Аптечка номер 4

13

Зарема разбудила в семь.

— Бритье, душ, завтрак, выдвигаемся. К вечеру доберемся до Петербурга.

Ни следа похмелья на лице. Чудеса регенерации. Как она это делает?

В прошлый раз речь шла о том, что к вечеру мы будем под Владимиром. Прогноз сбылся. С некоторыми нюансами.

На прощание Зарема подарила Денису фамильную драгоценность — бутылку «Курвуазье Наполеон».

Сердце у меня екнуло. Как будто обменного фонда лишились.

— Знатная вещь, — оценил Денис. — В хозяйстве пригодится.

На прощание айтишник произнес напутственную речь:

— Не знаю, куда вы едете. Пусть вам сопутствуют удача и пролетарский Аллах. Заглядывайте. И учтите, что моего запаса хватит на год максимум.

Ну и ну, Зарема скрыла от товарища не только детали нашего турне по Владимирской области, но и затею с релокацией. Меня она так же дозированно информирует?

В автобусе я прервал молчание:

— Он кажется поломанным.

— Грамотно шифруется.

— Слишком грамотно.

— Поверь, когда начнется революция, он и ему подобные стряхнут алкогольный морок и разобьют оковы прокрастинации. Россия вспрянет ото сна, так известный поэт завещал. А Маркс и Энгельс писали: «Нам нечего терять, кроме своих цепей». Прокрастинация тоже цепь.

Если Денис — «и ему подобные» — с готовностью поддержат революцию, кто ее совершит? Я не рискнул спросить.

— Денис сохраняет стойкий пессимизм, — продолжала Зарема. — Он тщательно оберегает свою картину мира от добрых новостей. Прикинь, он упустил из виду весеннюю забастовку на полиграфической фабрике. Причём фабрика тверская, у него под носом.

Друг Заремы все равно показался мне умным. И проницательным. Больше всего меня впечатлила исповедь про пятичасовые стримы. Весной я и сам бесконтрольно потреблял цифровой контент вместо того, чтобы писать диплом. До глубокой ночи читал нагруженные цифрами лонгриды в «Телеграме», слушал длинные подкасты в стиле «смешно о грустном», смотрел разоблачения кремлевских агентов и провластных блогеров. Контентмейкеры убеждали, что просвещают, а на деле ударялись в терапию. Восьмичасовая цифровая терапия ежедневно — одно это звучало как приговор. И для потребителей, и для режима.

Может, от такой жизни я и бежал, когда срывался в автостоп. Финляндия, не Финляндия — только бы разорвать круг.

Кстати, о Финляндии.

— Эти твои финны надежные?

Зарема приложила палец к губам и демонстративно огляделась по сторонам. Ответ я услышал, когда автобус высадил нас за городом.

— Надежные.

— Насколько?

— Делают, что могут. В то числе и через контакты в парламенте.

Я удивился.

— Всего лишь контакты? Разве там не социалисты у власти?

Настала очередь Заремы удивляться:

— С чего ты взял, что в Финляндии правят социалисты?

— Думал, что в Финляндии скандинавский социализм. Как в Швеции.

Моя спутница хлопнула себя по лбу. Я развел руками:

— Извини, не все разбираются в политических координатах так же, как ты. Лучше бы объяснила, что к чему, а не вот эти вот жесты. Мы не в театре.

Зарема вздохнула.

— С чего бы начать… Во-первых, Финляндия не Скандинавия. Во-вторых, скандинавского социализма не существует. В Швеции социал-демократия. К слову, сейчас социалка там куда скромнее, чем лет сорок назад. Во-третьих, хотя в Финляндии долгое время на выборах тоже побеждали социал- демократы, теперь расклад поменялся: большинство в парламенте за правыми консервами. Впрочем, радикальные левые тоже имеют представительство. И, что важнее, популярны на низовом уровне, среди молодых и рабочих.

— Ленин дотянулся? — пошутил я.

— Ага, из Сестрорецка. Основная причина в том, что доходы упали, а расходы возросли. Прежде всего на военку. Путин напугал, а НАТО воспользовалось.

— Плохо понимаю, если честно.

— Все просто. Как бы политические лаборатории ни выращивали зоологическую ненависть, всегда есть кто-то, кто отстаивает идеалы свободы и равенства.

— Секта пролетарского Аллаха?

— Называй как хочешь. Главное, что у финских левых есть лобби в парламенте. И оно готово помочь беженцам из России.

Каждый следующий ответ рождал новые вопросы.

— С чем помочь?

— С документами. С работой.

Я не удержался от шутки:

— С какой работой? Маршировать в натовской армии? Или рассказывать гадости про Россию для местных изданий?

— Смотрю у нас комик пробудился.

— И все же какая работа? Снаряды клепать для танков?

— Именно что снаряды. График расписан по минутам. Утром на завод боеприпасов. В обед интервью для канала «Русофобия 24». А по вечерам строевая подготовка. Никуда не денешься.

И кто из нас изображает комика?

— В ообще-то серьезно спрашивал.

— По тону не похоже, что серьезно.

— Хорошо, спрашиваю серьезно. Какую работу предлагают релокантам?

— Помогают устроиться по специальности. Если не получается, ищут удобные варианты. Упаковщик на пивоварне, работник в теплицу или на овощную базу, курьер, озеленитель. С жильем подсобят.

— И где тут ловушка?

— Нигде. Считай, это меры для политических беженцев.

— Я-то не политический беженец.

— Тут ты ошибаешься.

Зарема остановилась и сняла рюкзак.

Средняя полоса, федеральная трасса, бурьян по бокам. Как будто ландшафтный дизайнер скопировал произвольный кусок из похожей местности и вставил сюда для привычного уклада. Пририсовав попутно солнце на васильковом небе.

— Читай.

Я взял протянутый документ. Бумага с печатью и двуглавым орлом гласила, что 25 марта 2023 года меня задержали на Площади Свободы в Казани за одиночный пикет с плакатом «Долой вой ну!». По документу, мне присудили административный арест на трое суток и назначили штраф в 50 тысяч руб лей за дискредитацию Вооруженных Сил Российской Федерации.

— Внушает, — потряс я бумагой. — Что это?

— Справка, что ты подвергся политическому преследованию.

— Рад пострадать за пацифистские идеалы. Правда, чего это я тянул, чтобы выбежать на улицу с антивоенным плакатом? Целый год копил храбрость? Выглядит тормознуто, что ли.

— Допустим, ты выходил и двадцать четвертого февраля двадцать второго года. Тебя побили, но не задержали. Как тебе такой вариант?

— Я бы обдумал детали. И откуда у тебя мои данные? Отчество, например.

— Не надо быть продвинутой айтишницей, чтобы зайти на университетский сайт.

Получалось, что меня подстраховали за спиной.

— Странно, что ты лишь теперь озаботился тем, как тебя примут в Финляндии и чем ты займешься.

— Рассчитывал сразу после релокации вступить в компартию.

— Очень смешно.

Класс, и как мне отвечать на вопрос, почему я не узнал ничего о Финляндии, прежде чем туда бежать? Притвориться, будто доверяю Зареме с первой встречи? Или сказать правду? Планировал, дескать, проводить до Питера и в решающий момент найти отговорку, чтобы слинять?

— Что ты знаешь о Европе?

— Ну и вопрос. Столица Албании — Тирана. Колизей — великий памятник античности. Ирландцы — мастера картофеля, как и белорусы. Ты ведь не об этом спрашивала?

— Уже неплохо. Что по политическим раскладам на сегодня?

Я кашлянул. Словно на экзамен попал. Причём к мутному преподу, который валит по настроению.

— В Европе все непросто, — зашел я издалека. — Как и всегда. Политики не в ладах с народом. Жизнь дорожает, неравенство растет.

— Какой глубокий политологический анализ.

— Зато верный. Правящие круги, особенно в Восточной Европе, нагнетают антироссийскую истерию. В Польше и Украине безо всякой иронии защищаются диссертации о теории и практике рашизма. Это многое говорит о сегодняшней гуманитарной науке.

— И не только о ней, — согласилась Зарема. — Прикормленные биологи пишут статьи о рабском рашистском гене. Что еще?

— Если о Европе в целом, то искусственный интеллект увольняет работников, — вспомнил я. — Политики днем и ночью составляют пакеты санкций. Антимиграционные движения продавливают новые законы. Рядовые жители протестуют против гонки вооружений. На Западе изображают Россию как Мордор, тогда как я вижу управляемый — местами управляемый — хаос. Где кровь, кишки и беззаконие мирно уживаются с Филиппом Киркоровым, караоке в кальянных и бизнес-марафонами. Короче, картинка неоднородная.

— Очень даже однородная. Что думаешь насчет Англии?

— Стармер вроде бы приятнее, чем Сунак.

— Такой же напыщенный популист на страже толстых кошельков.

— Как будто бывают другие.

— Представь себе. Разгадай загадку. Лысый, в кепке, но не Пригожин.

Я поднял руки в знак капитуляции.

— Мик Линч! — воскликнула Зарема. — Профсоюзный лидер и герой рабочего класса. Скромный и обаятельный.

— Не слышал.

— Потому что СМИ, которые ты читаешь, замалчивают таких активистов.

Судя по интонационной точке после этих слов, урок душного политпросвета закончился.

— Устроюсь озеленителем, — подытожил я. — Соберу группу. К то-то будет играть на граблях, кто-то на секаторе, кто-то на лейке. А солировать будет моя газонокосилка.

Прежде чем ловить машину, мы прошерстили владимирские новости. Лемешки там по-прежнему не появлялись. Зато пресса стояла на ушах после поджога ковровского офиса «Единой России». Неизвестный в балаклаве ночью бросил в окно коктейль Молотова и сбежал. Никто не погиб. Оппозиционеры в эмиграции окрестили пожар очередным актом партизанской вой ны.

— Отвлечет внимание? — спросил я.

— Якобы вся областная полиция займется поджогом? Не надейся.

От страха закружилась голова. Я часто, по-псиному, задышал ртом.

Я попытался прикинуть, сколько у нас времени.

— В понедельник Валентин не вышел на работу. До него не дозвонились. Во вторник, до полудня, начальство связалось с родственниками и ничего от них не добилось. После обеда сообщило в органы. Полицейский постучал в дверь Валентина, посмотрел в окна и опросил соседей. Допустим, нам повезло, и все притворились, что ничего странного не заметили. Значит, сегодня, в среду, проведут официальный обыск в доме. Может, проводят сейчас. Если сотрудники и не найдут ничего странного, запах из погреба учуют собаки.

— Складная версия, — признала Зарема. — Впрочем, я останусь при своей теории. То, чего больше всего ожидаешь, не случается. Ты уверен, что Валентин вообще работал в отделе образования?

— А грамоты?

— Подделка. Типа справки об одиночном пикете.

Голова кругом. Грамоты поддельные, Безруков прифотошоплен.

— Не исключаю, кстати, — продолжила Зарема, — что следственный комитет свяжет убийство в Лемешках и поджог в Коврове. Тогда нас в террористы запишут. Подкинем работенку ликвидаторам.

По моим плечам пробежала судорога.

Звенья выстроились в цепь.

Мы подсели к почетному работнику образования под Нижним Новгородом, предварительно посветив лицами в камеры на заправке. В следующий раз камеры засекли нас на вокзале во Владимире. Прибывших ранним утром из Лемешек. Отдохнув перед новым преступлением, мы по наводке украинских спецслужб поехали в Ковров — жечь офис других почетных работников. Логику и мотивы докрутят по ходу.

А еще если хваленая приложуха, скрывающая геоданные, не сработает…

— Нам конец, — произнес я.

— Почему?

Я рассказал, что, как только обнаружат изуродованный труп, первым делом изучат банковские операции чиновника. Узнают, как Валентин заливал бензин под Нижним Новгородом, запросят видео с заправки. Дальше дело техники, и озеленять я буду внутренний двор в тюрьме. И это при удачном раскладе. Вероятнее всего, меня просто казнят за теракт.

— Не паникуй. У тебя голос дрожит.

— С чего бы это, а! Нам конец, как ты не понимаешь?

— Не преувеличивай. Вспомни, пожалуйста, слова Валентина. Он платил наличными. Сам хвастал.

Чтобы подразнить банк. Да.

— На камерах с заправки тебя нет. Ты стоял поодаль, пока я говорила с дальнобоями. И я заранее натянула капюшон, чтобы по максимуму скрыть лицо.

— А свидетели? А камеры на трассе? На них по-любому вычислят машину Валентина по номерам.

— Мы ехали на заднем сидении. Если камера и засекла пассажиров в «Москвиче», чётких лиц она не даст. Насчёт свидетелей тем более не беспокойся. Сомневаюсь, что дальнобои — причем из других регионов — с готовностью помогут следствию. Да еще и в деталях вспомнят наши приметы.

Меня не покидало чувство, что Зарема занимается терапией. Ее заверение, будто я стоял в стороне и не попал на камеру, подкреплялось примерно ничем.

— Твое приложение, которое запутывает геоданные, надежное?

— Сто процентов.

— Так не бывает.

— Приложение безупречное.

Упорство, с каким Зарема верила в «отечественную» — какое, к чертям, отечество — разработку, множило сомнения.

— Сам посуди. Следствию придется добыть записи со всех заправок Владимирской и Нижегородской областей и просмотреть много часов скучного видео. А когда станет ясно, что убитый заливал бензинчик под Нижним Новгородом, нужного им ракурса следаки все равно не получат.

Я обхватил руками голову. Кровь билась об ушные стенки так громко, словно струя воды хлестала по стальной ванне.

— Поменьше себя накручивай. Паника нам ничем не поможет. Только отношения будем впустую выяснять.

Поменьше накручивай. Как же. Сама окровавленную одежду в лесу оставила. Раскидала по свалке. Им осталось только собрать мозаику, все части под носом.

К то-то себе карьеру на нас сделает. Погоны, премии, почет.