Глава 14

Вернемся к текущему моменту. Уже 9 лет идет Бразильская война. Никак проклятые португальцы не уймутся. Все тянут свои загребущие руки на юг.

22 января 1820 года близ города Такуарембо, находящегося на севере современного Уругвая, лусо-бразильерос [«лузитанские бразильцы», иначе португальцы из колоний) наголову разгромили войска пресловутого Хосе Артигаса, для которых это сражение стало последним — из двух с половиной тысяч артигистов пятьсот было убито, столько же попало в плен, а остальные в панике разбежались.

Сам Артигас, преследуемый врагами по пятам, в сентябре того же года бежал в Парагвай, где тамошний неадекватный каудильо Хосе Франсия ( или просто Франция) сослал его в захолустье; можно сказать, что не дал приют, а изолировал.

После этого Соединенное королевство Португалии, Бразилии и Алгарве (именно так тогда назывался португало-бразильский альянс) официально аннексировало Восточный берег, вошедший в состав королевства как Цисплатинская провинция. Вот оно как!

В Буэнос-Айресе, считавшем Восточный берег своей «исконной вотчиной», подобное решение было воспринято с огромным негодованием, несмотря на то что совсем недавно там активно использовали лусо-бразильерос для борьбы с Артигасом. Но одно дело — сталкивать врагов лбами, и совсем другое — терять земли. Так дело не пойдет!

Для возвращения утраченной провинции власти Буэнос-Айреса использовали бывшего сторонника Артигаса Хуана Антонио Лавальеху, уроженца Восточного берега, который после бразильской аннексии шустро перебрался в Буэнос-Айрес. 19 апреля 1825 года тридцать три патриота ( с каждым разом число «федералес» все уменьшалось, стремясь к нулю), во главе с Лавальехой, высадились на территории Восточного берега и подняли мятеж против португальских оккупантов.

Вскоре было создано Временное правительство Восточной провинции, войсками которого командовал Лавальеха. 25 августа конгресс, собравшийся в городке Флорида на Восточном берегу, провозгласил независимость Восточной провинции от Бразилии. Адью, мадам, мы разошлись, как в море корабли!

И тут же конгресс заявил о вхождении нового независимого государства в состав Соединенных провинций Ла-Платы. Учредительный конгресс в Буэнос-Айресе быстренько утвердил это мудрое решение.

В октябре того же года в сражении у города Арройо-Саранди «ориенталес» («восточники» — так назывались повстанцы Лавальехи) разгромили армию лусо-бразильерос, а затем одержали еще несколько побед более мелкого масштаба. Фортуна явно благоволила ориенталес, и это вызвало сильное беспокойство «паркетного» императора Педру I и его окружения (еще в сентябре 1822 года Бразилия формально разорвала альянс с Португалией и стала независимой конституционной империей).

10 декабря 1825 года Бразилия объявила войну Соединенным провинциям. Бразильский флот моментально блокировал устье Ла-Плата и порты Буэнос-Айрес и Монтевидео, находившийся тогда в руках ориенталес. Напомню, что пока все побережье Соединенных провинций — залив Ла-Плата, который очень легко блокировать. Все этот фокус будут проделывать в будущем неоднократно. Выкручивая Аргентине руки.

Ведь испанцы, уходя, свой флот забрали. Лес растет очень далеко, в горных Андах. Возле побережья пустые бескрайние степи, где не найдешь ни кола, ни бревна. То есть флот аргентинцы не могут построить при всем своем желании. При этом страна не настолько богата драгоценными металлами как Мексика. Там, в аналогичной ситуации, просто предложили купить корабли за десятикратную цену и мексиканцам с удовольствием их продали. У аргентинцев же мошны хватало только на то, чтобы за взятку в 700 кг серебра временно заставлять чужаков снять блокаду.

А тщательно собранный по крупицам слабый аргентинский флот, при приближении португальцев, бежал на юг. В единственный дальний южный порт в устье реки Рио-Негру — Кармен-де-Патагонес, который удалось спасти от захвата бразильцами.

Таким образом, Бразилия господствовала на воде, но не на суше, потому что у Педру I было не очень-то много войск, а вдобавок часть их приходилось держать во внутренних провинциях, где то и дело происходили восстания. В Бразилии бушевала настоящая анархия. И немудрено. Так как там был двойной гнет: английский и португальский.

Вкупе с английскими негоциантами португальский двор имел максимум прибыли. Лиссабон учредил налог. Квинто, пятая часть добываемого золота и драгоценных камней, полагалось ему словно по божественному праву. Но лишнего никто отдавать не хочет. А золото, как и драгоценные камни, легко поддается контрабанде.

Поэтому Португалия установила фиксированный минимум подати: 1500 килограммов золота в год. Отдай и не греши! А большие деньги всегда пахнут смертью. Когда квинто не достигало этого «прожиточного» минимума лиссабонского двора, следовали обыски, аресты, террор.

В порядке репрессивных мер большими налогами в Бразилии облагались прежде всего местная торговля и дорожный транзит. Когда же и это казалось для португальских колонизаторов недостаточным, фиску подвергались все жители колонии, вплоть до нищих. В действие вступала армия: обыскивался каждый дом от подвала до чердака в любой час дня и ночи, тюрьмы не вмещали арестованных.

Это могло длиться многие месяцы. И в течение всей налоговой кампании каждый бразилец постоянно рисковал потерять имущество и свободу, если не саму жизнь.

Бразильцы активно боролись против этого произвола. Антипортугальские заговоры следовали один за другим, но все они жестоко подавлялись. Лиссабонский двор и его слуги в Бразилии противопоставляли освободительным попыткам колонии еще более суровый режим управления и контроля. Дело дошло до того, что в Бразилии была запрещена всякая обработка золота, и все без исключения торговые связи с внешним миром она должна была вести только через Португалию. Гнет метрополии становился невыносимым.

Добавляли масла в огонь и постоянные восстания чернокожих рабов. Рабы стали восставать прямо на плантациях. Для примера, в одной только Баии крупные восстания негров произошли в 1807, 1809, 1813, 1816, 1826, 1827 годах. Восстания были организованными — с предварительно разработанными планами, точно намеченной целью: взятие власти. В ответ невольников нещадно били плетями и палками, вырывали у них зубы, живыми привязывали к дулу пушки, кастрировали, выкалывали глаза…

Так что бразильцев теснили и к началу 1828 года большая часть Восточной провинции находилась под контролем Буэнос-Айреса.

Великобритания, хитро оказывавшая финансовую поддержку обоим участникам конфликта (если вы хотите выиграть непременно, то должны ставить и на красное, и на черное), решила, что удобнее всего будет свести эту партию вничью.

Под ее давлением Бразилия пошла на переговоры, в ходе которых было решено, что спорная территория должна стать независимым государством. Война закончилась 27 августа 1828 года подписанием предварительной конвенции о мире. Но это было так сказать только «декларацией о намерениях».

Мирный договор еще не заключен. Пока же идет вялотекущее перетягивание каната. Которое продлилось еще два года.

Британцы считали, что единая и сильная Аргентина им не нужна. Лучше иметь здесь эфемерный конгломерат мелких и слабых государств. К тому же, хитрые островитяне всегда подыгрывали португальцам, своим младшим партнерам. В целом же от вице-королевства Рио-де-ла-Плата отделились Боливия, Парагвай и Восточная провинция, ставшая в 1830 году государством Уругвай. Все остальные земли вице-королевства остались у Аргентины, ставшей вторым по площади государством Южной Америки после Бразилии.

Война с Бразилией ускорила работу над созданием нового государственного аппарата Аргентины, которая до сих пор шла ни шатко ни валко, увязая в дискуссиях и согласованиях. Всем надоела эта пустопорожняя говорильня.

3 февраля 1826 года Учредительный конгресс принял закон о создании правительства из пяти министерств — внутренних дел, иностранных дел, финансов, а также военного и морского. Также была создана должность президента, которому предстояло исполнять функции главы государства до принятия национальной конституции.

7 февраля 1826 года президентом Соединенных провинций Ла-Платы был избран недавно вернувшийся из Европы Бернардино Ривадавиа. Под вечным лозунгом: «Европа нам поможет!» Как это не удивительно, но этот президент стоял на твердых англофильских позициях. То есть нужно сделать Аргентину колонией Великобритании и тогда все будет хорошо. Вот тебе и образец для подражания!

Одним из первых предложений первого президента стало придание Буэнос-Айресу статуса столицы государства. Несмотря на сопротивление федералистов, а также торгово-землевладельческой верхушки Буэнос-Айреса, это предложение было принято.

Почему сливки буэнос-айресского общества выступали против превращения их города в столицу? Прежде всего, где стрижка лохов, там и конкуренция. А такой шаг лишал их ряда выгодных монопольных привилегий, а кроме того, приводил к национализации ряда городских объектов — провинция Буэнос-Айрес ликвидировалась, и город переходил под контроль национального правительства, а за его пределами предполагалось создать две новые провинции взамен упраздненной.

«Иуда» продолжал отрабатывать свои 30 британских серебряников. Ободренный успехом, с которым проходили его предложения, Ривадавиа высказался за национализацию медных и серебряных рудников Фаматины [в провинции Ла-Риоха]. В качестве переходного этапа к национализации предполагалась передача эксклюзивных прав на разработку месторождений «горячо любимым» британским инвесторам. Мол, пусть они подавятся таким большим куском!

Но тут дело резко забуксовало. Учитывая, что у месторождения уже был полновластный хозяин, каудильо этой провинции по фамилии Кирога. А тот, услышав, что у него забирают нажитое непосильным трудом, совершенно остервенился.

Ему помогало то обстоятельство, что британцев после относительно недавней интервенции все аргентинцы ненавидели. Подкузьмить наглых «гринго» становилось делом чести.

Страна вспыхнула как порох. Губернатор Кордовы Хуан Баутиста Бустос (не какой-нибудь узурпатор-каудильо или хрен с бугра, а первый конституционно избранный губернатор) в знак протеста против действий правительства отозвал кордовских депутатов из Конгресса и заявил, что не признает ни полномочий самозванного собрания, ни избранного им клоуна-президента.

В провинциях начали вспыхивать восстания. Недовольных объединил вокруг себя Хуан Факундо Кирога — крупный землевладелец, помимо прочего владевший и рудниками, на которые так ловко собрался наложить руку шустрый Ривадавиа. Кирога участвовал в войне за независимость на стороне патриотов, но, как несложно догадаться, он был убежденным федералистом, и политика Ривадавии вызывала у него активное неприятие.

Разгневанный Кирога ( ласково прозванный в народе Зубодером) пошел по земле обидчиков огненным смерчем. Он умел привлекать сторонников, а с теми, кто выступал против него или не спешил присоединяться, обходился круто — смещал с должностей и ставил вместо них своих людей. Очень скоро мятежный каудильо взял под свой контроль несколько внутренних провинций, и правительство ничего не могло с этим поделать. Провинции выдвинули идею созыва альтернативного конгресса…

Централизованное государство распалось, не успев встать на ноги.

Сознавая свое бессилие, 29 июня 1827 года Бернардино Ривадавиа подал в отставку. Хотя пулю в лоб он себе не пустил, но и в политику больше не вернулся. Некоторые историки ставят в вину Ривадавии его англофилию, выражавшуюся в предоставлении британцам различных преференций, но надо понимать, что правительство сильно нуждалось в средствах, а кроме Великобритании, их никто не спешил давать. Да и положа руку на сердце, честно скажите мне, кто же родиной не торгует, когда ему делают заманчивые предложения? А?

" Суровые годы уходят. Борьбы за свободу страны. За ними другие приходят. Они будут так же трудны!" Наступала грозная эпоха Рохаса…

Пока я размышлял, не только сиеста прошла, но и хозяин раскочегарил кухню. Так что меня позвали обедать. А я уже изрядно проголодался, так что кишка кишке приветы передавала. Ведь уже четвертый час дня, а я за весь день съел только сраный ход-дог! Я бы сейчас целого быка сожрал! Или даже двух!

Вива Диос ( Слава богу!) Что мне сейчас нравиться в аргентинской кухне, так это огромные порции мяса, которое можно есть до отвала. А как иначе? Степи не распаханы, так как населения маленькое и пахать просто некому. В пампасах бродят огромные стада наполовину одичавшего крупного рогатого скота, за которыми особо никто не приглядывает. Скотина плодится, размножается и разбредается во все стороны. На ничейный юг вплоть до самого Магелланова пролива. Всего и дел остается как собрать гурт скота и пригнать на своих ногах в Буэнос-Айрес. К мясникам.

А здесь холодильников и даже ледников нет, так что то, что за сегодня съесть не удается — просто выбрасывают. Благо мясо стоит сущие копейки. Вот и хозяин бодро крутит на вертеле над очагом здоровенную ногу коровы, которая утром еще мычала и периодически срезает готовый одуряюще пахнущий верхний слой в подставленные тарелки. По принципу шаурмы. Число подходов неограниченно и зависит лишь от аппетита каждого. Ешь вкуснейшее, мягкое, истекающее жирным соком жаркое — не хочу! Все равно все не съеденное пропадет!

У-ф-ф! Наелся! Семь потов с меня сошло!

А вот с хлебом здесь проблемы. Так как пампу пахать некому, то хлеб только привозной, из Европы. И стоит запредельные деньги. Импортное зерно идет только на кондитерку. Богачи любят употреблять лимонные пирожные или апельсиновые торты.

Почему пока приходится импортировать пшеницу, ведь Аргентина словно нарочно создана для ее товарного производства? Опять же: нет людей. Хронический дефицит населения. Поэтому крупные аргентинские землевладельцы отдают предпочтение скотоводству, которое приносит хорошие прибыли, но при этом требует малого количества работников.

Для сравнения: на двух с половиной тысячах гектаров можно пасти около пяти тысяч голов крупного рогатого скота, который пасется буквально сам по себе. Снега тут нет, корма заготавливать не нужно. Как и скотине табанить траву из под снега. Лафа круглый год.

С пятитысячным стадом управлялось всего трое или четверо гаучо. Если же разводить на этой же территории баранов и овец, то стадо численно возрастет в пятеро. И потребуется впятеро больше работников. Для выращивания же пшеницы на такой площади потребовалось бы в сто (!) раз больше работников.

Выручает кукуруза. В бескрайних степях для нее суховато, без орошения выращивать нельзя. Зато ее успешно выращивают там где достаточно влаги: на побережье, вдоль реки Ла-Платы и так же вдоль восточного притока — Параны. Пока хватает, даже с учетом того, что часть кукурузы идет на изготовление алкогольной «пульке». Зерна жуют и сплевывают в корытца. Там жидкость перебраживает, а затем ее употребляют. Либо в виде бражки, либо после перегонки. То есть и без всяких буржуазных вывертов бухла, жратвы и баб здесь хватает…

Кукуруза крайне удобная сельскохозяйственная культура, трудозатраты на нее мизерны. Выращивать кукурузу может сущий дикарь с голыми руками. Что там работать? Все эти пахоты, севы, прополки и жатвы здесь не нужны. Необходимо только после зимы на участке сжечь сухую траву. Посмотрел на огонь и заодно семена сорняков в почве пропек, чтобы они не взошли.

А через пару дней взял острую палку и пошел в поле. Воткнул палку в землю, в образовавшуюся дырку зернышко кукурузы сунул, подошвой почву придавил, таким образом землю заровнял. И шуруй дальше. Вот и весь сев.

Весной дожди пошли и кукуруза вверх поперла. Прополка не нужна так как кукуруза высокая и все сорняки забивает. А вот когда колос в початке стал зерном наливаться, тогда и начинается основная работа. Нужно защищать свое поле от соседей-халявщиков, а так же птиц и животных. Но от того что ты периодически на поле поглядываешь и «Кыш» кричишь, ни у кого еще пупок не развязался. «Битвы за урожай» здесь опять же никакой нет. Поспела кукуруза — ты взял мешок и наломал себе початков.

Короче, если сложить все трудозатраты за год, то получается что ты отработал от силы сорок дней. А целый год сыт, кайфуешь! То есть, у нормальных людей 11 месяцев рабочих и лишь один месяц отпуск, а у тебя все совсем наоборот!

С напитками же пока беда. Чай импортный, китайский, идет по цене серебра. Кажется, кофе в Бразилии хоть задницей ешь, но с Бразилией то война, то золотуха. Короче, кофе тоже дефицит. Его употребляют на великосветских приемах, да еще и предварительно делают рекламный анонс «На званном вечере хозяин сегодня угощает кофе».

С бразильским какао ситуация складывается аналогичная.

Национальный напиток здесь «мате» (в переводе — «тыква») — травяной чай, очень популярный в Аргентине, южной Бразилии, Парагвае и Уругвае. Еще его называют «парагвайский чай». Мате собирают в пампе, обрывая листья с дикорастущего кустарника пардуба. Этим занимаются сборщики чая «йербатерос».

Затем щепотку измельченного порошка заливают кипятком. Мате традиционно подается в полой тыкве (отсюда и название) и пьется через соломинку. Этот чай славится своим неповторимым вкусом.

Вторым по значимости национальным напитком считается «Канья» или «Канья Кемада» (в переводе — «жженный тростник») — похожий на коньяк крепкий алкогольный напиток на основе сахарного тростника с добавлением карамели, меда или мелиссы.

Оба напитка являются традиционными у гаучо, но если канью просто употребляют, по-простецки занюхав рукавом, то совместное распитие мате носит ритуально-объединяющий характер. Далеко не все аргентинцы любят канью или мате (вкусы у всех разные), но редко кто рискнет признаться в этом публично, ведь эти напитки стали символами аргентинской нации.

Вот и я нажравшись мяса до отвала, заев это тонкой кукурузной лепешкой, получил свою тыквочку с мате. Покойный мой папаша предупреждал меня, что этот чай не пьют, а тянут через специальную тонкую металлическую трубочку, называемую бомбильей.

Кипящий чай в тыкве нагрет почти до 100 градусов Цельсия. Бомбилья, естественно, тоже сильно нагревается. С иностранцами, впервые пробующими этот своеобразный напиток, случается все время один и тот же казус: они обжигают себе губы и язык. Вот так Штирлицы и палятся.

Так что под внимательным взглядом хозяина я пил свой чай с большой осторожностью, очень небольшими порциями.

После предобеденного отдыха теперь положен отдых послеобеденный…

Загрузка...