Аркадий Борисович Пулипер, имеющий двойное гражданство, в задумчивом состоянии мерил осторожными шагами свою тридцати метровую комнату с потолками в четыре с половиной метра. То, что его пасли агенты уголовки из областного Управления милиции, не очень беспокоило, для того, чтобы сексоты не следили, нужно было работать на заводе. А он занимался щепетильным бизнесом, который был интересен всем богатым — и не богатым, но умным — людям на земле. Интересовались им и отбросы общества в лице уголовных элементов, значит, он был обязан себя подстраховывать, чтобы не вляпаться в какую пакость. Аркадий Борисович, подойдя к окну, чуть сдвинул в сторону тяжелую портьеру. На Пушкинской посередине тротуара, почти не прячась за голыми стволами акаций, торчал человек в длинном пальто с поднятым воротником, с надвинутой на лоб шапкой из крашенного меха. Его сменял через каждые пару часов другой, копия первого.
Пулипер, перед тем, как обнаружить хвост, имел неприятный разговор со старшим следователем по особо важным делам из того же областного Управления. Скупщик как раз ревизовал свой капитал и драгоценности, приобретенные недавно, спрятанные в плоский сейф с длинными полочками, вделанный во внутреннюю стену, задрапированный диким туром, неплохо нарисованным на холсте, с крохотным замочком для ключа на фоне одного из рогов. Тут и раздался настойчивый звонок. Пришлось разворачивать по стене на место неуклюжую картину вместе с тонкой дверцей, и только потом поднимать телефонную трубку. В квартире соблюдалась во всем определенная последовательность, позволяющая избежать массу неприятностей. Следователь на том конце провода не стал крутить вокруг да около, сразу заявив, что ему известно о покупке Пулипером редкого раритета петровских времен. Когда Аркадий Борисович попытался, как всегда, уйти в сторону, тот приплел ни к селу, ни к городу, «генерала Диму», адвоката, известного всей стране. Мол, Дима тоже выкручивался как ужака под вилякой до последнего, пока его не привлекли за участие в разворовывании древних фолиантов из государственных книгохранилищ, и переправке их на землю обетованную.
— А при чем здесь земля обетованная? — опешил Пулипер. — Я, кажется, нахожусь пока в России.
— Земля обетованная имеет во всем мире причастность ко всему, — надавил старший следователь. — Все лучшее из всех стран обязательно должно принадлежать выходцам почему-то именно из нее, а не оставаться в собственности народа, достоянием которого является.
— Что вы хотите этим сказать?
— Когда отправитесь к нам, прихватите, пожалуйста, раритетик, мы исследуем его на предмет исторической ценности. Достаточно нам своими редкостями ублажать заграницу, они пригодятся еще нашим поколениям, идущим вслед за нами.
— Вообще-то, следовало об этом подумать пораньше…
— Думать, гражданин Пулипер, никогда не поздно.
— Я сторонник того, что лишь бы редкая вещица находилась тысячелетия в целости и сохранности, а в какой стране и в чьих руках — не столь важно. Талибы в Афганистане, как вам известно, разрушили на их территории скульптуры, принадлежащие буддистам, высеченные в скалах еще до новой эры. В России тоже немало ценностей просто втоптано в грязь.
— Считайте, что россияне проснулись.
— Но телефонное приглашение ничего не значит.
— Вам уже отправлена повестка.
Вот такой разговор произошел накануне, и теперь Аркадия Борисовича обуревали сомнения по поводу петровского нагрудного знака и других раритетов, приобретенных уже после. Скупщика, кроме менял с центрального рынка, снабжали редкостями нумизматы, коллекционеры и просто граждане России, ставшей свободной. Особую тревогу вызывали царские ордена с медалями, выкупленные недавно у валютчика Коцы. Он маялся от неизвестности, знают ли о них в областном Управлении, или слух дошел до сыщиков только об одной вещи? Если информировать их успели и о последних сделках, можно смело ждать обыска и подсчитывать убытки. А они окажутся немалыми. Стоит лишь недалеким сыскарям из уголовки зацепиться, а разматывать они за годы совесткой власти научились капитально. И не пора ли собирать манатки, да трогаться добровольно в дальнюю дорогу, пока не повезли насильно в обратную сторону? Утром Пулипер спускался к своему почтовому ящику на первый этаж, он как-то запамятовал, что повестки вручают обычно на руки и под расписку. Ее принесли ближе к обеду, на белом клочке бумаги было напечатано, что такому-то такому следует явиться по такому-то адресу в десять часов такого-то числа. То есть, завтра с утра. Времени оставалось меньше суток, если прикинуть по умному, часть капитала, вложенного в редкости, удастся спасти — есть в областной администрации надежный человек с неограниченными возможностями. А если это обычная проверка, а здесь непочатый край работы? Тогда убытки возрастут многократно.
В смежной комнате зазвонил телефон, хозяин вздрогнул, покосился с недоверием в ту сторону, затем перевел взгляд на часы. Машинально отметил, что звонить в такое время из милиции вряд ли будут, они стараются раскручивать дела с утра и занимаются ими почти до самого вечера. Значит, конспирацию, исключая случай, можно нарушить. Пулипер прошел в комнату и снял трубку.
— Аркадий Борисович? — спросили на том конце провода.
— Я слушаю.
— Мне с вами необходимо встретиться. Как вы на это посмотрите?
— А что случилось? — скупщик узнал голос валютчика Коцы.
— Есть новые данные по тому делу, с новыми поступлениями.
— Ты имеешь ввиду монеты петровских времен? Потертые такие, — спросил как можно спокойнее еврей в возрасте. — Которые мы с тобой в тот раз рассматривали.
— Да, те же самые, — сумел сориентироваться валютчик, чуть замешкавшись. — Я еще несколько штук откопал.
— Дорогой мой товарищ, они ничего не стоят, ко всему, я заперт и в кармане у меня повестка. На завтра на десять утра.
— Я понял, Аркадий Борисович. Жаль, — Коца пожевал губами. — Я вам перезвоню, если вы не будете против, денька через два.
— Да бог ты мой, почему не помочь начинающему нумизмату. Звони хоть завтра, — Пулипер снова покосился на часы. — Кстати, передай своему товарищу, с которым приходил, что я очень занят, но сам пока с ним не советуйся. Для него это обычная копеечная сделка… Как там у вас дела?
— Неважно, — Коца шмыгнул носом, подыскивая слова. Засмеялся наигранно, — То жена, то дети, ну как в родной России, то армяне, то чеченцы, то хрененцы… И все норовят запустить лапу в карман, не успеваешь отбиваться.
— Будь с ними поласковее, они ведь тоже родственники, — перекупщик поскреб ногтями левую бровь, сообщение его насторожило. В голове мелькнула мысль, что не гоже оставлять цацки на произвол судьбы. — А по поводу монет я постараюсь что-нибудь придумать.
— Было бы неплохо. Так мы договорились?
— Рано утром я попытаюсь тебе перезвонить. А с родными советую не спорить, иначе будут потеряны время и здоровье.
— Спасбо за совет, но не всегда так получается.
Пулипер, положив трубку на рычаги, прошел на середину комнаты, пощипал кончик носа, он понял, что у валютчика, кроме своих отморозков, проблемы с армянскими и чеченскими преступными группировками. Его ведут внаглую, как это умеют делать кавказцы только в России. Он уловил сразу, что Коца опять выкупил какие-то награды у мужика с периферии, того самого. Очень хотелось разузнать о них поподробнее, но обстоятельства заставляли вспомнить о конспирации. Значит, никаких дел со сторонними, лишь консультации с надежными людьми по поводу дальнейших действий. Сняв трубку, он набрал номер ближайшего своего друга:
— Здравствуй, Рувим.
— Аркадий, рад тебя слышать.
— Я сразу к делу.
— Я весь внимание.
— Меня на завтра вызывают в областное Управление милиции по поводу того знака, о котором я тебе рассказывал.
— Понял, я прямо сейчас свяжусь с ответсекретарем газеты «Время». Если что, напомним кому надо о свободе слова и действий в демократическом обществе.
— Рувим, если что, ты знаешь, как поступить в отношении моего имущества и квартиры. Можешь известить дочь, она в Израиле, других родственников.
— Аркадий, это так серьезно?
— Нет, но не забывай, где мы живем.
— Я не забываю… — в трубке помолчали. — А если тебе звякнуть в правительство области? Оно еще работает. Или это сделать лучше мне? Или подключить Лазаря?
— Все действия должны начаться после моего визита к старшему следователю по особо важным делам и предъявления обвинений. Я пока не в курсе, что им нужно от меня.
— Как фамилия этого следователя?
— Марфушин.
— Записал… Но не мешает подстраховаться.
— Ты так считаешь?
— Я уверен в этом, не забывай, где мы живем.
— Хорошо, мы договорились?
— Ты можешь быть спокойным.
Пулипер снова набрал номер телефона, в трубке раздался мелодичный девичий голос.
— Наташенька, мне, пожалуйста, Свинотелова, — попросил скупщик ценностей как можно вежливее.
— А кто его спрашивает?
— Аркадий Борисович Пулипер. Наташенька, мой неприятный тенор в твоей коллекции, я думаю, в единственном числе.
— Аркадий Борисович, я узнала вас, но, согласитесь, сейчас полно розыгрышей, — начала мило оправдываться секретарша. — Кстати, не слышали последней новости на подобную тему?
— Интересно, какой?
— Михаил Евдокимов, наш великий комик, собрался баллотироваться в губернаторы Алтайского края. Ума не приложу как мы все останемся без него.
— Ох, моя девочка, как ты права, теперь вся сатира и юмор переместятся в Барнаул. Веселить Россию станет некому, останется разве что Гена Крокодил, самый хитрый из армян.
— Петросян, что-ли? Или пенсионер Хазанов?.. — засмеялась секретарша. — Я вас соединяю.
Трубка некоторое время тарахтела начальственными нотами, хозяин кабинета, скорее всего, кого-то распекал. Затем он строго сказал:
— Слушаю.
— Николай Степанович, я буквально на минуту, — заторопился Пулипер.
— Аркадий Борисович, ты же знаешь, я всегда для тебя свободен, — загакала трубка с сильным местным акцентом. — Сам хотел тебе позвонить по поводу той безделушки для супруги. Как там на этот счет?
— Николай Степанович, давно подобрал. Пусть назначает встречу, я подвезу.
— Ну, спасибо, считай, я твой должник. Теперь я слушаю тебя.
Скупщик ценностей быстро пересказал причину, по которой побеспокоил большого начальника. Дал понять, что встрял в это дело по чистой случайности.
— У нас в коридорах с некоторых пор перестали смолкать разговоры про якобы Стенькин клад, — прогудел начальственный голос. — Аркадий Борисович, как ты считаешь, возможен ли такой вариант? Или все это происки гробокопателей?
— Гробокопатели хоть что-то, да находят, в том числе незаконное, а по этой безделушке даже зацепиться не за что, — ответил Пулипер уверенным голосом. — Ну, сдал какой-то мужик нагрудный знак петровских времен, разве царь мало награждал казаков? Или та же Екатерина Вторая не жаловала придворных? У этого мужика кто угодно мог оказаться в кавалерах, например, пра-прадед. Что теперь кто докажет? Николай Степанович, если представить, что крестьянин действительно напал на золотую жилу, у нас давно бы оказался в руках не один-единственный знак, а целый короб драгоценностей, как минимум. Кто бы таскал из клада по одной цацке, из него черпали бы ведрами, и уже хлебали бы цистернами водку. Слух о сокровищах разбойника гулял бы по всей матушке-России, как когда-то сам Стенька Разин.
— Ты прав, Аркадий Борисович, мозги у нашего народа дырявые, что накопят, все просыпается на язык, — со смешком откликнулись на том конце провода. — Сходи к этому следователю, покажи ему цацку, чтобы он посмотрел и успокоился. Я не вижу ничего для тебя страшного, можешь, если что не так, рассчитывать на меня.
— Спасибо, Николай Степанович, — с чувством поблагодарил Пулипер большого начальника. Добавил, не забывая, что в разговоре последние фразы запоминаются лучше. — Так вы скажите Марии Игнатьевне, своей супруге, чтобы она назначала мне свидание, я уже по ней соскучился.
— С удовольствием, Аркадий Борисович, — загрохотали в трубку. — Вот за это большое спасибо.
Скупщик царских раритетов, потерев руки, прошелся с подскоками по горнице, волнение, с утра поселившееся было в груди, улетучилось легким эфиром, теперь можно бы этому валютчику Коце позвонить, назначить деловую встречу. Кто знает, стукнет ему в голову моча и продаст звезды с камешками первому проходимцу, подвернувшемуся на пути. А что у него новые имперские награды, не возникало сомнений. Интересно, что заставило того мужика приехать раньше намеченного срока? Жадность? Непредвиденные расходы? Какие? На что? Пулипер было развернулся снова к телефону, и остановился, подумав, что лучше все-таки переждать, а пока можно предупредить Микки Мауса, верного помощника, чтобы он подстраховал на всякий случай заводного Коцу. Он так и сделал, затем прошел снова к зашторенному окну, выглянул осторожно на улицу. Мужчина, приставленный за ним шпионить, засунув руки в карманы пальто, переминался с ноги на ногу под тем же корявым стволом акации.
— Ну, служи, служи, глядишь, хозяин выделит тебе за добросовестную стойку кусочек сахару, — ухмыльнулся Аркадий Борисович. — Мне тоже под твоим присмотром будет спокойно поработать со своими сокровищами. Кстати, я их не успел еще классифицировать, не разложил по коробочкам, не записал в специальный журнальчик. Вот позвонит сейчас значительный человек, а я не смогу ответить ему профессионально.
Пулипер довольно сощурился, поправил на стене небольшую картину с обыкновенной на первый взгляд мазней местного маляра. Проходя мимо книжного шкафа, задвинул створку поплотнее, постучал ногтем по глиняной вазе, и вытащил из кармана небольшой никелированный ключик. Стальной плоский сейф с длинными полочками вдоль, опять показал свое нутро, набитое добром. Бриллианты с другими драгоценными камнями умудрялись даже в полусумраке комнаты сверкать идеально отшлифованными гранями, словно были помещены на дно темного подвала. То из одного угла, то из другого вырывались вдруг снопы разноцветных искр, коротких и длинных, долгих и моментальных, радуя хозяина неиссякаемой живостью, превращая в княжеские палаты комнату с ничем не примечательной обстановкой. Пулипер, нацепив на затылок очки на резинке, взял с полки записную крохотную книжку с миниатюрной авторучкой, воткнутой в нее, полистал осторожно страницы. Затем напустил на себя ученый вид и выудил первый, ахнувший радугой, раритет. Им оказался орден Суворова первой степени, которым героя наградили в 1943 году, винтовой, не на колодке. Награждений было всего двести девяносто одно, но дело в том, что орден этот был без платиновой головы самого полководца. Если за 1942 год наградой с изображением Суворова отметили только сто человек, то в следующем году платиновый портрет на поверхности заменили на изображение из белого металла. Стоил орден без драгоценного профиля великого военного стратега двадцать с половиной тысяч долларов. Скупщик взял из коробочки шерстяную мягкую тряпочку, протер осторожно разноцветную эмаль награды без единой царапины. Перевернув другой стороной, открутил медный круглый прижим, сверил номер с отмеченным в записной книжке. Там же была фамилия владельца, четко прописаннная, в каком году и за что ему вручили награду. Впрочем, справочной литературы о подобных героях вышло немало, военные подвиги этих офицеров и полководцев постарались отразить журналисты и писатели. Тут-же стояли и книги, занимая одну из планок. Еще не старый коллекционер, выбрав на нижней полке коробочку попрочнее, открыл ее и осторожно опустил туда редкую награду внешней стороной вверх. Переместил коробочку, аккуратно надписав на крышке название ордена, на ступеньку выше, на которой устроились рядком другие регалии.
Так скупщик провозился до глубокого зимнего вечера, перебирая не спеша вещицу за вещицей, записывая в блокнотик их название, состояние и ценность. Затем попил чаю с печеньем и включил телевизор, удобно устроившись в глубоком мягком кресле, ухмыльнулся в который раз за сегодняшний день презрительной усмешкой, вспомнив о часовом под окнами своей квартиры, голодном и холодном. Он бы пригласил с удовольствием сексота домой, чтобы ощущать себя совсем уж в полной безопасности, если бы знал, о чем разговаривать с представителем народа, только переступившего порог нового строя.
Ранним утром Пулипер набирал номер телефона валютчика Коцы, за ночь пришлось пропустить через себя много разных мыслей. И все-таки он пришел к мнению, что надо упредить резвого парня и выкупить драгоценности до того, как тому придет на ум предложить их кому-то другому. На рынок сбегается достаточно дорог, по которым ходят толпы разномастых купцов. Перекупщик выбрал удобное время, валютчик оказался на месте, он, предложив приехать немедленно, опустил трубку, напел что-то из Мендельсона. В груди царили покой и благодушие, навеянные вчерашними заботами о нем друзей, не покидающих в беде. Примерно через час Пулипер с удовольствием возился в потайном сейфе в стене, пробуя раскладывать по полочкам сокровища, приобретенные вновь, приятно щекочущие нервы. Навар от исторических ценностей предполагался, по самым скромным подсчетам, в районе нескольких сотен тысяч долларов, если пристроить их за границей, а то и, при хорошей организации торгов, он потянул бы на пару миллионов. Это было несложно, золотой путь за бугор был хорошо укатан многоосными трейлерами с другими грузовыми машинами и судами, снующими без перерыва туда-сюда. Оставалось чуть больше часа до похода на аудиенцию к старшему следователю областного Управления милиции. Сама дорога заняла бы минут пятнадцать.