Аномалия

Глава 11

Выдержать насмешливый взгляд Потапова становится все сложнее. Чтобы хоть как-то вырулить этот неловкий момент, я тянусь к хрящикам и с удовольствием разжевываю еще незабытое лакомство, еле сдерживая стон наслаждения. Ан нет, не сдерживаю. Хотя, возможно, со стороны это кажется стоном болеющего человека.

Вот только неловкость состоит в том, что мой хруст слышен в соседней квартире. Нехотя перевожу взгляд на усевшегося за стол рядом со мной Айболита.

– Это тоже в лечебных целях. Хрящи – коллаген для моей прекрасной кожи. А вообще не надо на меня так смотреть. Даже путнику во время поста разрешалось есть мясо. Что уж говорить про больного человека. Так что я совсем не «пи», которая здаболка. Всего лишь одна маленькая курочка.

– Вообще-то она весила полтора килограмма, – серьезно?!

– Ну я же говорю, маленькая.

– Как?

– Что?

– Как можно было ее съесть целиком за раз с твоей комплекцией?

– Как, как: руками и ртом. Я разделала ее и приняла как лекарство. И вообще-то, одной ножки и крыла не было.

– Ну извини, что съел.

– Да ничего страшного. Я не жадная. Кстати, кожу надо снимать с курицы. В ней куча холестерина и хлорных соединений, которыми обрабатываю курицу.

– Я в курсе, – невозмутимо произносит Потапов, не отводя от меня взгляда. – Но так как я варил ее для тебя, решил оставить.

– Я так и подумала, – подыгрываю в ответ, не зная куда себя деть. – Ну что вы так на меня смотрите? Хотите?

– Что?

– Кушать.

– Кушать? – мне кажется или он меня сейчас грохнет? Если до этого Потапов был просто хмурым, но с проблесками насмешки, то теперь он сжимает руки в кулаки. – Вот тут на косточке осталось немного мяса. Да и кожу можете съесть, если голодны, – не туда меня ведет. Совсем не туда.

– Ну раз ты уже включила режим дуры, значит определенно есть положительная динамика.

– А то. Вот что курочка животворящая, напичканная антибиотиками, делает, – тянусь к салфеткам и вытираю руки. – Что там с моими анализами?

Потапов молча подает мне телефон, но как только я хочу увеличить картинку, он грубо отстраняет мою ладонь.

– Куда? Руки жирные, – ну и козел. Однако сам увеличивает мне фото анализов. И ничего там удивительного нет. Собственно, что и требовалось доказать.

– Ну, я же говорила, это не вирус. Лейкоцитоз, нейтрофилез. А СРБ вообще зашкаливает. Гоните антибиотик, Сергей Александрович. В смысле, дайте, пожалуйста.

– Иди в спальню и раздевайся.

– В смысле?

– В прямом. Я послушаю твои легкие.

– Там за ночь ничего не изменилось. Они не подросли. Им в принципе уже некуда расти.

– Они?

– Сиськи. Все равно их не увидите.

– Ты начинаешь конкретно выводить меня из себя. Считаю до пяти.

А ведь и вправду я знакома с ним меньше недели, стало быть, совсем не знаю. На черта его подначиваю и веду себя как капризный ребенок?

Аккуратно встаю из-за стола и иду в ванную. Мою руки и возвращаюсь в спальню. Стягиваю с себя футболку и поворачиваюсь спиной, обхватывая себя спереди руками.

– Поднимись.

Встаю с кровати, но не спешу поворачиваться. Вздрагиваю, как только мембрана стетоскопа соприкасается с кожей спины. Чувство такое, что я стою так вечность. Я совершенно не помню, как он аускультировал мои легкие вчера.

– Поворачивайся.

Закрываю глаза и нехотя поворачиваюсь к нему. Стремно находиться при нем в одних трусах. И, кажется, что мои руки ничего не прикрывают. А еще готова поклясться, что, если открою глаза, увижу, как он ухмыляется. Стойкое ощущение, что ему нравится не только вводить меня в замешательство, но и видеть меня в уязвленном положении.

Так, стоп. Мне показалось или он только что провел пальцами по моей коже чуть ниже груди? Угомонись, Гергердт!

Делаю глубокий вдох, к моему облечению не ударяюсь в приступ кашля, и только сейчас осознаю, что от Потапова пахнет не сигаретами, а парфюмом. Приятным. Он специально курил в машине, чтобы вывести меня из себя или…

– Одевайся.

Повторять мне не нужно, через считанные секунды я уже сижу на кровати в футболке, а Потапов подносит к моему лбу электронный термометр, который тут же подает громкий сигнал. Только хочу спросить его, какая у меня температура, как он молча показывает мне экран: тридцать восемь.

– Ложись на живот и оголяй ягодицы.

Ну нет! Только не это. Будь тут любой другой – запросто. Но не Потапов!

– Не надо мне антибиотик внутримышечно. Купите, пожалуйста, таблетки.

– Раз, два, три…

Сукин сын! Ложусь на живот, но трусы спускать не спешу. Облезет. Равно как и Потапов не спешит ко мне подходить. Видимо, разводит антибиотик.

– Ну и? – слышу рядом с собой. Недолго музыка играла. Нехотя спускаю трусы.

Мне кажется или проходит вечность прежде, чем я ощущаю на своей ягодице спиртовую салфетку? А сейчас мне снова кажется или он протирает не верхний правый квадрат, а всю ягодицу? Или он вообще ее трогает? Да прям. Задницу, что ли, никто не видел? Кто бы там его кем ни считал, баб у него пруд пруди. К гадалке не ходи. Не нужна ему моя пятая точка.

Но почему это все так долго? И когда он мне уже вколет антибиотик?

– Можешь натягивать трусы, – в смысле? Я даже не почувствовала укол. Быстро надеваю белье и поворачиваюсь к Потапову. В руках у него пустой шприц. – Хотя, могла вообще не стягивать, а оттянуть в сторону, оголив совсем чуть-чуть, – насмешливо бросает он, а до меня только сейчас доходит, что я полная дура.

– Конечно, могла, но мне вас жалко стало.

– Поясни.

– Когда вы еще увидите такую красивую попу? Спойлер: никогда. Поэтому вот вам моя благодарность за ваше лечение.

– Жопа в ответ на лечение. Хм, выходит какая-то…жопа.

– Поправочка. Красивая попа.

Кажется, я впервые вижу на хмуром лице Потапова не наглую ухмылку, а явную улыбку, которую он на удивление не скрывает.

На одной пятой точке дело не останавливается. Вторая по счету капельница и удачное попадание в вену.

– На кухне я оставил лекарства. Выпей. И морс тоже.

Не знаю, зачем стала рассматривать свои нижние девяносто в зеркале, как только осталась одна. Скорее всего, мне хотелось увидеть на заднице огромную гематому, но я не нашла ничего. И даже следа от укола. Паранойя или он просто так меня раздел? Вот же сукин сын.

Я была уверена, что он больше здесь не появится, а на кухне я найду антибиотик в таблетках. Но нет. Антибиотика там не оказалось. Потапов появляется все так же дважды в день и в субботу, и в воскресенье.

И вот сегодня меня уже подмывает прервать это затянувшееся молчание и игру в пациентку и врача.

– В капельницах антибиотик. И вы мне его капали в первый день? Так?

– Так.

– А что вы мне кололи внутримышечно, Сергей Александрович? – скрыть сарказм в голосе мне не удается.

– Антипиздоболин, – вот же козел. Хотя, сама «умница», могла не стягивать с себя трусы.

– Себе бы тоже стоило уколоть, не находите?

– Не нахожу. Зато я нахожу в твоей квартире кучу пыли.

– И?

– Заболела ты в понедельник. Пришел я к тебе в четверг. За четыре дня никогда не накопится столько пыли и беспорядка.

– Чувствую, вы к чему-то ведете.

– Безусловно. Помнишь я сказал, что потребую взамен то, что тебе будет неприятно?

– Помню.

– Угадай что это будет?

– Шопинг?

– Нет.

– Поход в кинотеатры?

– Нет.

– Неужели в ресторан поведете?

– Нет, – все так же спокойно отвечает он, не отводя от меня взгляд.

– Повезете меня на море? Мальдивы? ОАЭ? – Боже, я тронулась умом, иначе как объяснить, что мне нравится, что аномальный улыбается. – Ну я не знаю, что еще мне в этой жизни неприятно.

– Будешь убирать. Раз в неделю генеральная уборка.

– Пфф… да пожалуйста.

– У меня в квартире, – тут же добавляет он.

А вот теперь мне не нравится то, что моя улыбка исчезла в неизвестном направлении, а его стала еще шире. С какой вероятностью он говорит об этом серьезно? Надеюсь, с нулевой.

– До завтра, Эля.

Он в очередной раз появляется дважды воскресенье и, о чудо, переводит меня на таблетки.

– Что теперь скажете, Сергей Александрович?

– Что ходить тебе на практику как минимум до середины августа.

– С какой стати?

– С такой, что ты пропустишь полторы недели. Болезнь не засчитывают в качестве практики.

– Да?

– К твоему несчастью, да.

– Поправочка – к нашему общему.

– Ну, может быть и так. В среду я жду тебя на практике.

– Почему не во вторник?

– Даю тебе еще два дня на психологическую подготовку и реабилитацию.

– Боже, мне страшно.

– Правильно, бойся меня. Как придешь в больницу, топай в функционалку. Там тебе сделают рентген. Я договорюсь.

***

Понедельник далеко не всегда тяжелый день. Он встречает меня почти хорошим самочувствием. А уж когда я впервые за последнее время выхожу на улицу, чтобы просто сесть на лавочку, жизнь кажется чем-то прекрасным. Какие банальные вещи, о которых не задумываешься, когда спокойно дышишь и ничего не болит.

А когда я сдаю очередные украшения и у меня появляются деньги, настроение повышается до предела. Даже несмотря на то, что большую часть мне придется отдать Потапову за тюкнутую машину. И вроде бы мне должно быть плевать, пусть сдает меня ментам, раз мою тачку уже не вернуть. Но это дело принципа – денежной должницей я ему быть не хочу.

Хватит и того, что я ему должна за то, что он меня здесь не бросил умирать и не связался с родителями. Последнее особенно огорчает. Теперь он знает в каком уязвимом положении я нахожусь. И это не может не портить настроение. Равно как и то, что денег на банальную эпиляцию уже не будет. И даже если я устроюсь на какую-нибудь работу, на все, к чему я привыкла, денег не хватит.

И как будто специально, поле очередного движения станка в моей руке, у меня начинает кровоточить коленка.

– Да чтоб тебя!

Кто вообще придумал брить ноги этой дрянью? Откидываю станок в сторону и принимаюсь мыть голову.

Душ, к счастью, меня расслабляет. Когда я выхожу из ванной и окунаюсь в привычные для себя хлопоты о собственном теле, настроение вновь поднимается. Тщательно наношу лосьон на ноги и только хочу снять с себя полотенце, как слышу:

– Внимательность и наблюдательность – одни из самых важных качеств врача. У тебя они плохо развиты.

– Твою мать! – вскрикиваю, когда понимаю, что в углу гостиной на кресле сидит Потапов. Придурок!

– В таком случае, вашу мать.

Ну точно аномальный! Это же надо припереться ко мне втихушку на ночь глядя. Запахиваю полотенце сильнее и перевожу взгляд на Потапова.

– Вы приперлись ко мне на ночь глядя, чтобы спросить о моем самочувствии?

– Нет. Я и так вижу, что ты в порядке. Держи, – через пару шагов он оказывается рядом со мной и протягивает мне папку… с пленками ЭКГ. Ну точно больной. – Открывай любую страницу, выбирай первую попавшуюся одну пленку и расшифровывай.

– Вы, наверное, от меня заразились. Вам бы прилечь, Сергей Александрович. Давайте я вам измеряю температуру?

– От того, как ты ее расшифруешь, зависит очень многое, – как ни в чем не бывало произносит он. – Точнее все.

– Вас не смущает, что я в полотенце?

– Меня нет, – отходит в сторону и садится в кресло. – Считаю до десяти.

Открываю первую попавшуюся пленку и хочется смеяться от того, какую фигню он мне подсовывает. Ясельная группа. Листаю следующую. Ну это уже куда ни шло. Хотя тоже из старшей группы детского сада.

– Я сказал одну. Первую попавшуюся, а не искать то, что ты знаешь.

– Да я все…, – замолкаю, смотря на хмурого Потапова. И тут до меня доходит. Ну хочется дядечке почувствовать себя крутым на фоне тупой меня. Да на, лови, Серожа Потапкин. – Ни фига я не знаю. Я наврала. ЭКГ – не мой конек. Я в этом полный ноль. Довольны?

Готова поклясться, что увидела в его взгляде облегчение. Надо переименовать его обратно в телефонной книге на «Аномального». Диагноз налицо. Я ожидала, что будет какое-то продолжение разговора, но Потапов молча встает и идет в коридор.

– А вы сюда только из-за проверки моих знаний ЭКГ приехали?

– Нет. Бабку навещал. Думаю, дай тебя проверю.

Учитывая, что Мария до сих пор не приехала, антипиздаболина вам, батенька, внутрижопно не хватает. Вслух я, конечно, этого не произношу.

– Держи, – протягивает мне мои ключи. – Не опаздывай.