Глава 25

Глава 25

Мне конец – первая пришедшая на ум мысль, стоило мне только надеть халат и увидеть хмурого Потапова около сестринского поста.

– Убери волосы, – тут же бросает он, не отрывая взгляда от истории болезни, как только я оказываюсь около него.

– Не могу. Я забыла заколку, – вот сейчас я точно получу словесный нагоняй. Но вместо слов Потапов тянется к столу и достает оттуда канцелярскую резинку. Да ладно? Нет, не шутит, судя по тому, что протягивает ее мне.

– Даю пять секунд, чтобы их убрать. В противном случае можешь идти домой и потом отрабатывать, – на удивление спокойно произносит он. В любом другом случае я бы непременно начала пререкаться, но не сейчас, когда за мной реальный косяк.

Убираю волосы под пристальным взглядом Потапова. Однако, его лицо не становится менее хмурым. Напротив. Чувство такое, что он хочет в меня плюнуть.

– Что? – первой не выдерживаю я.

– У тебя грязь на лице. Кать, дай влажные салфетки, – поворачивается к постовой медсестре. Какая еще на фиг грязь?

Но спросить я не успеваю, он берет меня под руку и подводит к окну. Бесцеремонно фиксирует мое лицо за подбородок и принимается грубо его протирать влажными салфетками.

– Ты что творишь?!

– Вытираю грязь.

– Нет на мне никакой грязи.

– Есть, – невозмутимо бросает он, продолжая тереть мое лицо. И как это понимать? И тут до меня доходит, он смывает с меня тональный крем. Ненормальный!

– Ты ничего не перепутал?! Я тебе не девка из подворотни, с которой так можно обращаться.

– С девкой из подворотни я бы не стал в принципе общаться. Тем более тратить на нее госимущество в виде влажных салфеток. Вот так уже похожа на человека. Пусть и рыжего, – только я хочу послать его на три буквы, как он фактически затыкает мне рот, проводя по губам влажной салфеткой.

И ведь не хочется же орать, привлекая к себе внимание. Не придумав ничего дельного, я впиваю в его руку ногти. Но что самое идиотское – ему по барабану. Он продолжает водить уже новой салфеткой по губам.

– Вот теперь можешь идти и работать, – спокойно произносит Потапов, отпустив меня. Я ожидала словесные унижения, но точно не такое. – Дед в конце коридора. Как только закончишь его принимать, маякни мне.

Как будто специально все сговорились. Ни минуты покоя и нескончаемый поток поступающих людей. До того, как Потапов написал, я и думать не думала о корпоративе. Сейчас же я просто мечтаю о нем. Потому что мне тупо хочется присесть и навернуть бокальчик коктейля. Ноги гудят даже в удобных медицинских тапочках. Еще немножко, и я присяду на кровать к прилипчивому одинокому дедушке, не отпускающему меня уже минут двадцать.

– Отпустите девушку, Евгений Викторович, она писать хочет, – резко поворачиваю голову на подошедшего Потапова.

– Что?

– Писать, говорю, хочет, видите, как дергается вся, еле уже удерживает все в себе. Вас же уже давно опросили, а ей надо в туалет. А то напрудит ненароком, а вам потом рядом с лужей лежать.

– Так что ж ты, милая, ничего не сказала? Терпеть нельзя.

Потапов подхватывает меня под руку и ведет за собой не пойми куда.

– Я не просила помощи. Тем более такой.

– Не стоит благодарностей. Передвигай ногами чуть быстрее. Я хочу закончить работу до пяти. На будущее: твое время работы с пациентом ограничено. Деду скучно и некому рассказать про огород, геморрой и как он раньше окучивал баб. Но ты не его платная сиделка. Так может продолжаться полдня. Поэтому свой язык надо высовывать не только, когда пререкаешься со мной. Если сразу не поставишь себя с такими пациентами строго, но вежливо, они сядут тебе на шею. И в момент, когда ты реально не сможешь выслушать, как у него муравьи съели цветы, и скажешь ему об этом, он позабудет о том, что добродушный дед. Еще смотри, чтобы жалобу на тебя не накатал. А уж что в ней придумать – я тебя уверяю, у них хватит ума. Шевели ногами, я есть хочу.

Из-за речи Потапова, которая в общем-то, как бы мне ни хотелось признавать, вполне правдива, я не замечаю, как мы перешли через переход к лифтам к другому корпусу.

– А мы куда?

– На консультацию. Вперед, – пропускает меня первой в лифт.

И стоит дверцам лифта начать закрываться, как в проеме появляется рука. Женская и слегка пухленькая. Сильно слегка. Первой в лифте появляется тележка, а вслед за ней беременная грузная женщина. Примерно такая же как я. Только помноженная на три. Надо при этом видеть лицо Потапова.

– Женщина, у нас лифты старые. Он может встать из-за перегруза. Дождитесь следующего.

Ноль на массу. Двери лифта закрываются, и мы поднимаемся на наш этаж. Ну если быть точной, не совсем наш. И не совсем поднимаемся. Мы застреваем!

С каждой секундой у меня нарастает паника не только от боязни замкнутого пространства, но и от действий беременной, как оказалось, глухонемой женщины. Она хватается за живот и начинает, в прямом смысле, метаться по лифту, пока Потапов с раздражающим меня спокойствием связывается в диспетчером. Беру телефон и понимаю, что связи нет. Этого еще не хватает.

– Если честно, думаю, нам пиздец, – невозмутимо бросает аномальный.

– В смысле?

– В прямом. Когда он застрял в прошлый раз, механики вызволяли пассажиров три часа.

– Ну, на три часа нам хватит воздуха даже в такой жаре. В противном случае ты залезешь в шахту лифта и как супергерой вызволишь нас.

– Нас?

– Ну сначала меня, потом ее. Потому что если сначала ее, ты сорвешь спину и потом на меня тебя не хватит.

– Я отдаю тебе право быть героиней.

– Ну тогда сегодня страна не узнает о герое Сереже Потапкином.

– Замолкни.

Потапов, несмотря на явную неприязнь к женщине, из-за которой мы здесь застряли, принимается не только ее успокаивать, но и вести себя исключительно как врач. Может, ей и на фиг не сдалось измерять пульс и выслушивать сердце, но ее это несомненно отвлекает.

Беру блокнот из ее сумки и пишу интересующие меня вопросы. Дело набирает пренеприятнейшие обороты. Мало того, что тридцать восьмая неделя и тянет живот, так еще и четвертые роды. Ну и вишенка на торте – на полу лифта теперь красуется лужа.

– Скажи, что она просто не выдержала и пописала.

– Скажу. Отлить хочу я, а у нее отошли воды. Герхер, у тебя что по акушерству и гинекологии?

– Гергердт. Сначала я хочу услышать какая у тебя оценка.

– Тройбан. И то только за красивые глаза. Писькины предметы я безбожно прогуливал.

– У меня тоже тройка, – поднимаю на него взгляд и смотрю прямо в эти и вправду красивые глаза.

– Не звезди. Ты на красный диплом идешь. Роды будешь принимать ты, если она решит здесь родить. Тем более ты только-только сдала экзамен по акушерству и гинекологии. У нее в тележке не только одноразовые пеленки есть, но и водка для мужа. Обработаешь свои перчатки и проверяй что там надо.

– А ты вообще врач со стажем. Вот ты и проверяй, и принимай.

– Но не генитальный.

– Но ты же явно чаще, чем я, пихаешь туда руки, когда с кем-то сношаешься.

– Руки?

– Ну пальцы. Вот и проверь раскрытие ее шейки матки. У тебя опыта всяко побольше в женских гениталиях, чем у меня.

– Мы торговаться с тобой будем?

– Ну давай хоть на камень, ножницы, бумага?

– Давай, – неожиданно соглашается он.

Мы можем очень долго так играть и всякий раз будет ничья. Не знаю, как у нас это получается, но результат налицо.

– У меня мама гинеколог. На дух не переношу все, что с этим связано. Я всегда обходил стороной все эти влагалищные истории. И я не хочу это нарушать.

– Поняла. Давайте так, Сергей Александрович, если признаете, что боитесь, что после этой влагалищной истории ваш якорь не сможет подняться, так уж и быть, рулить буду я, – молчит, прожигая меня взглядом. – Ну раз не признаете. Будем вместе познавать сие таинство.

Наверное, если бы не эта ситуация, я бы жуть как паниковала. Но именно страх Потапова меня забавляет. Приятно знать, что что-то может вывести его из равновесия.

Мы кое-как укладываем мечущуюся женщину на пеленки, так чтобы она оперлась спиной о спинку лифта, но положение, мягко говоря, неудобное.

– У тебя телефон тоже не ловит?

– Неа. Знаешь в чем проблема?

– Догадываюсь, – наклонившись к женщине, с явным огорчением произносит Потапов. Кладет руку на ее живот и поднимает на меня взгляд. – У нее схватки. Надо засекать.

– Проблема в том, что у нее могут быть стремительные роды. Если память мне не изменяет, они до двух часов. А учитывая, что это у нее четвертые роды…

– А учитывая, что я снова с тобой в замкнутом пространстве, благо не в шкафу, это непременно закончится так же, как и поход за яйцами.

– Не каркай.

Собираюсь с духом и обрабатываю перчатки водкой. Усаживаюсь и развожу колени женщине. Капец как страшно. Бедные храбрые гинекологи.

– Ну что там?

– Что, что. Писька.

– Дай мне.

– Нет уж. Перчатки у меня.

Капец. Ну она точно родит здесь. Ладно роды, а что делать с пуповиной? По моим глазам Потапов понимает все без слов.

– У меня появилась связь! – слышу его радостный голос. – Мама, привет. Не перебивай меня, пожалуйста. У меня ЧП, – слушать его встревоженный голос одно удовольствие. Вот только один минус. Я тоже хочу знать, что говорит по ту сторону трубки гинеколог.

– Включи на громкую. Я тоже хочу слышать.

Я была уверена, что он пошлет меня, но в лифте неожиданно зазвучал голос его мамы.

– А вообще не дрейфь. Главное – изображай вид бурной деятельности. Положи руку ей на пульс и сделай умное лицо. Ну и на живот тоже иногда клади. Она подумает, что ты профи. Лицо умное не забудь сделать. Никакой паники. И если все-таки дойдет до того, что она родит при тебе – тупо подставляй руки, он сам выйдет из нее. Тем более у нее четвертые роды естественным путем. Главное, не травмируй головку. Не тяни ни за что. И постарайся придерживать промежность рукой, чтобы избежать разрывов. Забудь чему вас учили в университете.

– Было бы что забывать.

– И если уж начнет выходить ребенок, не кривись при виде раскрытой вагины. А то роженица тебя неправильно поймет. Я знаю действенный способ, чтобы потом забыть эту картинку. Не переживай, все будет в нужный момент стоять как надо, – только не ржать. Максимально серьезное лицо, Эля. Но нет, не получается. – Ты не один в лифте? Кто-то еще рядом из врачей?

– Нет. Рядом больная из Гондураса с признаками шизоидной психопатии.

– Простите, пожалуйста. А подскажите, чем нам перевязать, а потом перерезать пуповину? – тут же встреваю я, но к нашему огорчению связь пропадает. – А что она до этого говорила?

– Молиться.

– Блин, ну и чем мы будем ее перевязывать? Ну допустим, перевяжем твоими волосами пуповину, – чего-чего?! – А отрезать ее как?

– Ты говорил, что хотел есть.

– И?

– Значит, ты перегрызешь пуповину. Там и вещества полезные и что-то вроде холодца. Ну мне так представляется. Холодец любишь?

– Гондураска, ты вроде еще не пила.

– Не вам ли говорить, товарищ пиздюн.

Ситуация накаляется до предела. Я начинаю конкретно нервничать, когда осознаю, что время между схваток учащается, а лифт стоит на месте! Что делать с пуповиной?! Колени затекают от такой позы, и я уже готова выть. Что уж говорить про женщину. Вдруг ловлю на себе внимательный взгляд Потапова.

– Что ты на меня так смотришь?

– Вдруг осознал кое-что.

– Что?

– Что моя мама мне кое-кого напоминает. Или наоборот. Сколько помню, папа ей всегда грозит отрезать секатором язык, – ух ты. Я должна радоваться или огорчаться, что похожа на его маму?

– Видимо, угрозы в вашей семье, Сергей Александрович, не эффективны. И кто же вам напомнил вашу матушку? – вместо ответа, Потапов подносит, найденные в сумке у женщины, кусачки для ногтей к моему рту.

– Чик-чик. И ты без языка.

– Я так понимаю, ты этим собрался перерезать пуповину.

– Ну, за неимением чего-то другого, я предпочту это.

– Сначала ее надо перевязать на двенадцать-пятнать сантиметров от пупка. Потом вроде пару сантиметров отступить и еще раз перевязать. И только потом перерезать. Чем мы ее перевяжем?

– Я уже нашел чем. Это на крайний случай. Я надеюсь, к этому времени нас отсюда вызволят.

Ни черта. Хочется громко материться, когда я понимаю, что все! Вот они стремительные роды, которые всегда опасны последствиями. И вот мы вдвоем на удивление слаженно делимся всплывающими в сознании знаниями про послед и прочее. Правда, когда я понимаю, что у нас скоро на руках будет ребенок, у меня возникает истерический смех при виде Потапова. Петь я начинаю совершенно неосознанно:

Мальчишки и девчонки,

А также их родители,

Влагалищные истории

Увидеть, не хотите ли?


Влагалищные истории

Экран покажет наш,

Истории в журнале "Вагинаш"

Пара -пара -пам-пам

Пара -пара -пам-пам

Пара -пара -пам-пам

В журнале «Вагинаш»

Пара -пара -пам-пам. Все!

– А язык я тебе все-таки когда-нибудь подрежу, – и ведь впервые за рабочий день говорит это не зло, а даже по-доброму, что ли. – Подвинься. Я буду принимать.

И вот ведь гад. У самого были перчатки. И только сейчас он принимается поливать их водкой.

Пожалуй, такого я не испытывала никогда. Ребенок не мой. Женщина совершенно мне незнакомая, которая наверняка добавила мне несколько седых волос, но как только появляется весьма тяжелый комок, который я неуклюже оборачиваю пеленкой, мне почему-то хочется плакать от переизбытка эмоций.

Наверное, я бы продолжала нести всякую чушь от стресса, но все же удача повернулась к нам передом перед тем, как мы собирались расправиться с пуповиной. И нет, чтобы нас освободили на десять минут раньше. Хотя, что-то в этом есть.

– А ты хочешь детей? – не знаю, как из меня вырывается этот странный вопрос.

– Когда-нибудь, лет в сорок.

– Почему так поздно?

– Потому что хочу воплотить свои амбиции в жизнь. А ребенок предполагает женщину. И то, и другое – слабость и зависимость, – почему это так… грустно слышать? Ах да, потому что я в него влюбилась и сейчас он совершенно точно не врет.

– Забыла вас поздравить. С лишением вас влагалищной девственности, Сергей Александрович.

– Герхер, закрой рот.

– Гергердт.

– Один хер. И не вздумай напиваться на корпоративе. Я за тебя больше впрягаться не буду.

Будешь, будешь. И не только это будешь.




Загрузка...