Атаманский клад

Глава пятнадцатая

В казино на центральной ростовской улице, прямо напротив губернаторских хором, объявились почтенные гости. Они, расположившись в комнате отдыха на мягких диванах, потягивали марочный коньяк, закусывая его плиточным шоколадом. Две русские девушки-официантки ласково обхаживали каждого из гостей, стараясь не зацепить кого из присутствующих нечаянным движением за добротные костюмы. Обе, несмотря на страх, таившийся внутри, были довольны своей работой, порхая бабочками с размалеванными мордашками. Асланбек кайфовал в кресле посередине. Самого Хозяина казино не было среди уважаемого общества, он занимался организационными вопросами, не влезая в серьезные дела. Тем, чтобы вертелись без длительных перекуров однажды раскрученные тотализаторы, чтобы не смолкали за игральными столами эмоциональные восклицания, чтобы в баре в достатке было вина и водки.

— Русские не щадят ни детей, ни стариков, они прут напролом, — сказал на чеченском языке один из гостей, продолжая начатый разговор. — Если захватывают отряд воинов ислама, перерезают им горла и сбрасывают в овраги, затем обливают известью, чтобы поскорее истлели. Трупы сжигают или закапывают в неглубокие ямы, собаки разрывают их когтями.

— Многие из гяуров стали проповедовать за убитых своих друзей кровную месть. Мне показали солдат из разведки, вся группа состоит из наших кровников, — поддержал собеседника второй чеченец. — Они берут боевое оружие, сверху надевают маскхалаты и уходят в горы на поиски наших баз. Если натыкаются, завязывают бой с вызовом по рациям вентиляторов. А те наносят удар поквадратно, спрятаться от них практически невозможно.

— Воевать сейчас тяжело, зеленки нет, укрыться негде, — подключился третий гость. — Даже в горах, в родовом селе Басаева, старейшины постановили, чтобы отряды не заходили в населенные пункты. Сказали, что надо сохранить молодое поколение.

— В родовом тейпе Масхадова поступили так-же. Президент Чечни отправил семью в Малайзию, а сам навещает родственников только по ночам, — просветил собравшихся еще один из присутствующих. — Между тейпами продолжает нарастать раздор.

— Все разбегаются, любитель поэзии и пива Яндарбиев, умный Удугов, хитрый Ахмед Закаев… Их места занимают политики из равнинных чеченцев, хасбулатовы, завгаевы, пророссийски настроенные. Их отвергают, но они лезут все равно. Имам Кадыров повернул вообще в обратную сторону.

— Кадыров никогда имамом не был, священнослужитель не имеет такого права, объявить русским газават и взять свои слова обратно. Он предатель чеченского народа, ему уже вынесен смертный приговор.

— Чеченцы упустили момент наивысшего благоприятствования, когда Хасбулатов был председателем Российского правительства. Пусть он не из горной Чечни, а с равнинной, он все равно боролся за самостоятельную Ичкерию, но от России получающую немерянные дотации на восстановление хозяйства, разрушенного коммунистическим режимом. Он имел возможность сместить полужида Ельцина и стать во главе русского государства, — негромко начал говорить чеченец с задумчивым лицом, сидевший на краю дивана. Присутствующие повернули головы в его сторону и затихли. — Русский народ — это отара баранов, он покорно шел за Иваном Грозным, кровавым царем, за императором Петром Первым, рубившим ему головы, за Сталиным, уничтожавшим его любыми способами. Он и за Хасбулатовым побежал бы. Русский народ — это рабы из неграмотных крестьян, вся российская империя представляет из себя бескрайнюю деревню, населенную от начала смердящими холопами, ею правили цари с кучками умных приближенных, большинство из которых были иностранцами по происхождению. Таковой эта нация осталась до сих пор, при имаме Шамиле Чечню взяли не русские войска, а казаки под водительством генерала Ермолова. И еще один момент упустил чеченский народ, это когда Масхадов с генералом Лебедем подписывал в Хасавюрте документ о перемирии. Нужно было сразу после подписания бумаги выходить из состава Российской Федерации, нефти у нас достаточно, наши места еще Гитлер стремился завоевать. Пригласили бы иностранный капитал, объявили бы себя лет через десять кавказской Швейцарией. Я до сих пор не понимаю, зачем нужна была Масхадову с Басаевым вонючая Россия.

— Они хотели дать передышку воинам ислама, затем перестроиться и нанести сокрушительный удар сразу по всей территории России, — подал голос один из чеченцев поближе. — Взорвать атомные станции и склады с боеприпасами, разрушить плотины, отравить воду. Пусть неверные подыхают миллионами, они пригодны только для рабского существования.

— Мы все равно поставим эту империю на колени, — поддержали хором остальные.

— Наше дело правое, победа будет за нами.

— Аллах акбар.

Сидящие полукругом раскрыли ладони, омыли лица воздухом, затем потянулись к рюмкам со спиртным, к жаренному мясу с большим количеством зелени. Асланбек в разговор не вступал, он был лидером преступной чеченской группировки, грабившей русских в южных областях России. Он был таким, как другие чеченцы, которые в Тольятти и в Москве обдирали русских на дойке вещевых с продовольственными рынков, на выпуске фальшивых авизо, на угонах иномарок, на меченых долларах, на продаже московских квартир, переписанных на себя, со спаиванием и убийством их хозяев. И это в дополнение к миллиардам рублей и долларов, вагонами поступающих в Чечню на восстановление якобы домов, заводов, фабрик и мостов через арыки, разрушенных русскими. Российские же деревни стирались с лица земли, а люди в них спивались. Извечный вопрос, кто виноват и что следует делать, не фигурировал в Государственной Думе ни в одной бумажке, по которой водили пальцами малограмотные избранники народа из самых низов, которыми легче было управлять. Так было задумано изначально, чтобы Россию представляли именно эти депутаты. Этот идиотизм совершался с благословения правящей «семьи», вопрос об улучшении жизни россиян не поднимался и после ухода «царя Бориса». Все было просчитано до мелочей. И мало кто в стране понимал, что «ставленники» ничего не представляли из себя, как в той же Чечне Яндарбиев с Масхадовым. Ушлый Березовский, «истинный друг» русского народа, нашептывал ибранным главам государства от имени тайного мирового комитета нужные указы с приказами, за которыми стояли миллиарды долларов, оплаченные миллионами жизней. Все повторялось как по заранее прописанному. Как при Парвусе с Лениным в революцию, так и в перестройку при Березовском с Лившицем.

— Как идут дела с партией фальшивых долларов? — промокнув губы салфеткой, повернулся к Асланбеку главный по виду над остальными чеченцами. — Успели протолкнуть, или возникали какие-то трения?

— Здесь все схвачено, — улыбнулся главарь преступной группы. — Нужные люди получили свой процент, они просто не вмешивались. Хотя в Москве делать это легче, а здесь возмущаются казаки.

— Понятно. Можно еще партию прислать?

— Надо подождать, пока рассосется пристроенное.

— А как с кандидатами в заложники? Подходящие есть, с большими доходами?

— Есть.

— Мы должны возвращаться в Чечню не с пустыми руками, а на хороших машинах, набитых добром неверных.

— Мои люди стараются, заложников мы запираем в подвалы, вывозим их за город. Но отправлять в Чечню вещи и людей стало труднее. Основные магистрали перегородили милицейскими и казачьими постами, а казаки на взятку идут труднее.

— А ведь у нас с ними мирный договор, и все равно поперек дороги становятся, — подключился выбритый до синевы член застолья. Было видно, что совсем недавно он носил широкую бороду. — Помните случай на Ставрополье, за одной из станиц на самой границе с Ичкерией? Тогда чеченец бросил мешок денег под ноги начальнику заставы из казаков, чтобы тот без досмотра пропустил всего один треллер. Не взял, ишак, обшитый лампасами.

— Терские казаки в Наурской, в Червленой, в Слепцовской на территории равнинной Чечни вооружились до зубов. Пока в боевых действиях участия не принимают, но видно, на чьей они стороне.

— Поэтому донские с кубанскими казаки поспешили заключить с нами мир, чтобы наши бойцы не разнесли в клочья станицы их братьев.

— А как у вас с оружием? В достатке? — поинтересовался Асланбек в свою очередь. — Мои парни нащупали на местных армейских складах немало брешей. Оружия достаточно, от автоматов с пулеметами до «Мухи» с «Иглой» с ракетами по летящим целям.

— У нас оружия хватает, вплоть до израильских «УЗИ», удобных в обращении. Оно течет к нашим армиям через перевалы Азербайджана, Грузии с Абхазией и Дагестаном нескончаемым потоком. Новейшее, — утвердительно кивнул главный. — Имеем и бронетехнику — БТР, БМП, самоходки, есть даже современные девяностые русские танки. Угнали, — вокруг дружно засмеялись. — Жаль, Дудаев позволил вначале войны разбомбить аэродром с самолетами и вертолетами, их надо было сразу перегнать на запасной аэродром.

— Тяжелой военной техники у нас нет, — согласно закивали головами остальные слушатели. — Несколько установок «Град», и с неверными было бы давно покончено.

— Но все равно, победа будет за нами.

— Аллах акбар.

Гости снова потянулись к рюмкам со спиртным, наполненным официантками, они запихнули в рот кусочки мяса, обернув их зелеными листьями салата, по подбородкам потекли струйки жирного сока. Присутствующие, подбирая пальцами капли, вытирали руки о салфетки и снова наклонялись над горами прожаренного мяса на больших блюдах. Когда насытились, разговор продолжился в том же русле, видимо, война накрепко перепутала повседневные мысли, заточив их острыми стрелами.

— На священную войну с неверными поднялись Самашки, Новые Атаги, Галашки, Шали, Гудермес — все как один. Русские поставили во главе своих войск генералов Казанцева с Трошевым, последний родился и вырос в советской Чечне. Они сделали на него ставку, а генерала Булгакова назначили командиром группы «Север». Телефоны каждого офицера и домашние адреса у нас в записных книжках, им не поможет никто, — снова включился в разговор чеченец с задумчивым лицом. Все опять как по команде повернулись к нему. — Вертолетчики достойны особой ненависти, их родным мы мстим с жестокостью, потому что они наносят нашим войскам самый большой урон. Чеченцы дерутся как волки, Гелаев, Ваха Арсанов, чего стоит отряд братьев Ямадаевых, не говоря о Басаеве с Радуевым. Последнего, правда, заносит по части политвыступлений, он не в силах забыть, что был в прошлом комсомольским вожаком. Но Хаттаб с другими арабами держат ситуацию под контролем, мы слышали уже разговор об Абу Аль Валиде, его великом заместителе.

— Ставку на арабов делать не стоит, нам нужно построить свой халифат, от Каспийского моря до Черного, как мечтает об этом Басаев. — решил высказаться, немного подумав, главный из присутствующих. — Жаль, Дагестан слабо идет навстречу, придется брать его войной. Тогда мы, маленькая нация, покажем всему миру, кто такие чеченцы.

— Весь мир будет у наших ног.

— Аллах акбар.

— Но сначала для полной победы мы должны обеспечить себя и мужскую часть населения всем необходимым, — закончил главный, совершив ритуальный обряд. — А для этого нужно сделать еще много чего.

— Да, Вагиф, дел предстоит много.

— Вот потому, уважаемый Асланбек, мы сегодня у тебя в гостях. Нужны деньги, много денег, — тот, которого назвали Вагифом, уставился многозначительно на главаря. — Тот капитал, что ты отдаешь на победу чеченского народа в войне с неверными, нам хорошо помогает. Не беда, что он по сравнению с другими потоками капля в море, но капля, добавляющая нам силы. Ростовская область самая богатая из краев и областей Южного региона, и нужно расширять сферы действия, чтобы государственные банки русских работали только в одном направлении — на подсчет убытков от выявления фальшивых рублей и долларов. На выдачу дотаций разорившимся коммерсантам, на восстановление многоэтажных домов, разрушенных нашими подрывниками. А свою экономику эти недоразвитые гяуры сумели уничтожить сами. Тогда победа приблизится еще быстрее.

— Я тебя понимаю, мы отдаем на победу все, не оставляя себе почти ничего, — негромко сказал Асланбек, покосившись на гостей, склонивших в знак согласия со сказанным бритые головы. — Мы продолжаем искать новые пути, подминаем под себя группировки, конкурирующие с нами, облагаем данью акционерные общества, товарищества закрытого типа. Но конкуренция очень велика. Я знаю, что на нашу родину стадами угоняют скот из Ростовской области, из Краснодарского со Ставропольским краев, колоннами перегоняют машины и другую технику, составами ввозят лес, товары народного потребления. Каждый из нас делает все, чтобы Ичкерия во всем стала независимой. Но Россия, эта немытая неповоротливая баба, начинает просыпаться и почесываться, нам становится все труднее ее насиловать.

— Ты говоришь правильно, значит, нужно успеть ею насытиться до полного ее пробуждения. Ингуши, наши кровные братья, прибрали к рукам весь Колымский золотой прииск, большинство якутских алмазов проходит только через наши руки. Драгоценные уральские камни тоже не просыпаются мимо нас, практически все, на чем можно сделать деньги, под нашим контролем. Надо закрепляться на доходных местах, чтобы они продолжали работать на нас при любом военном или политическом исходе.

— Я могу сказать только одно, что моя группа работает не покладая рук, и наша капля в море постепенно увеличивается. Есть одно дело, по которому работают сейчас мои парни, думаю, если правда то, на что мы наткнулись, наша доля увеличится многократно.

— О чем ты говоришь? — придвинулся Вагиф к Асланбеку.

— О слухах, пока непроверенных, что на Дону найден клад самого Степана Разина.

— Степана Разина? — переспросил Вагиф. Он присмотрелся к Асланбеку с пристальным любопытством, не скрывая возникшего интереса. — В детстве я слышал разговоры казачьих старшин из Наурского юрта о сокровищах, спрятанных на Донской земле от царских ищеек. Откуда возникли слухи?

— В двух словах не перескажешь. Давай отложим разговор до окончания трапезы, чтобы в спокойной обстановке обдумать дальнейший план выхода на нужных людей.

— Согласен, — кивнул главный чеченец, произнес, чуть понизив голос, как бы в пространство. — Клад Стеньки Разина должен потянуть больше, чем весь золотой поезд с царской казной адмирала Колчака, который русские потеряли в Сибири в гражданскую войну.

— Ходили слухи, что Колчак часть золотого запаса на лошадях перевез через Монголию в Китай. А там золото прикарманили узкоглазые япошки, — чеченец, сидящий рядом, почмокал с сомнением красными губами. — Еще говорили, что про клад Разина придумал сам Стенька, чтобы иметь возможность или откупиться, или попасть из Москвы на родной Дон, где его освободили бы станичники.

— Его предали как раз станичники, связали и доставили царским властям, — не согласился задумчивый собеседник. — Но все равно, в слухах о кладе что-то есть, казаки часто закапывали часть наворованного на непредвиденный случай.

— Там сокровищ должно быть немеряно.

— Когда русские войска пленили Шамиля, нашего духовного лидера, в его родовом ауле Гуниб, богатств в его доме было не меньше. Все отошло к неверным.

— Надо вернуть наши сокровища на историческую родину. И мы это сделаем.

— Гяуры обязаны возместить нам убытки с великими процентами.

— Аллах акбар.

После застолья Асланбек с Вагифом, ученым чеченцем, прошли в маленькую комнату отдыха за трапезной, с потайным выходом в ростовские запутанные дворы. Здесь помещалось всего несколько мягких матрасов, скатанных валиками, пол устилал толстый персидский ковер. Единственное окно было плотно занавешено парчевой золотистой портьерой, собранной частыми складками. С противоположных стен проливали мягкий свет бра с матовыми плафонами.

— Не станем заниматься пустословием, перейдем сразу к делу, — присаживаясь на один из валиков, предложил чеченец с начитанным выражением на лице. Скорее всего, он представлял из себя идеологического лидера из команды Удугова. Повернулся к Асланбеку, подождав, пока собеседники займут каждый свое место. — Расскажи поподробнее об этих слухах, кто их распускает и есть ли видимые результаты.

— На рынке валютчики занимаются обменом рублей на иностранные деньги, среди них мы выпасли одного с кличкой Жан Копенгаген, забрали все, что было при нем. Пообещали больше не трогать, если он станет передавать нам сведения о своих товарищах, не об обыкновенных менялах, а о накачанных баксами под завязку, — начал Асланбек. — Он сдал нескольких с крупными суммами, и мы их приняли, а потом сообщил вдруг новость, что один из валютчиков выкупил царскую награду с драгоценными камнями и перекинул за гроши соседу по бизнесу. Тот толкнул ее перекупщику, а уже перкупщик продал еврею Пулиперу, кажется, за несколько тысяч долларов. Мы вышли на первого менялу, предложили обрисовать продавца — кто, откуда. Он отказался, я сейчас думаю, что он с хозяином награды имел долгосрочный договор. Несговорчивого, чтобы не засветиться, пришлось убрать.

— Как я понимаю, Жан, этот меняла-наводчик, теперь на рынке ваш человек? — переспросил удуговец, слушавший со вниманием.

— Без проблем. Недели через две он же опять подкинул новость, что на базаре снова объявился неизвестный продавец, который предложил более серьезные вещи. Но кто их принял, не назвал, якобы Слонок приказал своим шестеркам проглотить собственные языки, я догадываюсь, что делом заинтересовались сами менты. Среди валютчиков пополз слушок, что клад Степана Разина раскопал кто-то из деревенских, — продолжил гостеприимный хозяин. — Мы знали цепочку, по которой прошла первая награда, взяли второго причастного, заодно прихватили Скирдача, помощника Слонка, старшего над группой его шестерок. Один сдох в подвале по собственной дури, а второй — казак — не раскололся, и Мусе с Блохастым пришлось его замочить. И вот на днях мы вычислили второго купца из валютчиков. Мы бы занялись им раньше, да он с рынка на время исчезал.

— Кто он, откуда? — негромко спросил Вагиф, глядя в одну точку. — Молодой или старый?

— Молодой, говорят, из диких гусей.

— Вот как! — помощник Удугова встрепенулся. — С Афганистана, или из джунглей, вьетнамских с африканскими?

— О себе он предпочитает не распространяться, — объяснил Асланбек. — А к нему в досье никто не заглядывал.

— Тогда откуда сведения, что он из диких гусей?

— Разбирается неплохо в оружии и знает приемы из боевых искусств. У меня такая информация.

— Сейчас каждый школьник собирает и разбирает автомат Калашникова с завязанными глазами, — хмыкнул политинформатор. — А приемами каратэ владеют даже девушки.

— Меняла успел показать себя в деле, с ним в бригаде валютчиков стараются не связываться.

— Хорошо, пусть продолжает в том же духе, — кивнул удуговец головой. — Что он выкупил конкретно в последний раз? Главное, у кого.

— Копенгаген не в курсе, я тоже ничего не могу сказать, но выкупленные драгоценности заслуживают внимания. Полный георгиевский бант из четырех крестов, старинный орден ввиде золотой звезды, какой-то знак крестом с разноцветной эмалью, перстень с бриллиантом каратов на пять. Именной. Золотые монеты, еще что-то по мелочи. Копенгагену шепнул обо всем Скопа, отморозок при Скирдаче, следивший за сделкой. Армяне на стрелке пустили его на следующий день в расход, поэтому мы не смогли разузнать о клиенте побольше. Какой-то колхозник в старом собачьем треухе и длинном плаще. Хочу заметить, что это вторая ходка продавца под шапкой-невидимкой, и еще добавлю, что наблюдение за диким гусем установили не только мы.

— Армяне? Или опять беспредельщики с рынка автомобилей, которым было мало всегда и везде, — сузил Вагиф серые зрачки.

— Мы пока не знаем. Пархатого замочили на стрелке, сам Слонок остался жив, отдыхает сейчас в богатяновских боксах. Он потерял, как и Пархатый, почти всех бойцов, разница в том, что на замену армянскому главарю уже приехал из Еревана, тоже из блатных, кандидат в воры в законе. А Слонку пока замены не видно, но дикого гуся ведут и армяне.

— Еврейские жополизы, без мыла в задницу проскальзывают, — поморщился политинформатор недовольно. — Асланбек, мы армяней можем предупредить, что этот меняла наш и пусть они пасть на него не разевают. Но ты намекнул, что есть еще какие-то люди.

— Я с ними не знакомился, — главарь чеченских бандитов развел руками. — Только знаю, что вчера вечером недалеко от дома, в котором проживает любовница менялы, нашли труп парня в спортивном костюме. Мне доложили, что он двое суток вел валютчика.

— Из этого следует, что спортсмена замочил меняла?

— Вполне на него похоже, он выходит на работу не только с ножом, но и с пушкой.

— Интересный экземпляр, им надо заняться вплотную, — удуговец надменно вздернул подбородок. — Кроме того, его квартиру нужно прошмонать основательно.

— Уже без нас сделано, на него ментовские шестерки тоже имеют зуб. Но люди Слонка ничего там не нашли.

— Может, плохо искали? А у любовницы он, случайно, не оставляет заначки? — ввернул Вагиф.

— Вряд-ли, скорее всего, он говорил правду, когда наши прощупывали его на предмет, что он придерживается, мол, железного правила: купил-продал, — Асланбек огладил лицо рукой. — Я думаю, что на него вышел старый еврей Пулипер, через молодого жиденка с базара. Меняла, как только выкупил драгоценности, то немедленно отнес их к нему домой, и жидяра обул наемника, не умеющего отличать брилик от осколка бутылочного стекла, по полной программе. Я же говорил, что он в оружии понимает больше, чем в драгоценном металле с баксами.

— А почему бы нам этого Пулипера не пощипать самого? — загорелся было Вагиф, главный над чеченцами. — Жидяра набит драгоценностями как бочка мочеными яблоками.

— Забудь, дорогой, свое предложение, для нас эта нация неприкосновенна, — тут-же резко пресек политинформатор дальнейшее развитие мысли. — Мало того, что вонь на весь мир расползется, да еще Борис Абрамович Березовский, наш лучший друг и товарищ, натравит весь этот мир на маленькую Ичкерию, вместо эффективной помощи чеченскому народу по высвобождению его из русского рабства.

— Ты прав, уважамый, — согласился Вагиф. — Тогда искать спасения нам будет не у кого, потому что мир очень велик. Даже наш Радуев, непобедимый командарм, вряд ли справился бы с ним.

Собеседники постарались замять снисходительные усмешки.

— Получается, что необходимость в валютчике заключается в одном — как в наводчике на таинственного продавца с периферии, — удуговец, снова посерьезнев, оглядел присутствующих, заметив утвердительные кивки, подвел черту. — Тогда брать его в разработку не имеет смысла, потому что как и двое менял, замоченных в подвалах, он знает мало. Выбивать из бывшего наемника показания по описанию продавца, откуда тот приехал и где живет, номер тоже пустой, на войне мы таких уничтожаем сразу. Остается одно — не спускать с него глаз, если клад существует на самом деле, откопавший его обязательно вернется на это место. В том сундуке для него обыкновенные погремушки, с которыми в деревне нечего делать, а здесь, на рынке, живые деньги, крупные суммы денег. Считаю, что на базаре продавец объявился во второй раз именно по этой причине.

— Мысли абсолютно правильные, — согласились с выводами удуговца оба собеседника разом. — Теперь нам придется самим оберегать дикого гуся от непредвиденных обстоятельств. Иначе мужик из казачьего хутора, нагрянувший с очередной партией драгоценностей, повернет оглобли в обратный путь, не усмотрев на рынке своего спасителя. Кто его опознает, и кто станет задерживать каждого, приехавшего на базар по своим делам, подозрительного колхозника. Здесь нужен тонкий подход, как ходьба по зеленке с растяжками под каждым кустом.

— Именно так. А сейчас предлагаю продолжить отдых в гостиной наших дорогих хозяев, обратный путь на родину нам предстоит проделать с немалыми трудностями, — удуговец широко улыбнулся, показав неправильные зубы. — Ведь мы собираемся ехать на хороших автомобилях с жирными валютными баранами, связанными по рукам и ногам под подошвами наших армейских ботинок, восседая на тугих мешках с настоящими деньгами. Мы имеем возможность обеспечить фальшивыми баксами каждого жителя России по самые макушки, в отличие от жадного российского правительства. Пусть русские рассчитываются ими за свет, за газ и за квартиры, за которые успели задолжать немалые суммы.

— Пусть нам во всем поможет аллах.

— Аллах акбар.