Атаманский клад

Глава семнадцатая

Вишневая «ДЭУ-эсперо» спешила в сторону Усть-Донецка по прямому как стрела, пустынному шоссе. Раннее утро нового дня высветило розовым светом подмерзшие на обочине гребешки грязи и льда, опустила оттепельный туман на поля и степь вокруг, превратив его в крепкую блескучую корку. Небо за последние дни очистилось, синело над крышей машины ситцевым пологом с редкими белыми кучками облаков, большое солнце показало половину красноватого бока. Оно только собралось вылезти из-за горизонта. В салоне автомобиля сидели трое мужчин, двое впереди, один — Коца — развалился сзади. Динамики на выступе за задним сидением негромко поцокивали, стрелка спидометра зацепилась за отметку в сто километров.

— А если дорога не подмерзла как следует, или ее нет вообще? — повернулся шофер к Микки Маусу. — Как тогда поступим?

— Тогда ты подождешь на обочине трассы, а мы с Коцей пешком попаримся к заброшенному хутору. Обратно поворачивать нет смысла, — прогундосил Микки. — Главное, чтобы морозец продержался до Нового года, иначе в такой грязи недолго утонуть по самые яйца. А тракторов поблизости, как видно, давно не телепалось.

— Их собрали на центральной колхозной усадьбе для ремонта и техобслуживания, — включился Коца в разговор. — Или, как теперь они называются, эти хозяйства, бывшие советскими?

— На ЗАО «Закат гречихи», — схохмил водила. Посерьезнел. — Нам осталось, по любому, двигаться только вперед, будем надеяться на удачу.

— Парни, наступил вторник, а завтра уже среда, колхозник в этот день обещался прибыть на базар, — заговорил валютчик снова. — Я не думаю, что он станет навещать тайник перед самым отъездом, тем более, что скрывает место нахождения клада от всех домашних.

— Я тоже считаю, что мужик выберет момент, возьмет нужное заранее и припрячет недалеко от хаты, — кивнул Микки Маус узкой головой. — Чтобы не мельтешить понапрасну.

— Родственники, к тому же, давно усекли, что у него откуда-то появляются деньги. Не исключено, что и самого его пасут основательно.

— Получается, пора охранять и пастуха, замочат как пить дать, если проведают, что драгоценности существуют действительно. Времена наступили — ошизели бы крестьяне революционных будней, тогда брат ходил на брата, сейчас дочь попрет на отца без тени смущения.

— Без смущения… Скажи, без капли жалости, так оно будет вернее.

Впереди показались два очередных сбоку трассы бетонных столбика из сотен одинаковых. Водитель сбавил скорость сориентировавшись по приметам, известным одному ему, подкатил поближе. И заглушил мотор:

— Здесь, вон в тот столб кто-то уже вписывался.

— Тогда вылезаем и проверяем обстановку на месте.

Микки Маус первым открыл дверь, за ним потянулись остальные. Ни знаков, ни других указателей, лишь колея, едва заметная, убегала в открытую степь, намекая, что за далекой, черной лесопосадкой, может еще теплится жизнь. Мужчины, пройдя за столбики, принялись пробовать на прочность снежный наст поверх колеи, он показался достаточно крепким.

— Прокатишься? — обернулся Маус к водителю.

— Выдержит, но вопрос в другом, — широкоплечий парень поднял голову к небу. — Не получится ли так, что моя «дэвушка», как пригреет солнышко, начнет елозить на брюхе?

— Я слушал сводку погоды, потепления на ближайшие дни не обещали, — Коца сдвинул на затылок шапку. — Как сейчас, минус два-три градуса.

— На твою ответственность, — водитель выбросил окурок и пошел к машине. — Трогаемся.

На часах было уже половина девятого утра, а солнце едва оторвалось от горизонта. Косые его лучи скользили по обледенелой дороге, мешая разглядывать две едва заметные темные строчки, бегущие впереди. Но когда вползли в неширокую лесопосадку, стало получше, Микки Маус попросил остановиться на самом ее краю. Пассажиры успели и сами отметить между деревьями высокий крепкий дом, крытый светлым шифером. Он стоял на бугре справа от дороги, примерно в полукилометре, обнесенный частоколом из горбылей. За ним виднелась лента Дона, широкого в этом месте, по берегу, много дальше, чернел останками заброшенный хутор. На другой стороне реки, почти напротив развалин, раскинулась станица Раздорская, бывшая лет четыреста назад столицей казачьей вольницы. Пастух не соврал, пятистенок рубили на века, с дубового крыльца открывался, наверное, прекрасный вид на сремнину былинного Дона, на песчаный за ним широкий плес с густой рощей. Прежний хозяин, видно, обладал художественным вкусом. Напротив усадьбы, метрах в двухстах от нее, пролегала от лесопосадки до берега реки неглубокая балка, обросшая кустарником.

— Ехать дальше не имеет смысла, иначе встречать нас выбежит из дома вся родня.

— Слушай, отсюда тоже отличный обзор окрестностей, — покрутил Коца головой. — Может, и вылезать не стоит?

— А если схрон находится с другой стороны кошары? Тогда как? — переспросил Маус, не оборачиваясь. — Нет, дорогой, проверяй рюкзаки с поклажей, а потом двинемся вон по той балке навстречу своей судьбе. Она уже вырисовалась в полный рост.

— Мне припарковаться здесь, или вернуться к трассе? — подал голос водитель.

— У тебя сбоку гараж, а ты спрашиваешь, загоняй и отдыхай, — указал Маус на проем между корявыми сволами. — Про сигнал на всякий пожарный не забыл?

— Один выстрел в воздух, или в противника.

— Если его услышишь, гони немедленно в нашу сторону. Так-же должны поступить и мы, в случае недоразумений с тобой.

— Не забывай, что мы на охоту могли выйти не одни, — добавил Коца. — Поэтому пушка должна быть под рукой в полной боевой готовности.

— А кто здесь может быть? Слонок в тюрьме на Богатяновском спуске, — развернулся водитель к нему.

— И Слонок, и Беня, и Козырь, все, кто после стрелки остался в живых, кстати, их после Нового года выпустят. Зато Хозяина никуда не прятали, Асланбека с его джигитами тоже, и армяшки со стремы вообще не уходили. Чаще крути по сторонам шеей, вполне возможно, что на трассе именно сейчас заторчала еще одна иномарка, пасущая персонально нас.

— Ты не упомянул про бригаду отморозков с автомобильного рынка на Западном и про студентов-беспредельщиков с юридического факультета РГУ, которых подкармливает информацией едва не вся ментовская уголовка города и области, — хмыкнул Маус в черные усы. — Кто тебя постоянно пас возле родного дома, пока ты не решился свалить в гостиничный номер?

— Хер их знает, они сменяли друг друга чуть не каждый вечер.

— Вот именно.

Шагать по дну балки, поросшей невысоким голым кустарником, пришлось недолго, сама балка убегала дальше и падала с крутого обрыва в Дон, широкий в этом месте, скованный льдом. Почти на конце ее темнел высокий пень в несколько обхватов, то ли в дерево попала молния, то ли от старости оно сломалось само. Если не считать рукава на той стороне реки, образующего из берега острый угол, на середине стремнины не просматривалось никаких островов. Пригнувшись, Маус вместе с Коцей добрались до места напротив дома, сбросили тугие рюкзаки на дно. Вытряхнув содержимое, подложили под себя плотные коврики, вооружились полевым биноклем, одним на двоих. Погода показалась сравнительно теплой и полушубки с валенками остались в машине. Когда шли сюда, не уставали шнырять глазами по бокам, теперь же осмотрелись капитально. Балка находилась чуть ниже дома, стоящего на небольшом бугре, но преимущество заключалось в том, что холм не обрывался склоном за усадьбой, а продолжался вместе со степью едва заметным подъемом. Вся территория с пятистенком в центре торчала как на ладони.

Прошло не меньше часа, пока на базу не объявились первые фигуры, Микки Маус в это время задумчиво жевал сухой прутик. Коца, покрутив оккуляры, поймал в бинокль сначала пастуха в неизменном брезентовом плаще, а потом молодую женщину, выглянувшую из дверей дома в модном пальто, запахнутом наспех. Она не пошла за мужиком, а осталась стоять на крыльце. Тот, подойдя к сараю, распахнул ворота, вытолкнул наружу небольшие санки, положив на них вилы с длинной ручкой, взялся за веревку. Возле крутилось несколько крупных овчарок, похожих на среднерусских.

— Помощница, едри ее в корень, сама взгромоздиться не прочь, — пробурчал валютчик недовольно.

— Ты про кого? — обратился Маус к нему.

— Дочка за пастухом как нитка за иголкой, он за сеном для скота, а она с него глаз не сводит.

Микки Маус лишь громче хрустнул сухостоем, стало без слов понятно, что подтвердились их догадки в отношении слежки. Коца неторопливо повел оккулярами по окрестностям, различил в лесопосадке, прореженной зимними ветрами, корейский автомобиль, на котором они приехали сюда. Дорога вместе с далекой трассой были пустынны, а на дне балки виднелись следы, оставленные им с Маусом. И вдруг ладони у валютчика, обнимавшие бинокль, дрогнули, в поле зрения попалась пустая пачка из-под хороших сигарет, застрявшая в ветвях на вершине. Он закрутил оккуляры в обратную сторону, наводя линзы прямо перед собой. Кто-то грузный прошел по верху, широко расставляя ноги в сапогах на резной подошве, рядом торопились беспорядочные отметины от кроссовок и от теплых ботинок. Коца повел биноклем дальше, следы довели до обгорелого пня.

— Дорогой товарищ, а мы здесь не одни, — сказал валютчик перекупщику как можно спокойнее, опустив дальномер, он в упор посмотрел на Мауса. — Нас тоже, вполне возможно, засекли и теперь потихоньку ведут, как дрессировщик обезьян в цирке.

— С чего ты так решил? — насторожился Маус.

Коца молча передал бинокль, указав на место, где засек пустую сигаретную пачку, повел рукой вдоль верха балки в сторону пня. Маус не спеша обследовал указанный участок бровки, перевернувшись на спину, задумчиво пощипал длинный ус. Глаза у него тревожно блеснули:

— Ты прав, там должен кто-то быть, если, конечно, следы не оставили несколько дней назад, — он протер оккуляры тряпочкой, снова прильнул к резиновым уплотнителям. — Нет, я по времени не смогу определить.

— Все очень просто, вчера у нас была оттепель, так? — пояснил валютчик, осматривая «Вальтер», вытащенный из бокового кармана пальто. — Снежный наст немного просел, оплавился, подморозило лишь к вечеру. За ночь и за утро мороз не ослаб, то есть, ледяные гребни затвердели как следует. Если бы кто-то протащился по верху балки вчера или несколько дней назад, то следы смотрелись бы сглаженными, оплавленными. А гребни на самом деле белеют измельченной крошкой, сухие стебли торчат в разные стороны, они не успели обледенеть, не слежались. Да и пачку ветер не сбросил на землю, она телепается в верхних ветвях.

— Ну да, ты ж у нас дикий гусь, — пробурчал Микки, вертя вокруг шеей. — Что ты предлагаешь в связи с изменившейся обстановкой?

— Больше терять нам нечего, нас, к тому же, сюда не приглашали, как и тех, кто оставил эти следы. Выбора нет, конкурентов надо убирать, — пожал Коца плечами. — В общем, ты остаешься продолжать наблюдение за домом, а я подался на разведку.

— Хочешь по балке спуститься к Дону?

— Этот ход, если нас засекли, уже бесполезный, я вернусь в лесопосадку и попробую по ней обойти незваных гостей с тыла.

— А если они заметят, что я остался один, и направятся ко мне?

— Тогда мочи, один из отморозков, для информации, должен быть ну очень здоровый. Вряд ли ты справишься с ним, даже с одним, поэтому, или ты их, или они тебя, — Коца кивнул на рюкзак на дне балки, в котором лежал десантный АКС с полным рожком. — Беспредельщикам тоже не интересно, чтобы кто-то урвал добычу у них из-под носа.

— Я не смогу, не хотелось бы мне проливать кровь неизвестно за что, — пригнул Микки Маус голову. — Мы еще клада не видели.

— Не можешь, или не хочешь? — переспросил валютчик, продолжая готовиться в дорогу.

— И то, и другое.

— Тогда дергай отсюда, пока в лесопосадке маячит машина твоего друга, я сам попробую справиться. Но учти, я не собираюсь ни с кем делиться, если там что-то имеется, одному мне и достанется.

Микки Маус продолжал некоторое время терзать крепкими зубами закостеневший стебелек. Он прищурился, бросив взгляд на рюкзак, прикинул расстояние до обрыва балки на берегу реки, в зрачках вспыхнул твердый отсвет:

— Хорошо, я принимаю предложение, сколько рожков к автомату?

— Один в АКСе, два запасных, в каждом по тридцать кукурузных зерен, не считая того, что в стволе. Отобьешься, не переживай.

— Понял, найди способ маякнуть, когда подберешься к ним ближе. Я подстрахую.

— Заметано, совсем другой базар.

Коца, сунув пистолет за пазуху, прильнул снова к оккулярам, направив бинокль к берегу реки. Все было спокойно. Он легко поднялся, оставив у ног Микки Мауса аппарат, заторопился, чуть пригнувшись, к лесопосадке. Не доходя до стены деревьев, нырнул в заросли кустарника, пробежался по ним, оставляя в стороне автомобиль, застывший на крохотной полянке. Тратить время на лишние разговоры с шофером было сейчас ни к чему, зорко всмотрелся в линию трассы, разрезавшую степь надвое. По ней ползла одинокая грузовая машина. Коца, снова нырнув в гущу деревьев, поспешил между ровными рядами стволов, выглянул наружу тогда, когда за спиной осталось с полкилометра пути. Расстояние до берега Дона было отсюда чуть меньше, но его предлагалось покрыть по ровному полю. Коца, запетляв как заяц от одного куста до другой кочки, заторопился к обрыву, прыгнул с разбега под кручу, прокувыркавшись с десяток метров между обледенелыми глыбами. Затих у самой кромки припоя за большим валуном, прислушался, а потом осторожно выглянул. Мощный обрыв нависал над рекой дикой заснеженной стеной, такой же пустынной выглядела стремнина, скованная морозом, лишь впереди возвышался косой выступ, за ним могла спрятаться целая стрелковая рота. Коца встал на ноги, скользя обувкой по крупным голышам направился, сжимая в руке пистолет, к мешавшему обзору препятствию. Подошва ботинка соскочила с камня, Коца, чтобы не вылететь на гладкий лед, сложился гуттаперчевым мальчиком. Но первозданные тишина и спокойствие нарушались только гулким уханьем собственного сердца да легким посвистом степного бродяги-ветра. Валютчик заглянул за край глинянной стены, промороженной насквозь, никого, лишь показался еще шире простор степной реки. Стало ясно, если кто и прибыл сюда для охоты за пастухом, то место он выбрал не здесь, а прошел по берегу либо выше, или приблизился к дому и притаился в какой-нибудь из воронок. Отряхнувшись, Коца стал спокойно карабкаться по устью балки. Он успел подняться наверх, уже ступил на дно разлома, увидел черные уступы обгорелого пня в три обхвата, когда внутренний голос приказал замереть. Валютчик скосил глаза на выступ с правой стороны, от его вершины на уровне шапки разбегался пустынный кусок степи. Коца опять покосился на пень, расщепленный едва не до основания, вид которого поначалу не вызвал никаких подозрений. Он разглядывал его в бинокль с бруствера балки, видел верх, когда поднимался от реки по крутому отвесу, но только сейчас вдруг узрел теплую компанию молодых парней, расположившуюся между толстенными корнями. Расстояние до них составляло примерно метров пятьдесят. Один, похожий со спины на Илью Муромца, сползшего с печи, примостился между наростами ствола и не сводил как у них с Маусом бинокля с усадьбы пастуха. Двое других дымили сигаретами и резались в карты, на расстеленном куске материи поблескивала батарея бутылок. Коца осознал, почему отморозки оказались в недосягаемости его поля зрения, они пристроились как раз с противоположной стороны от их места наблюдения. И сами парни тоже не сумели по этой же причине засечь Коцу с Маусом. Получалось, они в отношении хижины пастуха мыслили с беспредельщиками одинаково. Но кто послал конкурентов пасти мужика? Неужели Слонок сумел передать Хозяину координаты из Богатяновской тюрьмы, а тот предпринял самостоятельно попытку расколоть крестьянина, или разговор бригадира шестерок с начальником уголовного розыска произошел раньше? Раздумывать об этом было некогда, Коца, цаплей переставляя ноги, задом спустился до того места, с которого снова стал невидимым, и заторопился на свой наблюдательный пункт, благодаря провидение за то, что надоумило ветер дуть с берега.

Доскакав до лесополосы, он прислонился к дереву перевести дух, в голове крутилась мысль, куда беспредельщики спрятали свой автомобиль, не могли же они пешком добираться от трассы. Было рано, в связи с этим, тревожить Мауса с переменой места наблюдения, теперь требовалось найти средство передвижения отморозков. Если в машине никого не окажется, произвести экзекуцию, чтобы она была не в состоянии стронуться с места. Валютчик наморщил лоб, подумал, что следует возвращаться по внешнему краю лесопосадки, тому, который параллелен трассе, потому что конкуренты не могли проскочить до деревьев, не оставив вмятин от протекторов. Он так и сделал, выйдя из зарослей, направился быстрыми шагами едва различимой дороге. Сразу отмел путь в противоположную сторону, если отморозки протопали пешком по правому боку балки, то вряд ли они переходили ее вообще. Скорее всего, соскочили с трассы напротив усадьбы крестьянина и, чтобы запутать следы, погнали к посадке прямо по степи. Или к заброшенному хутору вел еще один путь.

Расчеты оказались верными, Коца метрах в трехстах за дорогой узрел вмятины колес от мощной машины. Джип был припаркован за островком из кустарника, в зарослях дикой жерделы. Валютчик не спеша, подняв воротник и надвинув на брови шапку, обошел автомобиль вокруг, прислушался, заглянул за тонированные стекла. Внутренность его отразилась как под водой, в салоне, кажется, никого не было. Подобрав крупный обломок остроугольного камня, Коца размахнулся, послал его в боковину, стекло рассыпалось на мельчайшие квадратики. Выждав несколько минут, он пошарил глазами по обшивке внутри, затем просунул руку, нащупал защелку. На заднем сидении лежала пара вместительных сумок, в бардачке бутылка водки, пакет с едой и перочинный нож. Коца, нагнувшись под приборную доску, открыл панельку, обрезал провода, протянутые под приборами. Так-же он поступил с тормозными шлангами, с бензопроводом, проходившими под днищем. Осмотрел джип еще раз и заторопился к Микки Маусу, опять минуя вишневый «ДЭУ-эсперо», припаркованный в зарослях. Разговаривать с водителем снова было не о чем.

Микки Маус, плоский как вобла, встретил Коцу хмурым взглядом, рядом с ним лежал автомат, вытащенный из рюкзака, и один запасной рожок. Бинокль был снят с шеи и отложен на бруствер балки.

— Трое беспредельщиков ведут за пнем наблюдение за усадьбой пастуха. Я постеснялся спрашивать, кто такие, из какой банды, — начал рассказывать валютчик, пристраиваясь рядом. — Автоматов не видел, может они под корнями, но что они не с пустыми руками — к бабке не ходи.

— Один из отморозков, как ты сказал, очень здоровый? — поднял Маус голову.

— Не то слово, какой-то бегемот с расшлепанной мордой — щеки из-за спины видны. Он как раз водил биноклем по дому колхозника.

— Это Рамзан из группировки Асланбека, он работал в чеченском казино вышибалой, — Маус задумчиво пожевал сухой стебелек. — Задал чеченец нам задачку.

— Откуда чехи могли разузнать про место, где находится кошара пастуха? — вскинулся было Коца, и сам же предположил. — Если их просветили про царские ордена, кто приобрел, какие и за сколько, то ничего удивительного тут нет. Тот же наводчик обрисовал, у каких столбов нужно сворачивать с трассы, чтобы попасть на хутор.

— Это работа одного из шестерок из бригады Слонка, если сам бригадир не стал пахать сразу на два фронта.

— Вряд ли, Слонок обязан сначала накормить своих благодетелей — ментов, а потом уже наворачивать остатками по своему разумению. Лично я, как бы то ни было, не могу уступить чехам и пяди родной земли.

— Я придерживаюсь того же мнения, но по другой причине, распоряжаться ценностями должны образованные люди.

— Тогда пора делать передислокацию, пока не попали в поле зрения зверьков, эти первобытные пустят оружие в ход не задумываясь.

— И как ты умудрился проскользнуть под их носом!

— Я теперь жалею, что не запалил ихний джип, который они спрятали в лесопосадке.

— Но раскурочил?

— А как-же.

Валютчик с менялой, быстренько свернувшись, заспешили от опасного места, пригинаясь под ветками невысокого кустраника. Заметив их, водитель автомашины открыл двери, вытащил термос с горячим кофе, но расслабляться было рано и все разом отказались от еды. Коца, прихлебывая из пластмассового стаканчика, высказал мысль:

— А не кажется ли вам, что чехи не случайно выбрали место для пряток? У меня возникло подозрение, что клад может находиться под корнями того пня, то есть, мужик имеет возможность попасть прямо к ним в лапы. Заодно вырыть себе могилу.

— Если клад не под корнями, то трудно отыскать лучшего наблюдательного пункта, с которого просматривается не только усадьба, — прогундосил Микки Маус. — Мужик пойдет хоть на другой берег вытаскивать сокровища, и все равно останется на льду реки, как на ладони.

— Хорошо, что эта мысль тоже не пришла вам в голову, — передернул водитель плечами. — Иначе вместо пастуха в лапы чеченцев попались бы вы сами.

— А какой дурак станет ждать жертву в том месте, где она закопала клад? Она имеет право от него отказаться, — хмыкнул Коца снисходительно. — В том то и дело, что нужно сначала выследить, где спрятана казна, а потом со спокойной совестью ее присваивать.

За кофе пришли к единому мнению, что пункт наблюдения необходимо переместить на другую сторону усадьбы, да и машину следует тоже перегнать подальше от дороги. «ДЭУ», негромко шумнув двигателем, вернулась на трассу, проехав примерно с километр, соскользнула с невысокой насыпи прямо на заледенелую стерню, припорошенную снегом, и по ней добралась снова до лесопосадки. Коца с Маусом, оставив шофера в кабине с тем же наказом, доползли едва не на брюхе до воронки, заросшей будыльями конского щавеля, устроились на ее дне. Они не стали, как и в первый раз, облачаться в полушубки с валенками, мешавшие движению. Валютчик настроил бинокль, прильнул сразу к окулярам. Рамзан развалился между корнями, его место занял шустрый чернявый пацан, но он плохо выполнял свои обязанности, отвернувшись, продолжал беседу с невзрачным напарником с узким лбом. Коца навел бинокль на усадьбу, мужика и его дочки не было видно, по базу гуляли овцы, куры, возле загородки лошадь захватывала губами сено. Время, пока они мотались с переменой точки наблюдения, подошло к обеду, можно было подкрепиться и самим. Коца, пошарив по огороженной горбылями площади вокруг дома, отложил бинокль, перевел взгляд на Мауса, придвинувшего к себе рюкзак.

— Ничего нет? — спросил тот.

— Кажется, обед, надо бы и нам перекусить.

— Как там наши конкуренты?

— Отдыхают, этот Размазан расплылся между корнями сырым тестом из бадьи.

Маус ухмыльнулся, взял бинокль и придвинулся к верхней кромке неглубокой воронки, долго водил линзами туда-сюда. Валютчик успел вытащить из рюкзака свертки с едой.

— Объявился, подпольщик, спешит, оглядывается… — словно про себя, пробурчал в усы Микки Маус. — Собаки… на крыльце пока никого.

— Кто оглядывается? — Коца оставил в покое нож с колбасой.

— Наш подопечный. Ага… за сарай зашел, подкатил бочку… поставил ее на попа… Слушай, он под застрехой, кажется, что-то прячет. Или прятал…

— Собаки, это хреново, от них за просто так не отвяжешься.

— Спугнули, — Маус оторвался от оккуляров, перевернулся на бок. — Но место там не пустое.

— Про что ты говоришь?

— Мужик встал на бочку и руками потянулся под крышу, а в это время на крыльцо вышла то ли дочка, то ли еще какая родственница в накинутом пальто, — пояснил подельник, почмокав губами. — Она, наверное, позвала мужика, но к ней побежали сначала собаки, потом с бочки спрыгнул сам пастух. Руки у него были пустые, значит, хотел достать какой-то предмет.

— А ну дай.

Коца осмотрел в бинокль весь двор с той самой женщиной на крыльце, с мужиком и собаками. Задержал взгляд на крыше, крытой камышом, на бочке, отброшенной от стены сарая, пошмыгал молча носом. Затем вытащил платок, высморкался и развернулся к Маусу:

— Понимаешь, дорогой, какое дело, клады под застрехами не прячут.

— Я не собираюсь утверждать, я подумал вот о чем, — пожал тот плечами. — А что, если мужик уже сходил к схрону, вытащил что надо, и спрятал под крышу сарая.

— Допустим, тогда зачем он полез туда сейчас, когда это удобнее сделать перед самым отъездом в город? Раненьким утречком, все домашние будут еще в отрубе.

— Ты, конечно, прав, но что-то заставило его или проверить положенное раньше, или перенести его в другое место?

— Прав, скорее, ты, его вынудила обыкновенная нервозность, сам видишь, домашние не спускают с пастуха глаз. Одна на крыльцо за ним выскакивает, а второй — или вторая — пялится в окно. Вот он и мечется ершом в кастрюле.

— Наша задача усложняется еще больше, — пощипал Микки Маус подбородок. — Выходит, что с приездом мы опоздали, как и те, которые напротив. Пастух не собирается показывать, в каком месте зарыл Стенька свой клад.

— Думаю, дочке его с зятем делать тоже нечего, — Коца согласно кивнул головой, побарабанил по биноклю пальцами. — Есть одна мысля, не знаю, подойдет ли в подобном случае, и не станет ли от нее всем хуже.

— Ты о чем это? — вздернул Маус подбородок.

— О провокации.

— Не понял.

— У мужика прямо сейчас нужно экспроприировать то, что спрятано под застрехой, если мы развиваем мысль в правильном направлении и там действительно новая партия драгоценностей.

— Опять не соображаю.

— Проверить заначку сейчас он не смог, потому что ему помешали, есть предположение, что он вернется и дело обязательно доведет до конца. Так поступают люди, потерявшие покой.

— И дальше что?

— Пастух запаникует, обвинит в пропаже родственников. Это с учетом того, что мы проведем операцию быстро и гладко.

— Так-так! — собеседник подался к валютчику.

— Мысль о том, что дочка с зятем, с матерью, с бабкой — какая разница — успели за ним проследить и надыбать, в каком месте находится клад, заставит его сорваться с привязи. Он, как пить дать, не утерпит.

— Пастух помчится проверять основные сокровища, зарытые на стороне, — докончил Маус. — Браво, я бы ни за что не догадался развернуть дело в этом направлении.

— Не стоит забывать, что в простоте заключается истина, но это не главное, — Коца вновь посерьезнел. — Дело в том, что этот план имеет отрицательные стороны.

— Мужик, если клад закопан под обломком дерева на берегу, или на другой стороне реки, бросится прямо в лапы чеченским беспредельщикам. А те не станут водить обезьяну, и все на этом закончится.

— Есть сценарий и посложнее, чехи не будут трогать пастуха, они подождут, пока тот выведет их на тайник. Потом выгребут все и замочат бедного колхозника в той же яме. Они понимают, что отпускать его — себе дороже.

— Придется тогда подключаться по полной программе.

— Или к чему это стоило затевать.

— Кровь хитрого крестьянина окажется тоже на нашей совести.

— И здесь ты прав.

— Какой тогда выход?

— Его нет, у нас путь один, мы на него встали по обоюдному согласию.

— Значит, мы берем заначку под застрехой, если она существует.

— Как стемнеет, так сразу, мужику под чутким присмотром домашних перепрятать ее не удастся.

— Иначе и здесь придется вмешаться, крикнуть, там, гавкнуть. Палкой постучать.

— Заметано, ты идешь к сараю, я беру на себя собак.

— А чеченцы?

— Они пусть пока отдыхают, если все на самом деле так, как мы разложили. А после кто кого опередит.

Юг здорово отличается от севера, где одна ночь сращивается с другой, образуя на целые месяцы просто ночь, но и на юге зима диктует жесткие условия. В конце декабря вечер, переходящий за каких-то полчаса в непроглядную ночь, наступает в четыре часа дня. Не успели ловцы удачи отобедать, как наступила пора действовать. Мужик за это время выходил из дома лишь один раз, чтобы загнать овец и кур и задать им корма, но к бочке под стеной сарая он не прикоснулся. Коца, вытряхнув из рюкзака кулек с крепким табаком, обмотал вокруг себя служившее подстилкой байковое одеяло, пощелкал выкидным ножом. Микки Маус, наоборот, освободился из карманов от всего лишнего, стащил с себя зимнее пальто, оставшись в короткой курточке, подбитой мехом. Оба вылезли из воронки и повернули головы в сторону дома, засветившегося огнями. Вызревшая луна застыла в центре неба, просеивая через атмосферу блеклую синеву призрачного света, перекрашивая все вокруг в темно-голубое и черное. Она же сделала замершие фигуры ловцов удачи похожими на мистических упырей. Пути их расходились, одному нужно было подобраться к базу со стороны реки, второму перелезть с противоположной стороны через забор, или отодрать какую доску. Маус для этой цели запасся штык-ножом, снятым с АКСа.

Первым с места стронулся Коца, идти по зимней степи оказалось непросто, колхозные поля, заброшенные с началом перестройки, заросли дикими травами, покрылись кочками с буераками. Под подошвами похрустывал жесткий наст, крепкие стебли опутывали теплые ботинки. Валютчик как ни старался опускать ноги помягче, все равно казалось, что его топание слышит вся округа. Он направился сначала к Дону, и уже оттуда повернул к усадьбе. Собаки учуяли его приближение тогда, когда он вплотную подобрался к неошкуренным доскам забора. Ветер, к ночи усилившийся, относил звуки и запахи по направлению к реке. Коца, нашарив под ногами обломок горбыля, постучал им по дереву, раззадоривая овчарок, рванувшихся навстречу. Они, сбившись в клубок с той стороны, принялись яростно его облаивать, повизгивая и одновременно всхрапывая. Но уверенности в том, что все собаки собрались в одном месте, не было. Коца, подняв комок застывшей грязи, перебросил его через забор, стараясь попасть по спинам, это ему удалось, бешенства заметно прибавилось, овчарки стали прыгать на доски. В дыру Коца заметил, как устремилась через двор еще одна овчарка, крупная и короткошерстная, она, собрав в гармошку кожу на носу, присела напротив на задние лапы.

— Ух ты, тварь кровожадная, не зря, видно, хозяин тебя натаскивал, что так ощерилась, — валютчик подобрал еще один комок, запустил им в щель между досками. — Мужика-деревенщину охраняешь, с дармовыми сокровищами? Я т-тебе…

Овчарка увильнула от камня, зарычала, готовая перелететь через забор, в стае она, наверное, являлась вожаком, потому что остальные собаки оказались позади нее. Коца вновь пошурудил обломком доски в дыре, прошел вперед, увлекая свору к дальнему концу усадьбы. Опять по ту сторону ограды запрыгал клубок из упругих тел. Валютчик так увлекся доведением собак до бешенства, что не заметил, когда вожак отделился от стаи и пропал. Он шаг за шагом уводил свору к дальнему углу загородки, чтобы потом погнать ее обратно. Надо было предоставить напарнику как можно больше времени для спокойных действий внутри обширного база. И Коца целеустремленно работал в этом направлении, стучал по горбылям, рычал, ругался матом, топал ногами, бегал взад-вперед, бросался кусками мерзлой грязи. Он успел вспотеть, запыхаться, распалившись сам, накрутил до упора и собак, они уже не видели, что перед ними доски, царапали все подряд когтями, рвали зубами. Коца понял, что внимание животных надолго привлеклось к нему, цель была достигнута, осталось бросить на середину двора обломок горбыля, чтобы овчарки порвали его в клочья, и уйти во свояси. Когда вдруг почувствовал, что кто-то собирается броситься ему на спину сзади. Метрах в трех приготовилась к прыжку та самая черная овчарка со светло-рыжими подпалинами по низу живота, ее глаза горели бешенством, оскаленная пасть угрожала острыми клыками. Он прижался спиной к доскам, выхватывая из кармана пику, подумал, что собаку следует убить, иначе от нее ожидается немало неприятностей, потому что она вела себя слишком разумно. Может быть, мысль сопрягалась с домыслом о том, что пастух, когда уходит выгребать из клада драгоценности, берет ее с собой, и тогда выследить его будет совсем непросто. А может, ожесточиться заставило реальное чувство опасности, ведь другие псы были способны только облаивать, да несмело цепляться зубами за одежду. Как раз один из них прихватил край одеяла, обернутого вокруг тела валютчика, эта возня мешала свободе действий, и Коца, не оборачиваясь, чиркнул открытым лезвием позади себя. Окрестности огласил дикий вой, злобный лай остальной стаи перешел в беспорядочные огрызания с повизгиваниями. Лишь овчарка продолжала приседать в напряженной стойке, готовая для прыжка. Со стороны дома послышались громкие возгласы, валютчик сумел разобрать лишь несколько слов:

— …да волки! Ату их, ату! Овец порежут…

Свора собак снова начала впрягаться в общий лай, вожак тоже натянутся струной. Медлить было нельзя, Коца, сделав вперед резкое движение корпусом, тут-же откинулся назад, не опуская руки с ножом. И этот нехитрый прием обманул овчарку, она, заворачивая на лету голову, прыгнула, стараясь вцепиться зубами в горло человека. Тот хладнокровно наколол собачье тело на острие, и сбросил его себе под ноги, ударив кулаком по оскаленной морде. Когда судороги затихли, грубо посек ей горло лезвием, услышал, как заскулила за досками стая. Но, если виноваты волки, значит, убивать следует тоже по волчьи.

— Черныш… Черныш… Да где он пропал…

Коца, чуть пригнувшись за забором, уходил по длинной стороне усадьбы сначала до ее угла, потом метнулся по направлению к реке, к редким островкам кустарника. Выдернув кулек с табаком, просеял его на землю между пальцами, липкими от крови, на случай, если мужик надумает пустить по следу собак.

— Волки, чтоб их… — донеслось издалека.

Валютчик, не доходя до берега, свернул направо, пошел вдоль реки, все так-же пригинаясь. Он понимал, что вряд ли теперь возможно его догнать, но его как всегда, когда приходилось отнимать чью-то жизнь, взялась накрывать крупная дрожь, похожая на приступ эпилепсии. От этого приступа глазные яблоки поддергивались вверх, во рту становилось сухо, а руки и ноги сводила судорога. Коце захотелось пить, в голове мелькнула мысль о том, что в рюкзаке, оставленном в воронке, в термосе есть глоток горячего напитка.

Микки Маус уже сидел на дне буерака в зимнем пальто, напяленном на курточку, вид у него был, словно его огрели жердью по голове. Ворочая вокруг шеей, он умудрялся в то же время бегать глазами в противоположные стороны.

— Ты чего такой? — опускаясь рядом, вымолвил Коца сквозь стучащие зубы. — Ничего не получилось, или кто помешал?

— Никого не было, ты сработал капитально, — отозвался Маус отмороженным голосом. — А как у тебя, удалось оторваться?

— Пока все идет по плану.

— Понимаешь, — скупщик раритетов проглотил слюну, не обратив внимания на ответ валютчика. — Теперь у нас остался лишь второй вариант, без крови, думаю, не обойдется.

— То есть?

— Я нашарил заначку мужика. Если все начнет складываться так, как мы с тобой намечали, конкурентов придется убирать, — он выложил на подстилку кусок грязной материи, такой же, в которых пастух привозил на рынок царские награды. — Наборчик один к одному, вот звезда со знаком ордена, монеты, кольца с бриллиантами и другими камушками. В существование Стенькиного клада может теперь сомневаться только клиент ковалевских лагерей.

— Я был в этом убежден с первого посещения мужиком нашей вотчины. Мне показалось, что ты такого же мнения.

— Да, я повторяюсь, — Маус провел ладонью по узкому чернявому лицу. — Волнуюсь, потому что последнего момента в этот бред до не верилось. А сейчас словно глаза открылись.

— Встряхни башкой и давай кумекать дальше, — оборвал подельника Коца, нашаривая в рюкзаке термос и отвинчивая алюминиевую крышку. — Мне пришлось замочить собаку. Хорошая была овчарка, умная.

Он сделал несколько жадных глотков, передохнув, припал снова к стеклянному горлышку колбы. Выплеснув остатки жидкости на руки, завинтил крышку на место. Вместе с выступившим потом уходили чувство необъяснимой тревоги и дрожь во всем теле. Коца развернул кусок материи, в лунном свете он сразу угадал орден святого Александра Невского и знак к нему ввиде небольшого круга с крестом в центре, похожим на немецкий, покрытым темной эмалью. В юности он увлекался археологией, нумизматикой, филателией, но никогда не думал, что с подобными редкостями придется столкнуться влотную. Под звездой со знаком лежали россыпью золотые царские монеты вперемешку с мужскими и женскими перстнями, с замысловатой брошью. Только теперь на тряпочке кучкой посверкивало что-то еще, валютчик тронул пальцем невысокую горку, она отозвалась пучком разноцветных брызг, растаявших в морозном воздухе. То ли это снова оказалась цепочка, то ли колье с драгоценными каменьями, а может, и боярская диадема, которые боярыни надевали перед появлением пред очами императора Всея Руси. Для изучения этого чуда не было ни времени, ни подходящих условий. Коца, завернув углы куска материи, соорудил узелок и положил его за пазуху. Посмотрел на Мауса, молчаливо следившего за его действиями:

— Надеюсь, ты не против, если драгоценности временно побудут у меня?

— Нет вопросов, место за твоей пазухой кажется для них надежным.

— Тогда переходим к обсуждению следующих действий, я предлагаю такой вариант, — валютчик устроился на дне воронки поудобнее. — Нам здесь делать больше нечего, пастух вряд ли на ночь глядя надумает проверять заначку. Под застреху он полезет только рано поутру, перед самой отправкой в город. Какая слежка, когда родственники будут спать вповалку.

— Он, к тому же, не хотел бы открывать место, в котором постоянно прячет заначки.

— Значит, до обнаружения пропажи он останется спокойным.

— Вряд ли, ты сам признался, что убил собаку.

— Я посек ей горло ножом, мужик подумает, что ее порвали волки.

— Как сказать… хотя, кто будет приглядываться ночью. Но это не главное.

— Я предлагаю перейти в машину и отдохнуть в ней до утра, а когда наступит время отъезда мужика в город, снова занять эту воронку. Он в порыве гнева способен сразу рвануть к месту захоронения клада, потому что подумает, что его выследили, и там тоже ничего не осталось.

— Мысль правильная, если ему в голову не бросится моча, и он не затеет разборки с домашними, после которых напряжение в родовом гнезде только усилится. Тогда поступки пастуха окажутся для нас непредсказуемыми.

— Они и сейчас похожи на ребус. Короче, отправляемся отдыхать.

— А как с чеченцами, вдруг они решат тоже провести ночь в автомобиле? А он раскурочен.

— Это их проблемы, лишь бы не засекли нас раньше времени.

— Дело в другом, они в порыве ярости решат пойти ночевать в дом пастуха. Тогда действительно можно поставить окончательную точку.

— Для них! Они не должны живыми дойти до усадьбы, — Коца собрал губы в жесткую линию. — Чехи ведут себя очень странно, это не их приемы выбивания капиталов.

— Уже ихние, они переняли цивилизованные методы, как только поняли, что с Россией делать им нечего. Она раздавит, не заметив, кто крутился под ее ногами. Кстати, чеченские бригады за бугром начали действовать аккуратно, не покушаясь на местных, и только по своим бывшим землякам, — Маус сорвал сухой стебелек, похрустел им во рту. — Я уверен, что Асланбек все просчитал и пришел к такому же, как мы, мнению. Мужик выдержит любые пытки, лучшее средство прибрать драгоценности к рукам — выследить пастуха.

— У нас тоже ночка впереди будет, значит, неспокойная. Собирайся, успеть бы несколько часов поспать.

Но этой ночью умереть суждено было лишь одной овчарке, видимо, чеченцам приходилось не единожды коротать время на природе. Хоть в зеленке, хоть в горах, хоть на берегу могучей донской реки. Зато в салоне «ДЭУ» тепло от включенной печки перекатывалось волнами, заставляя пассажиров погружаться в глубокий сон. Сторожили по очереди, подведя на нужное время стрелки будильников на японских часах. Коца, когда пришла пора покидать теплую кабину, вытащил увесистый узелок из-за пазухи, собрался было бросить его в емкий бардачок. Водитель повернул голову в его сторону, и валютчик почему-то раздумал, запихнул сверток обратно.

События на территории усадьбы развивались по схеме, оговоренной на дне воронки двумя ловцами удачи. Мужик, не нашарив заначки под застрехой, раскидал ногами собак, забегал по двору. Затем заскочил в дом, и буквально через пару минут вылетел из него с каким-то предметом на плече. Направился вприпрыжку к реке.

— Выдвигаемся за ним, иначе он скроется во тьме, — Коца, подхватывая автомат, поднялся с подстилки. — Идем сзади параллельным курсом, если чехи засекли пастуха, то пусть одного и ведут.

— Одеяла забирать? — засуетился Маус.

— Они пусть остаются, может, еще пригодятся, рюкзак и другие вещи тоже. Если нас замочат, то следакам они вряд ли о чем скажут. А нам на небе вместо одеял будут уготованы пуховые облака.

— Что-то у тебя мысли грустные, с такими на дело не ходят.

— Обычное состояние, стоит пару шагов пройтись, как в голове прояснится.

Черная фигура пастуха продолжала торопиться к берегу, словно его капитально надрали скипидаром. Луна из-за горизонта показывала лишь небольшой краешек, звезды начали тускнеть, на степь опускалась вязкая сероватая мгла, размывая окрестности с близкими предметами. Коца передернул плечами:

— Дорогой, прибавляй шагу, наш объект наблюдения может раствориться живым привидением.

— Стебли, падла… как проволока.

Мужик резко повернул вправо, дойдя до кромки обрыва, заторопился вдоль него. Оба преследователя едва успели нырнуть под островок из сохлых стеблей, притаились, прижавшись к земле, пастух, раздраженно пыхтя, протопал метрах в пятидесяти от них. Стало понятным, что путь его лежал в сторону заброшенного хутора. Поначалу это обстоятельство озадачило, Коца, подождав, пока объект наблюдения отойдет на приличное расстояние, раздумчиво хмыкнул:

— Маус, а тебе не кажется, что наш мужик обыкновенный мародер?

— С чего такие обвинения? — отозвался взвинченный друг.

— Не знаю, но я подумал о том, что пастух навещал оставленный хутор не раз, ты не заметил, из чего он соорудил свои хоромы? Сараюшки, закутки, курятничек, забор не хилый из горбыля. Такие только в богатых станицах, и то не во всех.

— Хозяйственный крестьянин, Россия подобными должна гордиться.

— И я говорю, что правильно делает, но моя догадка в обратном направлении.

— В каком? Говори скорее, он уходит.

— Он от нас никуда теперь не денется, я думаю, что клад находится в одном из домов. Мужик или перенес его туда, или там же и нашел, когда лазил по погребам с подполами. Варенья, соленья, там, доски, петли, замки. Бывало, одинокие старики доживали век, а в чуланчике у них то старинная иконка, то блеснут благородной поверхностью царские золотые или серебряные монетки, припрятанные на черный день.

— Старые люди запасливые, но чтобы клад с орденами и перстнями…

— Помнится, один колохозник сдал в государственную казну мешок древних монет с другими вещицами, выкопанный на своем огороде.

— Пошли, иначе мы нашего колхозника не отыщем с собаками.

Микки Маус уже привстал на колени, когда Коца резко дернул его за полу длинного пальто, заставив принять прежнее положение.

— Крыша сползает? — зашипел перекупщик, возмущенно сверкнув зрачками.

Валютчик быстро накрыл его губы рукой в перчатке, молча кивнул за спину, по обрыву реки меряли расстояние вслед за пастухом трое чеченцев. Впереди срывался на рысь худощавый и чернявый, за ним спешил его невзрачный товарищ, замыкала шествие необъятная фигура Рамзана. Лучи от луны, падающей за горизонт, одливали их призрачным светом, превращая в мертвецов, вылезших из могил. По рукам, положенным на корпуса автоматов, можно было сделать вывод, что они принимали непосредственное участие в чеченских бандформированиях. Боевики прошли, похрустывая негромко наледью. Коца присел на корточки, положил АКС на колени, заворочался и Микки Маус.

— Красиво, как в американском сэндвиче, — озабоченно проговорил он. — Вкуснее прослойку между пастухом и нами не придумаешь.

— С твоим Размазанчиком она жирноватая, — подколол валютчик.

— Сто лет бы он мне… — фыркнул перекупщик. — А что ты скажешь сейчас, стратег?

— Вот теперь и нам пришла пора трогаться.

— Куда?

— За ними. Пусть пастух занимается своими делами, пусть чеченцы преследуют свои цели, а у нас все должно идти по плану.

— То есть?

— Если чехи накроют мужика вместе с кладом, они его или сразу замочат, или дадут уйти, чтобы расправиться позже. А сами вытряхнут из схрона все до последнего. Тут их нужно и брать, чахнущих над золотом с бриллиантами, в противном случае они найдут способ перетащить драгоценности в город, поближе к своим норам. Тогда наша акция не будет стоить выеденного яйца.

— Значит, без крови не обойтись? — поднял Маус на подельника темные глаза.

— Выходит, что так, или мы их, или они нас.

— Тогда, как говорили мои предки: время — деньги.

Валютчик с перекупщиком, используя любую неровность для того, чтобы в случае опасности нырнуть под ее защиту, втянулись вслед за мужиком и чеченцами в селение, брошенное людьми, с печальными останками домов по бокам улицы, успевшей зарости мелким кустарником. Они теперь следили не за пастухом, скрывшимся из виду, а за бандитами, шедшими по его следу. Хутор, пугающий пустотой, растянулся по берегу реки километра на два, дома с обвалившимися крышами и выбитыми окнами, высвеченные лунным светом, стояли в три ряда, к самому верхнему из которых примыкала роща, черная в утренней мгле. Задача облегчилась, потому что за останками домов прятаться было проще. Вся цепочка продвинулась к центру, чеченцы зашли за какое-то здание и затаились. Замигали огоньки сигарет. Коца с Маусом тоже прижались к полуразрушенной стене, изредка выглядывая, чтобы не упустить из виду незваных проводников.

Время тянулось медленно, из-за рощи показалось поседевшее солнце, осветило неживыми лучами брошенное людьми несчастливое место. Чеченцы присели на корточки, положили оружие на колени, теперь они стали видны как ладони. Коца через оконный проем залез во внутрь помещения, взялся наблюдать за ними из тьмы комнаты с потолками, готовыми обрушиться. Наконец, на улице нарисовался мужик, заторопился на край хутора, вертя шеей по сторонам, на плече тускло отсвечивала вороненной сталью двустволка. Пройдя мимо бандитов, попятившихся за развалины, он смачно выбил сопли на дорогу. Коца не заметил, из какого строения он выбежал, вся надежда снова оставалась на невольных проводников, они этот дом засекли наверняка. Как ни странно, чеченцы не бросились на пастуха, они от него постарались спрятаться, и когда тот скрылся за последней хибарой, борзой сворой кинулись к очагу с сокровищами. Им оказался пятистенок с высоким крыльцом, с облупленными наличниками на больших окнах. Валютчик, как только бандиты вломились в дверной проем, облегченно вздохнул, отошел к стене, за которой перекупщик ценностей коротал время на чурбаке.

— Ты знаешь, что такое время «Ч»? — спросил он, присаживаясь рядом.

— Слышал, а что ты хочешь этим сказать? — насторожился Микки Маус.

— Оно наступило. У нас в рюкзаке есть бутылочка хорошего коньяка, мы не воспользовались ее содержимым, когда пасли мужика на дне воронки, не стали пить и ночью в машине. Теперь пришла пора сорвать пробку, ты не против?

— Если провозгласишь дельный тост.

— Чехи указали место, где мужик прячет свои сокровища, они сейчас дербанят их, как голодные волки молодого ягненка. Как только напьются крови и успокоятся, настанет пора подключаться и нам.

— Тебе в этом деле и карты в руки. Через сколько, примерно, надо быть готовыми?

— Дадим им полчаса, а потом постараемся загасить.

— Или они нас.

— Мы пришли сюда для того, чтобы победа досталась нам.

— А ты уверен, что в том доме, в котором сейчас чеченцы, спрятан клад Стеньки Разина?

— Я этого не говорил, но я видел мужика, к своей усадьбе он поспешил затаренным. Да и чехов и их звериное чутье не могло обмануть. Уверен, без добычи мы отсюда не уйдем.

— Тогда доставай бутылку.

Хуже не придумаешь, чем пить коньяк из пластмассовых стаканчиков, это неудобство скрашивалось лишь тем, что повод был слишком веским. Горло валютчика обожгла горьковато-терпкая жидкость, она просочилась вглубь желудка живительной струей. Коца привалился к стене, ему не хотелось запахами еды перебивать жгучие вкусовые ощущения. Микки Маус отставил стаканчик, вцепился со смаком зубами в кусок сухой колбасы. Он всегда, сколько его валютчик помнил, предпочитал марочные вина крепким напиткам. Вот и сейчас он с неудовольствием покосился на этикетку на бутылке:

— Бурда, если и пить коньяк, то только во Франции.

— Или в Германии, — кивнул Коца головой.

— Почему в Германии?

— Во первых, там сейчас больше евреев, во вторых, порядка всегда было больше.

— Где евреев в достатке, там порядка не жди.

— Наконец-то ты со мной согласился.

— Люди перед смертью всегда наговаривают на себя, или берут столько, что не в силах донести до бога.

— Ну… дорогой мой товарищ, к тебе ни с какого бока не подберешься. Давай по второй, да пора готовиться.

— Нападать будем вместе?

— Сначала я схожу в разведку, а ты поторчишь на стреме. Автомат я оставляю здесь, если что, гаси не стесняйся.

— А ты с чем пойдешь?

— Вальтер и парочка РГД-5, этого им, думаю, будет достаточно.

Валютчик, проверив пистолет и сняв его с предохранителя, вытащил из рюкзака две гранаты, похожих на зеленые помидоры. Положив по одной в карманы, подмигнул подельнику, тот понимающе опустил веки. Коца упруго вскочил, выглянул из-за угла дома, улица по прежнему была пуста. Он пригнулся, напялив поглубже шапку, побежал к развалине, стоящей на другой стороне, перескочил, прячась за огрызками стен, до следующего строения. Микки Маус следил за его действиями, в подельнике он был уверен, если того и могло что-то сейчас остановить, то только его величество случай, от которого не застрахован ни один человек. Коца, между тем, приблизился к высокому когда-то терему с крашенными наличниками, услышал голоса, доносившиеся из помещений. Чеченцы забыли о предосторожностях, не выделив на наружку ни одного из своих. Валютчик, обогнув угол просевшего фундамента, подкрался к оконному проему, из которого отчетливее выплескивалась характерная чеченская речь. Возбужденные восклицания не прекращались ни на минуту, словно это боевики решили отметить один из удачных рейдов в тыл российских войск. Коца прижался к стене, скользнул верхней частью туловища вдоль нее, заворачивая голову в сторону рамы без стекол. Увидел бандитов, присевших кружком в центре комнаты, энергично размахивающих руками. Разглядел в просвет между телами небольшой сундук с открытой крышкой, в старину селяне с горожанами прятали в таких добро, правда, этот по размерам показался раза в три меньше. Он подумал, что отыскать схрон не составило большого труда, следы, оставленные пастухом на припорошенных пылью половицах, привели бы куда угодно. Но разглядеть, что таилось в сундуке, не представлялось возможным. Коца покусал нижнюю губу, размышлять о сокровищах не было ни времени, ни желания. Он вытащил из кармана кругленькую гранату, нашарил чеку, переложив пистолет в левую руку, нащупал ногой точку опоры, чтобы не поскользнуться в самый ответственный момент и не погибнуть по дурацки. Снова наклонил верхнюю часть тела по стене, чеченцы все так-же горячо обсуждали проблему, открывшуюся перед ними. Один из них протянул руку, выудил из сундука горсть царского изобилия, и разогнул резко пальцы, мелодичный звон заставил темпераментные возгласы взметнуться к потолку, провисшему от ветхости, задал конечностям новые импульсы. Бандиты были похожи на первобытных охотников, добывших целого мамонта, и валютчик почему-то не испытывал к ним даже жалости. Наверное, лишь разумные люди вызывают к себе искренние уважение и сочувствие, все остальные либо жалость, либо равнодушие к их судьбе. Коца, сорвав чеку, чуть притормозил, и постарался бросить гранату прямо в центр круга, образованного чеченцами, затем автоматически отсчитал до четырех. Когда раздался взрыв, он показался в оконном проеме, не особенно прячась. Боевики, обливаясь кровью, раскидались по грязному полу, один затих мгновенно, двое корчились в предсмертных судорогах. Валютчик подождал, пока смолкнут громкие стоны, затем направился вдоль фундамента к парадному входу в дом. Поднявшись на крыльцо, махнул рукой Микки Маусу, выглядывавшему из-за угла, и вошел в покосившийся коридор. В просторной комнате все три бандита раззявили в последней улыбке крепкозубые рты, ни один из них не выпустил автоматов из скрюченных пальцев. Коца отбросил носком ботинка «калаши» подальше, бегло пробежался руками по фигурам в поисках другого оружия. Его оказалось достаточно: пистолеты, гранаты, штык-ножи, а еще наручники с удавками, так любимые представителями кавказских народов. Валютчик, собрав арсенал в кучу и переместив его под переборку, лишь после этого обратил внимание на крышку приземистого сундука, захлопнувшуюся от взрыва. В этот момент на пороге комнаты показался взбудораженный Микки Маус.

— Все готовы? — спросил он с недоверием в голосе, косясь на бандитов.

— Проверь, — бросил Коца через плечо, сдерживая привычную дрожь. — Горцы живучи как кошки.

Перекупщик наклонился над одним из бандитов и тут-же отшатнулся, глаза сверкнули испугом. Он, сдвинув рычаг режимов стрельбы на одиночные, влепил пулю в грудь чернявому боевику, и тот, дернувшись, принял прежнее положение.

— Не обращай внимания, они все уже готовы, — усмехнулся Коца. — Видишь, носы начали заостряться.

— А этот вроде что-то проглотил.

— Осклок от гранаты под скулу, в том месте и хлюпнуло.

Валютчик взялся за конец петли на сундуке и дернул ее вверх, сухо заскрипев, округлая крышка, окованная по углам медными пластинами, откинулась назад. Из дубового нутра выплеснулось тусклое сияние. Коца откачнулся назад, подобную картину он наблюдал разве что в приключенческих фильмах про пиратов и разбойников с большой дороги. Сверху на одной стороне лежали офицерские мундиры, расшитые золотыми позументами, с эполетами и царскими старинными орденами. По другую сторону высились разноцветной горкой, украшенные драгоценными каменьями, женские бархатные и шелковые платья, на которых сверкали огнями причудливые диадемы с колье и ажурными серьгамиУзкое пространство посередине заполняли коробки с огромным жемчугом, золотыми старинными монетами перстнями, кольцами, брошами. Поблескивали отдельной кучкой крупные алмазы, сапфиры, изумруды, бриллианты. Золото, серебро, разноцветная эмаль, бархат, парча, кисейные кружева, солдатское сукно. Сбоку мундиров виднелись золотые ручки и ножны кинжалов, а так-же рукояти древних револьверов, усыпанные драгоценностями, из азиатского патира выглядывали золотые элементы конской упряжи. Два славянских застольных кубка были полны серебром, потемневшим от времени, в круглых и квадратных рублях. И все это богатство поблескивало, сыпало искорками, отскакивающими от него, обдавало незнакомым знойным жаром. Коца, как завороженный, потянулся рукой к воротнику пальто, расстегнул верхнюю пуговицу, затем сдвинул со вспотевшего лба шапку на затылок. За спиной раздалось натужное сопение Микки Мауса, некоторое время тот молча шмурыгал носом и глотал клубки тягучей слюны.

— Ну и что ты на это скажешь? — прочистил Коца наконец горло, перехваченное волнением. — Стоит ли за такой сундук отправлять конкурентов на тот свет?

Перекупщик снова гулко сглотнул, переступил с ноги на ногу:

— Для того мы сюда и пришли, чтобы завладеть богатствами по праву первооткрывателей мужицкой простоты, — откликнулся он незнакомым голосом. — Я сомневался до последнего момента, даже интуиция куда-то спряталась.

— Вашей интуиции можно позавидовать, но не в этом дело, как мы потащим отсюда полный сундук добра? Я не усек отсюда и намека на дорогу, она, видно, заросла кустарником, как улица посередине хутора.

— Наша машина прошла от трассы до лесопосадки нормально, проскочит и до этого хутора.

— И второй вопрос, куда нам деваться с немерянным хозяйством? Даже Пулипер не сможет выкупить все сразу.

— К тому же, хозяйство здесь не полностью, — закрутил Микки Маус покрасневшим носом. — Посмотри сам, сундук не очень высокий и не совсем вместительный.

— Не понял. Ты, брат, или жадный, или офонарел от содержимого этого короба, — напрягся, всмотревшись в подельника, валютчик, не отошедший еще от боя. Вывод неприятно его покоробил, — А тебе надо, чтобы сундук оказался с силосную яму?

— Понимаешь какое дело, стариннные вещи делались, как правило, на семью, которая являлась ячейкой, определяющей общество, — попытался объяснить Маус, не обращая внимания на попытку его оскорбить. — Я хочу сказать, что тарелок в царском сервизе всегда было шесть или двенадцать, так же рюмок, бокалов, ножей, вилок и прочего. А в данном сундуке я усматриваю пока только один арабский патир с двумя славянскими кубками.

— А сколько их должно быть? — зло ухмыльнулся Коца. — Сколько сохранилось, столько и спрятали.

— Я не уверен, число кубков обязано быть большим, на Руси выпивать любили.

— Тогда говори, какое количество тебя бы устроило?

— То дореволюционное общество устроило бы шесть кубков, к тому же, мы назвали кубками обыкновенные посудины, а на самом деле они всего лишь застольные чарки. Это как в наше время рюмки, только современные рюмки обычно из хрусталя, а эти чарки из драгоценного металла.

— Выходит, мы отбили лишь небольшую часть Стенькиного клада?

— Наверное, я думаю, что настоящие клады куда богаче, и они без тряпок, — покривился Микки Маус. — Нам не мешает поискать еще.

— С сундуком бы справиться… — Коца озадаченно приподнял плечи.

В этот момент со стороны улицы послышался приближающийся шум мотора, Микки Маус осмотрелся вокруг, недоуменно уставился на валютчика. Коца метнулся к бандитам, распластанным на полу, зарыскал пальцами по их одежде.

— Быстро сюда, — негромко приказал он подельнику.

— Зачем? — опешил тот.

— Ищи мобильники.

Маус понял, что Коца имел ввиду, бандиты через японские аппараты могли поддерживать постоянную связь с главарями банды. Не исключались и встроенные маячки. Перекупщик, упав перед трупом на колени, стал выворачивать наизнанку его карманы, через минуту свое существование прекратили все три сотовых телефона. Подельники, не сговариваясь, захлопнули крышку сундука, нырнули, минуя темный коридор, в пристроенный хлев, проникли сквозь проломленную стену в пустой сарай с ненужным хламом, сваленным в углу. Маус хотел было затолкать короб, весивший больше тридцати килограммов, под него, но Коца упрямо потащил его дальше. Выглянув наружу, он запально выдохнул:

— Сокровища нужно перетащить в следующий дом, если найдут трупы, здесь живого места не останется. Перероют все, а потом подожгут.

— Понятно, это не менты, тем бы сто лет оно не сдалось, — согласился перекупщик.

— Да, это едут другие чеченцы, от которых нам, в случае чего, уйти будет трудновато. Скорее всего, пересмена.

— Слушай, а если они наткнулись на раскуроченный джип? — Микки Маус встревоженно вскинул брови. — Не хочу дальше загадывать, но ты сам понимаешь, что я имею ввиду.

— А потом напоролись на нашего водилу?

— Деревья в посадке редкие, а солнышко уже светит.

— Твой товарищ вряд ли подпустил бы их так близко, мы в любом случае услышали бы выстрелы.

— Тогда дергаем отсюда, пока чеченцы едут медленно.

Валютчик пошарил глазами вдоль улицы, обзор закрывали останки других домов с пристройками. Он было снова взялся за ручку сундука, когда из-за ближайшего угла медленно выполз черный «Мерседес», такой, в которых обычно телохранители сопровождают своего босса. За ним болтался как на привязи вместительный джип «Мицубиши». Оба автомобиля проследовали мимо дома с трупами бандитов на другой край хутора. Коца подхватил короб, сверкнув на Мауса глазами, рванулся к выходу из сарая. Подошвы ботинок заскользили по хрусткой наледи, окрепшей за ночь, звук шагов слышали в этот момент все живые существа, населяющие окрестности. Кроме тех, которые пристально всматривались в гнилые останки строений, проплывающие мимо окон. Уши им забивал ровный рокот мощных двигателей.