Аномалия

Глава 37

Глава 37

Недолго музыка играла. Несмотря на разные весовые категории, Эле удается меня оттолкнуть. Да с таким размахом, что я еле удерживаюсь на ногах. Почему-то только сейчас понимаю насколько пьян. В глазах не двоится и на том спасибо.

– Это называется пальцем не тронешь?!

– Ну так я ж вроде как пиздюн, по твоей версии.

– Ты еле на ногах стоишь, идиот! – еще никогда я не видел такую злую Элю. Это не напускное. – Садись в машину, я попрошу, чтобы тебя отвезли домой.

– Я не для этого приехал, чтобы меня кто-то там отвез домой.

– А для чего ты приехал? Чтобы трахнуть меня по пьяне?

– На это я даже не надеялся, – усмехаюсь в голос, смотря на то, как Эля запахивает халат. Ну для кого она надевает такие наряды?

Вновь подхожу ближе. Красивая, зараза. Копна густых волос закрывает плечи и грудь. И хорошо, что закрывает, ибо фантазия и без того не дает покоя. И, как назло, непрошенный ветер развевает ее волосы. За каким-то хреном тяну руку к ее волосам, на что она не сильно, но все же ее одергивает.

– Красивая ты, Элька. Жаль, что такая зараза. А может, и не жаль, на не заразу я бы и внимание не обратил. А утоли мое любопытство. Для кого ты это носишь, когда одна?

– А кто сказал, что я одна?

– О, так там у нас Вадимка? Знакомишься с миром членов? – на кой хрен я это несу? – Херню ляпнул, забудь. Да что у нас все через жопу-то?

– Садись в машину.

– Я не уеду отсюда. Ни с водителем, ни сам. Нам надо хотя бы поговорить.

– Ты всерьез думаешь, что я буду вести с тобой беседы, когда ты пьяный?

– А почему бы и да. Ты разве не слышала, что у трезвого на уме, то у пьяного на языке? У тебя выдался уникальный случай услышать то, в чем, возможно, я никогда не признаюсь на трезвую голову. Я ж забыл, у меня для тебя кое-что есть. Только не уходи. Пожалуйста.

Тянусь к заднему сиденью машины и беру букет. Странные ощущения. Примерно такие же, когда сам ждешь долгожданного подарка. Только в разы сильнее. Протягиваю Эле цветы. Не на такую реакцию я надеялся, когда их покупал. Хорошо хоть не розы, точно получил бы по морде. Хотя, кажется, все равно получу.

– Скотина! – секунда и я получаю толчок в плечо.

– За что?!

– Где ты их взял? На кладбище?!

– На каком кладбище?

– На местном в пяти километрах отсюда!

– Ну, если бы знал, что здесь есть кладбище, то, конечно, сэкономил и не покупал бы. Да шучу я. Не брал я их с могилы.

– А где ты их взял? Из мусорки какой-нибудь?

– Да за кого ты меня принимаешь?! Я их купил.

– Да неужели?! Тогда почему они выглядят так, будто ты достал их из мусорки?

– Да купил я их. Купил!

– Тогда почему они такие словно из одного места?

– А я откуда знаю? У меня чек есть, показать историю?

– Показывай.

Толком не успеваю достать мобильник, как Эля выхватывает его из моих рук.

– Все, не надо. Иди.

– Куда? В жопу или домой? Не собираюсь ни в одно из этих мест.

– Не ори. Иди. Только под ноги смотри, пьянь.

Не сразу понимаю, что Эля подталкивает меня к воротам.

– Я не готов расстаться с еще одной девственностью.

– Что ты несешь?

– Правду. Я не готов знакомиться с твоими родителями подшофе.

– Ты хотел сказать в дупель пьяный? Я не настолько сумасшедшая, чтобы знакомить тебя с родителями.

– Да? Как-то даже обидно.

– Под ноги смотри, обиженка. Их нет дома. Уложу тебя спать на пол в подвале, чтобы не буянил.

– Ну, если ты рядом ляжешь, то согласен.

– Мечтай. Держись. Положи на меня руку. Тебя ведет.

– Я вообще-то нормально иду, мне не нужна поддержка.

Все же не мой день. Стоило мне только произнести эту фразу, как меня лихо качнуло в сторону. И ладно бы просто качнуло. Я не могу выстоять и как солдатик падаю прямиком в куст. Что-то хрустнуло, но, кажется, это не мое тело. Только почему так больно?

– Ну у вас и дорожка кривая. Столько денег и не смогли ровную положить.

– Сережа, блин! – вскрикивает Эля, пытаясь меня поднять. Забавно. Пионы при этом удерживает в одной руке и не отпускает, несмотря на то, что вид у них и вправду помоечный.

– Я в порядке. Почти.

– Ты сломал мамины розы!

– Ах вот, что так колит. Все-таки судьба – встретиться мне с шипами. Ты бы лучше за меня так переживала, а не за цветы.

– Я за тебя и переживаю. За розы мама даже мне накостыляет. Что уж про какого-то пьяного мужика говорить, встреть она тебя здесь завтра.

– Ой, я тогда пошел домой.

– Ты хотел сказать, доползешь?! – ну вот и настал час пионам примкнуть к тротуарной плитке, ибо поднять меня одной рукой Эле не под силу. А впрочем и двумя тоже.

Как так получается? Еще полчаса назад я был под градусом, но соображал. В том числе и контролировал свое тело. Сейчас же конкретно ведет.

– Я нормальный был. Это, наверное, свежий воздух разморил, – полностью подняться я не успеваю. На меня, точнее на нас, начинает литься вода. – Что за херня?

– Автоматическая поливка газона.

– Очень вовремя.

– Тебе в самый раз. Поднимайся, блин. Какой ты тяжелый.

Не с первой попытки, но мне все же удается подняться при помощи Эли.

– Цветы подними. Надо их в воду поставить, а то жалко.

– Я потом подниму. Давай, обопрись на меня.

Кое-как мы доходим до дома. И как только мы входим внутрь и Эля нажимает на кнопку, до меня доходит.

– Лифт. Серьезно? А чего самим уже не дойти.

– У нас бабушка болела. Почти не ходила, но, как оказалось, симулировала. А у нее боязнь замкнутых пространств и лифтов в частности. И когда она к нам переехала, чтобы мы за ней ухаживали, папа специально сделал лифт и поселил ее на втором этаже.

То ли у меня совсем башка не работает, то ли здесь и вправду потерялась логика.

– Не понял. И в чем смысл?

– Ну как в чем? Она его теща. Которая не очень любимая. Прям сильно нелюбимая. Он это специально, чтобы сделать ей неприятно, и она поскорее свалила из нашего дома. Плюс ему было приятно, что ей неприятно и она находится наверху и не может достать ни маму, ни папу. А только по расписанию. Очень быстро типа выздоровела. А лифт…ну красивый же.

– Красивый, – киваю как болванчик, смотря на то, как Эля открывает дверь. – Надо подсказать.

– Что?

– Эту идею моему отцу. Пусть тоже сделает лифт и заставит чем-нибудь первый этаж. Моя бабка тоже не любит лифт и замкнутые пространства. А ошивается она у них часто. Надо сделать приятное папе.

– Приятное папе – это сделать неприятное теще?

– А то.

Ну, точно крышу надо менять. Я лыблюсь от того, что Эля наконец-то сменила гнев на милость и улыбается.

– Раздевайся.

– А поговорить? Вот так сразу и в койку. Я не такой.

– Трезвым ты мне нравишься больше.

– Да неужели? Нравился бы, так не мотала мне нервы.

– Чья бы корова мычала. Давай снимай. Ты грязный.

Обвожу взглядом джинсы и понимаю, что я не только мокрый, но и грязный, в отличие от Эли. В любом другом случае я бы сказал, что она намеренно снимает с себя халат, чтобы меня подразнить. Но нет, он действительно намок.

Вместо того, чтобы снять с себя одежду, я пялюсь на то, как она копается в шкафу и достает очередной халат. Перевожу взгляд на джинсы и хватаюсь за ремень.

И, сука, доходит до смешного, ибо я не могу его расстегнуть. Ну просто мечта поэта, чтобы Эля стаскивала с меня одежду.

– Смешно тебе? А мне вот нет. Никогда не думала, что такой как ты может так сделать. Мало того, что мог кому-то навредить, так еще и себя угробить, – секунда и я получаю тычок в плечо, из-за чего не удерживаюсь и падаю на кровать. – Скотина, – тихо бросает Эля, а меня от этой «скотины» распирает от смеха. Волнуется, зараза. Приятно, черт возьми.

Вот только за своими раздумьями не замечаю, что Эля куда-то ушла. Приподнимаюсь с кровати и обвожу взглядом комнату. В подвал она меня приведет. Ну-ну.

Это даже не гостевая спальня, а совершенно точно ее. Примерно такой я и представлял ее комнату – слащаво девчачье пространство. Хорошо хоть не все в розовых тонах, а вполне грамотно сочетается с белым.

Пока я тут одиннадцать дней трахаю себе мозги, она, судя по многочисленным материалам, усиленно штудирует гематологию. Далеко пойдет. Оглянуться не успеешь, а тебя уже подсядет вчерашняя выпускница.

– Никогда бы ни подумала, что тебя можно так облапошить, – поворачиваюсь к двери и в этот момент рядом со мной на кровать прилетает мой мобильник. – Поставила я твои пионы в вазу, но, мне кажется, они помрут к утру.

– Облапошить?

– А как это называется? Ты видел сколько с тебя списали за умирающие цветы?

– Ты копалась в моем телефоне?

– Ну не только вам это делать, Сергей Александрович. Один-один, – в принципе резонно.

Вновь подталкивает меня к кровати, сама становится рядом и принимается обрабатывать антисептической салфеткой мою шею. Ах да, шипы, мать их. Закрываю глаза в ответ на очередное касание. Сам не понимаю, как мои руки оказываются на ее теле. Чуть сжимаю ее талию и веду руками по ее мешающей в данном случает ночнушке.

– Мне не нравится, когда ты такая, – поднимаю на нее взгляд.

– Какая?

– Серьезная тетка с плеткой.

– Ты идиот. Даже я, напившись, не садилась за руль пьяной. Я терпеть это не могу. Мало того, что сам мог убиться, так еще и других.

– Я знаю.

– Что ты знаешь?

– Что ты делаешь меня слабым, зависящим от своих желаний идиотом, – после затянувшейся паузы, наконец произношу я. – Я всегда презирал в людях неспособность контролировать себя и идти на поводу желаний. Но паршивее всего то, что я сейчас поступаю так, как дал себе зарок никогда не поступать. Вся эта школьная любовная хренотень удачно прошла мимо меня. Никаких пиздостраданий, буйства гормонов и прочей лабуды. У нас было все четко и по плану. У меня и моего закадычного друга. Одна школа, один класс и точно такой же университет. И аналогичные цели. Правда, до поры до времени. Аккурат до второго курса, когда к нам пришла новенькая из академ отпуска. Был целеустремленный, четко идущий к своей цели и подающий охрененные надежды, парень и сплыл. Превратился в зависящее нечто, по пятам ступающее за сукой, которая ни в грош его не ставила, а по факту тянула из него только бабки, параллельно трахаясь с другим. А закончилось все пьяной ездой по центру города и поцелуем со столбом. Три года овощем и наконец-то свобода в мир иной. Я не сравниваю тебя с ней, если ты сейчас об этом подумала. Просто… просто мне не нравится то, что ты делаешь со мной. И тем не менее, я не хочу без тебя. Ты мне нужна.

Это точно не то, что хочет услышать Эля. И я ожидаю какой-нибудь колкости, да хоть уже знакомой «скотины» или толчка в плечо. Но не получаю ни того, ни другого. Вместо этого Эля кладет ладони на мою голову и легонько поглаживает пальцами.

– Я скучал, – шепчу еле слышно, утыкаясь лицом в ее живот.

– Тебе пора спать, Сережа, – отлепляет мои руки со своей талии. – Давай. И у нас ничего не будет до тех пор, пока я не сдам зачет, – ну да, ну да.

– Обязательно это обсудим завтра. Ты только не уходи. Пожалуйста.

– Это не лучшая идея, Сережа.

– Ну просто полежи со мной.

– Я не хочу.

– А я хочу.

Ложусь на бок и тяну ее к себе. Притягиваю ее на себя, обняв рукой. Мне бы уже реально отрубиться, но руки не в ладах с головой. Серьезно? Обычная хэбешка?

– Элька, так у тебя есть обычные трусы?

– Другие закончились, – перехватывает мою руку, на что я не сдерживаюсь и усмехаюсь ей в волосы. – Я тебе говорил, что у тебя грудь охуенная?

– Не помню. Слушай, у тебя как бы стоит.

– Ну, было бы странно, если бы у меня на тебя не стоял.

– Ты пьяный, по моим наблюдениям, ударился головой, когда падал, но у тебя все равно стоит.

– Где голова, а где головка?

– И все же я пойду спать в другое место.

– Ты трусишь, что сорвешься?

– Я вообще-то не животное.

– Эль, хватит дуться. Что я такого сделал?

– Ты хотел сказать, чего ты не сделал.

– Да бери ты эту полку. Это просто повод посраться? Не нужна она тебе в реале. Не морочь мне голову, ты все равно за несколько ночёвок раскидала свои кондиционеры, гели, банки, склянки по всем полкам. Причем намеренно. Совсем меня за идиота держишь? Хотя да, я, несомненно, идиот, потому что ведусь на это, делая вид, что не замечаю. Трусы тебе некуда положить? Хорошо, занимай для них полку. Довольна?

– Не довольна. Ты кое в чем прав. Полка – это фигня. И нет, не попытка найти повод поругаться. Скорее, желание, чтобы ты сам мне это предложил.

– Все, я предложил. Конфликт исчерпан?

Хер он там исчерпан, раз Эля не только высвобождается из моих рук, но и включает торшер.

– А ты в курсе, что у нас даже свидания ни одного не было, – ну серьезно?!

– Поздновато опомнилась, не находишь? Мы сейчас отмотаем все назад и будем заниматься такой херней?

– А может, я хочу заниматься этой херней.

– Ты для галочки этого хочешь, Эля. Почему-то уверен, что ты, в отличие от меня, ходила на сотни свиданий, которые оканчивались ничем. А спишь, во всех смыслах этого слова, ты по итогу со мной. И выходишь ночью именно ко мне. Серьезно сейчас будем играть в детский сад, потому что так принято обществом?

– Как у тебя получается все переворачивать?

– Встречный вопрос, как, пусть и эгоистичное, желание оставить тебя дальше на практике и идиотская полка привели к этому?

– Ты так ничего и не понял. Ты воспользовался тем, о чем я тебе сказала по секрету. Попроси ты меня просто походить с тобой на практику, все бы было по-другому. Но ты сделал в своем стиле – показал мне не только мое место, но и унизил перед бабой, которая не только выше меня по званию, но и которая по тебе сохнет, – и снова, блядь, Настя.

– Да, ты права. Я хотел тебя щелкнуть по носу и показать твое место. О Насте я и вправду тогда не думал. Я вообще не знал будет ли она там. Хорошо, я был не прав. Но, может быть, ты тоже уже угомонишься и перестанешь нам обоим мотать нервы с этой темой? Самой нравится вся эта херня?

– Не нравится. Однако, тебе тоже не нравится то, что я делаю с тобой, как ты сам сказал, – как знал, что надо попридержать свой язык.

– Нравится, не нравится, уже ничего не поделать. Влюбилась, так терпи. Я же терплю.

– Как влюбилось, так и разлюбится.

– Видала? – тычу фигу ей в лицо.

– Дурак. Будь так добр, зафиксируй в своей памяти, что у нас не будет ничего до тех пор, пока я не сдам зачет.

– Он у тебя уже сдан.

– Зафиксируй, – настойчиво повторяет Эля, порываясь встать с кровати.

– Ты куда?

– Я не буду с тобой спать.

– Не уходи. Хочешь, я сделаю тебе приятно почти без всего.

– Оставь свой язык для других целей. Не хочу, так ясно?

– А что хочешь?

– Чтобы ты протрезвел, а потом мы пошли друг другу на встречу.

– Это как?

– Например, я надеваю наряд чуть менее тебя раздражающий. А ты… подумываешь о том, чтобы бросить курить.

– Хорошо, – судя по выражению ее лица, она не поверила мне ни на грамм.

– Ничего хорошего. Ты утром ничего не вспомнишь.

– Да забудешь тут, когда такой чек из цветочного. Не уходи, тогда ничего не забуду. Розами похеренными клянусь.

– Скотина, – усмехаясь произносит Эля и ложится рядом.

***

Ну хоть без встречи с родителями обошлось. Еще мне не хватало такого позора. Хватит поцарапанной об розы морды. Не искал шипы, а они меня все равно нашли. Это карма, Потапов.

Душ не помог прийти в себя. Башка трещит и состояние полнейшего нервяка. В очередной раз ополаскиваю лицо холодной водой и надеваю одежду. Когда Эля успела все закинуть в машинку и стянуть с меня трусы? Хотя, о чем я? Вырубился я почти моментально, несмотря на совершенно иные желания.

Сейчас, в относительно здравом уме, я складываю всю цепочку. Она воспользовалась точно такими же знаниями, как и я, чтобы щелкнуть меня по носу. Вынужден признать, что это некрасиво, но справедливо.

– Ты там себе ничего не стер? – ох да, вот это уже привычная стервозная Эля.

– И не надейся. Можешь войти.

– Ты мылся дольше меня.

– Я отмывался после твоей усатой бабы.

– Выводы сделал?

– Конечно. Никогда не говорить тебе, что боюсь усатых и огромных баб. Но я оценил. Один-один. Все по-честному. Кстати, кто она?

– Одна из охранниц. Кушать хочешь? – раз, два, три…– Ладно, ладно. Есть хочешь?

– Нет.

– А надо, Сергей Александрович. Пойдем, ущербненький мой узкоглазик.

– Узкоглазик?

– Ну ты щелочки свои видел? Не волнуйся, так даже лучше. На фоне тебя я еще красивее. Пойдем, тебе надо поесть, чтобы заработал организм.

Если еще несколько секунд назад я задумывался о том, чтобы выпить кофе или рассол, то сейчас, при звуке голосов, доносящихся за дверью, совершенно точно Элиных родителей, мне перехотелось и то, и другое. Завтра они приедут, ну конечно. И естественно стучат в дверь Элиной спальни.

– Клянусь, я не знала. Лезь в шкаф.

– Да иди ты в задницу, гондураска. Шкаф уже был, повторений не будет.

– Ну, блин. Они подумают, что я спуталась с китайцем. Папа не расист, но ему по душе… глаза немного побольше. Может, все-таки в шкаф? – если бы можно было убивать взглядом, уже бы сделал. – Поняла, не шкаф.

Почему-то в моем представлении, родители Эли выглядели совсем не так. Слишком молодо. Особенно мать. Не увидел бы схожесть черт, однозначно бы сказал, что она им неродная.

– Доброе утро. Точнее день, – вполне дружелюбным тоном произносит Элин отец.

– Вы же должны были приехать завтра, – нашла, что говорить. – В смысле, привет.

Этот неловкий момент, когда родители здороваются с дочкой, но смотрят исключительно на меня.

– Здравствуйте, – это вообще мой голос?

– А это…мой врач, – да включи ты уже привычную стерву.

– Стесняюсь спросить, что он тебе лечит, Эля.

– Ну, Костя.

– Сергей, если не ошибаюсь, – протягивает мне руку Элин папа. Мягко сказать, неожиданно, после похеренных роз. Пожимаю, кивая в ответ.

– Да. Но лучше Сережа. Не люблю окончание в имени.

– Да, не очень благозвучное. Тебе спички дать?

– Не надо. Я пользуюсь зажигалкой.

– Я имел в виду спички, чтобы вставить в глаза. У тебя они плохо открыты, – Пара -пара-пам-пам, в журнале узкоглаз. – Ты куришь?

– Курю, – а в твоих глазах еще и бухаю.

– В нашей семье это вообще не приветствуется.

– Костя, ну давай не так сразу.

– А что не все сразу? Курит, пьет, кусты ломает. Что скажешь, Сергей?

– Что у вас очень красивая жена. Надо брать, – пауза, во время которой замерли все участники спектакля. – Я имел в виду хорошая генетика у нее. Надо брать. Не вашу жену, – блядь…