Заговор обреченных
На неформальный саммит руководителей союзных республик съехались практически все. Исключая российского представителя, конечно, у РСФСР не существовало своей компартии, и украинского — Кириленко был ставленником Центра, да и возраст у него зашкаливал. Организацию этого мероприятия взял на себя молдавский секретарь Снегур, а происходило оно в пригороде Кишинева, в только что отстроенной новой резиденции руководителей республики.
Перемещение первых лиц по стране протекало с максимально возможной скрытностью. Так, например, на авиатранспорте не полетел никто, пользовались автомобилями и железной дорогой. Более того, часть первых секретарей воспользовалась услугами гримеров и костюмеров, чтобы максимально изменить внешность.
На столе, предназначенном для заседаний, стояли большие кувшины с местным вином — здесь его пили вместо воды. Начал говорить казахстанский лидер Кунаев.
— Товарищи, я думаю, никому не надо объяснять причину нашего сегодняшнего собрания… или кому-то все же надо?
— Поясните в двух слова, Динмухаммед Ахмедович, — попросил грузинский начальник Патиашвили, — чтобы не было недопониманий.
— Хорошо, Джумбер Ильич, — согласился Кунаев, — в двух словах не обещаю, но в пять минут, думаю, уложусь. Процессы, которые начались у нас в стране с приходом нового генерального секретаря, вызывают серьезную озабоченность практически всего руководства союзными республиками. Многим непонятна логика, которой руководствуется московская верхушка власти, особенно в том, что касается межнациональных отношений и взаимодействия регионов с центром. Не добавило уверенности в правильности курса и недавнее размежевание Армении с Азербайджаном. И конечно же, категорическое неприятие вызывает стремление Романова убрать из Конституции СССР пункт о самоопределении республик вплоть до выхода. Казахстан, например, на такую поправку в Конституции никогда не согласится.
— Нас хотят поставить на одну доску с автономиями, — возмущенно выкрикнул со своего места армянин Демирчян, а его поддержал азербайджанец Багиров:
— Зачем менять то, что отлично работало последние 60 лет? Я этого не понимаю…
— Переустройство Карабаха было абсолютно неправильным, — продолжил Демирчян, — недовольными остались обе стороны. Особенное недоумение вызвало привлечение международных организаций — и даром нам этот Перес не нужен был.
— Полностью поддерживаю предыдущих ораторов, — вклинился в диалог Снегур. — Есть такой слух, что следующей в очереди на территориальное переустройство стоит Молдавия — Приднестровье хочет самоопределиться. И центральные власти поддерживают этот план… так ведь и до каждой республики у них руки дойдут, товарищи, уполовинят территорию, если не сказать больше… — и он посмотрел по очереди на каждого сидящего за столом.
— В Грузии этот вопрос тоже стоит очень остро, — высказался Патиашвили, — абхазы давно зубы точат на наш союз, хотят отдельно от Тбилиси собирать деньги с курортников. А за ними и осетины с аджарцами подтянутся. Не надо нам этого размежевания ни под каким соусом, даже под сацебели…
— У нас в Прибалтике, — осторожно высказался латышский секретарь Пуго, — хотя бы с территориальными вопросами все спокойно. Пока. Однако мы всецело разделяем озабоченность наших соседей — ревизия Конституции с дальнейшим урезанием прав республик не нужна никому.
Литовский и эстонский первые секретари согласно покивали, но высказываться не стали. Тогда слово взял Усманходжаев, которого оставили на должности второго секретаря ЦК Узбекистана.
— Вы все, наверно, в курсе трагических событий в нашей республике…
Остальные выразили свое знание темы сдержанным гулом.
— Я не хочу сказать, что у нас сплошные бессребреники работают, случается всякое, но то, что творила эта следственная группа под руководством Гдляна, это какой-то беспредел… другого слова не подберу. Шараф Рашидович не вынес травли и принял решение уйти из жизни. Прошу почтить его память минутой молчания…
Народ дружно поднялся со стульев и помолчал положенную минуту, а потом Усманходжаев продолжил.
— На его месте мог бы оказаться каждый из нас, не надо об этом забывать. И то, что нам поставили руководителем человека совершенно не из нашего кругу, это возмутительно. Как будто царские времена вернулись, когда наместника из Петербурга присылали. И я, и мои ближайшие сподвижники едины во мнении, что у нас в стране что-то пошло не так и не туда, пора принимать какие-то меры противодействия…
— Я так понимаю, — снова поднялся Кунаев, принявший на себя неформальное лидерство, — что по вопросу «кто виноват» высказались все. Теперь нам нужно ответить на второй извечный вопрос, «что делать». Какие будут мнения?
— В октябре 64-го оба эти вопроса разрешили очень быстро и удачно, — высказался Патиашвили. — Хорошо бы повторить такой опыт.
— Я голосую «за», — тут же поднял руку Кунаев, — предлагаю всем остальным тоже определиться.
Поднялись тринадцать рук, только белорусский лидер Слюньков остался сидеть со сложенными руками.
— Что же вы, Николай Никитович, против получается? — спросил у него Кунаев.
— Я воздерживаюсь, — скромно ответил он, — у нас ведь демократический централизм, верно? Так что решение все равно принято.
— Все правильно, — продолжил Кунаев, — решение принято абсолютным большинством. Теперь хорошо бы наметить конкретную программу действий на ближайшую перспективу…
С конкретной программой у собравшихся явно были серьезные затруднения, никто не поспешил высказываться, тогда продолжил Кунаев.
— У нас, если я все правильно помню, намечен внеочередной съезд КПСС, как раз по вопросам реформы Конституции и национальной тематике…
— Точно, — подтвердил Патиашвили, — вообще-то по плану он должен состояться в феврале следующего года… у нас же все съезды в последние десятилетия проходят в феврале раз в пять лет… но верхушка власти начала торопить события. В ноябре его решено провести, сразу после праздников.
— Так вот, — благодарно кивнул ему Кунаев, — мы должны выступить сплоченной группой на этом съезде. Непосредственно перед ним будет расширенный пленум ЦК — там я и предлагаю поставить наши вопросы ребром…
— А обеспечим ли мы большинство? — задал насущный вопрос Демирчян, — в ЦК КПСС входит очень много народа.
— Я уже озаботился этим вопросом, — Кунаев открыл свой блокнот и зачитал содержимое, — по итогам 26 съезда в ЦК избрано 287 полноценных членов и 139 кандидатов. Итого, как легко подсчитать, 426 человек, каждый из который имеет право голоса на пленумах.
— Интересна раскладка по республикам, — сказал с места Пуго.
— Есть и такие цифры, — ответил Кунаев, — на 14 союзных республик, исключая РСФСР, приходится 282 человека. Почти две трети общего состава — кворум вполне достаточный для принятия желаемых решений.
— Остается мелочь, — сказал Алиев, — поработать с товарищами на предмет правильного голосования. Что касается азербайджанских участников, я обещаю сделать все возможное.
— И я тоже… и я… и мы… — эхом повторили все остальные заседающие, промолчал только все тот же Слюньков.
— Отлично, — просиял Кунаев, бросив, правда, острый взгляд на белоруса, — я в вас не сомневался. Остался еще один маленький, но довольно таки большой вопрос, как говорил герой фильма «Гараж»…
— Мы догадываемся, какой, — выразил общее мнение Усманходжаев, — кого выдвигать в генеральные секретари, так?
— Абсолютно в точку, Инамжон Бузрукович, — согласно наклонил голову Кунаев, — какие будут предложения?
Добрую минуту никаких предложений не поступило, и тогда одеяло потянул на себя азербайджанский лидер Алиев.
— А давайте проголосуем тайным образом, — сказал он, внимательно следя за реакцией собеседников, — чтобы избежать ненужных прений…
— А что, — ответил ему Демирчян, — мне такой вариант нравится. Давайте проголосуем за него… и еще одно — кандидатов хорошо бы выдвигать сразу парой, один в генсеки, второй в предсовмина… если не будет возражений, конечно.
— Есть еще Председатель Верховного Совета, — напомнил Кунаев.
— Это чисто декоративная должность, — поморщился Демирчян, — к тому же ее еще Леонид Ильич объединил с генеральным секретарем, так что не будем упираться в такие мелочи.
— Хорошо, — вздохнул Кунаев, — голосуем за процедурный вопрос — кто за тайное голосование и двух кандидатов в нем, прошу поднять руки.
На этот раз даже и Слюньков согласился с большинством. Обязанности технического работника принял на себя Снегур, он нашел где-то блокнот с отрывными листками и раздал каждому по две штуки плюс шариковую ручку.
— Кандидатов пишем раздельно, — скомандовал он, — претендента на генсека на первом листке, помечаем его цифрой 1, предсовмина с цифрой 2 на втором листке. Потом складываем листки пополам и помещаем все это вот в эту вазу, — он снял с подоконника здоровенную хрустальную вазу, пылившуюся здесь без цветов.
— Подсчет голосов проведет счетная комиссия под руководством Динмухамеда Ахмедовича, — подлизнул он Кунаеву.
— А кто еще будет входить в состав этой комиссии? — спросил Кунаев.
— Предлагаю свою кандидатуру, — скромно ответил Снегур, — а третьим можно взять товарища Пуго, он работал в органах, человек очень ответственный.
Возражений не последовало, после чего народ дружно начал писать фамилии в предоставленных листочках, тщательно загораживаясь от соседей. Через пять минут все было закончено, листки сложены в вазу, а та водружена перед Кунаевым.
— Приступаем к подсчету голосов, — провозгласил он, — Мирча Иванович, записывайте результаты.
Снегур приготовил другой блокнот, с целым содержимым, и преданно уставился на председателя собрания.
— Первый бюллетень с цифрой 1 — Алиев Гейдар Алиевич, первый бюллетень с цифрой 2 — Кунаев, — огласил результаты председатель. — Идем далее… Демирчян, это номер 2, и Усманходжаев, номер 1.
Через пять минут все подсчеты были сделаны, и Снегур огласил окончательный расклад по кандидатам:
— Итак, вот что у нас получилось в результате тайного голосования, товарищи…