Событие пятнадцатое
Взгляните на вещи как немцы — реально.
Гоголь
Про то, что собирается в Пульмонологический центр прибыть какая-то монаршая особа, не врали. Николай привёз её с собой. Фридерика Луиза Вильгельмина Амалия Прусская. Бабушка такая. Бледная и кашляющая. Хотя — тетка пусть. Она внучка Фридриха Вильгельма и получается… Блин! То ли тётка Александре Фёдоровне — Государыне Российской, то ли троюродная сестра? Или двоюродная? Там этих пруссаков плодовитых половина Пруссии, куда ни плюнь — принцесса или королевна.
Ну, да не важно. Привезли с десятком служанок и компаньонш, даже негр один есть среди слуг. Где же мы всех вас хоронить… а, размещать будем.
Сашка не ошибся. Николай Павлович Анну наградил орденом Станислава. При этом, надо отдать Палычу должное, не поскупился, и всё за ту же больницу наградил и Росси, и Пирогова. И даже князя Болоховского не забыл. Всем по Станиславу. На этом дождь наград не закончился. Анька авансом получила прусский орден. Эта самая принцесса пятидесятилетняя привезла его с собой.
Называется — женский орден Луизы (Luisenorden). Учрежден, как объявила принцесса Амалия при вручении, 3 августа 1814 года королем Фридрихом Вильгельмом во время освободительной войны с Наполеоном в честь своей, умершей в 1810 году супруги королевы Луизы. Это такой крест чёрный, а в центре окружённый звёздами на синем поле инициал L. Сашке висюльку немецкую не дали. Так и не женщина. Крест ему не понравился, эдакий гитлеровский.
Николай ничего плохого не сделал Сашке. Осмотрел телеграф, осмотрел больницу и все три военных училища, даже завод по производству подсолнечного масла весь облазил, перемазавшись в дёгте и в самом масле, и сам попробовал давить масло на прессе. И отхлебнув потом из кринки, куда надавили, долго перекатывал продукт в роте царственном и облизывался. Похвалил. «C’est bon». Говорили вообще почти всё время на языке Фантомаса. Ну, за девятнадцать лет Кох лягушачий язык выучил. В Питер Николай Павлович увёз с собой пуд халвы. Тара такая. Оптом же Сашка в основном торгует. Не полупустую же коробку давать — дарить. И самое главное — он (Ле император) продиктовал тому самому писарчуку договор с князем Болоховским о строительстве за счёт казны сим князем телеграфа буквопечатающего от Тулы до Санкт-Петербурга с поэтапным вводом в эксплуатацию. Срок два года. Кох просил три. И рык услышал, правда, в первый и последний раз.
Почти месяц после этого Сашка бегал по губернии, и до Москвы даже добегал, с организацией этого строительства. Тут Росси на поможет. Тут нужны десятки тысяч, а то и миллионы столбов телеграфных. Нужен креозот. Ну и проволока. Повезло, что Россия. С двумя вещами в ней точно проблем нет с деревом и всем, что из дерева делают. Креозот же из дерева?
Обломался. Креозот ещё толком никто не получает. Его недавно немцы только открыли. А чем тогда шпалы на Николаевской железной дороге строящейся пропитывают? Вот для этого поездка в Москву и понадобилась. Пришлось разбираться. Нужна та самая сухая перегонка древесины. И строить завод нужно в Карпатах. Нужен бук. Ну или нужно коксовое производство налаживать. Не время, да и нет угля нормального в Туле. А завод — это постоянное присутствие Сашки. В России просто специалистов нет. А тут? Какие, нахрихтен беобахтен, Карпаты? Пришлось искать в Московском университете Сашке человека, который знаком пусть и по переписке с тем самым открывателем креозота Карлом Рейнбахером (Carl Reichenbach). Хоть тут повезло. У немца в Филлингене и Хаусахе в регионе Шварцвальд на юге Германии, а теперь ещё и в Бадене, есть металлургические предприятия, на которых креозот является ненужным побочным продуктом. Весь объём на годы вперёд Сашка у него скупил. До Варшавы есть железная дорога. А вот дальше русский господин, как хотите, перевозите сами. Будет в дубовых бочках. Ничего, своё дотащим. Общаясь с немцем, Сашка разорился на курьерах. Там в Европе телеграф, а здесь до Варшавы только галопом.
Но от идеи построить свой завод по производству уксуса из древесины прямой перегонкой Кох не отказался, с тем же Рейнбахером он параллельно заключил второй договор о поставке из Бадена оборудования для этого заводика и установке его и наладке под Тулой силами дойчей. Пней после раскорчёвки леса и прочих отходов лесозаготовки всегда в избытке, сейчас просто сжигаются, а тут пользу начнут приносить. Заводик свечной можно будет всё-таки построить, будет уксус и можно стеарин получать в промышленных объёмах. И это никак его ламповому бизнесу не повредит. В церквях никто ламп не зажигает, там по-прежнему используют свечи и дешёвый стеарин выбьет с рынка все остальные свечи. А воск, который сейчас десятки его пасек выдают? Ну, полно применения кроме свечей. Вощёная бумага, например, нет же полиэтиленов мешочков. Пропитка кожи, чтобы сделать водонепроницаемой. Полировка мебели и паркета. Ну и на Запад кто мешает продавать? Там с руками отрывают.
Плюсом своего заводика по сухой перегонке древесины будут и побочные продукты, там ведь, если что, получается приличное количество скипидара. Это ещё больше снизит цену на его спирт светильный. Если берёзу перегонять, то дёготь получится. Так что сто тысяч рублей, что запросил жадный немец за строительство завода по перегонке древесины Сашка не пожалел. Их нет, но банк под залог всех его имений выдал требуемую сумму. Ничего. В следующем году Пульмонологический центр опять под миллион рублей принесёт. Из них и проценты можно погасить и сам кредит отдать. А заводик-то уже будет работать!
Событие шестнадцатое
«Я никогда не встречал русских, которые грустят. Стоило мне представиться, назвать свою профессию и родной город, как они все начинали дико ржать, не понимаю почему.»
Хулио, гондольер из Гондураса
Он мне не друг и не родственник —
Он мне заклятый враг,
Очкастый частный собственник
В зелёных, серых, белых «Жигулях».
Вспомнилась песня товарища Высоцкого. Это к транспорту. Перед походом посольства Великого посла Великого хана Великого Джунгарского ханства к последнему морю Сашка решил смотр конезаводства своего провести. Именно на лошадях решил он с сотней калмыков добираться до Одессы.
Сказать, что формирование новой породы лошадей закончено, так нет ещё. Но и обратное сказать нельзя. Существует два табуна лошадей. В одном, как бы элита, которая полностью соответствует заданным Сашкой параметрам. Во втором отбраковка, но отбор очень строгий, и это не калек мелких табун, а табул высоких, мощных и красивых лошадей. Параметры простые. Рост в холке — 175–195 сантиметров. Цвет — вороной. Допускаются мелкие пятна на брюхе или морде. И обязательно мохнатые ноги. Фризы порода красивая. Но там высота жеребцов еле дотягивает до 175 сантиметров, а кобылы и по 160 бывают. Кровь шайров, битюгов и Суффолков с Клайдсдейлами добавила роста и мощи, но подпортила масть. Потому и два табуна. И табуны почти одинаковые по количеству. В обоих по двести примерно представителей транспортных средств. Раз в четыре года табун удваивается и к началу войны, если вдруг что-то пойдёт не так, и придётся воевать на суше, то Сашка сможет армии поставить приличное количество тяжеловозов для транспортировки артиллерии.
Сейчас ему с Аюком и Уланом нужно было отобрать для перехода к Новороссии сто двадцать лошадей. Сто десять калмыков поплывут дальше на пароходе, ну или чего подвернётся под руку, а десяток пастухов погонят коней назад.
— Может продать по дороге часть? Тех, которые совсем породе не соответствуют. На овсе разоримся, — оглядывая со смотровой вышки второй табун в подзорную трубу, предложил Сашка главным калмыкам.
— Плодать мозно. Цё не продать. Однако в том году какого класавца плинесла Пестлая, — отрицательно покрутил головой главный табунщик. Старенький уже, весь белый. Особенно усики и небольшая бородка.
— Аюк, не жадничай. Это единичный случай. Давайте, отберём те сто двадцать на которых поскачем, и из них тех, которых попробуем продать по дороге. Тоже ведь не простое занятие. Не у каждого в кармане лежит полторы тысячи серебряных рублей, чтобы эдакого монстра себе прикупить. Москва город большой, возможно несколько там купят. Я подумаю про обратный маршрут, так чтобы он через крупные города проходил.
Весь день отбирали. И на следующий отбирали. Эта кобыла намечена на продолжение породы в этом году. Этого жеребца нельзя, этот медленный, всех тормозить будет. Чистых шайров вообще нельзя. В результате из бракованного табуна сто двадцать лошадей не нашли. Всего восемьдесят семь. Пришлось на четвёртый день скрепя сердце отбирать жеребцов из породистого табуна. Хуже нет. Аюк матерится на всех мировых языках, некоторые выражения, которые до того Сашка не слышал, даже записал. Ввернёт на приёме у королевской башки английской. Отобрали. При этом Сашка и сам в конце понял, что этот поход замедлит на год почти создание табуна в тысячу лошадей породы Будёновская, как её Сашка обозвал. Нет, Болоховская не звучит. Блёкло как-то. Пусть будет Будёновская.
Отобрали, поплакали и тут в отпуск приехал их старший сын, ну, Ксении и Николая Ивановича старший сын — Николай. Он дослужился уже до капитана. Не гвардеец — обычный артиллерист в обычном полку. И сам в гвардию не рвался и Сашка с Анькой его отговаривали. Столица с её соблазнами и жизнь гвардейских офицеров — это испытание, которые не все могут пройти, тем более воспитаны были Болоховские совсем по-другому. Ни пристрастия к алкоголю, ни к табаку, ни к играм азартным. Будут в гвардии белыми воронами и вечно подначивать их будут. Что ты и за Государя императора пить с нами не будешь? Да я тебя, сопляк, за это на дуэль вызываю. Николя его убьёт или ранит. Его в отличие от великовозрастного повесы учили лучшие учителя в стране, и он учился годами. Можно сказать даже десятилетиями. Убьёт и чего? Разжалуют и на Кавказ. Под чеченские пули? Зачем? Примерно так на семейном совете и сошлись. Сейчас Николай служит в первом батальоне 65-го пехотного Московского Его Величества полку. Командир батареи 12-ти фунтовых орудий. Для транспортировки пушек князь Болоховский подарил полку двенадцать выбракованных по масти здоровущих коней. Мало, конечно, но больше не взяли. Не прокормить, мол. Они — эти двенадцать овса съедают, как полсотни обычных лошадок. Сашка посмеялся и теперь присылает каждые три месяца овса в полк несколько подвод, для своих бывших лошадок. Мы в ответе за тех, кого… вырастили.
Мать, её за ногу, она же Анька, рассказала Николаю, что Сашка рано весной уезжает на целом табуне с целой толпой калмыков незнамо куда и ей не говорит.
Сын выслушал, а потом отвёл папана воздухом подышать и предупредил.
— Назад кони могут не все вернуться, а то и вообще никто не вернётся.
— Это как? — Сашка про преступность слышал, естественно, но напасть на огромный табун под охраной десятка очень хорошо вооружённых и боевых калмыков, это надо приличную банду иметь. — Цыгане сведут?
— Не, папан, всё проще. По дороге любой офицер из снабжения увидит эту красоту и захочет конфисковать. Выдаст калмыкам расписку, что мол конфискованы по служебной надобности, за деньгами обратиться в полковую канцелярию. А там дадут сорок рублей ассигнациями. Лошадь мол была старая и хромая. Только траты на неё. Забили уже. А сами, понятно, на рынок и продадут за тысячу, побыстрее, чтобы без торга.
— Хрена се! А ведь прав ты, Колька. Могут покуситься. Да, правду говорят, что не ту страну назвали Гондурасом.
Событие семнадцатое
«Без бумажки ты букашка, а с бумажкой человек»
Вахтёрша общественного туалета
Колька пробыл дома неделю. Оказывается, жениться надумал. Просил предков приехать в Москву пообщаться с будущими родственниками. Зовут главу семейства стремно, но громко. Граф Максимилиан Карлович Цёге-фон-Мантейфель.
— Николай, ты попроще не мог фамилию у дивчины выбрать? — Сашка попытался с ходу выговорить фамилию будущих родственников. — А как невесту зовут? Не Клара?
— Почему Клара? — сморщил нос жених. Обиделся.
— Ну, Карл у Клары украл кораллы, а Клара у Карла украла кларнет, — вспомнил свои поговорки Сашки.
— Нет, её, как маман зовут, Анна. Анна Максимилиановна.
— И чем Максимилиан Карлович занимается? — вставила свой рубль и Анька. Не отнять у кикиморы практичности.
— Он преподаватель в Московском университете. Медицину преподаёт. А дед живёт в своих имениях в Эстляндской губернии, занимается сельским хозяйством. Приедет если на свадьбу, то опытом обменяетесь.
— А чего, съездим. Вместе с тобой и отправимся. В свете того, как ты меня запугал, нужно мне и матери твоей старые связи поднять. Заручиться парой бумаг, чтобы при прочтении оных у предполагаемых конокрадов самопроизвольное опустошение мочевого пузыря произошло. А тесть твой их потом лечить будет за большие деньги.
Сашка и действительно эту угрозу оценил, как вполне реальную и серьёзную. Подумал, перебрал больших шишек, от которых можно получить грозную бумагу не особо объясняя, а какого хрена ты, князь, сто двадцать коней стоимостью в сумме под двести тысяч серебряных рублей гоняешь по стране туда — обратно? Первой шишкой был губернатор Тулы Крузенштерн.
Мимо Тулы в Москву не проедешь. К нему первому и заглянули.
— Слыхал о таком, Александр Сергеевич, везде есть нечистые на руку люди, есть и в армии. Только не пойму я, что бы я мог в такой… (филькиной грамоте) справке написать.
— Не справка, указание провести рейд конницы до Одессы и обратно, дабы понимать риски перемещение больших отрядов в случае военных действий. Наши действия в Венгрии наглядный пример, что такие перемещения возможны, — завёл за камень рака Сашка.
— А на самом деле? — не получилось. Рак торчал из-за камушка.
— Мне необходимо для дальнейшей работы по выведению породы Будёновская определить выносливость лошадей этой породы, — ну сейчас только придумал Кох, но и самому понравилось. А ведь правда — это отличный способ проверки и выбраковки.
— Ну, это другое дело. А в ящике чего ваши башибузуки занесли?
— Это халва. Государю понравилась. Восточная такая сладость, начали изготавливать на продажу из выращиваемого у меня подсолнуха. Взятка такая. А знаете Николай Иванович русскую пословицу «Остаться с носом»? А откуда пошла? Ага? Сейчас поведаю, просители приносили с собой, спрятав где-нибудь под полой вещь или деньги, называлось вежливо «приносом», или, по-другому, «носом». Если дьяк или судья принимал «нос», можно было надеяться на благоприятное решение. А остаться с носом — это если чиновник взятку не взял и положительного эффекта достичь не удалось.
Так что, оставите меня с носом или поможете в развитие коневодства вверенной вам губернии? — Ну, дурню чего дурнем прикидываться. Такой на вид и есть.
— Смешно. Не знал. И что же мне написать в сей бумаге?
— А всю правду, Ваше Превосходительство. Что по вашему указанию проводится выбраковка племенного стада, и что любое воспрепятствование этому будет считаться преступлением и прямым нарушением указа Государя императора о развитии сельского хозяйства в губернии. — Сашка ткнул пальцем в потолок.
— А ведь всё так и есть. Лично мне говаривал на днях Николай Павлович озаботиться развитием Сельского хозяйства, и вас, Александр Сергеевич, в пример ставил. Немедленно дам команду такой указ подготовить. А за халву спасибо. С Николаем Павловичем вот три дня назад здесь чай пивали с халвой вашей. Вкусно, ничего не скажешь. Так что, с носом я останусь.
В Москве влиятельных друзей у Сашки не было. Ну, разве Перевощиков Дмитрий Матвеевич — ректор Московского университета и академик Петербургской академии наук. Именно через него Сашке удалось связаться с немцем– открывателем креозота Карлом Рейнбахером (Carl Reichenbach). Дмитрий Матвеевич был механиком и математиком, и новый завод его заинтересовал.
Показал Виктор Германович ему писульку от Крузенштерна и попросил похожую написать, рассказав о своих страхах элитного табуна лишиться.
— Быстрее бы уж построили железную дорогу. Весь транспорт — лошади. Отстаём от Европы. Всё на лошадях ездим. А американцы вон паровой экскаватор привезли. Так он за сотню рабочих на строительстве дороги работает. Специально ездил смотреть. Сила. В паре будущее. Вам, Александр Сергеевич, конечно, помогу. Мне ничего не стоит, а вам может и впрямь поможет. А теперь, раз это обговорили, расскажите, как Ленц отнесся к предложению Государя по строительству телеграфа?