тысяч рублей. Не сильно больше, чем у Шахматова. Только это ведь не весь выхлоп. Примерно тонну шелухи после отжима Кох велел чуть прожарить и просушить, а потом перемолоть на мельницах. Дальше полученную массу упаковали в небольшие деревянные коробочки и выставили на продажу в аптеке у Акинфия Изотова по цене пятьдесят копеек за сто грамм, как «скраб для омоложения лица». А так как он на самом деле работал, то стареющие матроны, да и не стареющие, всю партию за зиму раскупили, и это принесло Сашке с Акинфием ещё пять тысяч рублей. Ну и четыреста примерно тонн жмыха пошло на корм скоту.

Подсолнечник с Болоховского и Басково тоже пустили на масло, но там пошли более долгим путём. Изотов организовал в Туле и Москве мини лавки что ли, которые делали и продавали картофельные чипсы. Наняли мальчишек, и они бегали по улицам и продавали кулёк чипсов за десять копеек. Известная же вещь — продукт большей степени переработки приносит больше прибыли. В результате на чипсах Сашка заработал ещё двадцать тысяч рублей. И этих денег в сумме с лихвой хватило на выкуп Богородицкого.

В конце все же сжалился над семейством Виктор Германович и отдал им в подарок дом Ксении и Николая Ивановича. Ему дом в Туле не нужен, а продавать, так особой прибыли не получишь, а так по городу слух, что князь Болоховский помогает сиротам. Плюсик к репутации и в карму.

На следующий год, чтобы не терять деньги на оптовой продаже подсолнечного масла Сашка отправил Иваницкого в города и веси… в первую очередь на завод в Гусь-Хрустальном за бутылками. Точнее просто в Гусь. К тому самому Мальцеву, в честь которого потом город назовут Гусь — Мальцевский. При этом сначала на Тульском оружейном заводе заказал матрицу с таким учётом чтобы в бутылку влезало чуть больше литра. Зачем матрица? А затем, что бутылка будет не круглая в сечении, а квадратная, как литровая бутылка от виски. Тут без матрицы уже не выдуть.

Ну, на этом Иваницкий не должен был останавливаться, и в Москву должен был заехать, там тоже несколько стекольных заводов есть. Все же в следующем году Сашка хотел производство масла утроить почти. В Богородицком тоже все площади отвести под подсолнечник в первый год, чтобы севооборот начать нормальный. А шестьсот тон масла в литровых бутылках — это, если что 600 000 бутылок. Ни один завод такое не потянет. Да вся страна не потянет. Но пусть тот же Мальцев расширяет завод, если есть постоянный спрос, а спрос на подсолнечное масло оказался вполне себе, весной уже откупщики пожаловали, чтобы на крню ещё урожай купить.

Событие шестое

К тому моменту, когда мужчина понимает, что, возможно, его отец был всё-таки прав, у него обычно уже есть сын, который считает, что он не прав.

Чарльз Уодсворт

— Николай Иванович, рад что вы решили посетить наш уголок, — к первому по прибытии к зданию больницы подошёл Сашка к новому губернатору Тульской губернии. Фамилия у товарища интересная. А с точки зрения того, что Кох задумал, так вдвойне интересней.

— Попробуй к вам, Ваша Светлость, не заехать, мигом места лишишься. Эвон чего построили. Слышал к завтрему уже первые… м… постояльцы пожалуют в сей дворец. Слухи ходят, что и из монарших семей Европы будут… м… м… страждущие.

— Тоже слышал. Я в политику не лезу, дорогой Николай Иванович, мне недосуг. Это всё господин Пирогов, на нём был список… м… паци… э… гостей.

— Хорошее слово «гостей», пойдёмте, Александр Сергеевич, подойдём к нашему светилу медицинскому.

Николай Иванович Крузенштерн — генерал-майор, и сын того самого Ивана Фёдоровича Крузенштерна, который первый из наших шарик обогнул, посеменил к стоящему у импровизированных ворот в больничный городок директору больницы и Пульмонологического центра Пирогову, тоже Николаю Ивановичу. На грудь губернатора смотреть страшно, она вся в крестах и звёздах. Сашка попробовал пересчитать — двенадцать орденов. Может у кого больше в России и есть, но Сашка их не знал. И это не паркетные ордена, а все боевые и заслуженные, и плюсом золотая наградная сабля на боку. А говорят на детях природа отдыхает. Тут явно исключение сделала.

Самое интересное, что до этого Тулой рулил и совсем уж необычный человек. Три года назад был назначен исправляющим должность тульского военного и гражданского губернатора генерал-майор Муравьёв-Амурский, Николай Николаевич. Хотя пока ещё не Амурский. Это сейчас он в Красноярске и назначен генерал-губернатором Восточной Сибири. Первым делом Муравьёв проехал по губернии и обследовал сельское хозяйство, которое находилось в полном упадке. После этого совершил странный с точки зрения Сашки поступок, из-за которого они даже поругались. Муравьёв учредил в Туле губернское общество сельского хозяйства и поднял вопрос об освобождении крестьян: девять помещиков подписали подготовленный с подачи Муравьёва адрес (обращение) государю. Сашка этот документ подписывать отказался. Губернатор надо отдать ему должное саблей не махал и ногами не топал, но брови супонил. Пытался Виктор Германович пример Аракчеева привести, у того крепостные очень неплохо жили. Показывал, как люди живут в его деревнях и сёлах. Не от того зависит, есть крепостное право или нет, а от грамотности и усердия людей. Вон, в Прибалтике крепостное право ещё Александр отменил. И как водится без земли. Так люди стали гораздо хуже жить и попросту превратились в батраков. Нахрен умирающему с голоду свобода. Даже попытался уговорить того на создание в России, в Туле, института Сельского хозяйства… Только услышан не был. Единственное, что Сашка ему всё же в голову вбил, чтобы он по прибытию в Красноярск прочёл отчёты Невельского. Сто процентов прочтёт, и вдруг сложит два и два и задумается, откуда этот Болоховский мог знать о Сахалине и проливе Невельского, когда ещё Невельской этот пролив не открыл. Думал Сашка, что сразу ему письмо Муравьёв напишет и советы будет спрашивать, а вот уже 1849 год и нет писем от генерала. Великим историком Кох не был и решил, что может Невельской ещё и сейчас не обследовал устье Амура и Сахалин.

Пирогов был на взводе. Не публичный человек. Зря может Кох его уговорил стать директором больницы. Нет, с точки зрения рекламы да, фамилия известная в стране. А вот сам человек не пробивной, не умеет воспользоваться своим авторитетом и авторитетом Аньки. Нужно бы ему такого заместителя, как Иваницкий подобрать. Золото, а не человек. Так Сашке он и самому нужен. Сейчас в Англии… Позже об этом.

— Карл Иванович, а вы чего с ноги на ногу переминаетесь, вам чего волноваться, эвон какой шедевральный шедевр отгрохали. По этой больнице в будущем докторские диссертации будут защищать. Неоклассицизм барочный.

— Шутите, Александр Сергеевич, я только что узнал, что…

— Всё пропало, гипс снимают? — решил стучащего зубами Росси Сашка подбодрить. А тот оказывается не смотрел «Бриллиантовую руку». Эх, темнота лета не видел.

— Завтра сам Государь в Тулу прибывает и намерен наш центр посетить, — перешёл на свистящий шёпот старенький архитектор.

— Хрена се!

— Что простите, это на каком языке? — точно темнота.

— На великом и могучем. Но я только с губернатором разговаривал, и он мне ничего не сказал, вон с Пироговым говор… — Ага уже не разговаривает, а сюда оба два бегут. Началось в колхозе утро.

— Александр Сергеевич! Беда! — это Крузенштерн. Ну, вот, а Сашка его только хвалил за боевые ордена.

— Чего уж «Беда». Наоборот. Это такой хитрый рекламный ход со стороны Государя императора.

— Какой ход. Вы больны что ли, Александр Сергеевич, завтра сюда Государь приедет, а губерния совершенно не готова к приёму!

— Трава в зелёный цвет не покрашена?

— Вам всё шуточки, а тут император! Я срочно в Тулу!

— Стоять! Ой, извините, Ваше Превосходительство, нервы. Ничего за час не изменится. Перед смертью не надышишься. Зато у вас будет козырь в разговоре с Николаем Павловичем — вы были на открытии первого в Мире Пульмонологического центра, в строительстве которого принимали самое деятельное участие. — И это было правда. Чем мог, Крузенштерн помогал. Организовал подвоз материалов, организовал строительство кирпичного завода в Туле и расширение двух лесопилок. Без его помощи хрен бы за такое короткое время управились.

— Хм…

— Ну, открытие — это час, ничего за час не изменится, я вас на своей карете отправлю с шестеркой фризов. К утру будете в Туле. Всяко быстрее, чем если сейчас на вашей таратайке сорвётесь.

А слух в народ уже просочился. Народ стал в кучки сбиваться.

— Начинаем. Карл Иванович, командуйте.

Событие седьмое

Сколько злым людям не угождай, они всё-равно добрее не станут… Максимум, на что они способны — замаскироваться, нацепив овечью шкуру.

— Саш, что будет теперь? — Анька села перед креслом, на котором Кох с прожектом в руке сидел, на корточки и глазами своими жёлтыми его взгляд от бумаги перехватила.

— Ну, денег больше заработаем. Может тебе ещё один орден дадут. Да, нормально всё будет, чего вы все дёргаетесь? Он хороший человек. Не тем путём пошёл, и решил все один делать. Ну, ведь трудоголиком и хорошим человеком быть не перестал.

— Шутишь, он завтра здесь будет!

— Ань, ты его сколько? четыре раза видела? и ничего он тебе ни разу плохого не сделал, только награждал и хвалил. Что изменилось? Мы такое неподъёмное дело совершили. Мы его империю на весь мир прославили. Он целовать и обнимать тебя будет.

— Страшно. Я каждый раз тряслась, он глянет своими ледяными глазами, как глянет с небес откуда-то. Так всё обмирает внутри. Это же Государь! А тебе не страшно разве? — он вырвала у него листок с проектом строительства завода по производству уксуса из древесины. Давно пора было построить, да то одно, то другое.

Сашка притянул кикимору к себе и усадил на колени.

— Анька, мы с тобой взрослые люди. Старые почти. Тебе тридцать семь лет. Мы не нарушаем законов, не воруем. Мы чего тут только не понаделали. Ему понравится, и он тебя точно наградит. У тебя же нет настоящих орденов. Вот Станислава даст. Его за такую больницу не жалко.

— Саш, я же серьёзно. А тут ещё ты весною уезжаешь, тебе точно в эту Англию надо.

— М… Точно надо. Тебе не скажу. Нет не потому, что ты проболтаться можешь, а потому что за тебя опасаюсь.

— А почему мне с тобой нельзя? Всегда вместе ездили…

— Ань, не начинай. Я поеду в Англию с Уланом, его детьми и ещё сотней молодых калмыков. И поеду не я, а дархан Дондук. Ну и представь все мы калмыки и тут ты такая красивая. Вся маскировка коту под хвост.

— Саш, а если тебя там узнают? — Анька уселась ему на колени и ещё свои жёлтые глаза приблизила. Жуть. Жуть, как красиво. Сашка не удержался и в остренький носик её чмокнул.

— Ничего со мной не случится. Через полгода примерно вернёмся. А ты тут рули. Ну, люди помогут. Только с Ершова не слезай, если он за три месяца, как обещал пятую книгу про Конька-горбунка не напишет, выгони его с работы. И Пушкин, чтобы вторую часть Руслана и Людмилы закончил. Этих двух оболтусов нужно в ежовых рукавицах держать, лодыри.

— Ага, в ершовых рукавицах.

— А почему только калмыки? — встала уже Анька, но вопрос серьёзный задала. Сашка на него ответить, чтобы не разболтать весь план не мог. В очередной раз состроил скорбное лицо и развёл руками.

— Тайна. Надо так. Ань не начинай. Вернусь и если всё получится, то расскажу. Ты лучше иди как собиралась с Машкой платье перешивайте, вот если у тебя перед Государем оно расползётся, то это будет казус белли мне придётся его убить.

— Дурень. Но правильно. Пошла я. А то Ершов ругаться будет. Машку на весь день у него похитила.

А чего дело житейское. Приехал двенадцать лет назад молодой выпускник университета и начинающий поэт Ершов Пётр Павлович в Болоховское директором школы по приглашению баронессы Серёгиной и дархана Дондука, а тут Машка вся такая высокая и красивая… Ну и охомутала парня. Теперь трое детей у директора и… четыре полноценных сказки в стихах, где главным героем всё тот же волшебный конёк-Горбунок.

Так почему калмыки? А потому, что князь Болоховский, как и барон Карл Фридрих Иероним фон Мюнхгаузен решил объявить Англии войну. Точнее решил вмешаться в Крымскую войну, которую в Англии назовут Восточной.

Но чтобы объявить войну нужно быть правителем государства. Вот для этого и нужны калмыки. Запутанная история, но куда спешить — распутается. Главное в конце, после победы над королевством Великобритания, не получить по шапке от Николая или от Александра, если Николай умрёт, как и в реальной истории.