Бали - остров живых богов

Вечность преходящего

Священный праздник такого высокого уровня, как Балигиа, проводится не на каком-то особом месте, отличающемся знаменитым прошлым или уникальной архитектурой, — для него отводится временное место, и уже через несколько дней даже не верится, что здесь проходила значительная религиозная церемония. Это очень характерно для балийского мышления. Тем самым балиец подчеркивает не только неповторимость события, но и его преходящий характер. Возможно, столь необычное мышление связано, с одной стороны, с геологической структурой острова, который постоянно находится под угрозой извержения вулканов, ведь почти все на Бали несет на себе следы катастроф, а с другой стороны, с религиозным значением церемонии очищения душ, производимой во время Балигиа, поскольку в итоге оно не опирается ни на что постоянное и не создает ничего сущного.

А может быть, этот глубокий смысл скрыт в чертах балийской архитектуры? Кроме стен, ворот, башен и пьедесталов для богов, столетиями многое (например, залы для собраний и молельни) здесь создавалось из материала, не отличавшегося долговечностью.

Для балийца была бы непонятна идея точного воспроизведения храма после его разрушения, как, например, реконструкция многих церквей и соборов, проводившаяся в Европе после второй мировой войны. Ведь балиец придает значение не самому храму, а происходящему в нем священному ритуалу. Здесь речь идет не о материальных или архитектурных ценностях, ставших религиозными символами, а о духовных взаимосвязях, о мире религиозных представлений, которые находят свое великолепное, но весьма недолговечное выражение в богатстве красок и разнообразии форм жертвоприношений.

К именные свидетели далекого прошлого встречаются на острове крайне редко. Мы можем посетить важнейшие из них во время однодневной поездки — ведь все они сконцентрированы в довольно небольшом районе южной части Бали, там, где свыше тысячи лет назад появилась и получила свое развитие древнейшая культура острова. Однако, когда мы говорим об этих свидетелях давно минувших времен, речь идет не о строениях, а о монолитах, о пещерном и рельефном искусстве. Связать все эти произведения с точными именами и датами просто невозможно, поскольку на Бали в отличие от Явы не существует какой-либо хронологической основы и изображении исторически датируемого. И в этом проявляется главная черта существования — отсутствие связи со временем, что и сегодня определяет ритм балийской жизни. Даты, которые балийцы устанавливают для своих праздников, отмечаемых ежегодно или раз в столетие, следует воспринимать лишь как следствие ритмических, а не хронологических факторов. В связи с этим о балийской культуре как культуре религиозной, вероятно, можно сказать, что она возникла из представления о вечности преходящего. Это касается жизни человека в ритме его земных рождений, круговорота сева и урожая, что приобретает особый смысл в отношении к главному продукту питания — рису. Это касается и последовательности праздников, а также связанного со всем предыдущим чередования загрязнения и культового очищения, что стало закономерностью балийской жизни.

Пещера Гоа Гаджа

Путь от Денпасара к историческим достопримечательностям юга острова — это одновременно путь в горы, в мир все круче поднимающихся вверх рисовых и фруктовых террас, представляющих собой впечатляющую картину интенсивного сельскохозяйственного использования земли даже там, где ее крайне трудно обработать.

За Денпасаром вдоль дороги, ведущей на северо-восток, отделенные лишь звеньями небольших кустарных предприятий деревни выстроились одна за другой в сплошную цепочку. С древних времен на Бали в каждой деревне имеется свое, присущее только ей традиционное ремесло, передающееся из поколения в поколение.

Так, в Батубулане, уже известном нам своим древним храмом Пура Пусех, украшенным статуями Будды, мы встретились с искусством каменотесов. Перед каждым домом сложены уже готовые изделия — множество рельефных украшений для храмов, фигур стражей и демонов, медитирующих будд — все, что балийцы охотно ставят в своих кампунгах. Недавно в Батубулане появилось второе ремесло — текстильное, а именно прядильное и ткацкое производство. В деревне изготовляются прекрасные ткани для праздничной одежды, саронги, набедренные повязки, которые носят на всех праздниках, платки, шали.

Всего в трех километрах от Батубулана находится Челук, деревня, где обрабатывают золото, серебро и другие металлы и где с помощью самых примитивных инструментов из листа и проволоки создаются тончайшие металлические изделия, доставляющие радость не только туристам, но и неравнодушным к украшениям балийкам.

За Челуком дорога круто поднимается вверх и через высокий мост пересекает речку Петану, проделавшую себе путь в глубоком ущелье сквозь нагромождение скал. Для балийцев Петану — это река, на которую наложено проклятие. Долгое время воду из нее даже не отводили на рисовые поля, ибо считалось, что она способна погубить урожай.

Это поверье берет начало от древних индуистских преданий. Еще сегодня на Бали рассказывают о войне между богами и демонами, в ходе которой князь демонов Майя Данава отравил воду Петану. После битвы мучимые жаждой! боги выпили воды из реки и умерли. Лишь главный бог Индра, заподозрив недоброе, не стал пить и уцелел. Он вывел из земли священный ключ, воскресивший богов, и тем самым подарил им бессмертие. Можно предположить, что так возникла идея святой воды.

Потом вновь разгорелась битва, и предводитель демонов был ранен. Его кровь окрасила воду Петану в красный цвет. С тех пор река считается отравленной и заколдованной. Но могуществу демонов пришел конец. Еще и сегодня балийцы каждый год празднуют в честь этого события праздник Галуган. Несмотря на проклятие, наложенное на реку, этот район между Петану и текущей дальше на восток рекой Пакрисан начиная с XI века интенсивно заселялся. Здесь возник центр первого балийского княжества, оставившего письменные документы.

В плодородной местности между обеими реками развивалась не только мирская жизнь. В долинах рек телились индуистские и буддийские монахи, которые использовали здешние пещеры для монастырей и отшельнических пустыней. До нашего времени остатки от них сохранились в районе Бедулу, в 30 километрах от Денпасара.

Прямо над одной из излучин Петану, намного ниже уровня сегодняшней дороги, в 1923 году была обнаружена пещера Гоа Гаджа (Слоновый грот), относящаяся к наиболее впечатляющим древностям, с которыми знакомит нас Бали. Т-образной формы, она углубляется в скалистые берега реки и имеет много ниш. Над входом несет свою сторожевую вахту до сих пор не опознанная голова какого-то чудовища с огромной пастью, мощной челюстью и широко расставленными глазами под выпуклыми дугами бровей. Вся фронтальная часть пещеры покрыта барельефом, символизирующим мировой хаос.

Гели спросить простого балийца о возникновении и значении пещеры, он расскажет легенду о великане Кбо Ибо, который вырыл грот прямо в скале своими мощными ногтями, а затем создал голову демона, взяв за образец самого себя. Другие балийцы считают, что эта устрашающая маска принадлежит не демону, а ведьме, и думают при этом о вездесущей Рангде.

Голландский ученый Б. М. Гослингс связал барельеф с древнеиндийским сказанием. Он считает, что это голова Пасупати — божества вулканов, разрушительной эманации Шивы, который взорвал индийскую гору богов Ма камеру и перенес на Бали обе ее части, ставшие Гунуиг Агунгом и Гунунг Батуром.

Пещера с самого начала, несомненно, была шиваитским святилищем. В правой части ее на каменном алтаре находится тройственная фигура Шивы-Лингама, символизирующая духовное триединство индуистских богов — Брахмы, Шивы и Вишну. Слева восседает на троне Ганеша (сын Шивы и богини Умы) с головой слона.

Может быть, это изображение в пещере и дало ей название, а возможно, оно связано с более ранним названием Петану — Лва Гаджа, что означает Слоновая река. Однако, поскольку на Бали никогда не было слонов, это название еще раз свидетельствует об индийском влиянии, и тем самым мы в конце концов возвращаемся к могущественному сыну Шивы — Ганеше.

В 1954 году напротив Гоа Гаджа было обнаружено святилище воды с шестью стоящими женскими фигурами. Каждая из них держит в руках сосуд, из которого вытекает струя воды. Объяснить значение этих фигур размером выше человеческого роста, изготовленных из туфа, вероятно божественных нимф, дарящих святую воду, весьма нелегко. Очевидно лишь, что это — древнее место священного омовения и жертвоприношения, которое со временем было забыто.

На противоположной стороне реки можно видеть уже упоминавшиеся остатки буддийских святилищ. Они являются доказательством того, что обе религии — буддизм и индуизм — долгое время мирно сосуществовали. Фигурам Будды, как и изображениям Шивы-Лингама и Ганеши, поклоняются и сегодня.

Недалеко отсюда, окруженный рисовыми полями, находится рельефный фриз Йех Пулу длиной 27 метров, обнаруженный в 1925 году при раскопках и датируемый значительно более поздним временем, чем Гоа Гаджа. Его относят к XIII столетию, что свидетельствует о непрерывности культурной традиции в этой части острова.

Большой барельеф Йех Пулу, как и Гоа Гаджа, имеет изображение Ганеши и, подобно многим индийским и яванским барельефам, несомненно, рассказывает нам какую-то историю. Но какую? В основе сюжета лежит сцена охоты на дикого кабана, выполненная с большим реализмом. Есть еще несколько сюжетов из балийской жизни.

Недалеко от Йех Пулу, в Кутри, высоко в горах, можно увидеть многорукое изображение матери князя Эрлангги — Махендрадатты, послужившей прообразом Рангды. В этих краях правил первый князь, который упоминается в надписях-указах. Так, из надписи на каменном столбе в Беланджонге вблизи Санура известно, что он из династии Кесари и имя его Вармадева. Относится надпись к 917 году. Можно предположить, что он был основателем балийской династии, из которой вышел правитель Дхармадаяна, более известный под именем Удаяна. Благодаря браку с восточнояванской принцессой Махендрадаттой, историческим прототипом Рангды, он установил связи Бали с Восточной Явой или по меньшей мере углубил их. Ответ на вопрос, вызвал ли начатый и проводимый им процесс яванизации, а также превращение принцессы в ведьму (пусть даже в легенде) недовольство в народе, вы вряд ли получите от людей, для которых история и легенда слишком тесно переплета. Так или иначе, известно, что в период правления Дххармадаяны и Махендрадатты яванизация балийского двора усиливалась, что способствовало его отдалению от народа. С того времени при дворе все более утверждался совершенно непонятный простым балийцам старояванский язык — кави.

Магические ритуалы, заимствованные от индийского тантризма и с давних пор существовавшие на Яве, появились тогда и на Бали. И многие балийские народные обычаи, отражающиеся сегодня в религиозных церемониях, возникли именно в то время, если они не относятся к ритуалам каменного века.

Луна Бали

Барельеф Йех Пулу восходит, вероятно, к эпохе относительной независимости Бали от Явы, достигнутой благодаря правлению балийского князя Эрлапгги, о концом известно, что в свои последние годы он переселился на Бали. Однако в XII веке правители династии Педженгов, имевшие свою резиденцию немного севернее Гоа Гаджи, воспользовались волнениями на Яве, чтобы еще раз выступить против яванского засилья. До 1284 года они правили сравнительно спокойно. Для Бали и его культуры это было весьма продуктивное время, что нашло свое отражение в первую очередь в успешном строительстве.

В 1284 году правителю княжества Сингасари на Восточной Яве — Кертанагаре — удается совершить поход против Бали и взять в плен раджу Педжепга, после чего остров на некоторое время подпадает под власть Явы. Вскоре после этого на Бали вновь появились надписи-указы местных правителей, в которых отсутствуют какие-либо следы зависимости от Явы. В 1343 году подчинить Бали удалось княжеству Маджапахит благодаря действиям его военачальника и министра Гаджи Мады. То, что мы уже слышали как легенду о князе Педженга Беда Улу, имевшем голову дикого кабана, получает здесь историческую основу. Педженг — это место, где Бали потерял свою независимость от Явы, но в то же самое время и место, где родилась явано-балийская культура, которая вскоре широко распространилась. В это время в Ледженге было построено сорок храмов. Многие сейчас находятся в плачевном состоянии, что не слишком беспокоит живущих здесь балийцев. Состояние бронзового барабана, ценнейшего и, вероятно, древнейшего памятника балийской истории, который к тому же считается священным, хранящегося в храме Пура Панатаран Сасих в деревне Педженг, свидетельствует о небрежном отношении балийцев к своему прошлому, как и вообще ко всему преходящему.

Никого на Бали не интересуют возраст и художественная ценность этого уникального барабана, относящегося, по мнению некоторых ученых, к бронзовому веку, точнее, к донг-шонгской культуре. Но каждый балиец знает легенду о нем. Поскольку никто не может сказать, где был выплавлен барабан и как он попал на остров, балийцы рассказывают предание о том, что барабан — это упавшая на землю луна, которая в результате человеческого святотатства превратилась в барабан, называемый и по сей день Луна Бали. Когда-то было тринадцать лун вместо теперешних двенадцати и они управляли месяцами. Упав на землю, одна из лун повисла на высоком дереве. Опа светила так ярко, что люди подумали: не иначе, как дерево загорелось. В эту ночь на всем острове было светло как днем. Свет мешал ворам делать темные дела. Тогда один из них взобрался на дерево и хотел помочиться на луну, но та взорвалась, убила нечестивца и, превратившись в барабан, упала на землю.

Этот гигантский барабан (или гонг) высотой свыше двух метров и диаметром 1,6 метра снабжен тремя большими ручками. Его звучащая поверхность украшена орнаментом со звездой и «тимбаком» — символом копья. На барабане есть также изображения человеческих лиц с большими, широко открытыми глазами и с оттянутыми серьгами мочками. Стоит этот барабан на высокой решетчатой гробнице. Бронзовые барабаны-гонги встречаются на территории Индонезии не так уж редко. На острове Алор всего несколько десятилетий назад барабаны меньших размеров использовались в качестве валюты. Правда, другого барабана, равного педженгскому, на Бали нет.

Как древним балийцам он, вероятно, казался чудом, когда они рассматривали топкое литье, выполненное в технике «утраченной модели», и его великолепную фигурную и орнаментальную обработку, так и сегодняшним жителям Бали он представляется не меньшим чудом.

Вблизи храма Пура Пенатаран Сасих, куда люди приходят, чтобы почтить барабан, несколько лет назад нашли остатки формы из туфа, предназначенной, по всей видимости, для аналогичного барабана, хотя и меньших размеров. Это дает возможность предполагать, но ни в коем случае не утверждать, что Луна Бали был отлит на самом острове.

Гробницы Гунунг Кави

К северу от Пендженга мы вновь встречаем памятники XI века. Наряду с Гоа Гаджа они являются наиболее значительными на острове. От дороги, проходящей высоко над рисовыми террасами, спускается узкая, местами ступенчатая тропа, ведущая к каменным, вырезанным прямо в скале гробницам раджи Удаяны и его семейства, которые говорят о тысячелетнем влиянии яванской культуры на Бали. Никогда больше в истории острова не вырезали каменных памятников прямо в скалах, и не потому, что не умели — просто не хотели. В монолитных башнях, напоминающих восточнояванские чанди — святилища в честь усопших из династий Сингасари и Маджапахит, проявляется главенствующий дух правительницы Махендрадатты, происходившей из яванского рода.

На гробницах-чанди имеется надпись: «Оба моих сына». Можно ли предполагать, что один из них — Эрлангга? Балийцы рассказывают об этих гробницах легенду, похожую на ту, что относится к Гоа Гадже. Здесь Также фигурирует великан Кбо Ибо, ногтями сотворивший гробницы прямо в скалах. Этот мир близок представлениям балийцев в отличие от явано-индуистского каменного мира, попавшего на его остров.

Справа от чанди находится лабиринтообразное святилище, видимо более древнее, чем чанди. Может быть, здесь жили монахи, охранявшие гробницы, поэтому правители после смерти охотно доверялись их попечению.

У священных источников

Недалеко от чанди Гунунг Кави находятся священные источники Тиртха Эмпул, которые извлек из земли бог Индра, после того как его противник, демон Майя Данава отравил реку Петану. Так гласит народное предание, благодаря которому эти источники стали местом паломничества, привлекающим сегодня тысячи посетителей.

Раньше деревня Тампаксиринг, к которой относятся священные источники, была тихим, спокойным местом. Но постройка первым президентом Индонезии Сукарно летнего дворца в горах над святилищем положила конец спокойствию. Злые языки утверждали, что он выбрал это место потому, что оттуда удобно наблюдать за купающимися балийками.

Сегодня у подхода к Тиртха Эмпул оборудована большая стоянка автомобилей. Слева и справа от дороги, ведущей к источникам, тянется непрерывная цепь лавчонок, где предлагают все, что может взволновать сердце туриста, — от вырезанной из кости танцовщицы, примитивных масок Рангды и изображений Гаруды до модного платья.

К стенам, окружающим источники с обеими священными купальнями для ритуального омовения (справа для мужчин, слева для женщин), ведут ступени через узкие ворота. Однако, прежде чем балийцы, раздевшись донага, входят в купальню, они совершают жертвоприношения у храма, обновленного в 1969 году.

Надпись на древнебалийском языке, обнаруженная несколько лет назад на священном камне, хранящемся в расположенной неподалеку деревне Манукая, гласит, что священные источники Тиртха Эмпул были открыты в 962 году, что соответствует периоду древнейшей династии на Бали. О дальнейшей истории этого места мы знаем совсем мало, да и то немногое густо сдобрено мифами и легендами, способствующими тому, что каждый балиец, входящий в купальни Тиртха Эмпул, убежден в освящающем и укрепляющем действии их воды.

Жители Манукая, одной из окрестных деревень, в ночь полнолуния четвертого балийского месяца приходят к источникам со своим священным камнем для ритуального очищения. Есть деревни, население которых раз в год приносит многие вещи домашнего обихода, чтобы с помощью святой воды освятить и благословить их, поскольку они верят, что через предметы благословение перейдет к тем, кому они понадобятся в наступающем году.

Это ожидание благословения, эта уверенность, переливавшаяся из поколения в поколение, в целебном действии и помогающей силе Тиртха Эмпул и служат причиной того, что балийцы отовсюду спешат к нему.

Мир северобалийских храмов

Большинство прибывающих на Бали туристов руководствуются старым порядком, определяющим поездку по острову. Согласно ему экскурсия заканчивается в Тампаксиринге в полдень, с тем чтобы успеть пообедать в гостинице перед отъездом. Я не советую придерживаться этого порядка, а продолжить путешествие в совершенно другой мир, каким мне представляется северное побережье Бали. С трудом верится, что такой небольшой остров по своему ландшафту и жизненному укладу населения заключает в себе столько контрастов.

С самой высокой точки перевала взору предстает Гунунг Батур с его склонами, покрытыми затвердевшей лавой, и конусом, испещренным трещинами, из которого почти постоянно выбиваются тонкие струйки дыма. Под нами раскинулось озеро Батур, а по другую его сторону, на правом берегу, под крутыми стенами старого гигантского кратера, мы угадываем очертания Труньяна, одной из деревень бали ага, в которой мы уже побывали.

Последнее извержение Гунунг Батура произошло в 1963 году, когда случилось и последнее мощное извержение Гунунг Агунга. Храм, расположенный на склоне вулкана, при извержении был основательно разрушен. Постепенно он восстанавливается, но сейчас выглядит не так, как прежде. Громадные ворота, к которым поднимаешься по крутым ступенькам, не имеют теперь ничего общего с воротами балийских храмов, отличавшимися тонкими линиями и красотой форм. Кроме того, серые фасады этих северных храмов по сравнению с приятными по цвету краснокирпичными храмами юга острова создают впечатление сооружений из бетона. Однако балийца это не волнует. Для него важно, что храм снова живет, что он даже больше и, по его мнению, красивее прежнего.

Недалеко от Кинтамани на одном из поворотов дороги начинается крутой подъем к Пенулнсану, стоящему высоко в горах, выше остальных храмов Бали, где наряду с многими древнебалийскими статуями находится скульптура царской четы — Удаяны и его жены Махендрадатты.

В ясную погоду отсюда открывается великолепный вид на вулканический ландшафт, простирающийся до самого северного побережья Яванского моря. К северу центральная балийская горная гряда круто обрывается вниз. Местность, в основном покрытая джунглями, много дней в году окутана дымкой и туманом. Лишь вблизи морского побережья пробивается солнце, открывающее ландшафт, совершенно непохожий на южнобалийский. Земля здесь не может похвастать плодородием. В этих краях также явно не хватает ярких красок южных деревень — кирпичного цвета храмов и общественных зданий, увитых сочной тропической зеленью. Основные тона севера Бали — серые. Из серого песчаника построены храмы, имеющие совсем иную структуру, чем храмы юга. Слева и справа от входа в один из наиболее известных храмов северного побережья Пура Мадуве Каранг, посвященный богу Солнца и матери-Земле, возвышаются фигуры богов и стражей на поднимающихся вверх террасах, невольно напоминающих скульптурное богатство барочных парков. Центральное святилище ориентировано на две главные молельни, двери которых закрыты. Крыши из гофрированного железа, появившегося здесь несколько лет назад, во многом снижают архитектурное достоинство и композиционную законченность этих построек. На некоторых рельефах, украшающих нижний фриз, отчетливо проступает то, что на остальном Бали лишь слегка заметно: включение настоящего в безвременье балийского существования. Балийцы уже несколько десятилетий изображают на храмовых барельефах вторжение современности в свой мир богов. Мы видим здесь автомобили, самолеты, корабли… Очень впечатляюще выглядит велосипед, переднее колесо которого напоминает двойную ваджру («громовое оружие Индры»), а заднее — розетку в виде стилизованного цветка лотоса. Фигура велосипедиста с обеих сторон обрамлена цветами, так что он похож на посаженную на велосипед индийскую фею Падмапани.

По дороге из Кубутабахана в Сингараджу, портовый город Северного Бали, расположен Сангсит, местечко, ставшее знаменитым благодаря одному из красивейших ii интереснейших храмов Бали — храму богини риса Депи Сри.

Храм напоминает хитросплетения европейского маньеризма. Стены центральной молельни украшены великолепным растительным орнаментом, арабесками, восходящими спиралями так, что сказочные существа и демоны, владеющие этим изображенным миром, выглядят как скульптуры, помещенные в лабиринт, заполненный буйно разросшейся растительностью. Два далеко выступающих дерева со змееобразными ветвями усиливают впечатление гротеска, к которому часто прибегают архитектура и скульптура на севере Бали.

Святилища моря

Балийские святилища в честь морских богов не имеют большого архитектурного значения. Они состоят из крытых рисовой соломой, скромных, но заметных издалека благодаря своему местоположению кумирен. Как выдвинутые вперед форпосты в войне с наступающим врагом — морем с его мощными, бушующими волнами, высятся они на скалах и громадных рифах, обеспечивающих им божественную сохранность от постоянно набегающего штормового наката.

К северо-западу от Денпасара среди причудливых, подмываемых морскими волнами скал расположен Танах Лот, до которого можно добраться лишь по очень плохой дороге. Хотя по своим размерам он небольшой, по относится к немногим общенациональным храмам острова. К нему балийцы совершают паломничество, чтобы принести дары страшным демонам моря. Один раз в год они стекаются сюда со всех концов Бали для большого праздника жертвоприношений, который должен умиротворить угрожающих благополучию острова злых духов и уберечь остров от опасных наводнений. Недалеко в неглубоких пещерах живут священные змеи, ('.вернувшись в черпо-серебряный клубок, они таинственно мерцают в темноте своей чешуей. Во время приливов змеи оставляют убежище и уплывают на охоту в море.

На скале, круто обрывающейся в море с высоты почти ста метров, возвышается храм Пура Лахур Улу Вату. Оттуда хорошо видны сверкающие на солнце своей белизной известняковые скалы и бушующий прибой, который обгладывает их своими волнами. Улу Вату — это самый южный храм острова, расположенный на полуострове Бухит (Беноа) с его скудным, местами похожим на степь ландшафтом. По своим очертаниям полуостров похож на уменьшенную копию Бали, с которым он соединен лишь узким коридором. Легенда рассказывает, что скала, на которой стоит Пура Лахур, была когда-то кораблем богини Деви Дану (хранительницы моря), превращенным в камень. Теперь богиня обрела покой здесь, на берегу Бали, чтобы стать хранительницей острова.

Так же как Танах Лот, Улу Вату входит в число шести общенациональных храмов Бали; отсюда ясно, какое значение придают балийцы власти моря и необходимости его умиротворения.

Общебалийский храм Бесаких

Бали в своей древней истории и во время господства голландцев был расколот на несколько мелких княжеств. Однако, несмотря на это, всегда существовало национальное самосознание балийцев, объединяемое большими праздниками и обрядами жертвоприношения, что в полной мере относится и к находившимся так долго в полной изоляции аборигенам острова — бали ага. Так, в 1978 году на празднике Балигиа в Амлапуре видели большую процессию празднично одетых аборигенов провинции Карангасем.

Для того чтобы массы людей смогли встретиться и провести обряды жертвоприношения и очищения, в княжествах существуют общенациональные храмы, два самых красивых из них находятся в древних княжеских городах Бангли и Менгви. Как и многие значительные балийские храмы, происхождение которых восходит к древнейшим временам, они имеют ступенчатую структуру. Особенность их просторных строений составляют многочисленные, поднимающиеся вверх башни богов, «меру» с черными крышами, самое большое число которых доходит до одиннадцати, причем каждая крыша имеет отношение к какому-то божеству, священной горе или высоким княжеским предкам.

Старые политические границы, бывшие условными уже во времена господства голландцев, даже в периоды войн не мешали формированию общебалийского, подкрепленного религией и ее ритуалами народного самосознания. Даже наоборот. Перелистывая страницы ба-.пинской истории, мы видим, что всегда были храмы и (вязанные с этими храмами большие праздники. В них принимало и принимает участие все население острова.

Среди общенациональных храмов, из которых пять находятся на Бали, а шестой — на маленьком соседнем острове черепах Серангане, наибольшее значение имеет главное и самое древнее святилище балийцев Нура Бесаких, расположенное в восточной части острова на высоте около тысячи метров над уровнем моря, на южном склоне Гунунг Агунга и занимающее вместе со своими многочисленными отдельными комплексами большую площадь.

Общебалийский храм Бесаких наследует черты древебалийского ступенчатого храма, образцы которого мы видели на склонах вулканов Восточной Явы. Правда, многое указывает на то, что место, где стоит Бесаких, считалось священным еще в доисторические времена, поскольку поклонение могущественным горам, таким, как Гунунг Агунг, никак нельзя признать характерной чертой лишь индуизма. Оно встречается как у буддистов, так и во многих племенных религиях. Их происхождение мы наверняка, хотя это исторически и не доказано, должны искать в мегалитической культуре, от которой на Бали остались, к сожалению, лишь немногие свидетельства. Там, где они имеются, не делается практически ничего для их изучения. Так, лишь недавно один швейцарский ученый обратил мое внимание на ряд пирамид из коралловых пород, расположенных на побережье в маленьком храме Санура, мимо которого ежедневно проходят сотни туристов, не удостаивая его вниманием. Своеобразие Бали, вероятно, и состоит в том, что остров, несмотря на увеличение количества туристов, отдает свои тайны постепенно и не до конца.

Храм Бесаких служит тому подтверждением. Балийцы называют его храмом-матерью. Никто точно не знает происхождение этого названия. Может быть, оно восходит к древним культам плодородия, а возможно, в основу его положена вера в исходящий отсюда, все соединяющий балииндуизм, высший принцип которого проявляется в возвышающемся над храмом Гунунг Агунге.

По балийскому поверью, высший бог и самая высокая гора идентичны. Шива — как Махадева, главный бог, и Гунунг Агунг — как Махамеру, самая высокая горя, соответствуют друг другу. Местом их священного отождествления и поклонения им служит для всего балийского народа Пура Бесаких.

Этот храм представляет собой комплекс из трех основных святилищ и многочисленных малых храмов, присоединенных к нему на протяжении столетий.

Некоторые из них посвящены семействам балийской древней знати. Четыре храма, расположенные непосредственно перед главным святилищем у старой дороги паломников, последний отрезок которой и сегодня верующим и иностранным посетителям приходится проделывать пешком, — лишь промежуточные звенья на пути к самому священному, имя которому — Пура Панатаран Агунг.

Первый из этих храмов расположен справа от дороги. Он называется Бангун Сакти («Пробуждение мистической силы») и посвящен дракону Антабоге. Слева за ним следует принадлежащий Махадеве Улун кулкул («Источник перезвона»). Следующий маленький храм справа построен в честь богини плодородия Батари Сри.

Когда последние остановки на пути паломников остаются позади, оказываешься перед круто поднимающейся высокой лестницей, ведущей к Чанди бентар («Храму мертвых»), к раскрытым настежь средним воротам главного храма Пура Панатаран Агунг. Этот храм по-индуистской цветовой символике представляет собой «белую середину» и посвящен Шиве и его ипостаси Ишваре. Западный храм, Пура Бату Мадег («Храм стоящего камня»), который содержат князья Бангли, посвящен Вишну, и его символический цвет — черный. Пура Дангин Кретег, храм, расположенный к востоку от моста, содержится Карангасемом и посвящен Брахме, богу огня, который в более поздней индуистской мифологии превратился в бога-творца. Причиной тому, вероятно, древние представления о первоначальной стадии земли как об огненном шаре. Здесь же, в Бесаких, человек всегда находится рядом с этим раскаленным докрасна первоначалом, временами вырывающимся из недр Гунунг Агунга: символический цвет Брахмы — красный.

Но не только начало и расцвет жизни манифестируются в этих храмах индуистской троицы богов, места для которых мы находим в центральном дворе главного святилища, но и уничтожение, смерть. Ведь Шива, почитаемый здесь во всех его ипостасях, представляет собой для верующего индуиста персонифицированный, обожествленный, дуалистический принцип нашего существования. Он и создатель и разрушитель. Добро и зло исходит из одного источника, как жизнь и смерть. Распахнутые настежь ворота у входа к храму — это намек и на смерть. Своим названием («Храм мертвых») он напоминает храмы мертвых на Восточной Яве и Гунунг Кави на Бали и является прообразом бесчисленных кумирен и балийских деревнях.

Далее по пути наверх мы минуем ворота с перекрытием, за которыми находятся два строения с крышами, лежащими лишь на одном центральном столбе. Балиец называет их «бале онгкара». Онгкара по-балийски то же самoe, что священный однослог АУМ из санскрита, который в заклинании-мантре символизирует триединство. А соответствует Брахме, «У» — Вишну и «М» — Ишнаре, почитаемой здесь форме Шивы.

На главном дворе центрального святилища находится «санггар агунг» — место великой троицы, святого триединства Бесаких. Остальные боги собираются, согласно балийскому поверью, по большим праздникам в Бале Иусамухан Агунге, где они принимают жертвоприношения верующих.

В этом дворе дается также благословение и проводятся священные трапезы с богами и предками. В большим павильоне в левом заднем дворе располагается обычно священный гамелан, сопровождающий церемонии.

Наибольшее впечатление производят многочисленные башни богов меру с тремя, пятью, семью, девятью и одиннадцатью крышами, разбросанные по всей территории храма. Благодаря им Бесаких виден издалека. Это самые крайние юго восточные образцы на земле, древнейшие храмовые сооружения, называвшиеся в Индии каменного века «тумули» («каменные гробницы»). Наиболее значительные примеры таких сооружений — обнаруженные лишь в нашем веке ступы, содержащие реликвии Гаутамы.

Они стали предшественниками таких более поздних сооружений, выстроенных по их подобию, как тибетский хортеп, цейлонская дагоба и распространившаяся от Юго-Восточной Азии до Японии пагода. Меру наиболее простая, однако не менее впечатляющая разновидность этих молелен, которые вначале были местом хранения реликвий, а сегодня являются символами мистических будд или различных проявлений индуистских богов.

Сходство меру с хортенами и пагодами можно заметить, заглянув внутрь строений. Оно проявляется в структуре, которая нашла свое самое яркое выражение в Боробудуре, наиболее значительном буддийском храме на земле. Это сакральный квадрат, в который вписаны окружности. Такая фигура называется «мандала», важнейший объект медитации буддизма (махаяны), а также всех тантристских форм в буддизме и индуизме.

Путеводитель по Бали не дает полного представления о меру с их различным числом черных крыш, о значении исключительно тонкой дифференциации божественной символики, отражающейся в этих простых и тем не менее выразительных башнях. Так, стоящая на западной стороне верхней террасы меру с одиннадцатью крышами построена не в честь Шивы, как принято считать, а в честь Рату Маник Мекетела. Если спросить священнослужителей о задачах и значении этого божества, можно получить самые разноречивые ответы, так как имя бога, живущего в меру с одиннадцатью крышами, древнебалийское. Может быть, оно появилось в доиндийские времена и идентично древнему, магико-анимистическому божеству Гунунг Агунгу. У меру, сооруженной в честь Иды Сангхьянг Кубакара, девять крыш. Внутри ее хранится паланкин, который во время ритуальных процессий служит богам троном.

На предпоследней террасе главного святилища кроме многочисленных больших меру, из которых важнейшее — Рату Мас, место для богослужения в честь Дева Агунга, одной из придаваемых горе ипостасей Шивы, находится очень скромная меру, у которой всего три крыши. Она называется «кехен», и в ней хранятся реликвии храма — две деревянные доски, исписанные текстами, относящимися к XIV веку, к эпохе Маджапахита. Однако мистическое содержание текста с помощью перевода расшифровать не удалось.

Создается впечатление, что лишь немногие брахманские священнослужители в состоянии понять глубинную суть и тайны индуизма с его анимистическими и тантристскими вариантами. Разговор с ними о религиозных основах балийской жизни и ее многообразных традициях не может сдвинуться с мертвой точки и всякий раз теряется в лабиринтах схем, поясняющих сущность триединства Шива — Вишну — Брахма и местных островных богов, таких, как Деви Сри — богиня риса или Бома — дух-хранитель храмов.

Действительно, история и мифология балийского индуизма еще не написаны. Тот, кто отважится на это, должен будет прежде всего проанализировать сотни не переведенных до сих пор рукописей, чтобы хотя бы приблизительно понять сложность балийского пантеона и суметь интерпретировать его.

Даже об общебалийском храме Бесаких и его многообразных функциях в индо-балийском ритуале имеются лишь отдельные исследования, но нет резюмирующего изложения. Институту Хинду-Дхарма в Денпасаре, очевидно, стоило бы заняться этой важной задачей, тем более что такое исследование будет приветствовать не только этнограф или специалист по вопросам религии, по и каждый балиец, который хотел бы заняться изучением проблем происхождения и смысла своей религии. Ведь до сегодняшнего дня между религиозными действиями балийца и его пониманием значения этих действий существует большое расхождение.

Таким образом, и храм Бесаких в детальных взаимосвязях его мифологических функций остается местом нераскрытых тайн, что особенно отчетливо проявляется во время больших храмовых праздников, поскольку именно тогда внешняя церемония распространяется и на внутренние процессы, которые даже в своих редких словесных формах выражения, священных песнопениях, не дают объяснения относительно их взаимосвязей и детальных функций.

Это тем более достойно сожаления, что храм Бесаких — место важнейших религиозных церемоний, которые проводятся на Бали во имя общности населения острова. Существуют праздники, отмечаемые ежегодно, другие — каждые десять лет и, наконец, один, который бывает всего один раз в «балийском столетии». Название этого праздника, неизвестное большинству балийцев, — Эка Даса Рудра.