Глава 18

— Чего разлегся? — громыхнуло над головой грозовым раскатом. — Башмаков!!! Где тебя носит?! Кого опять понабрали!!! — Ввалившимися мутными глазами несвежей рыбы на Саню таращился незнакомый мужик. — Чего лежишь спрашиваю? Кто за тебя работать будет? Лермонтов?

— Почему Лермонтов? — переспросил Санек, растерянно озираясь, еще не совсем понимая, где он и что с ним.

— А, потому что Пушкин надорвался за вас лодырей работать! Понаберут, шишгаль всякую. Тьфу!

— Ферапонт Сидорович! — залепетал подскочивший невесть откуда коренастый в льняном костюме. — Мы разберемся. Ты кто? — обратился он тут же к сидящему на земле Саньку. — Чья бригада?

Преодолевая тупую боль в голове, Саня судорожно пытался вспомнить кто он и зачем здесь. Мужики в мятых льняных костюмах, стоявшие теперь над его душой требовали ответа немедленно. Но в мозгу мерцало огоньками боли: «заготконтора Абасова», вот только губы не слушались и он в оцепенении глядел на пытавших его, стараясь определить их статус и год, и век.

— Молчит, скотина. Ферапонт Сидорович, я сейчас позвоню Малахову и уточню кто у него бригадир на двенадцатом участке. Сейчас… — Коренастый достал из кармана мобильник и у Санька отлегло от сердца — свои.

— Ты работать сюда приехал или загорать? — не унимался мутноглазый.

— Работать? Наверное…

— Чиво? Не слышу.

— Хочу на работу устроиться. Виноград собирать, — оглядевшись, подтвердил он уже увереннее.

— А. Так ты еще не оформлен. Башмаков! Подвези до конторы, тебе все ровно к Малахову. А я выше поеду.

Удивительно, но «заготконтора Абасова» стояла на прежнем месте. Не было сносу этим камням. Вот только теперь тут располагалось ООО «Space LTD», а в окнах сияли стеклопакеты.

При ходьбе Саню еще поматывало, как пьяного, а в голове стоял звон, будто в латунном кувшине встряхивали монетки. Слабо подсвеченный сумрак памяти, выхватывал неясные образы и события, которые то и дело всплывали в больном сознании: море — Ева — виноград… Лука Лукич Ломов…

— Лука Лукич Ломов? — удивленно переспросила девушка разглядывая врученную ей серую книжицу. — Российская Империя? Вы прикалываетесь? — не выдержала она, переходя с официального языка на бытовой. Тысяча девятьсот восьмой… — Она не успела договорить. Моментально вспомнив все, Саня аккуратно вытянул из ее пальцев документ.

— Извините. Это не та бумажка. — И тут же скинув кроссовок, он достал свой орластый. — Вот.

Инспектор по кадрам подозрительно посмотрела на «приколиста», но на работу оформила. А царский паспорт он сжег. Вышел и тут же в кусте чертополоха сжег, с наслаждением, глядя, как тот корчится в адских муках.

Следующие два месяца Саня пахал, как раб до изнеможения. Ночевал в общем бараке, а чуть свет уже вкалывал там, куда пошлют. Он хотел все забыть, но постоянно возвращался к одной и той же мучительной мысли: как это началось? Очнись он теперь в отделении реанимации, обвешанным трубками и подключенным к разнообразным аппаратам, не удивился бы, а напротив обрадовался. Чего только не пригрезится под наркозом. Но нет, рубиновый клык по-прежнему болтался у него на шее, а собственный резец отсутствовал, являя в зеркале прореху в плотном ряду крепких зубов. Еще он точно помнил, что спалил в кустах имперский паспорт. Одно радовало — заработал прилично и к концу октября вернется в реальный Питер.

Город встретил мелким дождем. Ледяные капли сыпали за воротник легкой куртки, руки сразу озябли. Настойчиво и скорбно Питер тянул из него радость возвращения, как вампир кровушку из деревенского простака. После яркого и ясного моря мрачная-серая вода Невы, усугубляла и без того нерадостное настроение. Сгущались сумерки. Уличные музыканты пели что-то тягучее, заунывное на английском, так что становилось еще хреновее.

Он добрался до привычного хостела и сразу заснул на своей верхней койке. Спал тревожно. Снилось странное и страшное: их с бабкой деревенский дом, у забора фигура под белым плащом — лицо скрыто капюшоном. Неожиданно она вскидывает руку и жестом манит к себе Санька. Тот подчиняется, выходит за калитку и тут капюшон падает на плечи открывая жуткий череп мадам Домински из глазниц, которого фонтанируют черные мухи.

Захлебываясь от ужаса Саня подскочил на койке, огляделся. В комнате никого не было. Он тяжело спустился и вышел на улицу. Его покачивало. По-прежнему одолевали дурные мысли, хотя утро неожиданно сияло. Холодный ветер за ночь разогнал облака и выпустил на сцену холодное солнце.

Саня стоял на крыльце, вдыхая всей грудью здоровый бодрящий запах Питера — без примеси конских экскрементов и постоялого двора. Синева безоблачного неба совсем не похожая на крымскую, выбеленную зноем, густая и неприветливая, дрожала над головой. А на душе была тоска и слякоть, точно он и есть тот самый преступник погубивший царя.

Внезапная катастрофа случившаяся в его жизни, страшная, непоправимая, отчаянная, разбившая все планы, расстрелявшая любовь, обрушила на него лавинубесконечно-грустных и необъяснимых чувств, с которыми он жил все эти два месяца.

Как глупо все закончилось, глупо и ужасно. И если он до сих пор не сошел с ума и не переместился обратно, то есть шанс расставить все по местам. Вернуться в нулевую точку, в начало координат откуда посыпались все его несчастья.

Впервые за все время он понял, что ему делать дальше.

Наскоро перекусив в ближайшей харчевне на Большом проспекте, Саня направился к цели, благо та лежала невдалеке, каких-то несколько линий и вот она — аптека Пеля.

Он стоял перед входом, как перед пропастью в которую его сейчас столкнет безмерное любопытство или глупость, или… короче то, что не давало свободно дышать и спать, как прежде беззаботным и счастливым сном младенца.

Лестница, ведущая в аптеку, почти не изменилась. Только пластиковая будка охраны на том месте, где он остывал от редкого питерского зноя, бросив на холодные плитки пола Артюхинскую бекешу, беспардонно рушила атмосферу таинственности возвращения. Лысого стража в черном не интересовали посетители аптеки, он охранял то, что находилось выше этажом, потому даже не взглянул на очередного экскурсанта, продолжая попивать чаек из пластикового стаканчика, увлеченно штудируя что-то в смартфоне.

Поднимаясь, он не сразу заметил бронзового цербера аптеки, тот стоял возле дверей на деревянной подставке. А когда разглядел, болезненно сморщился — похожая крылатая тварь, но с птичьей башкой навещала его в злополучной квартире. Эта была с львиной и так же когтисто-крылата. Но дань собирала вполне себе гуманно — возле лап валялись мелкие монетки, а некоторые части бронзового тела уже заметно поблескивали, отполированные посетителями желавшими непременного исполнения собственных мечт.

У Сани была мечта, увидеть ЕЁ еще раз…

Массивная дубовая дверь с трудом подалась и он вошел, но прежде кинул крылатому льву латунный жетон для прохода в метро, вроде издеваясь и над стражем, и над мечтой, и над самим собой.

Лишь прилавки, да стеллажи до потолка напоминали о прежней аптеке Пеля, той в которой он впервые увидел Лампушку.

Застекленные шкафы-витрины вдоль стен хранили предметы дореволюционного медицинского быта: от зубных коронок и картонных коробочек с порошками, до непонятных металлических емкостей вроде самоваров.

На диванчике сидели несколько человек, покорно ожидавшие чего-то или кого-то.

Саня подошел к прилавку, за которым копошилась женщина в белом халате.

— Вы на экскурсию? — оставив бумажки спросила она, поправляя на груди съехавший набок бейдж с именем «Татьяна Маслюк».

Санек кивнул. Он узнал эту женщину, но пришел сюда ради другой, той что явилась ему тогда здесь в бреду или наяву. Расплачиваясь, все пытался заглянуть за спину администраторше, не веря, но надеясь на чудо — а вдруг! Вдруг приоткроется дверь и за ней мелькнет белоснежный халат его Лампушки… Но даже в щелку сколоченные собственными руками стеллажи увидеть не удалось — да и навряд ли они сохранились.

Бухаясь в кресло, Саня усмехнулся сумасшедшим мыслям.

В ожидании экскурсии, он рассеянно осматривал стены. С портрета, висевшего на почетном месте, на него строго глядел сам господин Пель, так и не вернувшийся живым из той поездки в Берлин, и не оценивший его с Ефимычем стараний. Хозяин скончался от сердечного приступа в германской столице, тем же душным августом. Разве мог тогда подумать Балалайкин, что почетного и знаменитого профессора привезут с симпозиума в «ледяном вагоне» в компании с пивом и устрицами.

Жизнь штука непредсказуемая и знать наперед, что случится может только один Бог.

Саня не надеялся услышать тутневозможных откровений — что для любопытствующих здесь обывателей просто история, для него, с некоторых пор, история собственной жизни. О том, что дед и прадед аптекаря Пеля промышляли алхимией в своей лаборатории и слыли среди народа колдунами, он впервые узнал не от экскурсовода, потому лишь снисходительно хмыкнул. Его инсайды были побогаче — от самого генерал-губернатора!

Карьерное восхождение клана Пелей несомненно впечатляло — из рядовых сапожников да в поставщики двора самого Императора Российского! Это вам не с ноздри сморкнуться. Тут жилка предпринимательская нужна. Кроме всяких полезных медицинских штук еще и пилюльки позолоченные, и таблетки спермина для потенции — аналог нынешней виагры, оказалось тоже Пель намутил.

«…одним из желающих проверить на себе таблетки для повышения иммунитета был друг его отца Дмитрий Иванович Менделеев, — вещала экскурсовод, — и когда он узнал, что таблетки кроме улучшения самочувствия еще и усиливают тот самый мужской эффект, то стал активно предлагать таблетки знакомым и привлекать средства для строительства цеха по производству лекарства…»

«Видать не промах был этот старик Менделеев, даром что химик…», — бесцеремонно заметил усатый пузан, приобнимая немолодую жену, та подняла на него бровь, вмиг оборвав тяжелым взглядом неуместное веселье и только Саня был с ним согласен — мощный дед!

А дальше им показали кирпичную трубу. Рассказали о пожаре. Они спустились в подвал, в химическую лабораторию, где сидя в полумраке, проникались таинственной атмосферой колдовского места. Им даже позволили покрутить колесо циферблата на старинном телефоне, висевшем на стене аптеки. И когда уже казалось больше и добавить нечего, хранительница аптечных секретов сразила всех, а Сане и вовсе пальнула в самое сердце.

— Любопытный факт, о котором я упоминаю в конце каждой экскурсии. С уважением и благодарностью к женщине невероятной судьбы, которая помогала нам, консультировала. Она работала в этой аптеке у самого профессора Пеля еще в начале прошлого века. Она до сих пор жива. И вы не поверите ей почти сто тридцать лет!

— Невероятно!

— Не верю…

— Небось профессор ее эликсиром бессмертия напоил, — весело предположил все тот же веселый пузан.

— Однако, это правда. Вероятно, она самый старый человек на планете, но не любит это афишировать. В сто лет вернулась в Россию и с тех пор живет здесь. Впрочем, это совсем другая история… — она дежурно улыбнулась. — Наша экскурсия окончена. Спасибо и хорошего отдыха в Петербурге.

Все ушли, а Саня остался. Он стоял обескураженный, не веря своим ушам.

Этого не может быть!

— Вы что-то хотели? — экскурсовод заметила его растерянность и подошла уточнить в чем дело. В ее руке зазвонил телефон, но она сбросила вызов и участливо взглянула на посетителя, очевидно парень выглядел неважно. — Как вы себя чувствуете?

— Нормально.

— Отлично. — Женщина уже собиралась отойти, но Саня остановил ее.

— Ее зовут Евлампия Серёдкина.

— Да… А вы откуда знаете?

Женщина заинтересованно взглянула на парня и подошла ближе.

— Мой прадед был эсером, — Саня запнулся, — правда потом с большевиками мутил. Так вот… он знал товарища Еву, которая здесь работала до революции… Вы рассказали и я вспомнил…

— Невероятно! Просто невероятно! — удивилась она и полезла искать что-то в телефоне. — Вот номер ее пансионата. Он за городом. Но если вы позвоните, думаю, вас пропустят. Такие встречи уникальны! Она еще в уме… — понизив голос, доверительно сообщила экскурсовод, диктуя Саньку номер.

— Обязательно передавайте Евлампии Федоровне привет от Эллочки. Она меня помнит. И, конечно, заходите. Хотелось бы узнать как прошла ваша встреча. Надеюсь, еще увидимся. До свидания. — Она отошла, не переставая повторять восторженным шепотом: «Невероятно!» И офигевший Санек был с ней согласен — снос башки — разрыв сердца!

Загрузка...