Глава шестая

Бригадир на другое утро сидел в просторном кабинете начальника уголовного розыска рынка и обстоятельно докладывал о работе, проделанной за вчерашний день. Хозяин, положив руки на канцелярский стол, внимательно слушал своего помощника. Это был мужчина выше среднего роста, широкий в плечах, с густой темной шевелюрой на квадратном черепе, с мощным подбородком. Толстые пальцы поросли густым волосом. Он, засадивший Слонка за непослушание на десять лет в тюрьму на Богатяновском спуске, снова призвал того к себе через восемь месяцев. Для этого понадобилось подключать самые влиятельные конторы. Впрочем, особого труда это не составило, головка правоохранительных органов, включая городскую и областную администрации, не брезговали куском пирога от центрального рынка. Кусок был солидным, несмотря на то, что в городе и в области имелись места с уловом побогаче.

— Асланбек успешно слил фальшак, бльшую часть паленых баксов заглотил рынок теле и радиоаппаратуры в парке Горького. Челноки уже забронировали автобус, чтобы ехать в Москву за очередной партией. Еще часть баксов чечены сбагрили у нас на вещевом рынке. Одна группа вещевиков поедет за товаром в Турцию с Польшей, вторая тоже в Москву, на Динамо с Измайловским. Остальной фальшак распихали по мелочам, из валютчиков влетел на пять штук только Беня, его предупреждали, он впаялся на стороне, за пределами рынка. Но баксы все равно чеченские. Снова высокий худой мужик за шестьдесят лет принес несколько золотых червонцев, похоже, пропивает родительское наследство. В квартире ничего ценного, монеты держит, наверное, в банковской ячейке. Беглый солдат предлагал одному из менял «ТТ». Когда его попытались развести, рванул вдоль рядов и затерялся среди покупателей на развале сантехники с другими мелочами. Принесли два ордена Ленина, другие серийные награды, юбилейные медали. Глушака, скупщика валюты в больших количествах, вчера не было. Продали несколько редких монет, не паленые, из петровских и екатерининских. Золотые испанские дукаты, гульдены, пиастры, они поддельные, как царские ингушские червонцы, этих по рынку до сих пор гуляет вагон. Камешки которую неделю никто не приносит. Короче, день, если не считать пастуха с императорскими цацками, ниже рядового.

Слонок, закончив доклад, смотрел некоторое время на Хозяина в ожидании приказа на дальнейшие действия. Затем откинулся на спинку раздолбанного стула, запахнул полы теплого полушубка. Начальник уголовки продолжал вертеть в мощных пальцах авторучку, внимательно изучая цветной колпачок на ней. Вздохнул, не высмотрев ничего интересного, спросил обыденным голосом:

— Какая из монет самая интересная?

— Кажется, Екатерина Первая в траурной рамке, ну, с траурным портретом. Нумизматы считают ее наиболее редкой из всех, но она стоит тоже недорого.

— Сколько?

— Около трехсот баксов, если в отличном или хорошем состоянии. Смешно говорить, что редкость, — ухмыльнулся бригадир. — Валютчики такую сумму наваривают за день на перекидках.

— Для тебя смешно, ты имеешь в день в несколько раз больше, мог бы скупить за один присест все петровские и допетровские рубли. Но они тебе без надобности, а некоторые по ним сходят с ума, — Хозяин с сарказмом посмотрел на своего подопечного. — Дело не в том, сколько стоит вещь, а в ее значении для коллекционеров. Кстати, по моим сведениям, самая дорогая монета в один рубль, петровская, год выпуска тысяча семьсот четырнадцатый. И ценится она, если в отличном состоянии, всего в шестьсот пятьдесят баксов. Так?

— Не знаю, надо заглянуть в каталог.

— А Ван Гог продавал свои картины за бесценок, лишь бы хватило на кусок хлеба. Сейчас пейзажи с подсолнухами его кисти стоят миллионы долларов.

— Никто не спорит, — заткнулся бригадир сразу. — Я к тому, что каждому свое.

— Вот суки фашисты, как четко подметили, — гоготнул Хозяин на замечание. — Точнее не придумаешь.

— Да уж, тут они были мастаки.

— Но я хочу привести еще одно высказывание. Только ты пошире уши растопырь, потому что оно касается и нас с тобой. И немцы останутся в жопе.

— Я весь внимание, — напрягся Слонок.

— У дурака одна дорога — намолачивать бабки. Купить можно все, но под каждым купленным будет стоять фамилия чужая.

Начальник уголовки со значением посмотрел на шустрого своего помощника. Тот продолжал сидеть молча с тупым выражением на лице, лишь круглая морда покраснела еще больше.

— Опять же говорю — неважно, — снова хохотнул Хозяин, хлопнув широкой ладонью по столу. Посерьезнел. — Больше ничего интересного не произошло?

— Я бы доложил, — Слонок вышел из состояния задумчивости, необычного для себя. Он привык буквально все вершить с кондачка. — Как там работают опера по Тутушке, которого недавно замочили? Ничего не надыбали?

— Рано еще, — сказал Хозяин неожиданно резко, бросив авторучку, он облокотился о столешницу. — Кстати, об этом валютчике я хотел бы расспросить поподробнее: когда он пришел на рынок, откуда сам, что говорят товарищи по поводу его убийства. Слишком уж неприметный.

— Из местных, валютой стал заниматься около года назад, ни к кому с распросами не лез, и его не трогал никто. В тот день пошел с клиентом обменивать крупную сумму баксов не в ларек на территории рынка, а в свою машину, которую парковал на Тургеневской. По моему тысяч восемь, такой идет базар. Там его и грохнули.

— Видел кто-нибудь из валютчиков этого клиента раньше? Смогли бы они обрисовать его поточнее, кроме мимолетного портрета, который менялы с торгашками подсунули операм из убойного?

— Что операм известно, то и все, я уже прощупывал. Морда вроде славянская.

— Ты помнится говорил, что Сорока выкупил у деревенского мужика нагрудный знак с портретом Петра Первого?

— Точно, он же стал на рынке предлагать его сначала Чоху, нумизмату за прилавком перед рыбными рядами. А когда Чох ошалел от предложения, Сорока замкнулся и на другой день вышел на самого Пулипера. От него пошла обратная волна разузнать, кто сдал этот значок.

— У меня другие сведения, первым у пастуха выкупил нагрудный знак этот неприметный Тутушка, — осторожно проговорил Хозяин. — У себя держать не стал, а продал Сороке за несколько тысяч рублей. Тот, в свою очередь, предложил раритет нумизмату.

— Откуда информация? — насторожился было бригадир, и сразу потух, вспомнив, что сам заставлял валютчиков писать заявления на сотрудничество с базарным отделением уголовного розыска. — Вполне возможно, у Тутушки уже не спросишь, а Сорока, как я понимаю, успел вам доложить про все.

— Мне Сорока ничего на своем сраном хвосте не приносил, есть другие источники. Ты не догадываешься, к чему я тебя подталкиваю?

— Пока нет, — бригадир сморгнул тяжелыми веками, зашарил темными зрачками по меховой куртке начальника уголовного розыска, словно надеясь наткнуться на подсказку. И вдруг прищурился, откинул голову назад. — Той цацкой, которую приобрел Сорока или Тутушка, или кто-то из менял, интересовался Асланбек… Мать честная, я об этом как-то не подумал.

— Думать надо не только на горшке, а никогда не поздно, — Хозяин снова взялся вертеть авторучку в волосатых пальцах. — Сейчас тебе забот прибавится, чеченская диаспора самая закрытая из всех. Но я не думаю, что виной гибели валютчика стали только доллары, поэтому усиль контроль за чехами, каждый их шаг должен быть известен. Кто имеет с ними тесный контакт, особенно из твоих знакомых славянской национальности, подключай тоже. Если что, не стесняйся, прикрытие будет обеспечено.

— Да твою ма-ать…, — не мог придти в себя Слонок, сжимая крестьянскими ладонями коротко стриженную голову. Он взялся вслух раскручивать ситуацию, проясненную Хозяином. — Получается, что этот мужик привез новые цацки, поискал Тутушку, а того уже грохнули. То есть, менялу пасли все это время, не вытерпели до нового появления пастуха каких-то пары часов. Тот подался искать другого валютчика, а на пути как раз оказался Коца. Теперь Сорока и Коца тоже ходят под дулами пистолетов?

— Вполне может быть, — не стал разочаровывать его Хозяин. — Но обоих предупреждать пока не стоит, чтобы не поднять кипеж раньше времени. Ты узнал, что выкупил у мужика в этот Коца последний раз?

— Или полный Георгиевский бант, или набор из трех крестов, два из которых золотые. Еще какую-то звезду… с мундира, похоже, с камушками. Несколько золотых монет и кольцо, тоже с камушками.

— Предлагал кому-нибудь?

— Никто не видел. Отметелил наводчиков Скирдача и помог мужику уйти. Но того мы выпасли, проводили почти до порога в его кошару на заброшенном хуторе. А Коца как в воду канул, и сегодня его нет на месте.

— Пора тревожить самого Пулипера, глядишь, расколется за нагрудный знак с Петром Великим, если шепнуть на ушко, что тот при всех раскладах останется у него. Подобные подарки старины выплывают нечасто, — начальник уголовного розыска поднялся со стула, давая понять, что остальные действия пришло время перемещать на место основной работы бригадира. Добавил вскочившему помощнику с нотами жесткости в голосе. — С этого момента каждый шаг членов бригады Асланбека должен быть зафиксирован. Как и любое телодвижение Коцы, Сороки, Мауса и всех, с кем успел соприкоснуться этот пастух с заброшенного хутора. За все отвечаешь своей головой. Со Скирдача спрашивать нечего, если надумает залупиться против Коцы, сверни ему шею раньше. Самого Коцу найти немедленно и не спускать с него глаз. Любую весть по этому делу без промедления мне на сотовый.

Слонок за дверями ментовки попер танком на толпу, податливую силе. Валютчики с барсетками под мышками выстроились на главном проходе вдоль деревянного помоста. Бригадир, не обращая ни на кого внимания, притормозил у щупловатого Сороки, тот, перехватив пачку баксов посередине, пересчитывал пальцами купюры достоинством в сто долларов. Закончив, бросил их в барсетку, выгреб взамен груду пачек из российских рублей, запечатанных разноцветными банковскими лентами. Слонок уже хотел его окликнуть, когда в конце ряда зеленых палаток грохнул выстрел, за ним второй. Рынок, заполненный народом, на событие прореагировал слабо, продолжая вариться в собственном соку, лишь череда валютчиков повернула головы в ту сторону. Бригадир постоял немного, затем пошел за патрулем в бронежилетах, рванувшим через толпу с короткоствольными автоматами в дополнение к ненадежным «Макаровым». На перекрестке распластался на притоптанном снегу мужчина спортивного вида лет под тридцать. Охотничий нож остался бездействовать в откинутой руке. Из небольшой толпы, окружившей тело, неуверенно потыкали старшему патруля в сторону задних ворот, куда скрылся стрелявший. Менты заторопились туда. Слонок, оценив обстановку, равнодушно передернул вислыми плечами, одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что замочили предпринимателя с периферии, успевшего выручить деньги за машину картошки, капусты, свеклы, или за несколько мясных туш. С такими долго не церемонились, распродался, отказался отстегнуть положенное землякам-отморозкам, получил пулю в лоб. Но случай был непредвиденный, в самом рынке подобные разборки между конкурирующими группировками исключались. Ментовский беспредел запечатал все входы и выходы территории базара мобильными группами патрулей, состоящими из трех ментов. Бригадир снова вернулся к Сороке, тот подпрыгивал на месте, стараясь перебороть небольшой морозец. Ледяной циклон, порисовавшись пару дней, покинул пределы области. Близкие теплые моря, Азовское и Черное, размягчали любое полярное дыхание, делая погоду сырой и промозглой, переносимой с трудом даже закаленными сибиряками.

— Что нового? — обратился без предисловий бригадир к валютчику, нависая над ним глыбой. — Выкладывай, что успел урвать и кто чего предлагал.

— Только баксы, только баксы, — зачастил щупловатый Сорока. — Армяне предложили еще «кардинала» на триста граммов. Но ты же знаешь, Алексей, у них даже гандоны паленые, не только лекарство от СПИДа. Не успел я вытащить надфиль, чтобы сделать запил на одном из звеньев, как черная свора чуть меня на портянки не порвала. Мол, такую вещь решил испортить, отвечать за это будешь. Пришлось послать по ихней матери, цепочку отлили, ясный хрен, из серебра или вообще из меди, и покрыли золотой пленкой.

— Больше никто не подходил? Подозрительного ничего не заметил?

— А что случилось?

— Я к слову, если что покажется, дай знак.

— С Петром Первым разобрались?

— Херня, — отмахнулся бригадир, прояснять обстановку в его планы не входило.

— А кого там сейчас замочили?

Слонок исподлобья взглянул на Сороку, направился к выходу с базара. Пройдя между рядами корейцев, торгующих овощными приправами, он завернул на ряды оптовиков с печеньями и конфетами, с разложившими красиво гранаты, хурму, инжир и урюк кавказцами и азиатами. Коцы на обычном месте не оказалось. Бригадир, машинально взглянув на часы, заторопился к своему джипу. Осталось поинтересоваться у Асланбека, как у того идут дела в казино на центральной улице, принадлежавшем чеченцам. Слонок в сердцах чертыхнулся, хотя сам не отказался в свое время от сближения с ним. Вот крепколобая нация, похожая на скользкий бараний мосол — не ухватишь, не угрызешь, одним ударом не разобьешь. Но как говорится, ничто не вечно под луной, и волков ныне в лесах и степях вряд ли днем с огнем отыщешь. А если наткнешься на серых, за свою шкуру опасаешься уже не так, потому что знаешь, что этих сами люди оставили на развод. Они давно, как вид исчезающий, занесены в красную книгу.

Загрузка...