Аргентинец поневоле

Глава 4

Вокруг царила густая чернильная темнота, без всякого намека на махонькую искорку света. Где-то вне времени и пространства мой мятежный дух парил над просторами космоса. Вдруг послышался какой-то шум. Сфокусировавшись, я смог расслышать слова.

— Ну что батенька! Пора начинать новый эксперимент! Приступим, помолясь?

Не знаю на каком языке прозвучала эта фраза, так как слова словно бы возникали у меня в голове, возможно, телепатически.Тут же последовало продолжение диалога:

— Боюсь, профессор, что это будет один из последних экспериментов. Ведь весь выделенный бюджет мы уже израсходовали на пять лет вперед. И то сказать, начали шестую сотню…

— Не волнуйтесь, у меня хорошее предчувствие. Все должно получиться. Ведь у нас сегодня великолепный экземпляр. Можно сказать редкий.

— Этот русский? Не хочу вас обнадеживать. Ничего особенного. Да, нахватался, возможно, по верхам во многих областях, но нигде не проявил себя как уникальный специалист. Вспомните, сколько надежд было на известного японского инженера? И все впустую.

— Да японец оказался на проверку жидковат. И туповат. Привык узкоглазый действовать по шаблону. Шаг право, шаг влево — расстрел на месте. Ни малейшего отклонения от написанной инструкции. Даже в мелочах. Если нужно поднять груз в 20 тонн, то привык заказывать 20-ти тонный кран. Если 25 тн — заказывает 25-ти тонный. Нет такого крана — будет сидеть на жопе ровно и ничего не делать. Так как считает задачу в принципе неразрешимой. А русский все равно попытается шаловливыми ручками что-то нахимичить. Применит 10 тонный кран, да плюсом рычаги с противовесами, а с другой стороны домкратами поддомкратит, камни для упора подсунет. С третий — ковшом бульдозера приподнимет, экскаватор подгонит и подтолкнет. Конечно, в большинстве случаев вся такая шаткая конструкция рухнет, но есть небольшой шанс, что задачу выполнит.

— Ну да, на западе углубляют узкую специализацию до упора, в результате, как правило, вояка на гражданке выглядит, как рыба вытащенная из воды, и наоборот, а в России и гуманитарий может с автоматом АКМ побегать, вместо сапера взрывчатку подорвать. Считают, что им любое дело по плечу. И почти всегда — зря.

— Что же, увидим… Но поскольку очередная неудача для нас смерти подобна, необходимо немного схитрить. Немного разгоним испытуемому биологический процессор, добавим оперативной памяти да и для долговременной несколько увеличим объем. Но ничего серьезного. Чтобы никто не заметил. Будем оперировать внутри высшего порогового значения интеллекта для данного биологического вида. В конце концов, встречаются же и у них гении…

Все затихло.

Через какое-то время после противного звука сирены, который прозвучал у меня прямо внутри мозга, было громко объявлено:

— ВАЖНО! ЗАДАЧА: СДЕЛАТЬ АРГЕНТИНУ РАЗВИТОЙ СТРАНОЙ. ПРИСТУПИТЬ К ВЫПОЛНЕНИЮ!

И меня неожиданно выстрелили куда-то вверх, словно пробку из бутылки шампанского. И я полетел. По мере полета окружающая среда вокруг меня все уплотнялась и уплотнялась, пока не достигла консистенции воды. Я значительно притормозил, стал задыхаться, но вверху замаячило светлое пятно и я из последних сил рванул ему навстречу.

Молотя руками и ногами, не в силах больше терпеть, я судорожно открыл рот и туда тут же хлынула вода. Конец? И тут же я обнаружил, что касаюсь ногами дна. Скребнул сперва одной ногой, а потом и второй по илу. Я высунул голову из воды и носом вдохнул воздух. А ртом тут же принялся отплевывать воду. Тьфу! Вода была не слишком соленой, словно рядом в океан впадала огромная река, разбавляя его большими массами пресной воды. Была ночь, но освещения мне хватило, чтобы разглядеть, что берег совсем близко, метрах в ста.

Сделал еще несколько шагов. Дно здесь было местами неровное, с острыми выступами. Пришлось двигаться осторожно, чтобы не поранить ноги, да и просто не упасть. Благо на ногах у меня осенние башмаки на толстой подошве. В тридцати метрах от берега глубина уже была чуть выше колена. Шатаясь от напряжения, я выбрался на песчаный берег.

Впрочем, берег был не похож на пляж. Травка зеленая, какие-то кусты. Выше по склону холма — парочка деревьев. Мне показалось, что вдали справа по краю холма двигалось стадо баранов. Или каких-то животных, похожих на баранов. То, что здесь вполне цивилизованные места — указывали несколько огоньков как слева, так и справа.

Причем справа огоньков было значительно больше, значит там и городок побольше. Туда я утром и направлюсь.Если меня раньше спасатели не найдут. Неохота, счастливо пережив крушение самолета, попереть не зная дороги по темноте напрямик и сломать себя в эйфории руку или ногу. Это был бы номер!

Что же касается недавних голосов, что звучали у меня в голове, то я отнес возникновение их на слуховые галлюцинации. При недостатке кислорода мозг иногда нам подбрасывает забавные сюжеты.

Вода была относительно теплая, но когда я вылез на берег, то затрясся в ознобе. Чтобы согреться, быстрым шагом пошел к ближайшему холму, который начинался метрах в ста от кромки океана. Остался бы на песочке, но я не знал какая в этом месте будет высота океанского прилива. А морской водички я уже нахлебался вдосталь. Хватит!

При ходьбе ботинках противно чавкала вода. По ходу дела я автоматически хлебнул из уцелевшей алюминиевой фляги, чтобы согреться, добрый глоток водки. Будто бы проглотил ледяной комочек, который почему-то обжог мне язык, нёбо и горло. Проникнув в желудок, алкоголь произвел там маленький взрыв. Меня тут же вытошнило на ходу морской водой пополам с какой-то гадостью.

Добравшись на склон, нарвал травы и устроил себе лежку. Снял мокрую одежду и разложил ее вокруг, чтобы она просохла. Несмотря на ночь, температура воздуха была почти комнатная. Градуса 22 тепла, может чуть-чуть меньше. Короче, не замерзну. Прилег на сорванную траву, расслабился и неожиданно задремал. Да так сладко, словно бы под любимую мамочкину колыбельную: «Спи мой зайчик, спи мой чиж, мать уехала в Париж!»

Проснулся я внезапно, рывком.

Первым делом, подивился на отсутствие своего солидного животика. Тот исчез за одну ночь и даже не попрощался. В предрассветных сумерках виднелась молодая, упругая кожа и если не кубики, то по крайней мере валики из мышц. Чудеса!

Тут я подумал, что падение с самолета не прошло для меня без последствий. Видимо, в воздухе я обо что-то хорошо приложился головой. Хотя и чувствовал себя отлично.

Легко вскочив на ноги я мельком отметил, что на левой ноге исчез большой старый шрам, который я получил оступившись по пьяни, когда ободрал мышцы в гараже, угодив этой ногой в плохо закрытую смотровую яму. Посмотрев на свои руки, я тоже удивился как молодо они выглядели. Кроме того, на левой руке на указательном пальце с концами растворился лунообразный шрам. Его я заимел в армии, чуть не лишившись в том случае пальца. А он мне был дорог как память!

Чувствовал я себя прекрасно, как будто заново родился. Я не поленился сбегать до уреза воды и посмотреться в океан. Как в мутное зеркало. Насколько можно была рассмотреть — я действительно здорово помолодел. Как по мне, так таким молодым, глупым и неуклюжим как молодой лось, я был лет в 16. В семнадцать, перед армией уже немного окреп, а после армии так и вообще заматерел. А сейчас во мне присутствовала некоторая юношеская угловатость.

Я или брежу или чего-то не догоняю! Тут же потянулся до хруста в позвоночнике. А жить-то хо-ро-шо!!! Солнце уже собиралась всходить, на востоке небо заметно посветлело. Утренние сумерки рассеивались. Ох и красивые же виды открываются!

Море как море, но на берегу не было видно не следа цивилизации: сотовых вышек, линий электропередач, асфальтовых дорог, куч пластикового мусора. На небе не наблюдалось инверсионных следов от самолетов. На море железных судов. Пару рыбачьих шаланд, сделанных из дерева, что виднелись на спокойной глади моря, выглядели на редкость архаично.

Так же отстало и примитивно выглядели два населенных пункта, которые ночью светили мне огоньками.

— Не понял… — ошарашено пробормотал я себе под нос. — Где я? Куда это меня забросило? Ответ: «К ебеням!» не предлагать!

Несмотря на март месяц было довольно тепло. Можно сказать, день будет жарким. Градусов под тридцать. По крайней мере, я на это надеюсь.

Мы уже собирались вскоре приземляться в аэропорту Буэнос-Айреса, когда потерпели крушение. Значит, я в Аргентине. Поскольку солнце восходит впереди от берега. Был бы на восточном берегу — в Уругвае, то солнце бы всходило несколько сзади и сбоку.

А так как когда я нахлебался воды, то она не походила на морскую, то значит передо мной залив Ла-Платы. Это огромная дельта большой реки, впадающей в океан и образующей большой лиман. Устье или эстуарий по-испански. За размеры и за вкус воды испанцы когда-то называли его «Сладким морем».

Одежда и носки высохли, а башмаки были сыроваты. Ничего, досохнут на мне и будут плотнее облегать ногу. Поскольку чувствовал я себя на редкость отлично, голова была ясной и работала как хороший компьютер, то решил пока провести инвентаризацию своих вещей. Ведь весь багаж, тю-тю, на дне океана, мне недоступен. Глядишь и спасатели подоспеют. Ноги бить не придется. Доберусь до аргентинской столицы как белый человек, на вертолете.

Поскольку март в России еще зимний месяц, а в Аргентине — летний, то я был сразу одет в летний костюм. Сине-зеленый пиджак, типа клубного, и светлые штаны. А вот летние туфли надевать на ноги я побоялся, даже с учетом того, что ехал в аэропорт на такси. Не по нашей погоде. Остановился на легких осенних ботинках. Выглядел, конечно, странновато, но переодеться мне пока не в чего. Верхняя одежда — шапка с дубленкой — где-то плещутся в океане, вместе с моими чемоданами на колесиках.

Зато карманы пиджака были забиты. Паспорт с бумагами в одном, портмоне в другом. Так как в Аргентине вечные дефолты и карты могут отказать, то я взял с собой бумажные доллары. Двадцать стодолларовых бумажек. Итого: две тысячи баксов. Думал, хватит на все случаи жизни. А случаи разные бывают. Сейчас денежные бумажки просохнут и можно не очковать. Я буду при деньгах.

Так же во внутреннем кармане у меня имелась алюминиевая фляга, емкостью с четверть литра, в которой еще на две трети объема сохранилось водки из «Дьюти Фри», что я взял чтобы снимать стресс в полете. Запас карман не тянет и жопу не дерет. Я сделал глоток из фляги — нормально, морская вода в емкость не проникла.

На ремне в чехле висел сотовый телефон. Экран треснул, из-за пребывания в воде аппарат был безжизненный, как кусок кирпича. Впрочем, треснул не экран, а защитное стекло. Попробую эту трубку просушить, затем положить в банку с сахаром, чтобы тот вытянул лишнюю влагу — может эта вещица и заработает. Нет — вытащу хотя бы симку.

В боковом нижнем кармане — связка ключей. Два больших, маленький от общего коридора, пластмассовый от подъезда, колечки и старый алюминиевый брелок. На последнем символически было изображено то ли солнце, то ли осьминог, то ли еще какая-то хрень.

Российская мелочь — три монетки общей суммой в пять рублей. Помятый, словно вытащенный из задницы путеводитель, который был засунут в боковой нижний карман пиджака. Он значительно пострадал от влаги. Я оторвал скомканную и рваную обложку и выкинул, остальная бумага просохла и годилось хотя бы подтереться после туалета.

Ожидание спасателей затянулось. Чтобы не терять времени, я кое-где простирнул свои светлые штаны. Вот же, уделался местами в глине! Свинья всегда грязь найдет! Ничего сейчас все быстро высохнет. Вон как солнышко зло припекает. Южноамериканское лето не торопится уступать место осени.

Я просидел на склоне холма часа два с половиной, когда понял, что никакие спасатели на «голубом вертолете» за мной не прилетят. Да и есть ли сейчас вертолеты? По крайней мере, опять я не видел ни машин, ни самолетов с их следами в небесах, ни нормальных судов в море. Только дальше, в глубине заливе, прищурившись, разглядел нечто похожее на классическую каравеллу. Только с голыми мачтами. Та еще дурында!

Прям теряюсь в догадках!

Так же на горизонте промелькнула парочка всадников, похожих на киношных мексиканских бандитов (вышедших из классических голливудских вестернов), которые куда-то целеустремленно скакали по полям диких жасминов, густым ковром покрывавших в это время песчаные поляны побережья, как на пожар. Мистика какая-то!

— Дурдом! — пробормотал я. И потом добавил универсальное:

— Вашу мать!

Может, уже пора нервничать? А смысл нервничать? Расслабься, Яша.

За это время я посетил туалет, который устроил в кустах и потратил на подтирку один из листов своего путеводителя. А кроме всего, я уже изрядно проголодался и главное очень хотел пить. Жажда замучила. Ручьев поблизости я не нашел, а из моря пить было бесполезно.

Главное, что рядом появился какой-то угрюмый пастух, который глядел на меня с подозрением, словно думал, что я тут для того, чтобы украсть его баранов. В ответ я тоже поглядывал на него недобро, подозревая во всех смертных грехах. Короче, мне стало неуютно. Э-хе-хе, жизнь моя жестянка!

Я понял, что если буду сидеть на попе ровно на берегу, то завтрак и ванна мне не светят. Делать нечего, пришлось тащиться к тому населенному пункту, что был побольше. Тут максимум километра четыре, дойду за час. И я пошел, к огромному облегчению пастуха. Считающего, что «наша служба и опасна, и трудна». И к полному удовлетворению его большой косматой собаки, вся шерсть у которой была в колтунах. Приходилось только радоваться тому, что ленивый пес не счел меня достойным для своего гавканья.

Добрые, почтенные, здравомыслящие существа эти собаки!

День обещал быть по-летнему жарким, уже с утра солнце начало припекать. Моя одежда и обувь давно обсохли и выглядели вполне прилично. За исключением того момента, что я резко помолодел, причем сильно, и костюм болтался на мне, как на подростке, нарядившемся в отцовское шмотье. Хорошо хоть размер обуви уже был сорок второй.

Поскольку до города было недалеко, то я довольно быстро выбрался на укатанную дорогу. Грунтовку, которая была густо " заминирована" как старыми, так и свежими «коровьими лепешками» и «конскими каштанами», вокруг которых стайками вились мелкие серые мухи.

Подойдя к городу километра на два, я смог рассмотреть, что ближняя часть ко мне застроена глинобитными сараями, халупами и «халабудами», которые явно сооружали пьяные строители, причем в период самого лютого запоя. И опять же нигде не видно столбов с электропроводкой, ни телевизионных и спутниковых антенн. Однако.

Такое печальное зрелище, вкупе с моим внезапным омоложением, позволило мне предположить, что я пополнил дружные ряды попаданцев. А подобных книг о приключениях этих доблестных героев я за свою жизнь уже прочитал немало. Хотя там трезвым не напишешь, не пьяным не прочтешь. Ох и вляпался же я! Чё-ёрт!

Теперь становились актуальными вопросы: «Где я?» и «Когда?». Скоро я смог несколько удовлетворить свое любопытство. Меня нагнал на телеге какой-то крестьянин, который вез на своей скрипучей повозке, запряженной довольно мелкой кобылой вульгарной коровьей масти, какие-то овощи на городской рынок. Крепкие и плотные томаты, хрустящие огурчики, цветную капусту, сладкие и жгучие перцы, зелень и травы, от которых шел одуряющий запах.

Сама судьба нас свела!

Крестьянин был классический «латинос» средних лет. Мелкий, коренастый, смуглый, небритый, с длинными подковообразными усами, одетый в соломенную шляпу с широкими полями и рубаху в комплекте со штанами из грубого небеленого полотна. И рубаха и штаны были довольно грязными. Особенно обильно извозюканы были штанцы. Казалось, что это мужик с простецкой рожей колхозника, изо всех сил бежал до туалета, но немного не дотерпел. «Душок» от встречного мужика шел соответствующий. Словно от портянок солдата советской армии сразу после марш-броска. Одним словом: пижон!

Ноги латиноса были босые, грязные с почерневшими ногтями, изъеденными грибком.

На его фоне я в своем летнем костюме выглядел настоящим принцем крови. Что же касается моей второй молодости, то в 16 лет в России парень по телосложению равен 19 летнему латиноамериканцу. Латиносы то ли мало каши едят, то ли от они природы такие, но по росту и телосложению они редко когда дотягивают до среднестатистического русского. А я по росту и остальным параметрам пошел больше в мать. То есть, казался вполне взрослым.

Забавный момент, что в США, после Вьетнама, сделали контрактную армию. А поскольку в конце 20 века и позже никто не хотел идти служить на контракт, то туда стали принимать толпами латиноамериканцев из других государств, обещая им дать после службы американское гражданство. С тех пор, в 21 веке среднестатистический американский солдат армии ЮэСЭй, согласно ходовым размерам амуниции и обуви, меньше и плюгавее среднего гражданского шпака. Хотя во всем мире дело обстоит как раз наоборот.

Я тут же начал получать необходимую информацию:

— Буэнос диас (добрый день), сеньор! — вежливо обратился я к крестьянину на высоком литературном кастилано.

Тут надо заметить, что во-первых, у южных народов, испанцев, португальцев, итальянцев, латиноамериканцев, обязательно предусмотрен дневной сон — «сиеста». Выспавшись, южане потом от избытка сил колобродят до полуночи. Или еще позже. Утром, как правило, работают одни «бедолаги». Поэтому, в испанском и итальянском языках просто нет такого словосочетания как «доброе утро». Так как, по умолчанию, утро добрым не бывает. Поэтому, хотя и было еще утро, но я обратился, приветствуя попутчика, как будто уже был день. Из вежливости.

Во-вторых, не бывает помещика без поместья и сеньора без сеньории. И нет сеньора без серва, то есть раба или полураба. Но я опять же обратился к крестьянину, будто бы он был благородным кабальеро. Впрочем, в Латинскую Америку как раз массово и перебирались те, кто упорно не хотел работать на родине, поэтому корчил из себя высокородного человека, которому работать западло. Затем, после того, как из колоний в метрополию массово пошел поток драгоценных металлов, за которые можно было купить все, что душе угодно, и остальные испанцы разучились работать раз и навсегда. Когда у испанца сиеста, весь мир должен ждать. Или катиться к черту!

А мне что?

Сделай человеку приятное и тебе воздастся. Кроме этого, латиноамериканцы так часто корчат из себя истинных кабальеро, хоть и ходят босиком и драных штанах с дырками на заднице, так что назвав его иначе можно нарваться на грубость. Будь проще и люди к тебе потянутся!

— Добрый день, сеньор! — отзеркалив мне, поздоровался крестьянин.

В его речи так и резал слух вульгарный провинциальный говорок. Латиноамериканского испанского. Возможно, созданного на основе южного андалусийского наречия.

— Скажите, что это за город впереди? — продолжил я столь удачно начавшую беседу.

— Город Пресвятой Троицы и порт Богородицы Святой Марии Добрых ветров, — охотно пояснил мне счастливый водитель телеги.

Пропустив большую часть сказанного, мой мозг ухватился за два последних слова. Значит Буэнос-Айрес. Где-то так я и предполагал. Осталось узнать «Когда?»

— Я приехал издалека, там жил по другому календарю. Какой у Вас сейчас год? — обратился я к собеседнику с щекотливым вопросом, в ответ на который тебе вместо ответа могут просто повертеть пальцем у виска.

— Сейчас 3-й месяц Америки, Двадцатого года Свободы! — вместо этого с готовностью ответил мне услужливый абориген, блеснувший почерневшими зубами.

Это мне ни о чем не говорило. Совершенно. Вероятно только о том, что от власти испанского короля колония уже избавилась. То есть сейчас 19 век. Вероятно начало. При этом, эпоха наполеоновских войны уже осталось в прошлом. То есть 20−40-е годы 19 века. Где-то так.

Уточнять я постеснялся. Все всё знают, один я дурак дураком. Потом переспрошу у кого-нибудь другого. Да и так, в общем, картина складывалась довольно ясная…

Вместо уточнения даты я задал другой вопрос:

— А как мне пройти к центру города?

— Сейчас мы войдем в южное предместье Бараккос…- начал суетливо объяснять мне крестьянин.

Что же, «барак» он и на русском языке барак. Тут перевод не требуется.

— Мы войдем в пригород по Патагонской улице, — многословно продолжил свои объяснения мой попутчик, показывая что он считает себя человеком честным и благонамеренным. — Город расположен вдоль реки. Центральная улица предместья считается прибрежная Балькарсе. Туда можно свернуть по улице Бельграно. А можно пройти дальше по Патагонской, свернуть в переулок Хуано-Лоренсо, выйти на Венесуэльскую улицу, оттуда в центр предместья на улицу Калле-Ларга, затем покинуть пригородное предместье Бараккас по Дель Бразил, войти в Буэнос-Айрес на улице Виктория, продвигаясь на полдень выйти на проспект Конкистадоров. А там уж считайте, что вы на месте. Затем, после проспекта Конкистадоров начнется улица Качабамба, ведущая на север вон из города, но Вам туда уже не надо.

К своему удивлению, я запомнил всю эту ахинею слово в слово. Да я изрядно поумнел! И это очень хорошо! Не знаю, связано это со второй молодостью или еще с чем, но давненько я не обладал такой мощной памятью. Впрочем, ёлы-палы, тут не заблудишься при всем своем желании, иди с юга на север и окажешься в центре города.

Желудок у меня был пуст, с утра маковой росинки не было, а главное — я ужасно хотел пить. Просто умирал от жажды. Поэтому попросил у собеседника:

— Дашь что-нибудь попить?

Мужик достал с телеги небольшую тыковку, которую использовал вместо фляжки, и протянул мне.

Я впился в жидкость губами. Словно изголодавшийся вампир в вену. Внутри была обычная вода, даже не кипяченая. Я понимал что пить сырую воду не есть хорошо, но никак не мог оторваться от вожделенного сосуда, пока не выдул добрую половину тыквы. И то остановился только потому, что постеснялся выпить все.

После этого поблагодарил крестьянина и решил, что в одиночку, не привязанный к груженной телеге, я быстрей доберусь до города. Попрощался и быстро пошел вперед…