Глава XXXVI СОЕДИНЕНИЕ

«Мы стоим на краю пропасти, — думал Тольбот Бёльстрод, переодеваясь к обеду в комфортабельной уборной, отведенной ему в Меллишском Парке. И только один смелый прыжок может спасти нас. Всякое покушение скрыть подозрительные обстоятельства будет для нас гибельно. Если Джон бросил пистолет, которым совершено преступление, он неизбежно навлек самое ужасное подозрение на свою жену. Слава Богу, что я приехал сегодня! Мы должны прямо взглянуть на это дело; прежде всего нам надо обеспечить себе помощь Авроры. Пока она будет молчать о ее участии в событиях того дня и той ночи, в цепи будет недоставать одного звена. Джон должен поговорить с ней сегодня, или, может быть, лучше поговорить мне».

Бёльстрод пошел в гостиную, где нашел своего друга, ходящего взад и вперед, одинокого и несчастного.

— Дамы будут обедать наверху, — сказал Меллиш, когда Тольбот пришел к нему, — мне сейчас прислали это сказать. Зачем она избегает меня, Тольбот? Зачем жена моя избегает меня таким образом? Мы почти не говорили друг с другом несколько дней.

— Сказать вам, почему, сумасбродный Джон? — отвечал Бёльстрод. — Ваша жена избегает вас потому, что вы сами удалились от нее, и она думает, бедняжка, что она лишилась вашей любви. Она воображает, что открытие ее первого брака произвело переворот чувств и что вы перестали любить ее.

— Перестал любить ее! — вскричал Джон. — Ах, Боже мой! Она должна бы знать, что если бы я мог отдать мою жизнь за нее пятьдесят раз, я сделал бы это, чтобы спасти ее от страдания; я сделал бы это, если бы даже она была самой ужасной преступницей, когда либо ходившей по земле!

— Но никто не просит вас делать ничего подобного, — сказал Бёльстрод. — Вас только просят быть благоразумным и терпеливым, положиться на Бога и предоставить действовать людям, которые не так пылки, как вы.

— Я сделаю, что вы хотите, Тольбот; я сделаю что вы хотите.

Меллиш пожал руку своего друга. Думал ли он, когда он видел Тольбота женихом в Фёльедне и ненавидел его с неистовством индийца, что он когда-нибудь почувствует к нему такую смиренную признательность, так плачевно будет зависеть от его высокой мудрости? Он пожал руку молодого политика и обещал быть покорным, как ребенок, под его руководством.

Вследствие этого, повинуясь приказанию Тольбота, он съел немного рыбы, выпил две рюмки хересу, а потом пошел с Бёльстродом к Авроре.

Она сидела с кузиной в утренней комнате и казалась страшно бледна в сумерках августовского вечера — бледна и уныла в своем белом кисейном платье. Она только что проснулась из лихорадочного сна и сделала вид, будто обедала, из вежливости к своей гостье. Люси напрасно старалась утешить свою кузину; это страстное, пылкое, избалованное дитя богатства и любви отказывалось от всякого утешения, и Аврора все со слезами говорила, что она лишилась любви своего мужа и что ей не осталось на свете ничего.

Но посреди этих унылых речей Аврора вдруг с трепетом вскочила со своего места, губы ее задрожали, черные глаза расширились: она узнала знакомые шаги, которые последние дни так редко слышались в коридоре возле ее комнаты. Она хотела заговорить, но голос изменил ей, через минуту дверь была открыта сильною рукою и муж ее вошел в комнату, протягивая к ней руки и говоря:

— Аврора! Аврора! Моя милая, дорогая, возлюбленная, бедная Аврора!

Он прижимал ее к груди, прежде чем она знала, что Тольбот Бёльстрод стоял позади него.

— Милая Аврора, — сказал Джон, — ты не знаешь, как жестоко я оскорбил тебя! Но это оскорбление принесло с собою свою пытку. Моя бедная, невинная Аврора! Как мог я… как мог я… Но я сошел с ума и только, когда Тольбот…

Аврора подняла голову с груди мужа и с удивлением поглядела ему в лицо, не будучи в состоянии угадать смысла этих прерывистых фраз.

Тольбот положил руку на плечо своего друга.

— Вы испугаете вашу жену, если будете продолжать таким образом, — сказал он спокойно. — Вы не должны обращать внимания на его волнение, любезная мистрисс Меллиш, Поверьте мне, для всех этих возгласов нет никакой причины. Сядьте возле Люси и успокойтесь. Теперь восемь часов, а нам до девяти надо решить одно серьезное дело.

— Серьезное дело! — повторила Аврора небрежно.

Она была упоена своим внезапным счастьем. Она не желала спрашивать объяснения таинственности прошлых дней. Теперь все было кончено: ее верный муж любил ее так же преданно и нежно, как прежде. Чего более могла она желать?

Она села возле Люси, повинуясь Тольботу, но все держала мужа за руку, все смотрела ему в лицо, на эту минуту не сознавая, чтобы во всей вселенной было что-нибудь, кроме этого высокого йоркширца.

Тольбот Бёльстрод засветил лампу на письменном столе Авроры, лампу с абажуром, тускло освещавшим комнату, а потом сел и сказал серьезно:

— Любезная мистрисс Меллиш, я принужден сказать то, что, я боюсь, страшно поразит вас. Но теперь не время скрывать, едва ли есть время для обыкновенной деликатности. Положитесь ли вы на любовь и дружбу окружающих вас и обещаетесь ли мужественно перенести это новое испытание? Надеюсь и верю, что оно будет непродолжительно.

Аврора взглянула с удивлением не на Тольбота, а на своего мужа.

— Новое испытание? — спросила она.

— Вы знаете, что убийца Джэмса Коньерса еще не найден, — сказал Бёльстрод.

— Да-да; но что ж из этого?

— Любезная мистрисс Меллиш, милая Аврора! Свет находит болезненное наслаждение в страшных идеях. Некоторые думают, что вы виновны в этом преступлении…

— Я!

Она вскочила со своего места с таким изумлением на лице, что если бы Тольбот Бёльстрод до этой минуты считал ее виновной, то теперь навсегда убедился бы в ее невиновности.

— Я! — повторила Аврора.

Повернувшись к мужу с внезапно изменившимся лицом, на котором, вместо изумления, изображалось горе, смешанное с упреком, она сказала тихим голосом:

— Ты думал обо мне, Джон? Ты думал это?

Джон Меллиш потупил голову перед ней.

— Думал, моя милая, — прошептал он. — Бог да простит мне мое злое сумасбродство! Я думал это, Аврора. Но я жалел тебя, моя возлюбленная, и готов был бы умереть, чтобы спасти тебя от стыда или горя. Моя любовь не изменялась, Аврора; любовь моя не изменялась.

Она протянула ему руку и опять села. Несколько минут сидела она молча, как будто старалась собрать свои мысли и понять значение этой странной сцены.

— Кто подозревает меня в этом преступлении? — сказала она вдруг. — Кто-нибудь другой еще подозревает меня? Еще кто-нибудь, кроме моего мужа?

— Не могу сказать вам, любезная мистрисс Меллиш, — отвечал Тольбот. — Когда случается происшествие такого рода, трудно сказать кого подозревают и кого нет. Разные лица создают разные теории; один пишет в одну газету, что, по его мнению, преступление совершено кем-нибудь в доме; другой пишет другую газету, положительно уверяя, что убийство несомненно совершил посторонний. Каждый выставляет предполагаемые улики в пользу своих аргументов, и каждый думает более о том, чтобы доказать свою собственную ученость, нежели о том, чтобы помогать правосудию. На этом доме и на тех, кто живет в нем, не должно быть ни малейшей тени подозрения. Следовательно необходимость требует, чтобы убийца был найден. Лондонский сыщик уже занимается этим делом. Эти люди очень искусны. Какого-нибудь незначительного обстоятельства, забытого теми, кто наиболее заинтересован открытием истины, достаточно, чтобы показать сыщику настоящий след. Этот человек будет здесь в девять часов, и мы должны подать ему всю помощь, какую только можем. Вы поможете нам, Аврора?

— Как могу я вам помочь?

— Рассказав нам все, что вы знаете о той ночи, в которую было совершено убийство. Зачем вы были в лесу в ту ночь?

— Для того, чтобы видеться с убитым.

— Зачем?

Аврора молчала несколько минут, а потом подняла голову с смелым взглядом и сказала вдруг.

— Тольбот Бёльстрод, прежде чем вы будете осуждать или презирать меня, вспомните, как была разорвана связь моя с этим человеком. Закон освободил бы меня, если бы во мне достало мужества обратиться к закону; и должна ли была я страдать всю жизнь, потому что сделала ошибку и не требовала освобождения от человека, грубая неверность которого давала мне право на развод с ним? Богу известно, что у меня было довольно терпения. Я переносила его пошлость, его дерзость, его самонадеянность, я сидела без копейки, между тем, как он тратил деньги моего отца в игорных домах или на скачках; сидела без обеда между тем, как он пил шампанское с плутами и мошенниками. Помните это, когда будете осуждать меня. Я пошла в лес в ту ночь для того, чтобы видеться с ним в последний раз. Он обещал мне, что уедет в Австралию, получив известную сумму денег.

— И вы пошли в ту ночь для того, чтобы заплатить ему? — с жаром вскричал Тольбот.

— Затем. Он был дерзок, как всегда; он ненавидел меня за то, что я узнала то, что навсегда лишало его прав на мое состояние. Он ненавидел себя самого за то, что лучше не сумел повести своей игры. Мы разменялись сердитыми словами, но он, наконец, объявил мне о своем намерении ехать в Ливерпуль на следующее утро и…

— Вы отдали ему деньги?

— Да.

— Но скажите мне, скажите мне, Аврора — вскричал Тольбот, — сколько времени прошло после того, как вы оставили ею, когда услыхали пистолетный выстрел?

— Не более десяти минут.

— Джон Меллиш, — воскликнул Бёльстрод, — на убитом найдены были деньги?

— Нет… да; кажется, немного мелкого серебра, — отвечал Меллиш.

— Мелкого серебра! — презрительно вскричал Тольбот. — Аврора, сколько отдали вы Джэмсу Коньерсу в день его смерти?

— Две тысячи фунтов.

— Векселями?

— Нет, банковскими билетами.

— И об этих деньгах ничего не было слышно с тех пор?

Джон Меллиш объявил, что он ничего о них не слыхал.

— Слава Богу! — воскликнул Бёльстрод, — мы найдем убийцу.

— Что вы хотите сказать? — спросил Джон.

— Тот, кто убил Джэмса Коньерса, убил его с намерением украсть у него деньги, бывшие с ним в день его смерти.

— Но кто мог знать об этих деньгах? — спросила Аврора.

— Всякий, по тропинке в лесу ходят все. Ваш разговор с убитым мог быть услышан. Вы говорили о деньгах, я полагаю?

— Да.

— Слава Богу, слава Богу! Просите прощения у вашей жены за жестокое оскорбление, которое вы сделали ей, Джон, а потом пойдемте со мною вниз. Десятый час и, наверно, мистер Гримстон ждет нас. Но, постойте! Еще одно слово, Аврора. Пистолет, которым этот человек был убит, взят из этого дома, из комнаты Джона — вы это знали?

— Нет, как я могла это знать? — наивно спросила мистрисс Меллиш.

— Это обстоятельство опровергает предположение, что убийство было совершено посторонним. Не можете ли вы подозревать кого-нибудь из слуг, в этом преступлении, Джон?

— Нет, — решительно отвечал мистер Меллиш, — никого.

— Однако человек, совершивший убийство, должен быть тот самый, кто украл ваш пистолет. А вы, Джон, уверяете, что этот самый пистолет был у вас в руках утром перед убийством?

— Да.

— Вы убирали ружья Джона в это утро, Аврора, — сказал Бёльстрод, — вы помните этот особенный пистолет?

— Нет, — отвечала мистрисс Меллиш, — я не отличила бы его от других.

— Вы не нашли никого из слуг в комнате в это утро?

— О, нет! — немедленно отвечала Аврора, — мистрисс Поуэлль входила в комнату, когда я была там, она постоянно ходила за мной следом и, верно, слышала, как я говорила с…

— Вы говорили с кем?

— Со слугою Джэмса Коньерса, Стивом Гэргрэвизом.

— Вы говорили с ним? — Стало быть, этот Стивен Гэргрэвиз был в комнате в то утро?

— Да, он принес мне поручение от убитого и отнес ему мой ответ.

— Он был один в этой комнате?

— Да, я нашла его там, когда вошла туда, ожидая найти там Джона. Я терпеть не могла этого человека — несправедливо, может быть, потому что это бедное полоумное существо, не отличающее хорошего от дурного, и я рассердилась, увидев его. Он, должно быть, вошел через балкон.

В эту минуту пришел слуга сказать, что мистер Гримстон ждет внизу и желает видеть мистера Бёльстрода.

Тольбот и Джон вместе отправились вниз. Они нашли Джозефа Гримстона, сидящего за столом в комфортабельной комнате, еще недавно принадлежавшей мистрисс Поуэлль; у локтя его стояла лампа с абажуром, а перед ним лежала открытая, грязная, небольшая записная книжечка. Он что-то записывал маленьким куском карандаша в этой книге, когда вошли оба джентльмена.

Джон Меллиш облокотился о камин и закрыл лицо рукою. Он не знал, по какой причине Тольбот желал этого свидания с полицейским сыщиком. В смятении и тумане его мыслей не выяснялась ни малейшая идея, ни малейшее подозрение относительно личности убийцы. Он знал только, что его Аврора была невинна, что она с негодованием опровергла его низкое подозрение и что он видел на ее прелестном лице лучезарное сияние истины.

Бёльстрод позвонил и велел подать бутылку хереса для сыщика, а потом старательно и самым деловым образом рассказал все, что успел узнать об убийстве. Джозеф Гримстон слушал очень спокойно и выводил по грязной бумаге какие-то иероглифы карандашом. Сыщик поднимал только голову время от времени для того, чтобы выпить рюмку хереса и щелкнуть губами с одобрением знатока. Когда Тольбот рассказал все, что знал, Гримстон спрятал записную книжку в карман и, взяв шляпу из-под стула, на котором он сидел, приготовился уйти.

— Если сведения о деньгах справедливы, сэр, — сказал он, — мне кажется, я устрою это дело, то есть если я буду знать номера билетов. Я ничего не могу сделать без номеров.

Лицо Тольбота вытянулось. Это был смертельный удар. Вероятно ли, чтобы Аврора, эта пылкая и ничего не понимавшая в делах женщина, записала номера билетов, которыми с презрением и отвращением подкупала ненавистного ей человека?

— Я пойду и спрошу мистрисс Меллиш, — сказал он, — но я боюсь, что вряд ли узнаю от нее те сведения, которые вам нужно.

Он вышел из комнаты, но через пять минут воротился с торжеством.

— Мистрисс Меллиш получила билеты от своего отца, — сказал он, — мистер Флойд записал номера прежде чем отдать дочери деньги.

— Так будьте так добры и напишите мистеру Флойду, чтобы он прислал список номеров с первой почтой, тогда я буду знать, как действовать, отвечал сыщик. — Я так же, как и вы, не потерял понапрасну утро, господа. После того, как я расстался с вами, мистер Бёльстрод, я воротился еще раз взглянуть на пруд. Я нашел кое-что в вознаграждение за мои труды.

— Он вынул из кармана небольшую вещицу, которую держал между указательным и большим пальцами.

Тольбот и Джон пристально поглядели на эту темную вещицу, но не могли ее распознать. Она казалась просто кружочком из заржавленного металла.

— Это ни более, ни менее, как медная пуговица, — сказал сыщик с улыбкой спокойного превосходства, — на ней вырезано имя мистера Кросби, Бирмингэм. Этот знак на ней очень похож на кровь, так что если мы найдем на каком-нибудь джентльмене жилет с пуговицами от Кросби из Бирмингэма и одной пуговицы не будет доставать, и если случится, что этот же самый джентльмен разменяет один из билетов, с которых мистер Флойд списал номера — я не думаю, чтобы человек, который нам нужен, ушел от нас далеко.

С этой ораторской речью мистер Гримстон ушел с поручением велеть напечатать в Донкэстере сто объявлений, предлагавших награду в двести фунтов за всякое сведение, которое поведет к открытию убийцы Джэмса Коньерса. Эту награду предлагал мистер Меллиш.

Загрузка...