Аврора Флойд

Глава XXXVII МЕДНАЯ ПУГОВИЦА КРОСБИ В БИРМИНГЭМЕ

Мистер Мэтью Гэррисон и капитан Проддер оба сидели в гостинице «Кривой Рябчик» за приличным угощением, но между тем, как продавец собак имел, по-видимому, много занятий в окрестностях — занятий каких-то таинственных, по которым он таскался целый день и приходил на закате солнца усталый и голодный в гостиницу — моряк, которому нечего было делать и у которого на душе была большая тяжесть, находил, что время тяжело висело на его руках; будучи по природе общительного и откровенного характера, он скоро сходился с посторонними. От мистера Гэррисона капитан получил много сведений о горе, доставшемся на долю его племянницы.

Продавец собак знал Джэмса Коньерса с детства, знал его отца, щеголеватого кучера в Брайтоне. Мэтью Гэррисон знал берейтора во время его краткой и бурной супружеской жизни и сопровождал первого мужа Авроры как смиренный слуга в том заграничном путешествии, которое было сделано на деньги Арчибальда Флойда.

Кровь честного капитана кипела, когда он услыхал постыдную историю вероломства относительно несведущей пенсионерки. О! Если бы он мог отомстить за эти оскорбления, нанесенные дочери его любимой черноглазой сестры! Его бешенство на неоткрытого убийцу Джэмса Коньерса удвоилось, когда он вспоминал, что Джэмс Коньерс избегнул его мщения.

Стивен Гэргрэвиз позаботился держать себя подальше от гостиницы «Кривой Рябчик», не желая встретить капитана Проддера во второй раз, но он все шатался по Донкэстеру, где у него была квартира, в отдаленном переулке.

Стив родился, вырос и провел всю свою жизнь в таком узком центре, что ему трудно было отказаться от привычки, привязывавшей его к окрестностям того дома, в котором он так долго жил. Но теперь, когда его занятие в Меллишском Парке прекратилось, когда хозяин его, берейтор, умер, он должен был искать нового места.

Но он медлил. Надо помнить, что он был не очень привлекательной наружности и способен не ко многим должностям. Когда его спрашивали, зачем он не ищет места, он давал уклончивые ответы и что-то бормотал о том, что он скопил деньжонок в Меллишском Парке и не имел нужды ждать насчет прихода, если пробудет без работы неделю или две.

Джон Меллиш так был известен, как щедрый господин, что это нисколько никого не удивляло. Стив Гэргрэвиз, без сомнения, мор нажиться в этом щедром доме так, что Стив таскался себе по городу, не беспокоемый никем, просиживал где-нибудь в трактире половину дня и ночи, пил угрюмо и необщительно, по своему обыкновению, и не разговаривал ни с кем.

Однажды он явился на станцию железной дороги и все разбирал таблицу, прибитую к стене, но ничего не мог понять и наконец принужден был обратиться к кондуктору доброй наружности, который суетился на платформе.

— Мне нужно ехать в Ливерпуль, — сказал он, — а я не нахожу здесь этого поезда.

Кондуктор знал Гэргрэвиза и взглянул на него с удивлением.

— Зачем вам в Ливерпуль, Стив? — сказал он, смеясь, — мне кажется, вы никогда в жизни не бывали дальше Йорка?

— Может быть, и не бывал, — отвечал угрюмо Стив, — но нет никакой причины, почему мне не поехать теперь. Я слышал об одном месте в Ливерпуле, которое годится для меня.

— Не лучше того места, которое вы имели у мистера Меллиша?

— Может быть, и нет, — пробормотал Гэргрэвиз, и его безобразное лицо нахмурилось, — но я давно уже не в Меллишском Парке.

Кондуктор засмеялся. История о том, как Аврора наказала полоумного конюха, была хорошо известна в Донкэстре, и я с сожалением должна сказать, что многие там восхищались владетельницей Меллишского Парка именно по причине этого маленького происшествия в ее жизни.

Гэргрэвиз получил желаемые сведения о железной дороге между Ливерпулем и Донкэстером и потому ушел со станции.

Низенький человек в одежде довольно скудной, разговаривавший с тем же кондуктором, с которым говорил Стив и, следовательно, слышавший их краткий разговор, пошел за Стивеном Гэргрэвизом со станции в город.

Если бы Стив не был порядочно глуп, он приметил бы, что в этот день тот же самый человек находился именно в тех местах, куда направлялся он, Стив. Но отставной конюх Меллишского Парка не беспокоил себя ничем подобным. Его ограниченный разум никогда не был обширен настолько, чтобы вместить несколько предметов за один раз, и теперь вполне был поглощен другими соображениями, и он ходил с угрюмым и озабоченным выражением в лице, которое нисколько не увеличивало привлекательность его наружности.

Не следует предполагать, чтобы Джозеф Гримстон терял время после своего свидания с Джоном Меллишем и Тольботом Бёльстродом. Он услыхал довольно для того, чтобы видеть ясно, что надо ему делать, и принялся спокойно и рассудительно заслуживать награду, предложенную ему.

Не было ни одной лавки портного в Донкэстере или поблизости его, в которую не пробрался бы сыщик. Не было ни одной принадлежности мужского костюма, которого в этих лавках не рассмотрел бы мистер Гримстон, все отыскивая пуговицы мастера Кросби, в Бирмингэме. Но долго отыскивал он напрасно.

Прежде чем кончился день, последовавший за днем приезда Тольбота в Меллишский Парк, сыщик посетил уже каждого портного в северной столице скачек, но не мог найти никаких следов мастера Кросби, в Бирмингеме. Медных пуговиц на жилете не любят предводители моды в настоящее время, и мистер Гримстон нашел почти все сорта пуговиц на жилетах, которые он рассматривал, кроме того особенного сорта, образчик которого, запачканный кровью, носил он в своем кармане.

Он возвращался в гостиницу, в которой он остановился и где слыл путешествующим приказчиком по части крахмала и конфет, усталый от целого дня бесполезного труда, когда его привлек вид готовых жилетов, грациозно развешанных в окне донкэстерского заимодавца под заклад, в аристократическом окне которого красовались серебряные ложки, картины, сапоги и башмаки, сомнительные кольца и тому подобное.

Гримстон остановился прямо перед дверью заимодавца.

— Если у этого человека есть жилеты, — пробормотал он сквозь зубы, — я взгляну на них.

Он вошел в лавку с небрежным видом и спросил хозяина, нет ли у него дешевых жилетов.

Разумеется, у хозяина было все желаемое в этом роде, и он принес с полдюжины жилетов мистеру Джозефу Гримстону.

Сыщик рассмотрел множество жилетов, но без удовлетворительного результата.

— У вас нет жилета с медными пуговицами? — спросил он наконец.

Хозяин покачал головой.

— Медных пуговиц теперь не носят, — сказал он, — но, постойте, кажется, у меня есть. Я достал их необыкновенно дешево от приказчика бирмингэмского дома, который был здесь на сентябрьских скачках три года тому назад, проигрался ужасно на закладах и оставил у меня кучу своих вещей.

Гримстон навострил уши, услышав о Бирмингэме. Торговец удалился еще раз в таинственный уголок позади своей лавки и после довольно значительного времени успел найти, что нужно. Он принес еще кучу жилетов очень пестрых и самого пошлого вида.

— Вот они, — сказал он, — у меня была их дюжина, а теперь осталось только пять.

Гримстон взял один жилет пунцовый клетчатый и рассматривал его при свете газа. Да, цель его дневных трудов была наконец достигнута. На медных пуговицах было вырезано «Кросби, Бирмингэм».

— У вас осталось из дюжины только пять, стало быть, вы продали семь?

— Продал.

— Можете вы вспомнить, кому вы их продали?

Торговец задумчиво почесал в голове.

— Кажется, я продал их рабочим на фабрике, сказал он, — они получают жалованье через каждые две недели и приходят сюда по субботам покупать то то, то другое. Я знаю, что я продал четыре или пять таким образом.

— Но не можете ли вспомнить, не продавали ли вы еще кому-нибудь другому, — допытывался сыщик. — Я спрашиваю не из любопытства. Подумайте хорошенько — вспомните. Не может быть, чтобы вы продали все семь рабочим.

— Теперь помню, — отвечал торговец после некоторого молчания, — я продал один, красный с разводами, Джозефу, пекарю в ближней улице, а другой, с желтыми полосами по коричневой земле, главному садовнику в Меллишском Парке.

Лицо мистера Джозефа Гримстона вспыхнуло. День трудов его не был потерян. Он привел пуговицы Кросби бирмингэмского очень близко к тому пункту, к которому он желал их привести.

— Вы, верно, можете сказать мне, как зовут этого садовника? — спросил он.

— Да, его зовут Даусон. Он из Донкэстера; я с ним знаком с детства. Я не вспомнил бы, может быть, что продал ему жилет, потому что этому прошло уже года полтора, да он остановился поболтать со мною и с моей женой в тот вечер, как купил его.

Гримстон не долго оставался в лавке. Его интерес к жилетам, очевидно, исчез. Он купил пару подержаных шелковых носовых платков, без сомнения, из вежливости, а потом простился с торговцем.

Было около девяти часов, но сыщик только остановился в гостинице для того, чтобы съесть кусок бифштекса и выпить кружку эля, а потом отправился в Меллишский Парк пешком. Он поставил себе за правило не привлекать на себя внимания и предпочитал утомительную прогулку пешком, рискуя нанимать экипаж, который мог обратить на него внимание.

Тольбот и Джон целый день ждали сыщика и с радостью встретили его, когда он явился в одиннадцатом часу. Его ввели в комнату Джона в этот вечер; там оба джентльмена курили и разговаривали после того, как Аврора и Люси ушли спать. Мистрисс Меллиш имела нужду в отдохновении и могла теперь спать спокойно, потому что мрачная тень между нею и мужем исчезла навсегда, и она не могла бояться никакой опасности, никакого горя теперь, когда была уверена в его любви.

Джон с нетерпением поднял глаза, когда мистер Гримстон за слугою вошел в комнату; но предостерегающий взгляд Тольбота Бёльстрода остановил его пылкое нетерпение, и он подождал пока дверь затворилась прежде чем сказал:

— Ну, Гримстон, какие известия?

— Ну, сэр, потрудился я сегодня, — серьезно отвечал сыщик, — и, может быть, некоторым из вас, господа — так как вы не принадлежите к нашей профессии — не кажется, чтобы я сделал многое, а я думаю, сэр, что я напал на след, напал на след.

— Слава Богу! — с благоговением прошептал Тольбот Бёльстрод.

Он бросил свою сигару и стал у камина.

— У вас есть садовник, которого зовут Даусон, мистер Меллиш? — сказал полицейский.

— Есть, — отвечал Джон, — но, Господи помилуй! неужели вы хотите сказать, что это сделал он? Даусон — добрейший человек на свете.

— Я не говорю еще ни о ком, сэр, — нравоучительно отвечал Гримстон, — но когда человек, имеющий на себе две тысячи фунтов банковыми билетами, найден в лесу застреленным, а билетов при нем нет — а по этому лесу мог проходить всякий — то тут есть открытый повод к подозрению. Я хотел бы видеть этого Даусона.

— Сегодня? — спросил Джон.

— Да, чем скорее, тем лучше. Чем менее тянется дело такого рода, тем это удовлетворительнее для всех, за исключением виноватого, — прибавил сыщик.

— Когда так, я пошлю за Даусоном, — отвечал Меллиш — но, верно, он лег уже спать теперь.

— Он может встать, сэр, — вежливо сказал мистер Гримстон. — Я непременно желаю видеть его сегодня, если для вас это все равно.

Разумеется, Джон Меллиш не мог противиться тому, что могло ускорить, хоть бы одной минутою, час открытия того, чего он так горячо желал. Он прямо пошел в людскую спросить садовника и оставил вместе Тольбота Бёльстрода и сыщика.

— Ничего не оказалось, я полагаю, сэр, — обратился Джозеф Гримстон к мистеру Бёльстроду, — что могло бы помочь нам?

— Да, оказалось, — отвечал Тольбот, — мы получили номера билетов, которые мистрисс Меллиш отдала убитому. Я послал телеграмму в замок мистера Флойда и он сам приехал, час тому назад, и привез с собою список номеров.

— Как прекрасно сделал этот джентльмен! — воскликнул с энтузиазмом сыщик.

Через пять минут мистер Меллиш вошел в комнату с садовником. Он ходил в Донкэстер повидаться с друзьями и воротился только полчаса тому назад, и хозяин дома застал его за ужином в людской.

— Не пугайтесь, Даусон, — сказал, молодой сквайр с дружеской нескромностью. — Разумеется, никто вас не подозревает; но этот джентльмен желает вас видеть и, разумеется нет никакой причины, чтобы он вас не видел…

Меллиш вдруг остановился при виде нахмуренных бровей Тольбота Бёльстрода, Садовник, вовсе не понявший слов своего господина, почтительно пригладил волосы и тревожно переминался на скользкой индийской циновке.

— Я желаю только сделать вам несколько вопросов, чтобы решить заклад между этими двумя джентльменами и мной, — сказал сыщик с успокоительной фамильярностью. — Вы купили подержанный жилет у Гограма полтора года тому назад?

— Купил, сэр, — сказал садовник, — только не подержанный, а совсем новый.

— Желтый, полосатый, по коричневой земле?

Садовник кивнул головой, разинув рот от удивления, что этот приезжий из Лондона так знаком с подробностями его туалета.

— Не знаю, как вы узнали об этом жилете, сэр, сказал он усмехнувшись. — Я носил его с полгода — садовая работа скоро портит платья; но тот, кому я отдал его, очень обрадовался, хотя он был довольно поношен.

— Тот, кому вы отдали его, — повторил Гримстон торопливо. — Стало быть, вы отдали его кому-нибудь?

— Да, отдал Стиву, и как он, бедняжка, обрадовался!

— Стиву! — воскликнул Гримстон. — Кто такой этот Стив?

— Тот человек, о котором мы говорили вчера, — отвечал Тольбот Бёльстрод. — Тот человек, которого мистрисс Меллиш нашла в этой комнате утром перед убийством — человек, которого зовут Стивен Гэргрэвиз.

— Да-да, я так и думал, — сказал сыщик. — Довольно, мистер Даусон, — обратился он к садовнику, который все придвигался поближе к двери в тревожном состоянии своего духа. — Постойте! — я сделаю вам еще один вопрос; когда вы отдали этот жилет, все ли пуговицы были на нем?

— Все, — отвечал садовник решительно. — Моя жена чрезвычайно аккуратна; она беспрестанно все чинит. Если бы недоставало хоть одной пуговицы, она непременно пришила бы ее.

— Благодарю вас, мистер Даусон, — отвечал сыщик с дружеской снисходительностью высшего существа. — Спокойной ночи.

Садовник ушел, обрадовавшись, что освободился от присутствия господ и воротился к холодной говядине и пиву в людской.

— Кажется, я привел дело к концу, сэр — сказал Гримстон, когда дверь затворилась за садовником. — Но чем меньше будем говорить, тем лучше пока. Я возьму список номеров, сэр, и думаю, что скоро мне придется обратиться к вам за этими двумястами фунтами, мистер Меллиш.

С списком номеров, переписанных осторожным Арчибальдом Флойдом, в кармане мистер Джозеф Гримстон отправился пешком в Донкэстер в тихую летнюю ночь, старательно обдумывая дело, за которое он взялся.

«Неделю тому назад не хорошо приходилось этой даме, — думал он. И сведение, полученное у нас в полиции, направило бы дурака на неправильный след; но теперь небо проясняется, прекрасно проясняется; мне кажется это одно из лучших дел, когда-либо бывших у меня в руках».